"Прочь из моей головы!"

Испуганно ойкнув от неожиданности, Америка резко дёрнулся в сторону, стараясь уберечь глаза от яркого света. Пространству для манёвра в узком коридоре взяться было попросту неоткуда, потому он и вжался в стену, ища в ней хоть какое-нибудь укрытие. – Артур, какого чёрта ты вытворяешь?! Решил окончательно добить моё зрение? – К чему напрягаться? – усмехаюсь, хотя он сейчас, наверное, не видит моего лица. – Ты сам посадишь его в ближайшее столетие. Просто сиди как можно ближе к телевизору и ни под каким предлогом не отрывайся от своих приставок. Поверь на слово, однажды наступит момент, когда ни одна дорогостоящая операция уже не поможет. Только я хотел поговорить не об этом… Америка презрительно хмыкает, хотя по его лицу видно, что он в сильной растерянности. Сказать, что я знаю обо всех его планах? Нет, это только убедит его в их необходимости. Заставить покинуть дом под предлогом какого-нибудь «ужасно важного» поручения тоже навряд ли получится. Придётся работать с тем, что есть. – Ты мне мешаешь. Альфред подавился воздухом от удивления. Можешь даже не пытаться сделать невозмутимое лицо, всё равно актёрского таланта как у морского ежа. Ещё бы, привык видеть с моей стороны намёки и недосказанности, как это принято у всех типичных интриганов многовековой закалки, а теперь тут такой облом… Я – сама прямолинейность. – Правда, мешаешь, – снисхожу до объяснения. – Мне необходимо приготовить противоядие, а ты не та страна, на которую я мог бы оставить Брагинского. Понимаешь? – Ну почему?! Я же… Я же правда смогу о нём позаботиться. Этот русский медведь даже не заметит твоего отсутствия! В глазах – огонь, в груди – надежда! В голове – пустота… Краткая характеристика Альфреда по моим представлениям с вычетом нецензурной лексики. Господи, дай мне терпения… – Тебе такое слово как «лояльность» что-нибудь говорит? Или ты совсем дикий? Из всех возможных вариантов твой даже не рассматривается. Америка недовольно нахмурился, но затем практически мгновенно хищно оскалился: – Я-то, конечно, уйду… Но, Арти, ты ведь не думаешь, будто бы я не смогу открыть Ивану глаза на истину? Просветить его в одном очень интимном деле… И улыбается. Нагло и самодовольно до такой степени, что захотелось в довесок ещё раз съездить ему по роже фонарём. Для «просветления» пути истинного, так сказать. Впрочем, наверное, лучше не рисковать, в конце концов этот «малыш» как минимум на полголовы меня выше, да и в плечах пошире раза в полтора… Почему я всегда так не вовремя об этом вспоминаю? Но на место его всё равно поставить нужно. – Конечно, можешь, – стараюсь говорить ласково и нежно насколько это возможно, – только боюсь, это будет последнее, что ты успеешь сказать. Дальше он даже слушать тебя не станет, а просто познакомит твою голову с ближайшей более-менее крепкой поверхностью. И, поверь на слово, когда прибудет помощь, кровь в щелях паркета уже успеет подсохнуть и покрыться тоненькой чёрной корочкой. – Но… – кажется, немного отрезвило, – как же ты? Ты же в любом случае самый крайний. Это тебя он должен ненавидеть в первую очередь! А я… я для его же блага стараюсь!!! – «Для его же блага!» – передразнил я. – Альфред, а ты не замечал, что большинство плевков от России ты получаешь исключительно за свои «благие дела на пользу общества», а? Такое сложно не заметить, но ты, в силу своих способностей, очень даже мог. И потом, Иван совсем не такой дурак, каким хочет казаться, и он поймёт, что без меня это заклинание никак не снять. Потому временная отсрочка (как минимум) у меня в кармане, а там уже дальше думать можно, как выкрутиться. Америка, досадливо поджав губы, внимательно смотрит куда-то мимо меня. Обиделся? Ну-ну. – Он не станет меня убивать, – проговорил Джонс не слишком уверенно, – он вообще не такой, как мы думаем, и поступает не так, как мы предполагаем. – Конечно не такой, конечно не так… Только прошу тебя, не строй из себя идиота и не делай вид, что считаешь Брагинского, сидящего сейчас на моей кухне, настоящим. – Никого из себя не строю! И да, он самый настоящий. Пусть даже в его мыслях слишком много… бреда, – Альфред забавно насупился, видимо, припомнив «обжору», – но они не злые. Например, ему с нами было не очень уютно, и он ужасно переживал, что по этикету в помещении нельзя находиться в шарфе. Ивану очень хотелось закутаться в него и таким образом немного отгородиться от всего происходящего. Империя зла не должна думать о таких мелочах! Он должен мечтать о том, чтобы жестоко надругаться над беззащитными странами и должен бояться того, что я не позволю ему этого сделать!!! Я устало закатил глаза к потолку и тяжело вздохнул. Ну как ещё объяснить этому наивному придурку, что Россия нынешний и Россия настоящий – не одно и то же! Как ещё донести, что это две совершенно разных личности, и что когда нужно, вторая просочится сквозь первую, не оставив ни капли прежней доброжелательности? Как заставить его понять весь тот мой ужас, когда впервые я увидел вместо добрых и всегда приветливых глаз два абсолютно холодных кусочка льда? – Ты не понимаешь, – голос неожиданно прозвучал чересчур сипло, – совсем не понимаешь. – Естественно, не понимаю! – тон Америки, напротив, набирал обороты. – Я в твоих глазах слишком тупой для таких высокоинтеллектуальных вещей! Но знай, Артур, твоё мнение уже давным-давно перестало быть для меня чем-то неоспоримым. И, между прочим говоря, я уже давно не верю во все твои детские сказки, и про тех «человечков из проводов» я придумал просто так, от скуки, но ты повёлся на мою игру! Его слова гулким эхом носились по коридору, натыкаясь на стены и отражаясь дальше по новой. Почувствовав моё невысказанное изумление, Альфред с победным видом решил закрепить свой успех: – … ты всегда считал меня чем-то глупым и несмышленым, но я уже не тот беспомощный малыш, который верил во всех твоих фей, привидений и буги-мена, якобы живущего под моей кроваткой! Тут я уже не выдержал. Выпавший из ослабевших рук фонарик с грохотом укатился куда-то в угол, осветив противоположную стену из старого, местами потрескавшегося кирпича. Из горла вырвался какой-то странный звук, и, спустя несколько секунд, несмотря на все свои титанические усилия, я всё-таки заржал. Надрывно и не без ноток истерики. – Прости-прости, – начал я, более-менее отдышавшись, – просто обычно буги-мены действительно живут под детскими кроватями, но конкретно твой страдал аллергией на пыль, а потому спал в шкафу. Просто я думал, что ты в курсе… И фей, конечно, ты не мог видеть, ведь ни одна уважающая себя фея не станет обитать в одной комнате со старым вредным привидением, а ещё… эй, Альфред, стой! Ты куда?!

***

Тихо, почти не слышно стена сдвинулась со своего прежнего места, открывая дорогу в потайное убежище. Альфред так и убежал, оставив меня наедине со спутанными мыслями и незавершёнными делами, которые, раз уж выпало несколько минут свободного времени, я намеревался решить по мере своих возможностей. За Ивана стало почему-то спокойно, и я полагал, что именно сейчас американцу будет не до чужих заморочек (ему бы со своими тараканами разобраться). По щелчку пальцев мгновенно вспыхнули свечи, осветив старые потёртые фолианты в громоздких шкафах мягким тёплым сиянием. Я ужасно любил приходить сюда, хотя, если подумать, все мои самые страшные неприятности брали своё начало опять-таки где-то здесь. Просто это был мой дом. Настоящий. Не тот, что сверху, в котором мне постоянно приходилось принимать гостей, которым я был абсолютно не рад. Они, впрочем, чаще всего испытывали ко мне точно такие же чувства, и в такие моменты я мог быть точно уверен, что мы хоть в чём-то да солидарны. Стены, окружающие меня, видели куда больше моих искренних переживаний, чем все мои знакомые вместе взятые. Страхи и сомнения, желания и порывы, радости и неудачи – всё, что является составляющими моей сущности. Моё внутреннее Я. И только один человек видел всё это изнутри, да, Артур? Внутренний голос ехидно оскалился, чувствуя, как я в бессильной ярости крепко сжимаю зубы. Он заплатил, слышишь, заплатил! Я тоже, тоже видел его изнутри. И все видели. Все! Весь мир!!! И только один человек тебя понял изнутри, Артур. А что понял в нём ты? Что увидели все?.. Вечно эта сука лезет со своими комментариями. Несёт всякую ересь и пытается давать «ценные» указания. Дурацкая привычка разговаривать с самим собой, оставаясь наедине, постепенно вылилась в целую манию. Впрочем, быть может, это просто последствия неудачного заклинания… Главное, что «она» просыпается чрезвычайно редко, и только когда есть повод. Видимо, эта ситуация стала исключением. Моя совесть – явление нечастое и абсолютно бесполезное. Зря ты так, Артур...