Искусства и ремёсла

Кастиэль смотрит на ноутбуке «Моего Кровавого Валентина». Когда ему грустно, его всегда тянет или на отстойные ромкомы, или на отстойные ужастики. Сегодня день ужасов, и к середине фильма ему уже становится лучше. В дверь стучат. В проходе стоит Лиза. — Привет, Кастиэль. — Э… привет, Лиза. Дина нет. — Я знаю. Я хотела поговорить с тобой. — Она виновато, даже извиняющеся улыбается. Кастиэль тут же паникует. — О чём? — Можно мне войти? — Она мягко уходит от ответа, и ладно. Поколебавшись, он кивает и пропускает её. Она не оглядывается — она была здесь уже несчётное число раз, делая То, От Чего Дин Становится Таким Шумным — и садится на краешек кровати Дина. Кастиэль подавляет желание огрызнуться. — Вообще-то, — говорит она, — я бы хотела, если можно, посмотреть твои рисунки. Я знаю, что это странно, ты меня едва знаешь, но Дин просто не затыкается, а я знаю, что он не стал бы слагать оды тем, кто этого не заслуживает. — Её орехово-карие глаза, тёплые и добрые, напоминают Кастиэлю о Сэме. Интересно, заметил ли это Дин. — Я… да, конечно. — Вздохнув, он находит ближайший альбом и открывает его на случайной странице, где он рисовал дерево на школьном дворе — старый дуб с крепкими зелёными листьями, тянущимися к летнему небу. Кое-где на нём отслоилась кора, потому что считалось, что перед экзаменом нужно коснуться этого места. Кастиэлю всегда нравилось это дерево и казалось интересным. — Вот. Только не листай, пожалуйста, страницы, ещё не все рисунки закончены. — Не буду. — Она осторожно, как сокровище, берёт альбом. Кастиэль снова жалеет, что она Новая Девушка Дина, а не Просто Лиза; она бы ему понравилась. Она очень… обаятельная. — Это потрясающе, — негромко говорит она, проводя взглядом по тонким резким линиям. — Ты так подмечаешь детали. — Да как все. — Кастиэль пожимает плечами. — Нет, не так. — Она указывает на нарост на стволе. — Вот здесь большинство просто нарисовало бы нарост, и всё на этом. А ты же добавил эту крохотную-крохотную веточку, растущую посередине, и даже мёртвый листик на ней. Его едва видно, но он есть. — Она улыбается. — Будешь его раскрашивать? — Вряд ли. — Кастиэль неловко ёрзает. Странно слушать похвалы от той, на кого хочется наорать, но всё же приятно. Ему всегда нравились детали. Это он больше всего и любит в рисовании — крохотные мелочи, составляющие общую картину. Это как мозаика, и его захватывают её кусочки, а не готовый образ. — Я редко раскрашиваю рисунки. Она кивает. — Нравится чёрно-белое или просто нет времени? Я не считаю тебя ленивым, — быстро добавляет она. — В смысле, при взгляде на этот рисунок тебя можно назвать кем угодно, но не лентяем. Не сдержавшись, он издаёт смешок. — Нравится чёрно-белое. А ещё я не очень хорошо рисую тени, когда дело доходит до цветов. Всё выходит или слишком строго, или слишком пресно. — У меня тоже раньше так было. Я рисую в основном акрилом, но с оттенками просто запара. Но это дело опыта, как и почти всё в рисовании. Если хочешь, могу как-нибудь показать тебе пару приёмов. С удовольствием. — Нет, спасибо. Кастиэль не сразу осознаёт, что перепутал внутренний и внешний голоса. Ой. Улыбка Лизы тут же тает, но она пожимает плечами. — Ну ладно. Чёрно-белым тоже хорошо. — Она возвращает ему альбом. — А можно мне… посмотреть ещё рисунок Дина? Не хочу показаться наглой, просто интересно, как ты его изобразил. Нет, лучше не стоит. — Конечно, без проблем. Кастиэль идёт за любимым альбомом. Он даже не знает, что побудило его это сделать — явно не просьба Лизы. Может, дьявол на ухо нашептал. Но когда он, раскрыв, отдаёт его ей, её глаза широко распахиваются. — Ух ты, — говорит она — почти шепчет. Какое-то время она молчит, просто таращась на рисунок. На обнажённую спину и широкие плечи Дина, на серые разбросанные по телу веснушки (его Кастиэль тоже не стал раскрашивать), на его ясные довольные глаза, глядящие прямо на неё. Кастиэль тут же жалеет о решении показать ей этот набросок, хотя, с другой стороны, ощущает почти дикую радость. Будто Дин сломал что-то между ними, раскрыв их секрет, а Кастиэль ему отплатил. В этом нет смысла, но в его жизни его нет уже давно. — Это прекрасно, Кастиэль, — тихо говорит Лиза. — Я даже не… у меня нет слов. Я понимаю, почему Дин захотел тебе позировать — он вышел так по-настоящему. О да, ты-то знаешь. — Спасибо большое. — И как долго ты его рисовал? — наконец спрашивает Лиза, впервые оторвав взгляд от рисунка. — В сумме? Около семи часов. — И понятно, почему. Просто… ух. — Они какое-то время сидят молча. Лиза отсутствующе проводит пальцем по краю листа, не касаясь самого рисунка, и Кастиэль это ценит. — Знаешь, — наконец говорит она, — мне жаль, что ты чувствуешь себя так, будто я его у тебя отнимаю. — Прости? — Она будто вылила на него ведро холодной воды. — Я не знаю, скучаешь ли ты по его дружбе или это что-то большее, но я вижу, что не очень тебе нравлюсь. — Она улыбается — искренне, как ни странно. — Наверное, потому, что сейчас он проводит со мной много времени. — Я… как, э… — Кастиэль складывает руки на коленях и смотрит на них. Лучше ничего не говорить, потому что любое слово может оказаться лишним. — Он всегда говорит о тебе. — Лиза кладёт альбом на кровать Кастиэля, рядом с ним, и отодвигается. — Какой ты впечатлительный, радостный и умный. Ты его лучший друг — после Сэма. Но последнее время он не знает, что с тобой не так. — Она пожимает плечами. — Я, конечно, могу полностью ошибаться, и если так, то я извиняюсь, но… мне кажется, это не так. — Её улыбка становится мягче, а голос тише. — Или так? Да, да, да, прекрати говорить и прекрати признаваться, просто… просто заткнись, ладно? Ты НИЧЕГО не знаешь обо мне, о Дине, о Сэме, и… — Нет. — Он говорит так тихо, что не уверен, что она вообще его слышит. — Нет. Лиза кивает. — Хочешь поговорить об этом? Я… хотела бы помочь. Если могу. НЕТ. НЕТ, НЕ ХОЧУ. Он пожимает плечами и закрывает альбом, но оставляет его на прежнем месте. — Прости, — говорит она. Он не знает, за что она просит прощения, но кажется и правда виноватой. — Ты ни при чём. — Знаешь, наверное. — Она грустно улыбается. — Но я забочусь о Дине. Я не… ну, не увожу его. — Я так и не думал. У Дина слишком хороший вкус для этого. — И в друзьях тоже. — Кастиэлю вдруг резко и беспричинно хочется заплакать. Вместо этого он пожимает плечами. — Прости, Кастиэль. Я не стану заставлять тебя общаться с нами и хорошо ко мне относиться. Но насчёт рисунков я не лгала. Они прекрасны. — Спасибо. Я тоже не лгал насчёт согласия с твоими советами. — Кастиэль улыбается, как ни странно, совершенно искренне. — Хорошо. Просто, наверное, не сейчас? — она хихикает. — Нет. Не сейчас.