***
— Как давно начались эти приступы? Кабинет штатного психолога располагает к откровениям. Пахнет благовониями. Здесь тепло и уютно, мягкая кушетка с подушкой погружает тело как в волны. Глаза не напрягают светлые потолок и стены. Если скользнуть взглядом ниже — натыкаешься на замысловатые картины из огромных чернильных пятен. В одной из таких Рангику видит бабочку с оторванными крыльями, другую принимает за какую-то сгнившую жижу, третья, что с красными подтеками, напоминает вырванное из груди сердце, и тут Рангику живо закрывает лицо ладонями. — Лейтенант Мацумото? Она мотает головой как в забытье, стараясь не дать себе заплакать, стараясь не думать, чье именно это сердце, и что уют комнаты этой — всего лишь фальшивка, уловка, мираж, дабы выбить пациентов из равновесия и заставить обнажить свою душу. И Рангику вновь захватывает вихрь панической атаки. Ей хочется сигануть в шунпо с места, бежать куда подальше и никогда не оглядываться, хочется выброситься из окна и напиться, хотя наоборот — всё-таки лучше… Рангику чуть усмехается своей же нелепости, переводит дух, убирает от лица руки и складывает их замком на животе. Мерно дышит. — Мацумото, слышь, у меня фиксированная тут оплата, — гундят ей недовольно, но она, к счастью, не видит этого псевдопсихолога за изголовьем. — Либо выкладывай всё, либо проваливай. Мне еще с тараканами капитана Комамуры бороться, а там клиническая ликантропия. Рангику хочет пошутить, что у капитана Комамуры могут быть только блохи, а не тараканы, но вряд ли Маюри оценит ее остроту по достоинству. Как и ее капитанчик этот трудоголик до мозга костей имел атрофированное чувство юмора. — Не знаю, может, месяц или два назад, — отвечает наконец она, — разве капитан Хицугая вам не доложил? Собственно Рангику до сих пор злится на командира за этот форменный сговор. Неравенство в чинах не давало ей конечно права ослушаться приказа, но всё-таки тоска по Гину — это ее сугубо личное дело. Да, скорбь порой доводила ее до ручки. Да, связанные с ним воспоминания из прошлого — как яд, проникавший всё глубже и глубже. Но, черт возьми, она совершенно не хотела от него избавляться. — Я не стану обсуждать с пациентом решения нашего маленького консилиума, но, прежде чем приступить к делу, я, увы, должен провести опрос по всей форме. Я конечно же с большей охотой вскрыл бы тебе, Мацумото, череп, — мечтательно замечает «профессор» Куроцучи и нетерпеливо стучит длинными ногтями по столешнице, — но главнокомандующий запретил мне хирургическое вмешательство на этой должности. «Это радует», — истерично улыбается в мыслях Рангику, представляя, как это страшное существо копается в ее мозгах грязными руками и под микроскопом вычищает из них все следы присутствия Гина, и вновь слышит, как на ее шее появляется испарина, сердце заходится бешеной колотушкой, ее пальцы сжимаются в кулак до хруста. «Панические атаки» — что оно такое и с чего они стали ее вдруг преследовать? Наверное, разобраться в их причинах Рангику хотелось даже больше, чем перестать постоянно волноваться. — Итак? — Маюри садится в кресло напротив и суживает желтые глаза как хищник. — Расскажи мне, птичка, что побудило тебя обратиться в Четвертый и выпить первую таблетку валиума? Рангику припомнила тот злосчастный день, когда она чуть не подвела группу, с которой охотилась на повадившегося в Руконгай доморощенного арранкара. Тогда и вспомнилась ей остро вся та история с Айзеном и его армией, и Гин, почти бездыханный и такой желанный, вновь явился перед ее глазами… У нее просто опустились руки. А когда она очнулась, то увидела чудовище, крушившего ее офицеров, как молот бога. Одного из бедняг, Кацуро, оно схватило за грудки, чтобы оторвать голову, а она стояла и дрожала, глядя на весь этот ужас, глухая к чужим мольбам о помощи. Группа из Шестого отряда спасла их. Они оказались в том же районе и с тем же заданием. Ошибка канцелярии. — Выходит, ты уже два месяца даром штаны протираешь в Готее? Так и запишем. — Н-нет, — спохватывается Рангику, будто ей впервые стыдно за свою леность. А может, ей просто обидно, потому что она как раз занималась делом? — Я занималась отчетами. Да. И не смотрите на меня так, капитан Куроцучи. Поскольку я не могла бывать на миссиях, то хотела быть чем-то полезной капитанчику и даже разгребла завалы трехлетней давности… —…и там же наткнулись на новый триггер, верно? Что ты пялишься, Мацумото? Говорю, там ты опять наткнулась на что-то, связанное с предателем Ичимару? — Да… Это было прощальное письмо от Гина… Он знал, что не вернется… — Рангику вжимается в подушку, словно отчаянно не желая быть снесенной новым цунами грусти, но то захлестывает ее с головой. Все продолжали отзываться о Гине в негативном ключе, а она не знала, лучшего мужчины на свете. — Надулась как мышь на крупу, — ворчит Куроцучи и что-то снова шкрябает в своем блокноте. Роль психолога шла ему так же, как Ханатаро — роль супермена, и Рангику не преувеличила бы, сказав, что даже в этом кабинете чувствует себя как крыса в лаборатории. — А когда у тебя были последние сексуальные отношения, дорогуша? У лейтенанта отваливается челюсть: — Это что, как-то касается моей проблемы? — Сексуальное ограничение идет рука об руку с определенной трусливостью и осторожностью, как говорил Зигмунд Фрейд. Сексуально удовлетворенные люди, как правило, лезут на рожон с полной самоотдачей и отвагой. — Да ладно, — прыскает смехом и скепсисом Мацумото, — наш герой Ягодка-чан — явный девственник. Что вы на это скажете? — Скажу, глупая женщина, что можно спокойно оставаться девственником и быть сексуально удовлетворенным, но сейчас на приеме мы обсуждаем твою личность, Мацумото, а не мою. Так что, жду ответа на поставленный мной вопрос. Она заметно смущается. Как девчонка, ей-богу. В Сейрейтее Рангику снискала славу распутной красотки, и если сейчас она начнет говорить на эту тему с кем-то из посторонних, то… — Надеюсь, лейтенант, мне не нужно напоминать, что посещение психоаналитика несет сугубо конфиденциальный характер? «Он что, и мысли читать умеет?» — мелькает в ее голове, и Рангику думает, что вставить какой-то чип в головы шинигами — как раз в стиле капитана Куроцучи. Мерзкая улыбка, ядовитые глаза, этот дурацкий парик и новый кокошник — Рангику здорово передергивает от каждого взгляда на эту нелепость в капитанском хаори и чувствует ту же самую слабость, что и перед арранкаром. Черт, неужели этот крашенный тип прав? — Как раз пару месяцев назад и было… — С кем? — Вы забываетесь, капитан! Куроцучи молча указывает на табличку на столе, где под его фамилией стоит иная подпись. В его кабинете психолога либо говорят обо всем без утайки, либо проваливают на все четыре стороны, либо… И тут глаза Куроцучи вспыхивают тем самым маниакальным огоньком: — Мацумото, я же могу и заставить тебя заговорить, хотя за четкость твоих и без того скудоумных мыслительных процессов после я не ручаюсь. Она сглатывает: все шинигами наслышаны об экспериментальных наркотиках и ядах этого горе-ученого. — С Хисаги Шухеем, лейтенантом Девятого отряда. Мы встречались какое-то время. — Какое время? — Я не помню. Месяц или два, ясно вам? — Ясно. А кто был до него? — Какой-то парень из Одиннадцатого. По пьяне. Я даже имени его не помню. — Годится. Кто еще, лейтенант? У вас были еще мужчины после гибели Ичимару? — Нет. Никого. — А если говорить на чистоту? — Это правда! — вспыхивает она и вскакивает с кушетки. — Если уж на то пошло, никто не мог сравниться с Гином, и я занималась тем, что вы называете «самостоятельным удовлетворением», так и запишите в своих грязных заметках! Черт… Маюри встречает ее истерику равнодушными пустыми желтыми глазами и просто указывает лечь обратно. Только сейчас Рангику замечает, болтавшиеся по обеим сторонам от кушетки мощные ремни, будто заклинаний кидо тут было бы недостаточно. Она снова утопает в хрустящем шуме какой-то травы, набитой в подушку, и чувствует как от ее аромата сознание понемногу плывет, а нервы успокаиваются. Было ли это чудодейственное зелье, или распыленный вдруг в воздухе седативный препарат, Рангику не уверена, но она точно более спокойно смотрит на своего мозгоправа. — Кого вы чаще всего представляете, когда занимаетесь мастурбацией? Она снова краснеет, но раз уж призналась в основной части, то скрывать детали было бесполезно. — Гина. Иногда капитанчика во взрослой форме. Иногда молодого Кучики. — Кучики? — переспрашивают ее. — Он всегда на языке у Женской Ассоциации Шинигами, а я девушка впечатлительная, капитан, — осклабляется Рангику и становится будто похожей на ту, себя прежнюю, веселую и беззаботную, когда сексуальные фантазии били из нее фонтаном. — Это уже интересно, — доносится голос Куроцучи, будто издалека, и он просит рассказать поподробнее один из таких эпизодов: что именно Рангику представляла. Она хмыкает: — Да ничего особенного. Что-то из разряда: я гейша, а он господин, мы любим друг друга, но социальное неравенство не позволяет нам быть вместе. Иногда я воображаю себя его служанкой. Иногда — его лейтенантом. — Но исход всегда один, как я понимаю? Только сексуальная связь и невозможность отношений? — Да, пожалуй, вы правы. — А как насчет капитана Хицугая? — Ну, мне нравится его взрослая форма. Довольно красивый юноша, с которым определенно связан бурный первоклассный секс. Это всегда заводит. В настоящей форме капитанчика сложно представить такое, да и он мой начальник, мы не смогли бы быть вместе, это было бы, хм, неправильно. — Понятно. А что не так с Хисаги Шухеем? Почему вы прекратили отношения? — Шухей? Да он же славный, такой ответственный и на все руки мастер. Я же пятно на репутации Десятого отряда, долбанная алкоголичка с пустотой в сердце. Мы слишком разные, понимаете? — Думаете, Ичимару считал так же, что вы лучше него? Блуждающая улыбка тотчас меркнет на губах у Мацумото. Да, она что-то припоминала такое. Гин частенько ставил ее выше себя, что-то говорил про их разные души, разные пути, судьбы, предназначения. Капитанство и вовсе отдалило ее от него, будто Рангику у него служила, а не в фантазиях о Кучики. Не потому ли Гин перестал навещать ее, подчеркивая это надуманное неравенство? Ее глаза начинают метаться взглядом по молочно-белому потолку и что-то влажное соскальзывает вдруг по щеке. Она подумала, что это слеза, но боковым зрением замечает страшное лицо Маюри в опасной близи и то, как он медленно ведет языком, очерчивая контур ее лица полуовалом. Она силится что-то сказать, спросить, возразить, но язык словно деревянный, почти как и всё ее тело. Только отдаленно, как через толстый футон, Рангику ощущает, что ей развязывают оби, раздвигают полочки форменной рубахи, спускают пониже хакама, а потом теплая лавина накатывается на нее и заставляет в неге опустить ресницы… — Капитан Ичимару был всего лишь самодовольным эгоистом, не способным поддерживать любовные и дружеские отношения на должном уровне из-за преобладающего чувства мести и одержимого желания убить Айзена Соскэ. Вам пора давно уяснить эту истину, лейтенант Мацумото, завести постоянного сексуального партнера и перестать отлынивать от своих прямых обязанностей шинигами в борьбе против пустых. Ах да! И вы постепенно будете уменьшать дозу потребляемого алкоголя, пока не оставите эту пагубную привычку вовсе. Личная просьба капитана Хицугая.***
Рангику приходит в себя всё в том же коридоре отдельного крыла лазарета, где пахло каким-то сладковатым дымком, а луч повернувшегося к закату света, падавший из окна, делал дверь кабинета к психотерапевту не такой уж и страшной. «Я что, отключилась от страха и проспала полдня? Хайнеко?» Дух занпакто на этот раз отмалчивается. К счастью для своей хозяйки. Потому как, шевельнувшись в кресле, Рангику ощущает теперь как же страшно болит ее голова, словно с огромного похмелья. — Так, надо потихоньку завязывать пить, — бормочет под нос лейтенант, разминая затекшую шею, и тут же замирает, натыкаясь взглядом на бант на своем поясе. Всегда повязанный оригинальным узлом, который Рангику придумала еще в детстве, сейчас он был завязан небрежно, по-мужски, на форме, заправленной тоже как попало. Это мигом напомнило руку Гина, который пытался быстро одеть свою «даму сердца», впопыхах поддавшись с ней слабости в подсобке. Рангику внезапно чувствует себя так, будто ею пользовались много-много лет, будто она вовсе и не красавица, будто и не опытный лейтенант, заслуживавший как минимум уважения ее уровня силы. Чертов Гин, думает она, твердо зная, что случались между ними и радужные моменты, но, к сожалению, понимая, что для Гина его цель вышла на первое место… Рангику подымается, на шатающихся ногах делает пару шагов, чтобы размяться. Опустошенная, но, на диво, с легким сердцем, она поправляет форму, так и не докопавшись в памяти, что же могло с той произойти, а потом заносит кулачок для стука в дверь кабинета. Рука повисает в воздухе. «Ушел в НИИ по делам» — гласит табличка, ее остановившая. А мелким корявым и нервным почерком дописано: «Услуги гипноза не предоставляю!» Лейтенант Мацумото вздыхает — именно за этим ее в лазарет послал капитанчик, которого не на шутку беспокоил ее страх сражения. Кстати, совершенно напрасно. Мацумото буквально чувствует, как сегодня ее переполняют решимость пришить пару-тройку пустых, потом раздавить бутылочку саке — не больше, — с друзьями, и вообще, кажется, настал черед порадоваться жизни. Может, она даже новую любовь встретит? — Надо пригласить на ужин Маю… — Она хлопает себя по губам, явно оговорившись, но мимо воли поражается, что прежнее омерзение к капитану Двенадцатого отряда будто бы ушло. — Странно, — хмыкает Рангику и справедливо думает, что хватит с нее капитанов и этого довлеющего чувства неравенства в отношениях! Возможно, стоит взглянуть на кого-то равного себе? На ум уже всё за него решившей Рангику естественно приходит славный и безотказный Хисаги.