"Прочь из моей головы!"

Мысли в голове заметались в припадочном беспорядке. Как будто бы я смогу поверить в этот бред про «нелётную» погоду! Америка, конечно, тот ещё идиот, но мог бы придумать оправдание и получше. Намеренья Альфреда были прозрачны, как ясное чистое небо, просвечивающее сквозь линзы его очков и лишний раз подчёркивающее, что между глазами и затылком у него там ничего не задержалось. Любопытство. Настойчивая жажда вытянуть из соперника информацию, выжать всё, что можно - до самой последней капли. Почти простительно, ведь это так похоже на меня. Хоть что-то перенял. – Пойду, открою, а то этот дверь тебе сейчас вынесет, – Иван лениво потянулся, откровенно игнорируя настойчивость дверного звонка. «Вот неугомонный! Когда Бог выдавал терпение, Америке явно не хватило сил выстоять свою очередь.» Что есть, то есть… Но, чёрт бы тебя побрал, Россия! Там среди всех твоих заморочек хранится одна моя очень важная вещь. – Стой, подожди! – извернувшись, я успел схватиться за его рукав. – Давай лучше я открою… Вдруг это вообще не он. И я не позволю раскрыть её никому. Любой ценой, любыми возможностями нужно огородить Брагинского от остальных, и только в этом случае моя тайна сможет оставаться в относительной безопасности. Иван рассматривал меня с явным сомнением, но мысли в его голове носили слишком неопределённый характер для того, чтобы я смог понять их причину. «Даже не знаю, как ему и сказать…» - Таких упрямцев на весь Мир должно быть крайне ограниченное количество. Так что давай я открою, а ты иди умойся. «А ещё у тебя на голове шухер, как после контакта с молнией…» Вот, чёрт, ведь он прав! Но в любом случае, нельзя позволить ему столкнуться один на один с Америкой. После того, как я создам «противоядие», пусть хоть в одну могилку утрамбуются, мне будет всё равно. – А если и так, – удерживать его на месте становилось всё тяжелее, – Альфреду уже не привыкать видеть меня в таком состоянии. Так что я открою, а ты пока здесь посиди. Ага, а лучше вообще куда-нибудь спрячься! Притворись торшером времён Первой мировой войны и простой так до следующего собрания. – С чего бы? – Россия отчаянно пытался высвободиться. – Я может тоже по нему ужасно соскучился! Как-никак несколько часов уже не виделись. Он издевается? «Он издевается?» Я даже воздухом подавился от возмущения. Он тут вообще-то как бы в гостях находится! Несмотря на моё яростное сопротивление, Иван ухитрился дотащить меня до самой двери. Последняя попытка взять реванш: – Я просто беспокоюсь за своего любимого младшего братика, которого ты на радостях можешь покалечить! Брагинский, несколько мгновений со скепсисом рассматривая меня, ответил примерно тем же тоном: – Я просто беспокоюсь за своего "лучшего друга", который, наверное, насквозь промок торчать у тебя на крыльце. А ведь действительно… Мы одновременно затихли и стали внимательно вслушиваться в монотонный шум непрекращающегося ливня. Звонок уже давно перестал нас нервировать, и только сквозь шум дождя можно было расслышать неясные шорохи за дверью. Внезапно в голове Брагинского стали возникать непонятные образы. «Дверь», «скрежет», «нож», «младший родственник», «страх»… и почему-то «свадьба». Попытавшись собрать эти вещи воедино, я получил в результате только головную боль. У этого медведя всегда были пробелы в логике. – Если он там тебе обшивку царапает, - голос России почему-то опустился до шепота, – то сам открывай. Так уж и быть, уступаю. Потянувшись к замку, я неожиданно понял, что мне передалось его беспокойство. Это же всего лишь глупый маленький Америка, который ничего страшнее мелких неприятностей доставить не может. Скрежет за дверью становился всё громче. Неожиданно Иван, чуть отступив назад, наклонился ко мне и заговорщицки прошептал: – А если это действительно не Америка? – взволнованный тон заставил меня нервно дёрнуться от неожиданности. – Ты ведь, наверное, знаешь, – Россия, мягко улыбаясь, продолжил чуть более громко, - что у некоторых людей, страдающих расстройством психики, во время дождя начинается обострение. Вдруг это совсем не Альфред? Вдруг это какой-нибудь психопат с бензопилой наперевес? Чужое дыхание, обжигающее кожу, действовало на меня как прикосновения холодного оружия. Одновременно хотелось и отскочить и не двигаться с места, чтобы ненароком не пораниться. А если подумать над этим? Моими учёными давно уже было доказано, что погода может тем или иным образом влиять на внутреннее состояние людей… Россия терпеливо ждал ответа, всматриваясь в меня своим холодным цепким взглядом, который в полумраке казался ещё более устрашающим. Чужая рука, с силой сжимавшая моё плечо, чем-то отдалённо напоминала стальные тиски, и мне внезапно подумалось, что из всех моих знакомых самым неуравновешенным, пожалуй, будет… Иван засмеялся. Громко и истерично, отчаянно пытаясь успокоиться и также отчаянно ломая результаты собственных усилий. Я не знаю, как он понял ход моих мыслей, но это, наверное, и неважно. Важно только то, что меня только что выставили (пусть даже только в моих глазах) конченым параноиком! А главное кто? Страна, мысли и намерения которой в идеале должны лежать у меня как на ладони! – П-придурки, д-достали уже ржать! – Альфред за дверью, похоже, уже достиг наивысшей точки оледенения. – Чем вы там вообще занимаетесь?!

***

– Ладно, остынь уже. – Иван беспечно отмахнулся от праведного возмущения. – Никто ведь не виноват, что ты пренебрегаешь возможностью зонта. «Да и одеваться теплее надо, взял бы пример с моего шарфика…» Америка что-то недовольно пробурчал и вновь уткнулся в свою чашку с чаем, время от времени кидая на нас обиженные взгляды. Брагинский носился возле него с вареньем, практически ежесекундно сменяя жалость на раздражение, а гнев на милость. Мне оставалось только удивляться. И да, я всё ещё злился. В большей степени на себя. Почему, спрашивается, я сразу не смог разглядеть эту искорку азарта, в определённый момент завладевшую его сознанием? Этот чёртов медведь оказался куда более проницательным, нежели мне казалось. – Ты, кстати, почти как раз к ужину, и… – бросив мимолетный взгляд в окно, русский на несколько секунд завис. – Артур, – забыв о том, что я на него вроде как ещё зол, Иван с самым обеспокоенным выражением лица обратился ко мне: – А разве твоя машина не уехала? На противоположной стороне улицы действительно стоял мой автомобиль. Вот только причин находиться у него там не было, если, конечно, у меня не намечалась какая-нибудь важная конференция, о которой я благополучно забыл. Предчувствуя что-то нехорошее, я ринулся искать собственный мобильный. Внутренний голос вопил о том, что количество пропущенных на нём вызовов давно уже превзошло все допустимые пределы. А самое страшное, что если меня сейчас вызовут «на ковёр», то Россия останется в моём доме вместе с Америкой. Наедине.