Искусства и ремёсла

Глава, в которой Кастиэль вытаскивает на поверхность то, что, может, и не стоило. Когда Дин наконец возвращается, уже вторая половина дня, и Кастиэль рисует. Он ещё не уверен, что хочет изобразить — рука иногда движется словно сама по себе, как будто он открывает что-то, уже нарисовав. Это третий рисунок за сегодня; первым был не особо удачный набросок Габриэля, и это… освобождает. Он скучал по рисованию, по выведению линий до тех пор, пока не заболят глаза и не заколет в пальцах. Голова перестала болеть, и Габриэль ушёл к себе, принять душ, а Кастиэль чувствует… странное беспокойство. Как будто что-то зудит под кожей; душ не помог. Он не жалеет о происшедшем, просто… он не знает. — Привет. — Он кивает плюхнувшемуся на кровать и сбросившему обувь и куртку Дину. — Плохое утро? — Худшее, — бормочет Дин, корча рожицу. — До сих пор чувствую себя отстойно. — Он трёт лицо. — Пойду в душ. Ты… в порядке? — Он как-то странно и непривычно пристально смотрит, и Кастиэль моргает. — Да, конечно. А не должен? — Яркая улыбка. Хорошая улыбка. Так ведь? Так. — Ну что ты, — как-то быстро и как-то громко выпаливает Дин; кончики его ушей розовеют. Хм. — Нет, я просто… не знаю. Видел носок на ручке, так что… — Он неловко полупожимает плечами. — Кто бы ни… я в душ. — И он уносится так, будто его зад горит. Таращась на дверь, Кастиэль пытается понять, но в итоге сдаётся и возвращается к наброску. Выходит какое-то существо. Не животное, хотя похоже; может, сфинкс. Или химера. Дин торчит в душе дольше обычного; они живут вместе уже почти год, и у них выработалась рутина. Обычно он моется десять минут. Иногда пятнадцать, но это когда у него долго никого не было, и сейчас явно не тот случай, но всё же он выходит из душа через двадцать минут, с полотенцем на талии. По его обнажённой груди стекают капельки воды; он наклоняется достать трусы, и Кастиэль изо всех сил (как и всегда) старается не смотреть. — Ты рано ушёл, — говорит Дин, забравшись под одеяло, чтобы там одеться. Он всё ещё какой-то бледный. Похмелья у него проходят дольше и труднее, чем у Кастиэля. — Да. Ты был занят обжиманиями, а я устал. — Может, это похмелье, может, мысленный образ прижимающихся друг к другу Дина и Лизы, но Кастиэль какой-то беспокойный и почти… вспыльчивый. Будь у него крылья (что за странная мысль), они бы сейчас здорово трепетали. — Ну, ты и сам выглядел занятым. — Дин подмигивает. Из-под одеяла выглядывает только его голова со всё ещё влажными торчащими во все стороны волосами. — Габриэль? Серьёзно? — Трудно поверить, да? — Кастиэль пытается сохранить как можно более нейтральную интонацию и рисует хвост существа. Он должен быть шипастый, не пушистый; об этом, а не о раздражающем лице Дина он и заставляет себя думать. — Нет, я не… — Дин корчит рожицу. — Я не это имел в виду. Я просто думал, он гетеро. Ну и… не знаю, он вроде не в твоём вкусе? — Дин шебуршит под одеялом, наверное, пожимая плечами. — Ну, видимо, он в основном гетеро. — Кастиэль стирает кончик хвоста и рисует заново. Там должна быть голова — змеиная. — И чего это он не в моём вкусе? — Дин, конечно, прав. Габриэль ни разу не в его вкусе. Но он не скажет этого Дину; не ему судить. — Может, и в моём. — Ладно. Ладно, я… конечно, я понятия не имею, откуда мне. — Дин таращится в пол со странно напряжённой улыбкой. — Я просто… не ожидал, вот и всё. — Ну, честно говоря, я тоже. — Маленькие шипчики, особенно у кончика. А у задних ног должны быть… копыта? Да он понятия уже не имеет, кого рисует. Но это весело. Давно уже он не играл вот так с анатомией; хотя это далеко от его специальности, это всё же практика. На этом можно сосредоточиться. И не смотреть на Дина. — Ну… и как это было? — Дин снова пытается изобразить фривольную улыбку. — В смысле, я видел носок, так что… ну, знаешь. Ведь было? — Да, твоё предположение верно, — напряжённо улыбается Кастиэль. — И было неплохо, спасибо. — Неплохо? Просто неплохо? О да, Габриэль просто открыл для тебя целый мир. — Знаешь что? Отвали. Моя сексуальная жизнь тебя не касается, Дин. Габриэль не виноват, что он не тот, кого хотел Кастиэль. А насмешки Дина над его «настоящим» первым разом — не то, что ему сейчас нужно. Все приятные после-ощущения испарились, и всё кажется мрачным и холодным. Моргнув, Дин закатывает глаза. — Прости, Кас. Боже. Просто непохоже, что было здорово, вот и всё. Его лицо почти спрятано, так что не видно, обижен он или просто ворчит. Но он всё равно давит и всё равно кажется самодовольным, и знаете что? Всему есть предел. — Что — тебе нужны подробности, Дин? — Кастиэль откладывает альбом и карандаш и садится. Он не знает, откуда взялся весь этот праведный гнев (ладно, всё он прекрасно знает), но ему уже не сдержаться, словно рот полон желчи. — Я был сверху. Габриэль шумный. Он просто потрясающе работает ртом, а от прикосновений к соскам ему щекотно. Ему нравится до боли тянуть за волосы, и он не прекращает грязные разговорчики; я и не думал, что это меня заведёт, но это так! Ещё рассказать? Каково было его трахать? В каких мы были позах? Потому что их было несколько! Ну же, Дин! Я делюсь с тобой, как ты со мной всеми своими завоеваниями! А ещё в следующий раз, когда мы с Гейбом будем трахаться, ты будешь сидеть за дверью и слушать все наши стоны и крики, как я слушал твои несколько чёртовых месяцев! Как насчёт этого?! Пристальный взгляд болотно-зелёных глаз Дина резче и холоднее, чем Кастиэлю когда-либо доводилось видеть. Его щёки и уши пылают, и после долгого, болезненного молчания он поднимается и надевает джинсы и футболку. Даже не обуваясь, он идёт к двери. — Я не знаю, какого хрена сейчас было, Кас, но я этого не заслуживаю. — С этими словами он хлопает дверью. Кастиэль какое-то время таращится на пустую кровать, упрямо не желая признавать последние две минуты своей жизни. Потом он берёт альбом и вырывает рисунок существа. Потом набросок Габриэля. А потом, потому что череп по-прежнему разрывает, и он не может дышать, — остальные. Все. Там по меньшей мере пять рисунков Дина, но ему плевать; он просто вырывает листы, сминая и с хриплыми вскриками кидая в стену. Половина приземляется на кровать Дина, остальные — на пол и его кровать, где и сам он сжимается в комочек законченного неудачника. Только полчаса спустя ему хватает воздуха и душевных сил добраться до телефона. Он нажимает четвёрку на быстром наборе и ждёт два гудка. — Алло? — Сэм, — хрипит Кастиэль. — Кас? Звучишь не очень, всё нормально? — Нет. — Кастиэль пытается заставить голос дрожать чуть меньше. — Не нормально. Я просто… — Он закрывает глаза и снова начинает задыхаться. — Я просто всё испортил. — Ты у себя в комнате? — решительно спрашивает Сэм. — Всё, там и оставайся. Буду через две минуты. Кастиэль просто роняет телефон и сжимается в ещё меньший комочек, прячась от мира. Он лежит так, пока дверь не открывается и его не обнимают длинные сильные руки.