Когда все закончится...

Элия оглядывает зал Харенхольского чертога безразличным взглядом и усмехается, замечая, как Серсея Ланнистер бессовестно строит глазки принцу Рейегару, то застенчиво хлопая пушистыми ресницами, то нарочито медленно поднося кубок к чувственным малиновым губам, то играя с золотистым локоном, скользящим по щеке, а то, будто бы невзначай, проводя кончиками пальцев по линии ключиц, увлекая взгляд этим невинным движением ниже, в ложбинку меж грудей. Даже принцесса облизывается, отводя взгляд от золотой дочки Тайвина. Ей вдруг становится интересно узнать, заинтересовали бы потуги львицы ее супруга, если бы он не был столь увлечен беседой с лордом Джоном. Сзади совсем неслышно кто-то хмыкает, видимо, тоже оценив по достоинству флирт девушки. И на губах Элии усмешка становится шире, возможно превращаясь в совершенно искреннюю улыбку. Ее верный рыцарь… «Эх, если бы Рейегар был повнимательней, — от собственных мыслей становится весело. — Его бы ждала бурная ночь полная страсти». Но Рейегар Серсею в упор не видит, и ей же от этого лучше. Элия то знает, как разочарованием горчат на языке неоправданные ожидания, тем более связанные с постелью, в которой ее обожаемый супруг, увы, не дракон. Принцесса совсем по-детски хихикает, откидываясь на спинку стула, и подмигивает сопернице, которая тут же давится вином и начинает кашлять, прикрыв ладонью рот. Элие чудится, что она слышит чей-то громкий хохот, но когда поворачивает голову, то не видит на лице сира Эртура ни намека на хотя бы улыбку. Это заржал, как лошадь, Роберт Баратеон, неожиданно стиснувший в ручищах талию служанки, наливавшей ему вино. Теперь то, должно быть, бордовыми пятнами растекается по его одеждами, хотя не видно, что лорда Штормового предела это хоть сколько-то волнует. Грудь раскрасневшейся служанки куда интереснее. И неважно, что его невеста сидит напротив. Элия улыбается на мгновение, а потом неодобрительно качает головой, будто ее очень огорчила разыгравшаяся сцена, и отворачивается, видя взгляд супруга, устремленный на стол, за которым расположились северяне и олени. Он даже Коннингтона не слушает и смотрит горящими глазами, нет, не на оленя, больше похожего на свинью, а на его несчастную невесту, старающуюся держать лицо. Элия и подумать не могла, что мужа могут возбуждать девушки так сильно, что кто-то вообще может зажечь в нем огонь страсти, слишком холодным и отстраненным был всегда Рейегар. Женщина находит взглядом леди Серсею, от которой не укрылось восхищении принца, и пару мгновений наслаждается злобой, исказившей ее хорошенькое личико. Смех вырывается из груди сам собой, и Элия утыкается носом в плечо мужа. Барристан Селми уговаривает короля Эйериса не сжигать Баратеона, уже смачно рыгающего от смеха и даже не догадывающегося, что за королевским столом решается его участь. — Вы же не собираетесь наградить меня короной, что венчает голову лорда Роберта, столь же открыто, сколь это делает он? — Элия проводит рукой по рукаву камзола супруга, стряхивая невидимые крошки с ткани. Невинный жест, казалось бы, но он должен заставить и львицу, и волчицу, и других женщин, заглядывающихся на прекрасного принца, вспомнить, кому он принадлежит. Он — ее, Элии, супруг. — Верно, любовь моя? — Даже и не думал, миледи, — отзывается Рейегар, и на лице его принцесса читает недоумение, будто он и сам не понимает, что северянка раздула огонь из едва тлеющих угольков его души. Ей почему-то хочется, чтобы и он был счастлив, хоть чуточку. Почему бы и нет? Его-то корона роскошнее, чем у Баратеона. — Очень надеюсь на это, мой муж и господин, — склонив голову набок в знак покорности его воле, сладко тянет она, а потом оборачивается резко, одаривая острой усмешкой. — Окажите принцессе честь, потанцевав с нею, сир Эртур?