"Прочь из моей головы!"

На заседание мы чуть было не опоздали, что, в принципе, было бы катастрофой для меня, нормой для Джонса и жизненной позицией для Брагинского, который всеми силами эту самую позицию и отстаивал. «Пять минут до начала, да я за это время в Москву успею слетать и вернуться!» - …отчитываться за проделанную работу предстоит только одному из группы, - я постарался проигнорировать его невысказанное возмущение. - Америке я не особо доверяю, его опять на что-нибудь переклинит, так что либо ты, либо я. - Давай лучше ты, что-то меня не тянет сегодня на экономику… «Будет вообще очень странно, если я не начну нервно хихикать при упоминании пошлинного налога на импорт…» Я понимающе вздохнул. Нет, хихикать мне не хотелось, а вот расплакаться - пожалуй. Последние два дня были форменным издевательством, и единственное, что могло утешать, это то, что, во-первых, мы всё же уложились в отведённое время, а во-вторых, работа не прошла даром, выявив явные нестыковки в отчётах. Кстати, выяснилось, что большинство стран осталось в Лондоне, не пожелав тратить драгоценные часы на перелёт. Оно и понятно. - Альфред, ты какой-то мрачный, что-то случилось? – я с подозрением уставился на американца, который даже ухитрился пропустить мимо ушей мой подкол «о недоверии». - А нет, ничего, просто задумался! – Джонс как-то неестественно улыбнулся. «Думающий Америка? Теперь понятно, в какую долговую яму утёк весь бюджет США, но, буду надеяться, покупка мозгов того стоила. Хотя, надо признать, он действительно какой-то странный. Ходит так, как будто бы узнал какую-то тайну, которая целиком сломала его представление о жизни, хах…» - Альфред, - угроза натянутой струной зазвучала в моём голосе, - может, поделишься с нами своими мыслями, а? Больше всего меня пугало то, что Джонс никак не среагировал на провокационные мысли России и даже не бросил на того столь очевидного злобного взгляда. Создавалось впечатление, будто бы его вечно обиженно-раздутое самомнение вдруг резко уменьшилось в размерах. - А… я вот тут подумал, зачем мы вообще это делаем? – увидев наши недоуменные лица, Америка пояснил: – Почему нельзя доверить проверку нашим экономистам? Если в расчёты закралась какая-нибудь ошибка, они непременно её найдут. Не то. Размышления, конечно, это прекрасно, но не думаю, что это они истощили Альфреда настолько, что даже его всесезонный загар больше не может скрыть этой болезненной бледности. Да и наличие лихорадочного блеска в глазах, столь несвойственного ему, наводит на определённые мысли. Значит здесь два варианта: либо он каким-то образом узнал правду, либо он сам замешан во всём происходящем и теперь боится, что его раскроют. Господи, только не это. Обе ситуации абсолютно тупиковые потому что, если первой не переживу я, то второй может не пережить уже Джонс. - …таким образом, - тем временем терпеливо объяснял Россия, - мы заметили, что в мире импорта больше, чем экспорта. А ведь такого быть не может, так? Ведь если кто-то что-то продал, значит это «что-то» кто-то купил. Мы все начали задумываться, а нахрена? Зачем скрывать, что ты на что-то потратил несколько десятков триллионов долларов? А ведь вся разница упирается именно в такую сумму. Ответ прост – не за чем. Если, конечно, ты не скупаешь массово все известные виды оружия для войны. Америка задумался, а я согласно кивнул: верно, всё так. - Но… тогда почему наши правительства ничего не предпримут? – Альфред выглядел растерянным. – Они, должно быть, тоже это видят. И понимают прекрасно всю сложившуюся обстановку. - Конечно, понимают, - грустно ответил Россия. - Понимают и даже лучше нас. Вероятнее всего, они заранее видят подводную часть айсберга, а так же, очень может быть, они уже вычислили время до столкновения. - А почему нам тогда об этом не скажут? Мой президент никогда ничего от меня не скрывает! - Это тебе так кажется, - Иван немного приглушил голос, когда мы вошли в вестибюль. - А говорить правду смысла нет. Во-первых, через нашу связь с народом могут пойти волнения, во-вторых - в случае войны все самые дальновидные планы можно прикрыть элементом неожиданности. «А главное, всегда же можно сказать: мы потеряли уйму народу не потому, что начальники идиоты, а потому, что враг ударил подло, не предупредив нас заранее об этом…» Несмотря на то, что Брагинский говорил до этого спокойно, я почувствовал разлившуюся по его сознанию горечь. Она была сильной, немного язвительно-ироничной и с привкусом соли. Мне почему-то вдруг стало ужасно тоскливо, хотя видимых причин для этого вроде бы не было. Взглянув на Америку, я увидел его отрешённо-остекленевшие глаза. Судя по всему, не я один испытал это странное ощущение. - Я оставляю вас наедине, - пробормотал Альфред задумчиво. - Мне… нужно увидеться с братом. «Ой, да ты-то имени его вспомнить не сможешь…» - С любимым младшим братом, - поправил себя Джонс сквозь плотно сжатые зубы, - по которому я уже успел соскучиться. «Ага, настолько любимому, что каждый год забываешь поздравить его с днём рождения…» Америка дёрнулся, как от пощёчины, но, понятное дело, ничего не сказал. Молча развернулся и ушёл в зал как ни в чём не бывало. - Пойдём? – обратился я к России, который почему-то застыл рядом с дверью, не желая следовать за ушедшим Джонсом. - Ты иди, я тут немного постою. - Зачем? - моё удивление было вполне закономерным. - Там шумно, - мягко улыбнулся Брагинский, отводя глаза в сторону. «А здесь узор на паркете красивый…» Что, чёрт возьми, происходит? Я уже третьи сутки не могу нормально поспать, моя тайна висит на волоске от всеобщего оглашения, Америка ведёт себя до ужаса странно, а теперь ещё и этот выкидывает непонятные финты. Я что-то упустил?! - Россия, что происходит, ты мне можешь объяснить? - Ничего. - Иван?! Я вцепился в его рукав, заставляя всё же посмотреть мне в глаза. Ну же? У него в мыслях что-то непонятное, что-то липкое и скользкое, как объятия спрута, давящего и постепенно сжимающего свои кольца. Безнадёжность. - Ваня? – я шепчу почти тихо, потому что голос сел от осознания собственной вседозволенности. Я ему не родственник и не любовник, чтобы так обращаться. Но это приносит свои плоды, и его прорывает. «Ты думаешь, я ничего не замечаю?! Не замечаю всех этих косых взглядов, брошенных в мою сторону! Только сейчас, пока мы шли по коридору, нам по пути встретились шесть стран. Шесть! Все шестеро посмотрели на меня абсолютно одинаково. Всё почти как обычно, только чуть-чуть больше страха, на самую малость, всего в каких-то жалких два-три раза!!!» - Правда, всё в порядке, – терпеливо повторил Иван. Мимо нас в сторону двери прошмыгнули Польша с Литвой, следом на цыпочках прокрался Латвия. Больше никого не осталось, но меня почему-то перестало волновать, что, может быть, я впервые в жизни заставляю кого-то ждать. «Я прошу только, Артур, пожалуйста. Я хочу думать, что в том ведре грязи, которое на меня выльют, не было твоего участия. Хотя бы один раз, Артур! Ты уже не раз доказывал, что втянуть меня в очередную мясорубку тебе как палец о палец ударить…» - Теперь уже нужно идти, – неохотно протянул Россия, - а то потом ещё недовольные найдутся. Но я стоял, не в состоянии пошевелиться. До меня вдруг дошло, какое сильное переживание спровоцировало ускоренную фазу заклинания, а значит, и проблема почти решена! Безнадёжность… То, что усилило первоначальный эффект, перейдя с обрывочных мыслей на чувства и эмоции. То, что находится между отчаяньем и смирением. То, что поможет мне сейчас. Не может не помочь. Ему нужна надежда. Надежда, что всё обойдётся, что его ни в чём не обвинят, что… что я окажусь на его стороне. Впервые, но окажусь! - Вань, подожди ещё секундочку, очень надо… - шепчу в надежде, что меня расслышат. Нужен контакт, и, в идеале, более сильный, чем тогда, когда я касался его головы. Но… как ему ТАКОЕ объяснить? Не могу же я сказать: «Нет времени объяснять, целуй!» Не могу… Поэтому целую сам. Господи, защити ребёнка своего от смерти тяжкой и мучительной…