Butterfly

Pov Jimin. Проснувшись, я несколько минут лежу, не в силах разлепить глаза, покрасневшие и опухшие от слёз. На самом деле, я не помню практически ничего из того, что произошло вчера - или сегодня? - потому что всё смешалось в один постоянно повторяющийся серый отрезок времени. Тело болит от неудобной позы, в голове абсолютная пустота, оседающая тянущей болью в висках и затылке, и, наверное, это самое худшее, что я чувствовал за последние дни. Когда чувство, будто бы на грудь давит огромная каменная плита, усиливается, я заставляю себя с великим трудом разлепить тяжёлые веки. И тут же жалею об этом. Лучи солнца слепят глаза, причиняя адскую боль, я инстинктивно жмурюсь, прижимая ладони к лицу. Едва встав с кровати, я буквально падаю на нее обратно, будто получив удар, почти валюсь на пол, и только руками в последний момент удерживаюсь за матрац. Постепенно сознание приходит в норму, я снова встаю на ноги, уже увереннее, но всё ещё шатаюсь, не совсем оправившись ото сна. Оглядываясь по сторонам, с сожалением понимаю, что успел превратить комнату в настоящий маленький хаос. Выходить за пределы спальни вдруг совершенно не хочется, потому что вспоминаю, что и там немногим лучше. Босые ступни натыкаются на острые осколки чего-то, что, как я думаю, могло бы оказаться одной из моих любимых больших чашек, таких, в которых чая помещалось много-много, и можно было пить его, долго не вылезая из тёплого пледа. Тут и там разбросаны книги, письменные принадлежности, одежда и мелкая мебель. Оглядываю всё это и чувствую досаду вперемешку с печалью, потому что причина беспорядка тоже вспоминается. Много же мне придется убирать… На самом деле, уборка - это то, о чём я сейчас должен бы беспокоиться в первую очередь, но не получается. На душе все ещё чувствуется неприятный осадок от случившегося, ладони с пораненными пальцами невольно сжимаются в кулаки. Я чувствую себя так, будто меня кто-то выкинул из жизни и поместил в вакуум. Хочется снова забыться, закрыться в комнате и зашторить окна, спрятавшись от всего мира. Хочется сесть в темном углу комнаты-урагана и плакать навзрыд, бесконечно жалея себя. Это настолько заманчиво, что я почти поддаюсь слабости, однако успеваю вовремя одёрнуть себя, ибо понимаю, что на бесцельное медленное разрушение квартиры итак потратил слишком много бесценного времени. Однако ясно, как день, что так просто не будет. Слишком тёмное чувство поселилось на душе, от которого, пожалуй, будет совсем нелегко избавиться. Ещё раз окинув взглядом комнату, вид которой ожидаемо не вызвал у меня никаких тёплых чувств, я переступил через порог, направившись на кухню. Как я и думал, моя маленькая квартира превратилась в один сплошной бедлам. Оглядываясь по сторонам, я мог только удивляться такому количеству поломанных, разорванных или просто смятых вещей. Я и предположить не мог, что у меня вообще есть столько всего. В порыве гнева и обиды я разрушал всё, что только попадалось под руку, словно ослеп на какое-то время, не понимая, что творю, и только чувствуя острую боль во всём теле. Мне тогда так хотелось выразить её, что не нашёл ничего лучше, чем пройтись по квартире, как торнадо, и это казалось хорошей идеей. Сейчас же моё сердце сжимается от ужаса и сожаления, потому что всё это, растоптанное, помятое и разбитое - моё единственное имущество, восстановить которое или приобрести новое у меня совершено нет денег. Вздохнув я отправился на кухню, стараясь снова не оступиться, и вконец не изуродовать своё и без того ужасное, после ночи рыдания, лицо. - Ой! - вскрикнул я, неосторожно поранив ногу об один из осколков, и зажмурился от боли, - Будто на минном поле, честное слово!.. И, хоть старался двигаться как можно аккуратнее, я всё же ещё несколько раз наступил на осколки чего-то и поскользнулся на разбросанной одежде, пока добрался до кухни. Она также представляла собой совершенно ужасное зрелище, наверно, даже ещё более худшее, чем вся остальная квартира, ибо тут было больше всего посуды, осколки который одним единым слоем покрывали теперь весь пол небольшой комнаты, покоясь даже на перевёрнутых стульях и столе. Только увидев этот ужас, я почувствовал, что вот-вот лишусь чувств, и схватился за дверной косяк, удерживая себя от падения в это стеклянное острое море. Именно сейчас я ощутил всю тупость и отчаянность своего поступка и буквально почувствовал, насколько бессмысленным всё это было. Не видя больше никаких путей решения проблемы, я решил приняться за уборку прямо сейчас, откопав рядом с дверью ещё бабушкины веник и совок с отломанной ручкой, параллельно изранив руки, однако даже не обратил на это внимания. Не могу сказать, что работа шла спокойно и быстро - я постоянно натыкался на осколки или же случайно резался о них, пытаясь сгрузить в мусорные мешки. К тому же, было просто-напросто сложно в эти же мешки складывать собственноручно поломанные вещи, ради покупки которых я тяжело работал и которые совсем недавно были целыми - и такими же и оставались бы, если бы не моя истерика. Голод так же брал своё. Надо было хоть чем то забить желудок, хотя аппетита совсем не было, так что, когда кухня была приведена хотя бы в относительный порядок, я позволил себе присесть на уцелевший стул и вяло пожевать яблоко, которое стащил с верхней полки холодильника. Казалось, что это длилось вечность. Я то и дело забивал полностью огромные мешки, однако мусора будто бы только прибавлялось, в какой-то момент мне даже показалось, что он никогда не закончится. Когда я перешёл к спальне, в квартире постепенно начинало темнеть - и потемнело бы ещё раньше, если бы не сбитый карниз с шторами, который я пока отставил в угол комнаты - а я всё продолжал, не видя ни конца, ни края. Когда я уложил последнюю подушку, чуть разошедшуюся по шву, на кровать, и закрыл её пледом, было уже совсем темно. Только свет от уличных фонарей освещал пространство, бывшее когда-то уютным, а теперь, даже после всех моих стараний, казавшееся запустевшим и совершенно чужим. Я тяжело опустился на кровать, решив не включать свет, и бездумно уставился в противоположную стену, потирая болевшие от напряжения руки. Усталость давила на всё моё тело, оседая в натруженных мышцах и звеня в висках болью. В голове пульсирует мысль о том, что я что-то упустил, однако, сморенный уборкой, не развиваю её, начинаю даже медленно засыпать, наблюдая за отсветами фар на потолке, как вдруг… Вспоминаю про свой телефон. - Нет, нет, нет, нет, нет!.. - распахиваю глаза и мученически стону, отчаянно зарываясь пальцами в волосы. Дремоту тут же как рукой снимает, зато вот груз на душе становится куда более тяжким, - Господи, придётся же новый покупать… - голос хрипит, срывается к последнему слову. Перед глазами проносятся огромные для меня суммы, которые нужно теперь потратить, и кажется, что легче заснуть прямо тут и больше не просыпаться никогда. Настроение мигом падает ниже плинтуса, хотя ещё недавно казалось, что хуже некуда. Не в силах что-либо делать, я пролежал так ещё несколько минут, пытаясь полностью осознать все потери от совершенно идиотской истерики, которая хоть бы чем-то помогла… Но нет. По-прежнему слишком больно при одном только воспоминании, эта боль накладывается на расстройство от будущих трат и становится совсем плохо. Я никогда не был пессимистом, но сейчас почему-то совершенно не вижу положительного развития ситуации. Это же подумать только! Нашёл соулмейта и практически сразу же его потерял, буквально собственными руками разрушил всё, к чему так долго шёл, и неизвестно, скоро ли смогу это скрепить вместе хотя бы для видимости… Сон не идёт совершенно никак, хотя усталость по-прежнему чувствуется каждой клеточкой тела. Я перевожу взгляд на электронные часы. Перед глазами всё плывёт, поначалу я не вижу ничего, только какое-то месиво из теней и красного цвета, когда же различаю цифры, тихо вздыхаю, с нажимом проводя ладонями по лицу. - Полвторого, на самом деле… - голос опять хрипит, слова тянутся, как карамель, и разбиваются о тишину комнаты, - Когда же ты успокоишься?.. Стоит ли говорить, что эту ночь я провёл, не сомкнув глаз, и только беспокойно задремал на жалкие полчаса перед рассветом? *** Всегда говорили, что при ссоре или расставании соулмейты страдают так сильно, что и не описать словами. Я, если честно, верил этому, но не до конца - как это, из-за какой-то связи, которую даже глазами увидеть невозможно, человек может испытывать физическую боль? Это казалось, по меньшей мере, на четверть преувеличенным. Однако сейчас, когда мне пришлось самому столкнуться с таким явлением, оно больше не казалось таким метафоричным. Если честно, хотелось надавать себе прошлому подзатыльников, чтобы, во-первых, относился к Связи серьёзней, ну а во-вторых… чтобы никогда не принимал приглашения Чонгука посидеть в его клубе. Я смотрю на себя в зеркало на двери шкафа, и не вижу там ничего, что видел ранее. Огромная трещина с множеством ответвлений проходит прямо посреди стекла, и она будто прорезает моё отражение, показывает то, что было раньше скрыто от моих глаз. Осунувшееся лицо, покусанные бледные губы и залёгшие тени под уставшими глазами - это внешнее. Гораздо глубже тот, кто я есть сейчас - измотанный, отчаявшийся и разочарованный. На мне та же одежда, что и всегда: красная толстовка с капюшоном и большими карманами, джинсы с дырками на коленях и кепка, под которые я убрал загрязнившиеся волосы, как частенько делал после тренировок или выступлений. И нет в этой одежде ничего, что могло бы выдать моего состояния, я даже не знаю, хорошо это или плохо, сейчас для меня всё - никак. Взгляд цепляется за новую неглубокую царапину на щеке, я провожу по ней пальцем и поджимаю губы, когда не успевшая зажить кожица расходится, и выступают крошечные капельки крови. Я снова не помню, откуда у меня эта царапина. Возможно, успел себя задеть в приступе слепой злости, или, может быть, вчера, при уборке. Это, на самом деле, совершенно не важно, ибо результат всё равно один - на моём лице, итак за последнее время потерявшем «товарный праздничный вид», красуется царапина, нисколько не способствующая его возвращению. В кармане толстовки деньги, скопленные за несколько месяцев, уцелевшая чудом симка и помятый листочек - список того, что купить придётся обязательно. Я не хочу покупать абсолютно всё, что успел разбить или сломать, однако хотя бы посуда, телефон, еда и, возможно, некоторое количество косметики для маскировки убитости купить всё же нужно. И хоть денег довольно много, эти сбережения - всё, что у меня осталось. Придётся позже позвонить руководителю студии и правдами и неправдами «выбить» для себя дополнительные часы выступлений с другими студиями, хоть я не уверен, что в этом месяце вообще получу зарплату. Тяжёлый вздох так и застывает в груди задушенным хрипом, я только усмехаюсь хрипло, опуская глаза на руки, сжимающие алый подол кофты. Как- то сама приходит мысль о том, что теперь хочется постоянно только и делать, что вздыхать, потому что тяжёлый камень на душе совсем не хочет уничтожаться. Он ощущается почти физически, будто тянет меня на самое дно. Зря я не слушал тогда взрослых, потому что потревоженная связь - это действительно слишком больно, настолько, что выступает в уголках глаз горячей прозрачной жидкостью. И я вроде бы чувствую, что больше плакать просто невозможно, от этого только хуже и голова ко всему прочему раскалывается болью, но перестать никак не могу, будто кран открыли. Сегодня утром, замученный после бессонной ночи, я вспомнил о Чонгуке. Воспоминания эти отдались болью в грудной клетке, я не хотел даже думать о том, что он почувствует, когда я расскажу ему… А рассказать нужно обязательно. Я знаю Гуки слишком долго, я слишком люблю его для того, чтобы скрывать, как бы больно это ни было. Возможно, он уже знает, а я, как эгоист, упивался собственными страданиями, совершенно забыв про друга, хотя не должен был. Чонгук - единственный, кто был рядом, кто верил в меня, а я… Надо собраться с мыслями. Болезненно сморщившись, я отворачиваюсь от зеркала и иду в прихожую, чтобы, наконец-то, обуться. Пальцы мелко подрагивают, когда завязываю шнурки на кедах, поэтому весь процесс занимает куда больше времени, чем обычно. Стою несколько минут пред закрытой дверью, не в силах переступить через порог. Чувство скверное, хоть и совершенно не обоснованное. Будто бы там, снаружи, меня поджидает что-то ужасное, после чего я совсем не смогу оправиться. Это глупо, правда, никогда не боялся выходить из собственной квартиры, но теперь… Желания выходить куда-либо совсем нет. Усугубляется это тем, что я уже знаю, что буду чувствовать, будто каждый прохожий смотрит на меня и видит насквозь, хотя это совсем не так. - Плакса, - голос злой и хриплый, слишком резкий в тишине квартиры. Я с силой тру глаза, оставляя красные следы вокруг, несколько раз прыгаю на месте, чтобы развеяться, и, собравшись, толкаю дверь. Я настраиваю себя на то, что всё будет хорошо, это же всего лишь поход до магазина. Сжимаю ключи с дурацким брелком в пальцах, будто это может придать уверенности, и даже почти заставляю себя поверить. Становится немного легче, я поднимаю глаза, чтобы вставить их в замок, да так и замираю на месте, почувствовав, будто сердце остановилось. - Ты...? * * * Pov author. Комнату заливают тёплые лучи солнца, покрывая всё вокруг позолотой. Они путаются в складках одеяла и волосах парня, который, несмотря на ранний час, уже не спит. Улыбаясь уголками губ, он медленно водит указательным пальцем по щеке своего возлюбленного, искренне умиляясь от того, как тот щурится во сне, изредка морща свой милый носик, когда палец едва задевал самый кончик. Наблюдая за тем, как Чонгук причмокивает губами, сильнее зарываясь в одеяло, стараясь спрятаться от солнца и его прикосновений, Тэхён не может не думать о том, что его Пара - самый очаровательный человек во всей Вселенной. - Гукки~и, - еле слышно шепчет старший, приблизившись к лицу мальчишки, и, в общем-то, не особо надеется на то, что его услышат. Он просто хочет произнести имя Пары, и жмурится довольно от того, как садко оно оседает на его языке. Оказавшись близко настолько, что может сосчитать подрагивающие реснички, Ким не может удержаться и проводит губами по щеке младшего, вызвав у того лёгкий вздох. Тот начинает сильнее ворочаться, стараясь уйти от прикосновения, однако Тэ держит в объятиях крепко, так просто не выбраться. - Хен?.. - неуверенно тянет Чон, нахмурившись, и начинает всё же просыпаться, медленно потягиваясь и причмокивая губами. - Черт, и за что мне досталось такое чудо? Я что, в прошлой жизни планету спас, м?- Тэхён глупо хихикает, тиская Чонгука в объятьях, и тычется носом ему в шею, щекоча. - Не преувеличивай, хен! - Чонгук смущённо передёргивает плечами, ещё толком не проснувшийся, и, немного помедлив, зарывается непослушными пальцами в мягкие волосы хёна, расслабляясь в его руках. Рассмеявшись, старший подтягивается на руках и чмокает мальчишку в лоб перед тем, как, скрепя сердцем, отправиться в ванную. - Не скучай по мне, Гуки! - гогочет он, уварачиваясь от полетевший в спину подушки, и, когда разворачивается для воздушного поцелуя, врезается в стену и буквально падает в дверной проём. Из ванной слышатся уверения в том, что с ним всё в порядке, и Чонгук только качает головой, счастливо улыбаясь. Ещё немного понежившись в тёплой постели, Чон решает всё же подняться, хоть и не очень хочется. Встав на ноги, он ещё раз тянется, расслабляя мышцы, и медленно плетётся, пошатываясь, в ванную за старшим. Повернув кран, он, с совершенно спокойным и незаинтересованным лицом, молча умывается со всё ещё закрытыми глазами. Почистив зубы и всё ещё не разлепив век, Гук выходит из комнаты, оставив без внимания полуголого Тэхена, только собиравшегося снять пижамные штаны, в полнейшем ступоре. И только через несколько минут, в тот момент, когда Чонгук сидит на кухне, лениво кусая чуть лежалое печенье и ожидая закипания чайника, до него доходит, что же произошло. Он чуть ли не давится, лицо мальчишки тут же вспыхивает алым, румянец переходит на шею и уши, потому что только что он увидел полуголого Кима. Отложив в сторону печенье и закрыв лицо руками, Чонгук качает головой и сам раскачивается на табуретке, не в силах совладать с эмоциями. Это слишком для Гука сейчас, поэтому сердце колотится, как ненормальное, его биение отдаётся гулко в ушах, заглушая свист чайника. - А~а, да что же это такое?! - бормочет Чонгук, и, несколько раз пошлёпав себя ладошками по пылающим щекам, поднимается и спешит к плите, пытаясь предотвратить возгорание прихваток, неосторожно оставленных на крышке вопящего чайника. Ничего не подозревающий о состоянии младшего Тэхён, войдя на кухню через некоторое время, сразу чувствует приятный запах яичницы с беконом, и голодно сглатывает. Вытирая мокрые волосы полотенцем, он тихо проходит в помещение, и, присев на уголок, с интересом разглядывает спину суетящегося Гука. Тэхён не знает почему, но уши и шея младшего покрыты румянцем, и это так прелестно, что он не может сдержать улыбки. Чонгук же, даже не замечая присутствия хена, продолжает тихо напевать песню, что вертелась у него в голове. Смущение потихоньку отступало, оставляя за собой приятную теплоту, потому что это утро, встреченное с Парой - одно из самых лучших, несмотря даже на мелкие неприятности. Гук режет овощи, которые нашёл в холодильнике, в самом уголке нижней полки, для того, чтобы сделать полезный салат. Очевидно, Тэхён не являлся фанатом здоровой пищи, потому мальчишка хотел хоть немного, но дать его организму полезных веществ. Не одной же пиццей постоянно питаться, верно? Желая сложить нарезанные овощи в красивую тарелку, мальчишка откладывает нож и тянется к навесной полке. Всё же заметив притаившегося Тэхёна боковым зрением, Гук моментально тушуется, и, не зная куда себя деть, прячет руки за спину и медленно поворачивается к старшему, чувствуя, как щёки снова обдаёт жаром. - О, хён, ты пришёл! - немного наигранно говорит Гук, стараясь держать улыбку, и думает только о том, как глупо он выглядит в фартуке на пижаму, - А я тут нам завтрак готовил, и, ты знаешь... Я... Эммм… - мальчишка беспомощно обводит рукой столешницу, не в силах подобрать слова, и совсем сдувается, говоря все тише. В поисках поддержки он неуверенно смотрит на старшего из-под ресниц, однако тут же смущается прямого взгляда Кима, чуть поворачивая голову, чтобы не видеть. Уж больно он был странный. Как на зло, Тэхён тоже, кажется, ничего говорить не собирается, полностью захваченный разглядыванием мальчишки, и на кухне повисает тишина. Естественно, неловкая для Гука, который окончательно теряется и беспомощно переступает с ноги на ногу, не особо понимая, что же ему делать. - Эм... Хён? - наконец, говорит Чон, делая неуверенный шаг к старшему, да так и остонавивается. - А? - вскидывает брови Тэ, будто бы очнувшись от наваждения, и хлопает глазами с самым невинным выражением лица, на какое только способен. Чонгук против воли хихикает. - Ты чего так... смотришь? - он чертит руками в воздухе непонятную фигуру, видимо, стремясь объяснить образнее, Тэхён на это тянет губы в шкодливой улыбке и подаётся вперёд. - А ты чего такой милый, а? - склонив голову на бок, рыжий поднимается и начинает медленно подходить к Гуку, который, расширив глаза и открыв в удивлении рот, стал так же медленно пятиться, - Меня соблазнять решил, Куки? - Тэхён играет бровями и тянет к нему руки, и мальчишка, врезавшись поясницей в столешницу, решает сыграть на неожиданности. - Ты на что намекаешь, хен? - удивлённо вскинув брови, Гук надувает щёки, и, когда старший, поведшийся на напускное простодушие, подбирается почти вплотную, ловко подлезает у него под рукой и отбегает за стол, принимая оборонительную позицию, готовый защищаться до последнего. - Вопросом на вопрос, да, Гуки? - усмехается Тэхён, не очень довольный проделанным финтом, и, сложив руки на груди, осторожно подходит к столу, поманив младшего пальчиком, - Иди ко мне, крольчонок~ Воспользовавшись замешательством Гука, он медленно огибает стол и снова аккуратно подбирается к парню всё ближе. Чонгук замирает на месте, не зная, что делать, когда тот оказывается слишком близко. Совсем растерявшись, он решает сделать ставку на свою «милашность», которая приводит хёна в полнейший восторг и чуть ли не состояние нирваны. Я буду ненавидеть себя всю оставшуюся жизнь. - Пуинь… пуинь...? - кое-как выдавливает Чонгук, с трудом заставляя себя сделать подрагивающим кулачком кривоватое подобие движения кошки у щеки. Он прекрасно понимает, что выглядит глупо и совсем не мило, мальчишка готов сквозь землю провалиться от неловкости, однако на Тэхёна действует безотказно. Часто моргая, Ким останавливается. Руки, которые парень тянул к Гуку, безвольно опускаются по швам, он прикусывает губу, и, несколько раз моргнув, смеётся, заставляя тут же покраснеть своего макне. Тэхён, посмеиваясь, все-таки подходит к мальчишке, и, пока тот не сбежал, потянувшись, ласково треплет того за носик, отчего Чонгук, расслабившись, тоже начинает улыбаться. - Ну разве ты не прелесть? - шепчет он, переходя пальцами на пунцовую щёчку, и улыбается нежно, склонив голову к плечу, - Мой Гуки… Тэхён смотрит на мальчишку, и тепло внутри рыжего разливается яркой волной, накрывая полностью и погружая в пучину любви к этому обворожительному парнишке. Тэхён уверен, что бы Чонгук ни делал, он всегда будет смотреть на Пару вот так, потому что лишь одна улыбка Гука способна заставить его чувствовать себя счастливым. Один лишь взгляд на мальчишку может расслабить Тэ, который уже несколько дней напряжён и задумчив, ведь переживает за Юнги и его предназначенного. Тэхён помнит взгляд Пары хёна, полный боли и отчаянья, и ему самому становится больно. Такая, вроде бы, глупость, но тому рыжему пареньку от неё так плохо… Спасает только Чонгук, его личное солнышко и самый прекрасный и любимый человек, которого Тэхён знает. - Давай кушать, - расплылся в улыбке Тэ, пытаясь скрыть своё состояние, и наклоняется, чтобы мимолётно коснуться лбом лба мальчишки, - А то остынет же. Чонгук, не заметив ничего, вздрагивает и несётся к кухонной тумбе, начисто забывая о секундном смущении, а Тэхён, позволив на мгновенье переживаньям отразиться на лице, снова садиться за стол, опуская взгляд на руки.