История одного демона

      Нам уже известна судьба Кайма и бродячих танцовщиц после разговора с главой семьи Мотэл, а вот что же случилось с наследником? Давайте вернемся в тот момент, когда демон и юный вампир виделись последний раз…       После того, как Бальтазар с гневом выбежал из комнаты, где находился Кайм, он направился в свои покои, а его красные глаза, казалось, налились кровью и стали еще более красными из-за переполняющей его ненависти к своему отцу и к ни в чем неповинному демону. Вампир шел, сбивая все на своем пути, будь то просто предметы декора или тихо стоящие слуги. Наконец, добравшись до своей комнаты, парень громко захлопнул свою дверь, сразу же заперев ее.       — Чертов демон! Почему… почему отец выражает тебе больше почтения, чем к собственному сыну?! Ненавижу… Ненавижу тебя! — Бальтазар со всей силы швырнул в стену столик, за которым он вместе с Каймом ранее дружно сидел, учился, да и просто беседовал о жизни. Сейчас юноше было ненавистно все, что связывало его с фальшивым князем. В полете этот самый столик задел огромный семейный портрет, на котором была изображена счастливая семья Мотэл.       — Глава Мотэл… Глава главной семьи чистокровных вампиров не может бояться демонов… Отец… Ты… Я видел… Я точно видел страх в твоих глазах, когда ты разговаривал с ним… Ты не достоин быть главой… Я избавлю тебя от непосильной ноши и займу место главы вместо тебя вопреки твоей воле. Такой как ты… отец… — Бальтазар медленно подошел к упавшему портрету, с ненавистью рассматривая его, замахнулся рукой, впервые выпустив когти, разрезал ими портрет, оставив на нем пять длинных рваных полос, полностью перечеркивающих лица Уильяма и Корнелии. — Такой, как ты, должен умереть… — с неким облегчением произнес он, совершенно позабыв о том, что при первой встрече боялся Кайма намного сильнее своего отца и даже взывал к помощи.       Довольный своими действиями, юноша поправил свой кафтан и прическу. С ехидной улыбкой открыв замок на тяжелой двери, он вышел из комнаты, блуждая по коридорам замка в поисках самого слабого и боязливого слуги. Не встретив ни одного из них, ведь все были задействованы на балу, Бальтазар решил пойти к проверенному подчиненному, которого никто и не будет искать. Парень, минуя длинные коридоры потайных ходов, вышел в конюшню, где конюх по имени Дин чистил копыта одного из личных жеребцов Уильяма.       — Тут как всегда смердит… — все еще улыбаясь, произнес Мотэл, наигранно отмахивая рукой запах. — Эти лошади выглядят более опрятно, чем ты. Дин, где блуждает эта… как там ее звали? Элли?       — Эванжелина, Господин, — отложив свои дела, конюх отряхнул свою грязную одежду и почтенно поклонился хозяину. — Все, что Вам угодно от моей дочери, могу выполнить я, сэр. Простите меня, старого, но малышка Эви покинула поместье…       Конюх намеренно не стал говорить Бальтазару о том, что Эви отправилась служить Князю Кемоно, ведь он прекрасно знал, что без разрешения хозяев ее ждет тяжелое наказание, которое сломало бы малышке жизнь.       — Что?! — в гневе прокричал вампир. — Как она посмела?! Где она, говори, смерд! — вампир вцепился руками в одежду слуги, сильно ее сжимая и чуть приподняв мужчину над землей. Бальтазара мало сейчас заботило то, что его сущность вампира может раскрыться. Его сердце было переполнено ненавистью, а в мыслях была лишь одна мысль — отомстить.       — Видит Бог, я не знаю, Господин! — мужчина не сопротивлялся, но от такой неожиданной силы юного Мотэла у старика чуть ли не отнялся дар речи. Он со страхом смотрел на юношу, и, наконец пересилив этот страх, умоляюще произнес:       — Милорд, я накопил достаточно, чтобы выкупить свободу моей Эванжелины, прошу, не преследуйте мою глупую дочь… Накажите меня, я все вытерплю, любой Ваш каприз! — в отчаянии кричал конюх, будучи готовым к самым унизительным приказам.       — Да кому ты нужен! Мерзость, меня тошнит от тебя, олух! — парень отпустил конюха, а затем со всей силы пнул его, да так, что тот отлетел в стенку, разбив себе голову. Густая кровь потекла по лицу мужчины, залив его правый глаз, а лошади, почуяв кровь, начали волноваться и ржать. Бальтазар с удивлением смотрел на то, что сделал, впервые ощутив в себе новую, раннее неизвестную ему силу.       — Так это и есть сила, которую отец не хотел мне открывать? Ха… Ха-ха-ха-ха! — прислонив ладонь к своему лбу, безумный смех парня наполнил всю конюшню, отчего лошади затихли, почуяв страх и свою беспомощность перед пробудившимся хищником. Эта глухая тишина резала слух вампира…       — Что это? Что это за звук? — прошептал Мотэл, ища источник звучания. Тудум-тудум… Тудум-тудум… Тудум-тудум… Тудум… Тудум…       — Вот! Опять! И что… что это со мной? — Бальтазар руками держался за свою голову, словно сходя с ума от этого стука, шатаясь в забвении по конюшне. Это был стук еще бьющегося сердца несчастного конюха, что был на краю смерти после столь сильного удара о стену.       — Этот запах… Как же сладко! — словно в неком трансе, вампир подошел к еще дышащему телу Дина, приблизив свое лицо к лицу конюха. Вытерев кровь с лица мужчины своей ладонью, Бальтазар приблизил руку с своему носу в желании получше распробовать этот запах. — Сладко… очень сладко… — шептал вампир, не понимая сам, что в нем проснулись инстинкты, а его тело автоматически приняло свою истинную форму: его раннее незаметные, но острые как бритва клыки стали больше, ногти на руках выросли, а его тело дрожало от предвкушения трапезы. Лизнув свою руку, юноша сильно вздрогнул.       — Это же… еще… я хочу еще… Еще! — кричал он в пустоту, сам не заметив, как впился своими зубами в шею конюха, который был не в силах даже закричать. Постепенно последние силы угасали, а сознание покинуло Дина, уходя в небытие, вместе с его убывающей кровью, которую голодный вампир с жадностью пил.       Наступила тишина. Стука сердца больше не было слышно. Лишь еле заметное сопение лошадей могло возвратить напитавшегося вампира в реальность. Полностью обескровленное тело конюха глухо упало на деревянный пол.       — Ха… Ха-ха-ха! — снова раздался безумный смех вампира. — Что это за великолепное чувство? Власть, сила, мощь! Это… это и есть я?.. Великолепно… Великолепно! — кричал он, разведя руки в стороны и кружась на месте, словно одержимый. — Это чувство… Я словно могу сделать все! Все!       Не обращая внимания на то, что его лицо было испачкано в крови, а видимая часть его белоснежной рубашки стала алого цвета, Бальтазар, гордо подняв голову, направился к парадному входу поместья, где как раз последние гости покидали бал. Одной из последних гостей уходила женщина в пестром желтом платье с налакированной высокой прической. Ее было легко узнать, тем более, что она была одной из тех приставучих дам, что пытались завоевать внимание мнимого Князя Кемоно.       — Как интересно выходит… Мои враги сами идут в мои руки? — подумал про себя Бальтазар, сияя своими ярко горящими глазами в тени колонны на выходе из замка. — Леди Гризельда из дома Айхенвальдов, если не ошибаюсь? — сладким, очаровывающим голосом произнес вампир, не выходя из тени. — Не составите ли мне аудиенцию в этот чудесный воскресный вечер?       Сначала женщина не узнала голос сына виновника торжества, но увидев в тени красные глаза, которые принадлежали только членам семейства Мотэл, Гризельда дала знак своей прислуге, чтобы те не ждали ее около кареты.       — Юный господин Мотэл! Боже, сначала Вы меня испугали, я право, не узнала Ваш голос. Давно вы стали столь очаровательны? — сразу же стала кокетничать дама, совершенно не стесняясь своего возраста.       — Ну что вы, миледи, я давно жаждал поговорить с Вами о возможном совместном будущем. Не составите ли мне компанию в прогулке по нашему чудесному саду? Только там довольно темно, ведь почти все гости ушли, и слуги уже потушили огни…       — Что Вы, милорд! Даже не может быть и речи об отказе! Ведите, мой милый, в этот чудесный вечер я ваша душой… — удостоверившись, что рядом нет лишних глаз и ушей, женщина подошла к юноше почти вплотную и прижалась к нему грудью, — и телом… — томно произнесла она для пущего эффекта.       — Не сомневаюсь в твердости ваших слов, Гризельда, прошу Вас, — Бальтазар обхватил рукой талию женщины, сильно сжав ее, а второй рукой, еле касаясь, он вырисовывал круги на ее шее, в это же время зачаровывая даму своим голосом. — Идите за мной, моя дорогая, я покажу вам, что мое молодое тело куда способнее тела жалкого князя, к которому весь вечер было приковано Ваше внимание…       От этих слов по телу женщины побежали мурашки, и та, без колебаний, последовала по пятам за вампиром, совершенно не замечая алых пятен на его лице и одежде в темноте, а ее сильный парфюм не позволил ей учуять железный запах еще свежей крови. Юный Мотэл вел женщину на задний двор замка, где его планам никто не смог бы помешать.       — Ах, милый Бальтазар… Мое тело просто трепещет в предвкушении… Что же Вы намереваетесь сделать со мной? — с наигранным стеснением произнесла Гризельда, вцепившись в левую руку парня и отворачивая лицо, прикрывая его ладонью.       — Я заставлю вас кричать, моя милая Гризельда, потерпите еще немного… — сказал абсолютную правду вампир. Как только эта парочка вышла на небольшую полянку, еле освещаемую лунным светом, Бальтазар развернул к себе женщину, начиная ласкать руками ее талию, шею и столь демонстрируемую всем грудь, нежно глядя в ее глаза, в которых явно читалась недальновидность этой дамы.       — Ох, юный Мотэл… какой же Вы негодник! — смеялась она, но ее крайне мерзкий смешок был прерван резким поцелуем Бальтазара. Его губы жадно впились в губы женщины, а его язык проникал в ее рот, щекоча нёбо и переплетаясь с ее языком. Парень кусал и жадно оттягивал губы Гризельды, таким образом «случайно» прокусив ее нижнюю губу.       — Ах! — хотела бы что-то сказать дама, но юноша с новой силой впился в ее губы, жадно пробуя ее кровь на вкус.       — Не кричите сейчас, госпожа Айхенвальд, еще рано… вы намного вкуснее того, что я пробовал недавно… — прошептал он ей на ухо, губами еле касаясь мочки уха, закрывая ее рот пальцами. Тело женщины содрагивалось при каждом прикосновении Бальтазара. Его губы целовали и покусывали ее кожу с самого уха, спускаясь все ниже и ниже, дойдя до места, где как раз находилась сонная артерия.       — Готовьтесь кричать, моя дорогая, вот только никто вас не услышит… — напоследок прошептал он.       — Ах, Бальтазар, я… А?! — глаза дамы округлились. — А-а-а-а! — закричала она, ведь резким движением вампир впился своими клыками в ее шею, быстро высасывая вместе с кровью и ее жизнь. Тело Гризельды обмякло и обессилело, постепенно превращаясь в обескровленный труп, сжимаемый в руках юноши.       — Ха… Ха-ха-ха-ха! И неужели такая как ты могла подумать, что все еще интересна кому-то, находящемуся в здравом уме? Жалкая старуха. Кровь у тебя вкуснее, чем у конюха, но от нее смердит не хуже. Никчемные люди, как только ваше существование терпит этот мир? — Бальтазар с отвращением отшвырнул тело Гризельды и широким шагом направился прямиком к главному входу в замок, в желании повидаться с отцом. Но по пути он услышал часто бьющееся сердце, звук которого доносился из-за деревьев.       — Значит, мы все же были не одни? Выходи, посмотрим на тебя, человечишка. Или ты хочешь, чтобы я первый пришел и поприветствовал тебя, как и эту мертвую леди? — нежно произнес Бальтазар, используя свое очарование вампира, которым еще толком не научился пользоваться.       Из-за того самого дерева вышла юная девушка, по виду, ровесница Бальтазара, она была одета в белое длинное платье с пришитыми у груди светло-коричневыми неумело сделанными цветами лилий, которые был прикрыты длинными вьющимися волосами коричневого цвета, местами выгоревшими под палящим солнцем, что говорило о том, что девушка много времени проводила за работой на улице. Девушка завороженно смотрела на вампира, поглощенная его грозной аурой.       — Нет, Господин… Я лишь Ваша презренная служанка, которая не достойна чести умереть от вашей белоснежной руки. Вам не стоит марать свои руки о мое жалкое тело, позвольте мне самой… — девушка достала из складок одежды небольшие ножницы, которыми обычно подрезают стебли цветов, и замахнулась, целясь в свою шею. Но она не успела. Перед этой служанкой уже стоял Бальтазар, крепко сжимающий руку девушки с ножницами, резким движением заставляя выбросить их подальше.       — Ты меня заинтересовала. Не боишься меня… Кто ты такая? — отпустив ее руку и взяв подбородок девушки в свою левую руку, произнес вампир, все еще использующий очарование. Но, как оказалось, этого и не нужно было делать…       — Как можно Вас бояться, Господин? Я… Мое имя Нэйна, я с самого детства помогаю своему отцу в цветочной лавке, а Ваш отец, Герцог Мотэл, наш главный клиент… Мы приходим сюда украшать ваше поместье каждый день… А я… Я полюбила Вас с того момента, когда впервые увидела… — робко говорила девушка, краснея от такой близости к объекту своего восхищения, но ее перебил юноша, не желая выслушивать то, что ему не интересно:       — Я этого не помню, и ни разу не видел ни тебя, ни твоего отца. Почему я должен тебе верить?       — Я обязана господину Бальтазару своей жизнью. Может, Вы не помните, но когда Вам было пять лет, я, как обычно, пришла в поместье и тогда… я была так восхищена замком и глазела по сторонам, стоя на краю лестницы, что нечаянно упала… А когда открыла глаза, я оказалась у Вас на руках… Вы тогда сразу же отпустили меня и сильно ударили по лицу за мою дерзость… Но знаете, хоть мне было и больно, я была счастлива… — по лицу девушки потекли горячие слезы. — Ведь тогда… Сам Бальтазар Мотэл обратил внимание на меня… И с тех пор, я каждый день приходила в замок, чтобы ухаживать за цветами… все, ради того, чтобы просто еще раз увидеть Вас, быть к Вам ближе…       — Довольно! Меня тошнит от твоих россказней! — резко оттолкнул подбородок девушки вампир, не в силах больше выслушивать полную нежности, из-за тонкого голоса девушки, историю, а девушка из-за этого упала на землю, но тут же оклемалась, вытерев рукавом платья свои слезы.       — Господин, молю! Не отворачивайтесь от меня! Позвольте мне быть рядом с Вами! Я готова быть даже Вашей собакой, мне не будет больше чести, чем эта участь! — Нэйна упала на колени и вцепилась маленькими ручками в подол кафтана юного Мотэла. — Молю Вас, нет другого хозяина для меня, чем Бальтазар Мотэл! Я ради Вас готова на все!       — На все, говоришь? — вампир ногой оттолкнул цветочницу так, что так упала на спину и не могла пошевелиться некоторое время. — Принеси мне голову своего отца на серебряном блюде и укрась его белыми розами и лилиями, покрашенными алым цветом его крови. Тогда я тебе поверю, а до тех пор, исчезни. А если кто-нибудь узнает о том, что я тут делал с леди Гризельдой, то твоя смерть будет слишком жестокой, чтобы описывать ее такой юной барышне, как ты, — после этих слов, Бальтазар развернулся и пошел куда и намеревался, к главному входу в поместье, оставив девушку лежать на пропитанной кровью аристократки земле.       Нэйна лежала и смотрела на звездное небо, не в силах понять, радоваться ли ей тому, что Бальтазар был готов признать ее верность, или же впасть в отчаяние из-за столь большой цены.       — Господин Бальтазар заметил меня… Мы будем вместе… нужно лишь… — говорила она сама с собой, а по ее щекам текли слезы. Наконец сделав для себя выбор, девушка повернула голову в сторону, куда вампир отбросил ее ножницы. Нэйна подползла к ним, собралась с силами и встала, шатаясь, идя в сторону своего дома, крепко сжимая в руках заветные ножницы. — Папочка…ты дома? У меня для тебя есть хорошая и плохая новость…       В это время Бальтазар широким неторопливым шагом уже шел по банкетному залу, где все слуги в суматохе убирали остатки еды и мусор, оставленные гостями. Тишина. Эту тишину нарушал лишь стук каблуков о мраморный пол. Все слуги, заметив юного наследника, полностью испачканного кровью, остолбенели.       — Великолепная ночь, не думаете? — обращался наследник к слугам, которые были околдованы ужасом, а они лишь смотрели на него не в силах даже пикнуть. — Хотя знаете, мне никогда не нравились эти белые розы… Они… слишком белые и светлые. Куда лучше смотрится красный свет, вы так не считаете? — парень остановился посреди зала и раскинул руки в стороны, запрокинув голову назад, наслаждаясь моментом. — А знаете, вы мне поможете это исправить… Каждый из вас! Разве это не чудесно?       Громко хлопнув в ладоши, Бальтазар потушил все огни в зале, вызвав панику среди людей. Крики, грохот падающей мебели, звуки ломающихся костей и проливающейся крови, и только лишь пара алых глаз скользили в этой тьме. Юноша упивался каждой каплей пролитой крови, ликовал при звуке каждого падающего трупа. Каждый новый крик боли вызывал улыбку на его лице. Больше всего ему нравилось видеть глаза своих слуг в тот момент, когда они осознавали, что его удар настиг их. Эти глаза всегда расширялись в ужасе, наполнявшем их до краев, а потом еле уловимый свет внутри их глаз угасал вместе с их жизнью. Бальтазар снова хлопнул в ладоши, включив свет. Вид разорванных тел, большинство из которых были полностью обескровлены, внутренности, висящие на поваленной и разломанной мебели, вызывали у юноши непередаваемый экстаз. Но больше всего его радовали белые розы, с которых на мраморный пол капала кровь, перекрашивающая белый мрамор в алый цвет. Парень глубоко вздохнул и громко выдохнул с сумасшедшей улыбкой на лице, после чего сел посреди зала на более-менее целый после погрома стул и стал дожидаться своего отца.       Уильям же не заставил долго себя ждать. Вбежав на огромной скорости в зал в поисках столь сильного сладкого аромата пролитой крови, Герцог застал своего сына сидячим посреди огромной лужи крови и держащего на коленях еще живую рыженькую служанку, которая была не в состоянии двигаться. Бальтазар неторопливо пил ее кровь, наслаждаясь каждой каплей, а в это время сила все больше переполняла его тело. Когти и клыки больше не возвращались в спокойное состояние, а его алые глаза сияли куда ярче, чем у главы семьи Мотэл. Отвлекшись от девушки, юноша с надменной улыбкой и крайне довольным взглядом смотрел на своего родителя, сделав вид, что не заметил его присутствия.       — О, папочка, что-то случилось? — с наигранной невинностью произнес парень, спихивая труп девушки на пол и поднимаясь со стула. — Ничего, что я тут немножко поиграл? Уильям в легкой растерянности смотрел на Бальтазара, искренне не понимая резкой смены его поведения.       — Что это значит?! — грозно прокричал Герцог, чье тело стало принимать боевую форму. Как и у младшего Мотэла, у Уильяма стали видны клыки и выросли когти, глаза же стали светиться, но их сияние было блеклым, по сравнению с сиянием глаз Бальтазара.       — Видишь ли папочка, я просто открыл настоящего себя… О, еще я открыл то, что главе нашего семейства не хватает духу противостоять какому-то жалкому демону… Знаешь, я много думал… Я ведь всегда ненавидел тебя, но все не мог найти повод, чтобы прикончить тебя, ведь я все же твой сын, все дела… А тут я обнаруживаю, что какие-то несчастные пару литров крови могут меня сделать в разы сильнее тебя, да еще и глава старейшей семьи вампиров проявил страх… Пора бы мне стать Герцогом Мотэл, поэтому, дорогой папочка, сделай мне подарочек, умри побыстрее.       С этими словами с неуловимой скоростью Бальтазар набросился на своего отца, одним мощным ударом отшвырнув его в лестницу, где они раннее приветствовали гостей. Уильям своим телом разбил мрамор, ставив вместо красивой лестницы лишь разбитые развалины, полностью покрытые щелями. Как только старый вампир попытался встать с места, сын свалил его обратно на землю. Уильям, отбросив тело Бальтазара с не меньшей силой в стену, еле успел перекатиться со спины, ведь юноша быстро оправился и нанес бы сильный удар с ноги в голову, но нога задела мраморный столб, отбив большую его часть, что сразу стала рассыпаться. Времени на раздумья не было, и Уильям, не мешкая, нанес удар своими острыми когтями в бок Бальтазару, и его темно-синяя кровь пролилась на белоснежную лестницу. Герцог повалил наземь сына, сдавливая его горло левой рукой и удерживая его руки правой. Но Бальтазар не желал сдаваться и с трудом протиснул одну ногу между ног отца, ловко ударив его в лицо. Он телом повалился в сторону, освобождая юношу от груза собственного веса. Парень встал и ударил отца еще раз, целясь в его медленно сочащуюся синей кровью рану, оставленной после сильного удара о лестницу. Но Уильям тоже не сдавался. Так отец и сын, стоя и злобно рыча, одновременно двинулись друг на друга в желании покончить этот бой одним ударом. Острые, как бритва, когти вампиров целились в небьющиеся сердца противника… И вот, за секунду до удара, Уильям убрал свою руку с намеченной цели. Но что же заставила его это сделать? В глубине души старый Герцог любил своего сына намного больше, чем кого-либо еще, и, естественно, над ним взял верх его родительский долг — защита своего ребенка, каким бы ужасным тот ни был. Наконец шум битвы прекратился. Мужчина резко дернулся и замер с закрытыми глазами, испытывая сильнейшую боль от ворвавшихся в его плоть когтей сына, но его лицо не было искажено болью. На лице Уильяма была улыбка, а из уголка его рта текла одинокая синяя капля крови.       — Твоя взяла, Бальтазар. Ты стал сильнее. Я рад… — хрипло произнес Герцог свои последние слова, после чего его тело посерело, покрылось трещинами и превратилось в пепел, который развеял легкий ветерок, влетевший в комнату через открытые настежь ворота замка.       Бальтазар еще долго стоял и осмысливал происходящее, смотря на свою ладонь, которой только что пронзил сердце собственного родителя.       — Чертов старик… Даже сейчас… — слеза покатилась по лицу юноши, его переполняли гнев, сожаление, облегчение и горечь утраты. Он настолько был поглощен этими своими противоречивыми чувствами, что не заметил, как в бальный зал, переступая трупы, пришла его мать, которая была все еще в своем нарядном черно-красном платье, а три белые роза все еще красовались на ее алых волосах.       — Бальтазар, — произнесла женщина, прекрасно понимая, что только произошло. Ее голос не отражал никаких чувств, что нельзя было сказать о юном Мотэле, что чуть ли не дрожал при виде матери после его поступка.       — Бальтазар… — повторила она, привлекая внимание сына, подойдя к нему вплотную и взяв в ладони его лицо. — Сынок… Рано или поздно это бы произошло, и твой отец знал об этом. Видишь ли, он, как и ты, убил своего отца в свое время, чтобы стать главой семьи, а его отец, твой дед, так же поступил и со своим родителем. Как только ты выпьешь мою кровь, станешь Герцогом Мотэлом по праву. Все бумаги Уильям уже давно подготовил, а аристократов оповестили о внезапной смерти Герцога Уильяма из-за сердечного приступа, а его жена, Корнелия, умерла от непереносимого горя. В итоге, судьба Мотэл теперь в твоих руках, сынок. Мы с твоим папой всегда гордились тобой. Прошу, не медли, отправь меня в своему папе… — женщина прислонила свою шею к губам Бальтазара, насильно заставляя впиться сына клыками в свою нежную кожу. — Да, мальчик мой, пей… и живи…       Юноша, плача и сжимая в объятьях мать, пил ее кровь, пока не выпил все до последней капли, а тело Корнелии в последствии превратилось в кучку пепла, которую тоже развеял ветер. Бальтазар стоял на коленях, окруженный людскими трупами и полностью погруженный в раздумья. Что ему делать? Как теперь жить? Да, он добился того, чего хотел, но парень больше не был уверен в том, что он хотел именно этого. Как раз в этот момент, еле шагая по залитому кровью полу, к сидячей фигуре вампира приближалась девушка, держа в руках большой серебряный поднос, накрытый крышкой. Это была никто иная, как Нэйна, чье платье было разорвано снизу, а клочки его плелись следом за девушкой. Ее глаза отражали боль и отчание, а ее губы были растянуты в кривой улыбке. Ее лицо больше напоминало искаженное лицо безумца, который наконец нашел свою цель в жизни.       — Господин… Я вернулась… — еле слышно произнесла девушка дрожащим голосом, садясь на колени перед Бальтазаром, ее карие глаза блестели в тусклом свете еще светящих волшебных шаров, но руки, держащие поднос, дрожали. — Теперь… теперь мой любимый Бальтазар поверит, что Нэйна верна своему господину, что Нэйна готова ради него на все? — служанка смотрела на вампира безумным взглядом, открывая крышку, которым был накрыт поднос. Перед глазами юноши лежала мертвая мужская голова с открытым ртом и закатившимися остекленевшими глазами, у головы еще виднелась шея, которая словно была кусками отгрызала от тела, а кровь все еще сочилась из нее. Голова лежала в центре блюда, а вокруг, с восхитительным умением, были распределены белые розы и лилии, которые, словно кисточкой, были покрашены в красный, покрашены ни чем иным, как кровью человека, чья голова и лежала на этом блюде… Капли крови звонко падали с лепестков на блюдо, создавая непередаваемое чувство отвращения и одновременно восхищения от мастерства флориста, составившего столь красивый букет…вокруг мертвой головы.       Бальтазар с изумлением смотрел на девушку, ведь он был более, чем уверен, что своим приказом он оттолкнет ее, заставив тем самым навсегда забыть его, но такого поворота событий не ожидал даже вампир. Он протянул руки к лицу Нэйны и приблизил его к своему, впившись в ее мягкие губы своими. Юноша сам не сильно понимал, зачем сделал это, но сразу после того, как он отодвинул свое лицо, он увидел, что служанка светилась то ли от счастья, то ли от переполняющего ее безумия.       — Г-господин… — еле произнесла она, но Бальтазар сразу же закрыл ее рот пальцем, давая знак замолчать.       — Отныне… ты моя… и ничья больше… — говорил вампир, тяжело дыша, — И теперь… мы построим свое будущее в этом замке… Только ты и я… А наши враги утонут в их же собственной крови…       — Да… Да! Нэйна навсегда ваша, любимый Бальтазар! — прокричала девушка, совершенно забыв о том, что их окружают трупы, включая блюдо с головой ее отца, что лежало недалеко от них, и бросилась обнимать хозяина ее сердца.       В эту ночь Бальтазар потерял свою семью и всех своих слуг, но он обрел власть, неведомую ему силу и преданную сердцем, телом и душой девушку. А Нэйна же, полностью перечеркнув свою прошлую жизнь, обрела счастье в поцелуе любимого человека, и с этим счастьем ее больше никто не сможет разлучить… Так и начался новый лист в жизни этих двоих. А о происшествии в поместье Мотэл никто так и не узнал, ведь все свидетели были убиты той же роковой ночью.