IDWtBYH

       Выехав на относительно безлюдную улицу, поодаль от своего дома, Чонину неимоверно сильно хотелось надавить на педаль газа, чтобы машина смогла выжать из себя всё, чтобы парень смог хоть немного умерить свой пыл. Сидя за рулём гиперкара и осознавая то, насколько он может разогнаться за считанные секунды, руки сами тянутся к режиму максимальной скорости. Но вопреки желаниям, Чонин держал себя в руках, подъезжая к знакомому клубу по заученной до дыр улице. Чон старался сохранить самообладание и трезвость ума как можно дольше, откладывая все скапливающиеся чувства в сторону. Припарковав автомобиль, Чонин откинулся на сидение, немного расслабляясь, и поднял входящий звонок. - Дай секунду, скоро буду. - прикрыв глаза, он не слышал в ответ абсолютно ничего, сосредоточившись на собственном дыхании.       Пары секунд спокойствия и тишины должно хватить, чтобы успокоить разгорающийся пожар внутри. По ту сторону динамика продолжал доноситься голос Чондэ, но Чонин практически не слышал его. Он покинул салон автомобиля, не выпуская телефон из рук и продолжая слушать монолог приятеля. Где-то на подкорке скрывалась ярость, сидящая рядом с апатией, что ждала своего звездного часа. А из головы никак не выходили слова Роз, что крутились раз за разом, заедая и постепенно разрушая самообладание. "Они тебя даже не искали. Наверняка, им было плевать, жив ли ты вообще."       Как же сложно принять эти слова. Хотелось бросить все дела, нарушить обещание, данное Чондэ, и просто набить кому-нибудь морду. Как когда-то в далеком прошлом, не задумываясь о последствиях. Ввязаться в такую драку, чтобы выйти из нее с чувством полного опустошения, чтобы исчез этот груз, оседающий в несоизмеримом объеме. Он безумно скучает, вспоминает о них, но глушит все чувства. Слушая в очередной раз девушку, меняет свою точку зрения и полностью доверяется ей, свято продолжая верить, что та желает только самого лучшего, старается сделать Чонина самым счастливым.       Он проводит рукой по волосам и сбрасывает звонок, ощущая взгляды со стороны. Чон привык к этому ощущению, но сейчас оно слишком обострено, как и все чувства, играющие с огнём, затаившемся в ближайшем углу, что так привлекает внимание и манит. Закрыв Bugatti, Чонин размеренным шагом направляется к охраннику у входа в клуб, который сразу узнает парня и, слегка поклонившись в знак уважения, пропускает вне очереди. Светодиоды слепят глаза, не успевшие адаптироваться к обстановке, музыка глушит любые голоса и закладывает уши, а люди, плотно расположившись друг к другу на танцполе, двигаются не впопад музыке. "Отвратительная атмосфера." И впервые Чонин соглашается со своим внутренним голосом, продолжая продвигаться через обкуренных людей к стальной двери в другом конце помещения.       Чонин заходит без стука, бесцеремонно распахивая дверь и проходя вглубь просторного кабинета. - Они пригрозили тем, что просто-напросто уберут меня. - спокойно начинает Чондэ, не поднимая взгляд и наливая во второй стакан обжигающей жидкости, протягивая другу.       Чондэ всегда начинал разговор, переходя к сути дела, и Чонин никогда не был против, а даже наоборот. Это одна из тех черт, присущих Чондэ, за которые Чон его уважал. - На каком основании?       Расположившись напротив приятеля и взяв у него стакан, было заметно, что Чонин нервничал и находился на острие ножа в считанных сантиметрах от всплеска накопившихся эмоций, когда тот начал отстукивать ритм ногой по неровной поверхности пола, рассматривая переливающуюся жидкость на дне стакана. - Летальный исход от передозировки, вчера, в пределах моего клуба. Думаю, мне всучили нечистый товар, решив подставить.       Абсолютное спокойствие обоих парней в подобных ситуациях накаляло обстановку до предела. Они говорят с такой интонацией, будто обсуждают совместный поход на рыбалку, а не проблемы с поставкой и продажей наркотиков. - Разберёмся. - констатирует Чонин, обращая внимание на телефон, экран которого засветился, оповещая о входящем звонке.       "Почему. Все. Именно. Сейчас?" Чонин не горит желанием разговаривать с Роз, поэтому переворачивает гаджет экраном вниз, раздраженно выдыхая и выпивая оставшийся на дне ром, не замечая того, что номер входящего звонка оказался неопределенным.

***

      Кёнсу не в силах избавиться от привычки рассматривать свои руки, вновь опускает взгляд, время от времени поглядывая на вход в клуб. Прокручивая в голове разные варианты развития событий, он так и не решается подойти к охраннику, продолжая стоять в нескольких метрах.       "Может, позвонить ему? Нет, не стоит."Вспомнив, как они вместе с Бэкхёном нашли номер Чонина, Кёнсу сразу откидывает этот вариант куда подальше. "Это же глупо: звонить вот так, ни с того ни с сего спустя 2 года?!" Он сам себе задает риторический вопрос и очередной раз убеждается в глупости спонтанного решения. - Пиши давай! - Бэкхён протягивает Кёнсу маленький листок с ручкой, не принимая возражений и забивает в поисковике "Вся информация о бизнесмене Ким Чонине". - Может, не стоит. Зачем мне это? - Су откладывает ручку в сторону, всё же заглядывая в экран телефона, где нашлось всё, вплоть до адреса проживания. - Ничего не знаю, когда-нибудь пригодится и будешь благодарен мне.       Тихо цокнув, Бэк забирает отложенный в сторону листок и сам пишет номер, вкладывая в руку Кёнсу.       "Либо сейчас, либо никогда."Кёнсу сам себе даёт установку идти до конца и делает первый шаг в сторону охранника, мгновенно останавливаясь. Сердце заходится в бешеном ритме, отдаваясь громким стуком в ушах, в горле пересыхает и, кажется, у Су подкашиваются ноги. Справа, буквально в 15 метрах от Кёнсу стоят несколько приближённых людей того самого амбала, которому давно пора вернуть деньги, взятые еще несколько лет назад в долг.       Кёнсу не успевает среагировать, а продолжает стоять в оцепенении даже тогда, когда один из них заметил Су и начал перешептываться с остальными. Чувство, будто кислород совершенно потерял путь к мозгу, а легкие забыли как дышать. Еще пара секунд и до него доходит, будто что-то щелкает внутри и кричит о опасности. "Только не это, не сейчас." Подсознание воет, в прямом смысле этого слова, а после заходится в крике беспомощным зверем. Кёнсу резко поворачивается на пятках, стараясь как можно естественнее, но в то же время скорее уйти, исчезнуть в их поле зрения, пока это возможно. Если возможно вообще.       Повернув за ближайший угол, Су отметил вдалеке виднеющийся парк и сорвался на бег, стараясь не оглядываться так часто. Адреналин поступал в организм с невероятной скоростью и создавалось впечатление, что Кёнсу может пробежать пару километров без остановки прямо сейчас. Уши закладывает и он не слышит, как крики позади становятся громче. "Бежать больше нет смысла.."       Это тупик, он сам себя завел в безлюдное место, где горит единственный фонарь где-то в глубине парка. Деревья слишком спокойно колыхаются, а природа в миг затихает. Создается атмосфера абсолютной тишины, подобной той, что наступает перед ужасающей по своим масштабам бурей.       Кёнсу собирается с мыслями и замедляет бег, а после шаг, пока совсем не останавливается, поворачиваясь лицом к подходящим парням. - Что, не вышло сбежать? - начал один из четырех парней, тот, что покрупнее остальных. - Думал, мы забыли про твой долг? Ну уж нет. Срок давно просрочен, ты ведь в курсе?       Скалясь, он подошел слишком близком к Кёнсу, подхватывая пальцами того за подбородок, сжимая крепкой хваткой и смотря прямо в глаза. В его глазах читалась чистая, необузданная ненависть, и Кёнсу на секунду потерял самообладание, ощущая как тело подводит, не даёт пошевельнуться. Собрав всё то, что оставалось целым внутри, достав из глубины стальной стержень и глубоко, но очень медленно вдохнув, Су не стал разрывать с ним зрительный контакт, а начал тихо смеяться то ли от нервов, натянутых тонкой нитью, то ли от переизбытка адреналина и чувства безысходности, что так хочет выбраться наружу. - Думаешь, я боюсь тебя? Ошибаешься! - отчеканивает каждое слово Кёнсу, прежде чем плюнуть этой мрази в лицо.       Безысходность и страх - опасные чувства. Порой они могут сподвигнуть на то, что исправить будет невозможно, что приведет к катастрофическим последствиям. Но Кёнсу не задумывался ни о своих поступках, ни о чем другом, стоя в окружении четырех парней, которым Су явно уступал в телосложении и силе.       Темноволосый парень, который не так давно держал Кёнсу за подбородок, резко опустил его, зажмурив глаза и вытирая свое лицо рукавами куртки. Су прекрасно отдавал отчет своим действиям и осознавал, что делает только хуже, но остановиться уже не мог. - Сука, будешь расплачиваться своим телом и за это, и за свой долг.       Услышав и переварив каждое слово, Кёнсу будто просыпается, возвращаясь в жестокую реальность, в которой за каждое слово и действие приходится платить. Испаряется пелена адреналина перед глазами и он начинает осознавать, что натворил. Отшатнувшись в сторону, Су попытался метнуться в сторону деревьев, попытался свернуть с тропинки в надежде сбежать, но оказался перехвачен поперек живота. Мгновение, и он чувствует давно забытую, тупую, но в то же время невероятно сильную боль в области солнечного сплетения. Кёнсу сгибается по полам в руках мужчины и заходиться непрерывным кашлем, чувствуя как глаза невольно наполняются влагой. Перед ними всё застилает мутной пленкой и Су пытается выпрямиться, пока в состоянии, как получает практически сразу еще один удар, уже в область челюсти.       Сложно разобрать даже то, кто наносит очередной удар. Голова начинает раскалываться, а мир плыть по кругу. Во рту отчетливый привкус крови и Кёнсу хочется выблевать все свои внутренности. Он чувствует, как его опустившуюся вниз голову тянут за волосы вверх, и Кёнсу стоит огромных усилий открыть глаза, чтобы не отключиться прямо сейчас. - Я вам не подстилка, твари, - еле выдавливает из себя Су, но произносит каждое слово вполне отчетливо, чтобы его услышали.       Все четверо заходятся в отвратительном гоготе, от которого можно оглохнуть и хочется вырезать свои уши, лишь бы не слышать. Изо рта начинает тянуться нить слюны вперемешку с кровью, и он снова плюет в сторону одного из них всей скопившейся кровью, победно улыбаясь. Зубы и губы в крови, даже по подбородку стекает алая жидкость, от чего Кёнсу похож на сумасшедшего, но это ничуть не мешает ему чувствовать себя хоть на какую-то долю, но победителем.       Это стало последней каплей. С него резко стаскивают вниз джинсы и опускают из крепкой хватки, от чего Кёнсу буквально валится на пол, оседая на колени, не в состоянии держать равновесие. В голове столько всего и одновременно ничего. Такое чувство, будто Су наблюдает за этим со стороны, ни больше. Он не осознает, что происходит до того момента, пока его не поставили раком. Отвратительное, ужасное чувство, которое дырявит и разъедает тебя на куски. Кто-то разрывает на нем кофту, деля вышитую на ней фразу ровно на половину и отбрасывает куски в сторону. Кёнсу даже голову не в состоянии поднять, это делают за него, грубо сжимая по бока его скулы. - Открой рот, шалава. - почти рычит мужчина напротив, звеня пряжкой от ремня и доставая из штанов член внушительных размеров.       Кёнсу слышит, слышит и стискивает зубы так сильно, как может, из последних сил мотая головой из стороны в сторону. Чувствует сильную пощечину, еще один удар и все же не может контролировать свои эмоции, ощущая, как по щекам текут слезы, как печет и болит все лицо. Даже стиснуть зубы покрепче сил не хватает. Он чувствует чужую плоть во рту и в тот же момент хочет умереть, провалиться сквозь землю, просто исчезнуть. К горлу подкатывает тошнотворный ком и Су не может его подавить. Крепкая хватка на затылке чувствуется слишком контрастно и Кёнсу мычит, от раздирающего плоть чувства в горле, пока его насильно насаживают на член. Почти задыхается, а получив мизерные пару секунд для того, чтобы схватить ртом немного воздуха, не может. Чувствует, что не в состоянии вздохнуть, что грудь сдавило от боли и унижения.       Последнее, что ломает Кёнсу по полам - невыносимая боль в пояснице, быстрые толчки внутри, ощущение, как разрывается собственная плоть. Ему кажется, что голосовые связки отказались работать, и он не может произнести ни звука, пока по парку разносится душераздирающий крик. Бока сжимают худощавые пальцы, оставляя уродливые отметины после себя, и Кёнсу уже сейчас понимает, что никогда не сможет отмыться, избавиться от этого. И даже кричать нет смысла, никто не пройдет мимо, не поможет, не протянет руку помощи. Кёнсу просто выключается, перестает чувствовать абсолютно все и поднимает взгляд к ночному небу, пока его берут сразу двое на весу, когда боль достигает своего апогея. До тех пор, пока от Кёнсу не остается ничего. Он чувствует, как по бедрам стекает такая горячая кровь, как соленые слезы обжигают новые раны и всеми силами хочет избавиться от всего остального. На какой-либо протест сил не остается от слова совсем, голос хрипнет с каждой секундой все больше, лишая хозяина дара речи, заставляя рассыпаться от невозможности даже кричать.       Кажется, это длилось вечность, пока они сменяли друга, измывались над еле дышащим телом парня, брали его во всевозможных позах и вариациях, попутно нанося очередные удары, когда в Су просыпалось совсем слабое, но второе дыхание, когда он цеплялся за невидимую нить и пытался сопротивляться.       Они бросили его на асфальтированную тропинку словно тряпичную куклу, смотря на него сверху вниз. Ни один не скрывал презрения во взгляде и каждом движении, время от времени пинали, проверяя, не сдох ли раньше времени. А тот самый, что начал это всё, брезгливо вытерев руки о собственную куртку, присел около Кёнсу, убирая прилипшую к его лбу прядь волос, шепча прямо в лицо: - В твоем распоряжении ровно два дня, после чего мы рассылаем твои фотографии всем людям, имеющим хоть какое-то влияние в этом городе. Тебя будут презирать абсолютно все, гнать палками и называть шмалью, подстилкой, продажной шлюхой.       Безумная улыбка этого уёбка и его соратников заставила бы содрогнуться любого, только не Кёнсу, что безразлично, еле приоткрывая рот, собрав всю свою ненависть, прошептал в ответ прежде, чем отключиться: - Плевать, рассылай, кому хочешь.       Сдержав свое обещание, они наделали целую серию фотографий, с разных ракурсов, в разных позах, держа Кёнсу как вещь и, конечно же, скрыв свои лица. Они просто оставили лежать его там. В глубине парка, в кромешной темноте, освещаемой лунным светом. И только деревья, что утихли как одно, небо, усыпанное россыпью звезд и совсем легкий ветер, что проходился по израненному телу Кёнсу, касаясь души, стали свидетелями произошедшего.