Forest

- Ну, давай, пожалуйста, черт возьми, бессмысленное дерево! Стайлз сидит, скрестив ноги, на заднем дворе дома оборотней, если это, конечно, можно назвать задним двором. По мнению подростка, весь лес - один большой задний двор этого дома, теряющегося среди деревьев. Спину приятно греет тепло дерева, на которое он опирается, солнце пробивается сквозь зеленые листья, оставляя на земле пятнышки света среди подвижных теней, где-то совсем рядом лесные птицы заводят свои замысловатые песенки. Перед парнем лежит открытая потрепанная книга, а рядом, уверенно устремляясь ввысь, наивно веря, что удастся дотянуться до солнца, растет совсем еще крошечное молодое деревце, хрупкое, словно хрусталь, беззащитное, точно младенец. Стайлз собирается заставить его вырасти на столько, на сколько сможет, вынуждая энергию перетекать из его рук к деревцу. Ничего не выходит. - Черт, - шепотом разочарованно произносит мальчишка и откидывает голову назад, упираясь в ствол взрослого дерева. Если честно, он все еще не верит, что в нем есть хоть крупица того, о чем говорил Дитон. Ага, священное дерево выбрало его, заприметило сразу же, с того момента, как он ступил в лес. Но Неметон срублен. Кто знает, может, раньше он и выбирал сильных друидов, готовящих зелья и заставляющих землю дрожать под их ногами, но сейчас... Кто знает, кто знает, он срублен, может, он обезумел от боли, может, ему больше не стоит верить, когда тот укажет леденящим лесным дыханием на подростка, неуклюжего и нуждающегося в таблетках. Может, не стоит верить, когда древо окрестит мальчишку друидом и выжжет на его руке Агисхьяльм, который должен усилить и направить его магию, но магии нет в нем ни мизерной капельки. Может, он ошибся, как все иногда делают ошибки, и просто не хочет признавать это, укрепляя разваливающуюся конструкцию, изнутри проеденную термитами. Лес нашептывает что-то, лес, наполненный звуками, запахами и красками. Стайлз пускает мысли на самотек, позволяя себе раствориться в баюкающей атмосфере леса. Здесь прекрасно, на самом деле. Земля теплая, напитанная солнечным светом, растения всех оттенков зелени и жизнь, жизнь на каждом шагу. То тут, то там, пробегают пугливые рыжие белки, помахивая пушистыми хвостами и забираясь на деревья с космической скоростью, птицы щебечут, будто отовсюду сразу и, если повезет, можно увидеть зайца, несущегося в свою нору. Стайлз видел уже двух. Тихие и легкие, будто даже подкрадывающиеся шаги подросток отлично слышит еще до того, как это сможет напугать его. Он еще несколько секунд не меняет позы и не раскрывает глаз. Шаги останавливаются и он хлопает ресницами, следом осматривая остановившегося прямо перед ним Питера с парочкой тостов на тарелке в одной руке и стаканом молока в другой. На его лице играет извечная, но едва заметная маленькая улыбочка. - Привет, - выдыхает Стайлз и подтягивает себя, садясь ровнее на столько, на сколько может. - Это тебе от Эрики, - альфа плавно опускается на траву рядом с подростком, отдавая ему в руки стакан и ставя тарелку на чужие колени. - Не может спокойно смотреть, как ты сидишь тут целый день. - Передай ей спасибо, - говорит парень, уже откусывая рекордный кусок от тоста и запивая его молоком. - М-м, теплое... Я не пил теплого молока уже слишком давно, - он блаженно щурится и вытирает тыльной стороной ладони, в которой зажат надкушенный тост, молочные “усики”. Питер усмехается про себя, запоминая этот невинный детский образ. Волк внутри него беспокойно помахивает хвостом и рвется то ли растерзать, то ли покорно улечься в ноги, едва слышно скуля. А Стайлз беззаботно поглощает свой нехитрый перекус и на его губах блуждает довольная улыбка, заставляющая зверя метаться чуть больше с каждой новой секундой. Словно дразнящая нарастающая щекотка разрастается внутри, под кожей зудит сдерживаемая трансформация, проходясь по всему телу, а потом, когда пальцы уже подрагивают, готовясь выпустить острые когти, кости дергает, предвкушая волю волка, мужчина резко одергивает себя, точно хлестнув бичом по носу скалящегося хищника. Он медленно неслышно выдыхает, с наслаждением смакуя вкус ощущения, схожего с тем, как если бы уже вот-вот падающего самоубийцу вдруг дернули обратно, на твердую почву. Обидно, ведь ты уже был готов умереть. Но гораздо сильнее чувство облегчения, обрушивающегося в несоразмерно большом количестве, доводящего до крупной нервной дрожи от осознания того, что был в секунде от смерти, а теперь жив. Питер чувствует что-то похожее. В секунде от убийства. Розовый и белый, точно роза, мальчишка как-то подозрительно заглядывает оборотню в глаза, достаточно разнеженный, чтоб не разобраться в том, чего только что не произошло, но все еще не усыпленный, чувствующий какой-то подвох. Мужчина отводит взгляд. - Колдуешь? - Через несколько долгих секунд небрежно спрашивает Питер, кивая на раскрытую книгу, по страницам которой неспешно шествует маленькая гусеница. - Если бы, - обиженно тянет Стайлз, мигом забывая о чем-то неуловимо опасном, что чувствовал минуту назад. - Эта книжонка не помогает ни капли. Либо я никакой не маг. - Ну, то, что в тебе есть сила, даже сомнению подвергать не стоит, - словно объясняя очевидные вещи, говорит мужчина. - Но вот эти обучалки Дитона, могу поспорить, все состоят из рекомендаций соединиться с энергией природы, испив из священного источника. Никакой конкретики, расплывчатые фразы и обобщения. Мы это уже проходили. - Вот уж точно, - мальчишка невесело фыркает и наклоняется над ростком, который в будущем, если хорошенько повезет, должен стать большим сильным деревом. Ну, или если Стайлз сумеет сделать хоть что-то. - Может, я не знаю, что делать, но может, я просто не могу, потому что не тот, за кого меня принимают. - Так, ладно, дай сюда это великое наследие предков, - слегка насмешливо, но больше серьезно велит альфа и подросток недоверчиво передает на удивление крепкую книгу в чужие руки. Гусеница лениво ползает где-то в траве. - Ничего, ничего, - мужчина быстро пробегается глазами по страницам, бесстрастно перелистывая. - Что это вообще, философия? Стайлз бросает на него страдальческий взгляд и хмурится, сжимая губы в тонкую полоску. - Хорошо, отложим эту бесполезную вещь, - Питер распрямляет спину с волчьей грацией и ближе наклоняется к мальчишке. - Раньше у таких, как ты, было совсем другое обучение. Не без этих самых книг, конечно, но в них больше писалось, какие травы нужны для обряда воскрешения и при какой луне стоит тащить к корням Неметона первую жертву. И когда к моей старшей сестрице, едва переступившей порог двадцатилетия, приплелся напуганный мальчишка, его усадили на крыльцо и взрослый, уже уходящий друид учил его премудростям жизни. Сейчас Алан делает вид, будто ничего сверхъестественного в его жизни нет, да и старый священный пень не позволил бы ему приближаться к тебе с намерением научить. Я не знаю многого, чего тебе нужно будет знать, но кое-что я могу подсказать. - И ты подскажешь, как мне вырастить это деревце? - Посмотрим, что из этого выйдет, - усмехается мужчина. - Итак, первый урок - эмоции. Все здесь держится на эмоциях, они заправляют всем. Это чистая направленная энергия, тебе нужно только перевоплотить ее в то, что ты сам хочешь. - Конкретнее? - Воспоминания. Попробуй вспомнить что-то, что заставляет тебя чувствовать яркие эмоции. Не просто воспоминания, в которых ты что-то чувствовал раньше, а такие, с помощью которых ты почувствуешь это снова. А потом, вместо того, чтобы бесполезно расточать это повсюду, направь туда, куда хочешь, будто бы толчком. Достаточно конкретно? - Даже очень, - бормочет парень и набирает в легкие воздуха, бережно обхватывая хрупкий ствол маленького деревца. Он закрывает глаза, несколько секунд сидя в темноте и ничего не предпринимая. А потом он напрягается, выискивая в памяти что-то бесконечно радостное и запоминающееся. Первым приходит на ум воспоминание о его голах, благодаря которым он привел их школьную команду по лакроссу к победе. Яркое воспоминание, наполненное восторженными криками, запахом пота, сбитым дыханием и неверием. Стайлз отбрасывает его, пытаясь найти что-то более подходящее, но как назло, в голове становится отвратительно пусто, с редкими скучными обрывками школьных будней, забитых аддералом и вредной пищей. Ничего не остается, он возвращается к лакроссу и напрягается, пытаясь вернуться в тот день и ощутить все, что происходило. Как сейчас он вспоминает приятный холодный ветер, последние секунды матча и мяч, попадающий в сетку. Трибуны взрываются радостным ревом, а мальчишка еще стоит, не веря, заторможено переваривая случившееся. Рядом толпятся и толкаются, словно обезумевшие, члены его команды, а потом и он медленно улыбается и наконец-то начинает хохотать и радоваться вместе с остальными. Где-то его отец, перебарщивая с гордостью в голосе, без остановки кричит о том, что это его сын. Стайлз, кажется, слегка улыбается, балансируя между реальностью и прошлым, а затем напрягается, пытаясь сделать все так, как и сказал Питер. На какое-то мгновение он даже внушает себе, что росточек дерева в его ладони колыхнулся, устремляясь вверх, и подросток мигом открывает глаза, тут же разочарованно вытягиваясь. Даже не дрогнул. - Ладно, - подождав пару секунд, просто изрекает альфа. - Думаю, стоит попробовать что-то более действенное. - Что? - Парень как-то резко весь подбирается, ощетиниваясь, будто бы чувствуя. - Кажется, твое воспоминание было недостаточно подходящим. Возможно, для начала следовало бы попробовать что-то более простое: эмоции в настоящем времени, - мужчина внезапно оказывается намного ближе, чем был секунду назад, чем полагается в общении. - Знаешь, какая эмоция проявляется у человека ярче всего? - Какая? Стайлз задерживает дыхание и разом напрягается, чувствуя неестественно горячую ладонь, жгущую даже сквозь ткань джинс и едва заметно двигающуюся вверх по бедру. Он не может оторвать взгляд от голубых властных глаз Питера, будто бы оборотень вдруг обзавелся способностью к гипнозу. От него пышет жаром и чем-то по-звериному опасным. Мальчишка все еще бережно сжимает молодое деревце. А потом все, что он успевает увидеть, прежде чем сжаться в комок, крепко зажмуриваясь и скуля - это вспыхивающая ярко красным цветом радужка, оскал нечеловеческих зубов и рвущийся на волю волк, когда оборотень не говорит, но рычит, крепко сжимая пальцами с отросшими когтями-бритвами его бедро: - Страх. Подросток теряет время, которое он сидит, испуганно вжимаясь в ствол дерева и не дыша. Быть может, проходит несколько минут, а может, секунд, пока Стайлз достаточно приходит в себя, чтобы почувствовать успокаивающие поглаживания полностью человеческой ладони на его целиком невредимом бедре и жгучий жар в руке, слишком сильно сжимающей росток дерева. Он резко распахивает глаза, понимая, что сломал хрупкое растение, и так и застывает, приоткрыв рот. В его руке серой перегоревшей соломинкой лежат тлеющие останки молодого дерева. - Это всегда срабатывает, - вдруг звучит довольный голос Питера, чья рука все еще вырисовывает медленные круги чуть повыше его коленки. - Я не собирался сжигать его, - бесцветным голосом заявляет Стайлз. Он хотел бы разозлиться. Он хотел бы не чувствовать тихой радости от осознания, что он все таки что-то умеет. - Брось, - усмехается мужчина. Подросток поворачивается, заглядывая в спокойные, чуть прищуренные глаза, почти полностью справляясь с дрожью от мигнувшего воспоминания о зверином оскале на этом лице. - Ты еще успеешь стать принцессой леса, Белоснежка. Знаешь, это как бросить птенца из гнезда: да, неприятно, да, страшно, но взамен сладость полета до конца жизни. - Ну, или птенец разбивается, - в привычной ему манере фыркает мальчишка. Питер закатывает глаза и усмехается. - С тобой, я вижу, все в полном порядке. И теперь-то дела должны пойти в гору, как считаешь? *** Дела действительно идут в гору. Тот случай был будто бы каким-то толчком, открывающим двери в хранилище магической силы, заключенной внутри мальчишки. Неделя проходит в тренировках, чтении книг и постоянных неожиданностей из-за того, что Стайлз знает большое объемное ничего об этом всем. Два раза приезжает Дитон, имея удовольствие наблюдать, как подросток, после часа мучений, все же зажигает дрова в камине прикосновением. Доктору приходится съездить в город за чудодейственной мазью от ожогов и все время, пока он не возвращается, парень проводит, засунув руку под струю воды в кране. Джексон ржет. Стайлз говорит, что ему не жалко обжечься еще раз, ради того, чтобы подпалить Уиттмора. Но он умеет не только поджигать. В один из дней, когда он сидел в лесу, опираясь на дерево и читая бесполезные книжки, совершенно незаметно его сморил сон. Снилась мама. Они возились на кухне, делая сладкое тесто для большого пирога и Стайлзу было всего лет пять, может. Мама улыбалась и говорила много разных вещей, и напевала, и звонко смеялась, и вокруг было тепло и солнечно, а потом в сон начал пробиваться тонкий цветочный запах, заставляя проснуться. Все его тело окружали цветы. Они росли прямо по контуру, описывая неровную дорожку, повторяя его позу, взбирались, завиваясь, на ствол дерева и замыкались над его головой. В тот день он вернулся весь пропитанный запахом этих цветов и каждый оборотень успел заметить это и отреагировать, будь то или череда чихов, или просто слишком шумное втягивание воздуха возле него. Кажется, волкам понравилось. Стайлз не смог повторить это, несмотря на все старания. Еще обнаружилась очень полезная вещь. Не обязательно использовать свои эмоции, чтобы что-то сделать. Можно просто незаметно отщипнуть, будто бы украсть клочок у кого-то другого и совсем не тратить сил. Они узнали это на одной из тренировок, когда пришла очередь драться Бойда (так все звали темнокожего парня, чья спальня находилась рядом с гостевой ванной комнатой) и Малии в паре. Девушка, словно молния, подскакивала, ударяя, и сразу же уходя в сторону с невероятной скоростью. Парень никак не успевал среагировать, как бы он не пытался, шустрая фигурка всегда в последний момент ускользала из-под его рук. И в какой-то момент Стайлз, стоящий на безопасном крыльце и наблюдающий за всем этим, вдруг явственно увидел будто бы большой, раздувающийся и грозящий вот-вот лопнуть, шар раздражения. Не понимая, что делает, он осторожно хватил кусок от этого шара, уменьшив его в размере, и кинул этот пучок в свой же стакан молока. Оно скисло мгновенно. Вообще, все это было очень запутанным. Никогда нельзя было точно знать, какая будет реакция на новую эмоцию. От усталости цветы на подоконниках закрывались, от злости - гнили, от страха - сгорали. Питер усмехался и приторно-сладким голосом интересовался, когда же Стайлз наконец-то научится исправлять все это. Стайлз обычно поджимал губы и заставлял цветы скукоживаться от его обиды, как если бы с них высосали всю влагу. Альфа обычно не извинялся. Но он не выкинул ни один из испорченных подростком цветов. Со стаей тоже нужно было уживаться. С некоторыми, такими как Малия, было совсем легко. Девушка иногда нюхала его, часто улыбалась и, в основном, торговалась с ним историями. Правила такие: Стайлз рассказывает что-то интересное из жизни людей, Малия - из жизни оборотней. Выходит неплохо. К концу недели парень знает все о способностях волков, иерархии в стае и круговороте волчьих статусов. В замен девушка получает кучку разных вещичек, вроде истории иудаизма или семи чудес света. С Эрикой считай что так же легко. Она почти всегда говорит что-то смущающее, почти всегда готовит миленькие перекусы не только для Стайлза, но и для всей стаи, и конечно, почти всегда выглядит, как модель с обложки журнала. Но она также иногда говорит очень важные вещи, иногда сжигает их ужин, иногда абсолютно не заморачивается на счет своего внешнего вида, таская большие и теплые футболки Бойда. Бойд, в свою очередь, иногда обходился совсем без футболок, читал книги большую часть времени и совсем не выглядел подростком. Они со Стайлзом обменивались лишь парой ничего не значащих фраз и, кажется, оба совсем не были против такого положения вещей. С Дереком было не так сложно, как думал новоиспеченный друид. Он просто молчал большую часть времени, но когда открывал рот, не говорил лишнего. Его любовь к стае было видно невооруженным взглядом, пусть он и ломал кости всем подряд на тренировке, выбивая жалобный скулеж даже у самых крепких. Его сестренка, Кора, более разговорчива, на самом деле. Стайлз несколько раз говорит с ней, поглощая завтрак на кухне и брызгая молоком во все стороны, на что она едва заметно улыбается и, пожевывая губу, что-то обеспокоенно спрашивает. Кажется, в конечном итоге подросток помогает с чем-то волчице, потому что в последующие дни она становится бесконечно любезной, уступая в этом, разве что, Малии. А Джексон не такой мудак. Это сложно, но большую часть времени Уиттмор просто делает вид, что разгуливающего по дому друида попросту не существует, а цветы портятся сами по себе. Взамен Стайлз не лезет к парню с разговорами и не отпускает что-то саркастично-злобное каждый раз, когда они оказываются в одной комнате. И, если понаблюдать, обнаруживается, что Джексон не такой мудак. Он такая же часть стаи, как и остальные, и любит ее так же, как и она его. Вообще, это всю неделю каждый раз заново поражает Стайлза: не Уиттмор, а стая. Все здесь намного больше походит на семью, чем некоторые настоящие семьи, и это буквально сбивает с толку. Они действительно любят друг друга. От чего-то с Айзеком сложнее всего. Его комната соседняя со Стайлзом и иногда ночами друид сквозь тонкую стену слышит напряженное сонное дыхание. Кошмары, думает Стайлз. Он догадывается из-за чего. Какое-то иррациональное чувство вины сидит внутри него, дергаясь каждый раз, когда Айзек заговаривает с ним. Это все становится причиной горы неловкостей, и напряженного молчания, и замечания Питера. К концу недели, кажется, все более или менее приходит в норму, так что Стайлз даже не боится пошутить на тему бесконечных шарфов Лейхи, вызывая у него снисходительную улыбку задетой гордости. А еще есть Питер. Он появляется на всех тренировках Стайлза, единственный стучится, прежде чем войти, и контролирует все, что этого, так или иначе, требует. С ним не сложно. Но есть несколько неразрешенных вопросов, вроде того, что значит вся та штука с наличием у друида собственных альф, поэтому нельзя сказать, что с ним легко. Тем не менее, мужчина помогает разобраться в собственной силе, отпирает солнечный душный чердак, отдавая ключ подростку и привозит шерифа в дом одним жарким днем. Стайлз тогда как раз тоскует, автоматически перенося эмоции на растения и заставляя их засыхать. Джон Стилински пахнет дешевым виски из их домашнего бара, его футболка чуть мятая и он крепко обнимает сына, позволяя ему намочить себя слезами, а затем Питер разливает душистый чай и приглашает шерифа приезжать, когда пожелает. Подросток благодарит альфу этим же вечером, запинаясь и нервно теребя футболку, но мужчина лишь усмехается и говорит что-то вроде того, что если теперь каждый второй будет соваться в лес, это будет только его, Стайлза, виной. Так что, по большому счету, за эту неделю жизнь успевает снова прийти в относительную норму. А потом Стайлз выглядывает в окно. Луна светится голубоватым, призрачным свечением, приковывая к себе взгляд и окрашивая верхушки деревьев в блестяще белый, как если бы их присыпали серебряным порошком. Она кажется полной, но если приглядеться, становится заметной та маленькая недостающая частичка, отделяющая их от ночи волков. Полнолуние. Полнолуние стоит рядом.