Когда все закончится...

Его супруга нежна и прекрасна. Визерис не смеет ее даже коснуться, боясь невзначай внезапно неловким движением сломать тонкий стебелек этого диковинного цветка. И ему это не нравится. Он не привык быть мягким и ласковым, обычно он набрасывается на женщин, словно разъяренное, опьяненное охотой животное на желанную добычу. С Сансой такое кажется неприемлемым. И это злит Визериса — он не знает, что ему с ней делать, Неведомый подери. Санса бережно расчесывает свои золотисто-огненные волосы, когда он входит в спальню. Она робко улыбается, поднимая на него взгляд васильково-ярких глаз. И Визерис чувствует, что нужно улыбнуться в ответ, но не делает это из чувства противоречия. — Как прошел ваш день, милорд? — вежливо интересуется Санса и опускает взгляд, расправляя складки ночной рубашки на коленях. — Неплохо, — отмахивается он, расстегивая верхние пуговицы на воротнике, а потом ядовито добавляет ей в тон: — миледи. Она делает вид, будто не замечает его язвительности, но обиженно взрагивает. И трогательное чувство счастья исчезает с ее лица, испаряясь, словно капли речной воды с прохладно гладкой кожи. Визерис чувствует вину, но злость в нем вскипает особенно сильно, потому что Санса не такая, она ему не подходит. Они — банально — не половинки одного целого. Ему хочется сжать ее шею до синяков, оставить россыпь болезненных укусов на плечах и, намотав на руку ее солнечно-рыжие локоны, заставить ее встать перед ним на колени и долго ласкать возбужденную плоть языком. Он отчаянно хочет причинить ей боль — он так привык. Но Санса не выдержит, сломается, словно фарфоровая кукла Дени. Но, может, это и к лучшему? — Вы прекрасно сегодня выглядите, миледи, — чтобы хоть как-то сгладить повисшее молчание, говорит он жене, аккуратно вешая на стул свой камзол. Чувство неловкости не уходит, Визерис все еще не знает, что говорить своей жене. Но комплименты, как это ни странно, срабатывают. Легкий румянец окрашивает щеки Сансы. Ее глубокие глаза вспыхивают ровным, слишком тусклым для него блеском. — Благодарю, — отвечает она. Визерис вспоминает слова Рейегара о том, что Санса станет ему образцовой женой, и кривится в усмешке. Тогда он крикнул брату в лицо, что от идеальных жен сбегают к живым, как это сделал он. Но он остался непреклонным. Визерис ненавидел его за это. — За правду не благодарят. Он садится рядом на кровать и целует жену. Она отвечает, обвив руками его шею. Ее поцелуи безвкусные, в них нет запала и страсти, лишь всепоглощающая нежность, которая за эту неделю опостылела Визерису. Ему нужен пожар, огонь, что сожжет в пламени похоти и его, и его любовницу. Ему нужен яркий блеск глаз, поцелуи-укусы, царапины от чужих ногтей и неподдельное желание в подернутом поволокой взгляде. Санса не горит, она тлеет, подобно свечке. Визерис предпочел бы ее ровному свету, асшайские огни*, искрящиеся в руках Рейенис, подобно фейерверку, и норовящие оставить без глаз. Громкий смех эхом отдается в ушах. Сердце в груди Сансы бьется, подобно испуганной птице, и он едва не морщится, припадая ртом к ее шее. В ее глазах, похожих на чистую воду реки, плещется удивление. Ресницы дрожат. А дыхание кажется ему взволнованным. Визерис помогает избавить себя от рубашки и целует ее. Но Санса прерывисто выдыхает и не отвечает ему, застыв, словно каменное изваяние. Визерис отстраняется, ярость бушует в груди. Она смотрит на него ошарашено, разочарованно, обиженно и грустно. И он запоздало вспоминает об алеющих у него на ключицах метках — следах не ее зубов.