"Прочь из моей головы!"

Переизбыток адреналина в крови явно плохо сказался на рецепторах осязания, потому что от ужаса я перестал ощущать собственное тело. Единственное, что могло ещё пробиться сквозь плотную завесу страха, это осознание собственной беспомощности, которое, пожалуй, только усугубляло всю ситуацию. Моя стратегия велась всегда издалека и редко когда пригождалась в ближнем бою, но сейчас я имел «счастье» находиться в эпицентре собственной маленькой катастрофы, кардинально отличавшейся от привычных многоходовых планов. Россия не оттолкнул, видимо, забывшись от изумления. И я бы, честно, мог немного позлорадствовать, если бы, во-первых, на это были силы, а во-вторых – набрался бы мужества открыть глаза, потому как иначе лицезреть удивлённое лицо Ивана не было никакой возможности. А удивлён он был сильно. Ошарашен, просто сбит с толку… Только всё это было неважно, потому что сквозь сумбур его чувств я уже смог разглядеть маленький росточек надежды. Он бы сам его не заметил под такой горой впечатлений, и даже я, признаться, заранее нацелившись на неё, едва не пропустил подходящего момента. - Вы ещё долго собираетесь тут… - Америка, высунувшийся из-за приоткрытой двери, внезапно подавился воздухом. Я не стал наступать на одни и те же грабли. Это потом Альфред Джонс ответит мне за свою способность появляться, когда не следует, потому что я самолично высеку его розгами, невзирая на возраст, статус и политическое положение! А сейчас осторожно, стараясь не выдать резкими движениями своего отношения ко всему происходящему, я делаю шаг назад. Американец поспешно ускользает обратно в зал, и Россия, чуть помедлив, следует за ним, не удосужившись даже бросить на меня мимолётного взгляда. Что? Я тут уже приготовился убегать, оправдываться, признаваться в безответных чувствах, или, на худой конец, сваливать своё поведение на очередное неправильно сработавшее заклинание, которое заставляет меня лезть целоваться ко всем подряд. А он даже в мою сторону не посмотрел… Зал совещаний встретил нас напряжённым любопытством, которое все старались ни в коем случае не выказывать, что и выдавало его целиком и полностью. Ну, зачем, спрашивается, так откровенно игнорировать нас, тем более что мы всё равно задержались? «Можно было выбрать и более удачный объект для ревности…» Все тихие перешёптывания разом как отрубило. Пока мы с русским рассаживались по своим местам, в помещении стояла такая гробовая тишина, как будто бы мы кого-то провожали в последний путь… Видимо, всеобщую надежду на благополучный исход дела. Они что, всерьёз надеялись, будто я успею снять последствия собственной ворожбы за столь короткое время? Хорошо только, что из обрывочных мыслей Ивана нельзя было составить цельную картину случившегося, иначе бы я уже сгорел от стыда. А вообще, может и хорошо, что Америка вмешался. Вдруг бы этот наивный мишка в самом деле подумал, что я его люблю? Вот уж нет. Хотя… наивный - не наивный, а чуткости, нужно признать, у него хоть отбавляй. - Что ж, раз все собрались, давайте опустим оглашение всех результатов и сразу перейдём к подсчёту суммарных процентов. Ну, хоть Людвиг меня сегодня радует. Всё почти как всегда.

***

- Кику, а ты не хочешь нам объяснить, почему у тебя за последние два квартала так сильно производительность упала, а? - Простите, Англия-сан? Мне с трудом удалось удержаться от ухмылки. Брось, Япония, ты же всё прекрасно понимаешь… А если не понимаешь или не хочешь понимать, так я могу объяснить и подробнее. И тебе, и всем присутствующим. - Ну как же... Вроде техника развивается быстрыми темпами, кризисов не наблюдается, народных волнений нет, акции твоих рынков растут с завидным постоянством… а результаты более чем скромные. Как так? Бледная кожа Хонды, кажется, ещё сильнее белеет, а на извечно спокойном лице вдруг появляются признаки сильного волнения. Боже, какое жалкое зрелище, хотя мне ничуть его и не жаль. Я сейчас слишком раздосадован для того, чтобы испытывать приступы внезапного сочувствия. Меня бесили абсолютно все окружающие: Альфред, который не сводил с меня шокированного взгляда, Иван, принципиально игнорирующий всё происходящее, Китай, постоянно теребящий Брагинского… Какого чёрта, спрашивается, он это делает? Чувствует, что тому плохо, и пытается проявить сочувствие? В это всё равно никто не поверит, и даже Россия, который, казалось бы, выпал из общей «темы», почует фальшь в такой слабой игре. - Неправда, это не я! Мне нет резона, просто… в рамках стабильности иногда случаются спады. Да? Может и случаются. А зачем ты тогда так нервничаешь? Зачем так растеряно оглядываешься в поисках поддержки? - У всех такое происходит, - говорю как можно мягче, ведь агрессия – дело тонкое. - У всех, но именно у тебя почему-то самый высокий показатель. - Может, не будем выдвигать преждевременных суждений? О, Германия наконец-таки соизволил вмешаться. Но и у тебя на лице теперь отпечаток сомнений. Давно знаешь нашего тихого и спокойного азиата? Давно. А ещё ты прекрасно знаешь, как у него плохо с территорией. Очень плохо. - Большие затраты ушли на восстановление… после серии нескольких крупных землетрясений, - продолжает оправдываться Хонда. - А ещё были перебои с электроэнергией в районах с крупной промышленностью… и потом, Англия-сан, это ведь действительно огромные деньги! - Огромные, - согласно киваю, - но ведь у тебя это из века в век, пора бы уже и привыкнуть. «Заткнись!» Ну вот, Россия проснулся. До этого тихо пережёвывал свою обиду, а теперь, по-видимому, дожевав, решил приобщиться к нашим обсуждениям. «Артур, ты словно ведущий в игре «мафия» - натравливаешь всех игроков на одного. Только вот ты забываешь, что тебе не водить, тебе играть приходится. И если Япония вдруг окажется невиновным, то следующим, кто попадёт под прицел обвинений, будешь уже ты!» Вау, какие сравнения пошли в ход! Хотя, пожалуй, мне даже нравится… Вполне ничего так. Виновен ли Кику или нет, мы узнаем только после начала войны, но там-то будет уже и не до разбирательств. «Вы все сейчас напоминаете мне крыс, которые чуют, что скоро столкновение, но точного времени не знают. Мечетесь по кораблю, пытаясь перегрызть друг другу глотки, и тихо радуетесь, когда одной крысой на корабле становится меньше. Вам почему-то кажется, что чем меньше крыс, тем больше вероятность, что повезёт именно вам. Вот только айсбергу всё равно, сколько вас там осталось, потому что вес крысы относительно корабля слишком ничтожен, чтобы чей-то маленький трупик, сброшенный в воду, вдруг приобрёл какое-то глобальное значение». Я рассеянно скользил взглядом по столу, в то время как остальные тихонько шелестели бумажками, видимо не решаясь прервать эту, отчего-то показавшуюся им столь важной, мысль. «А ещё меня тошнит от того, что вы прекрасно понимаете, что у Кику произошла настоящая трагедия, но в приступе паники начинаете видеть в этом предлог, чтобы скрыть затраты! Ага, конечно, сам нагнал на себя цунами, сам взорвал АЭС, сам поубивал мирных жителей… Всё сам!» Нет, ну может быть, я действительно перегнул палку. Но, с другой стороны, откуда нам знать, какие там настоящие потери были? Все сведенья предоставлены Хондой, а значит, вроде как, они не достоверны… И вообще, я в любом случае извиняться теперь не буду. Вот ещё. «И, да, мне плевать на все ваши заговоры, слышите, плевать. Можете игнорировать меня сколько хотите, у меня было дохренища времени, чтобы привыкнуть ко всем вашим выходкам…» Брагинский всё больше распалялся, и тихое раздражение постепенно переросло в полноценный гнев. И тут у меня в мозгу что-то щёлкнуло. И у всех, судя по всему, это «что-то» щёлкнуло, потому что мы все почти одновременно вдруг посмотрели на Ивана. - Может, уже что-нибудь ответите? Голос. Уже не злой, но очень усталый. Спокойный такой, равнодушный… Мы так привыкли слышать его мысли, что не обратили внимания, когда он начал говорить вслух. Чёрт, как так можно?! Но… он же всегда был таким молчаливым и замкнутым. Тогда, почему сейчас? И что теперь нам делать? «Всё ясно с вами». Россия не стал дожидаться ответа, а просто вышел из зала. Я почему-то ожидал, что он хлопнет дверью, но русский, как будто бы назло, закрыл её очень аккуратно. И тихо.