IDWtBYH

      Абсолютная тишина, в которой можно различить едва слышимые передвижения парня. Кенсу и самому себе объяснить не сможет, почему так и не ушел, оставшись в квартире Чонина. Почему не сбежал после хлопка закрывшейся двери, а продолжил сидеть в кровати, медленно поглаживая короткую шерсть пса, растянувшегося поперек ног парня.       В голову постепенно возвращаются все новые обрывки утерянных воспоминаний за прошедшие несколько дней, и Су, вероятнее всего, пробил бы собственный лоб ладонью свободной руки, не будь она забинтована так же, как и вторая. Взгляд скользит к катетеру, а после доходит до капельницы с полупустым пакетом, установленным сверху. - К черту, - Кенсу закрывает глаза, глубоко выдыхает, протягивая правую руку к катетеру, и, задержав дыхание всего на миг, резко вырывает его, сгибая руку в локте. Руку обжигает резкой болью, растекающейся по венам, и парень стискивает зубы, аккуратно высовывая ноги из-под добермана и спуская их на прохладную поверхность, ярко контрастирующей с теплой, нагретой за ночь кожей. «Какого черта?!»       Кенсу не может найти ответ ни на один интересующий вопрос, раз за разом прокручивая оставшуюся позади ночь, и тщетно пытается понять то, каким образом мог оказаться в квартире Чонина. Голова чертовски раскалывается, стоит Су подняться на ноги и сделать несколько шагов в сторону ближайшей комнаты, а ноги предательски гнутся в коленях, отказываясь двигаться дальше. Это состояние так схоже с тем, что выпало на долю растерзанной судьбой души парня, что становится не по себе от подобного сравнения, а c лица не сползает искаженная болью улыбка. - Ну нахуй эти наркотики, - тянет Кенсу в адрес самому себе и потирает перебинтованными пальцами правой руки висок, поворачивая за угол и в слепую пытаясь отыскать ванную.       «У него должна быть аптечка.» Кенсу опирается ладонью о холодную стену и тянется к выключателю, жмуря глаза от яркого искусственного света, резко вспыхнувшего в немалой по размеру ванной комнате. Он бегло осматривает помещение, обустроенное в светлых тонах, открывает всевозможные шкафчики под белоснежной раковиной правой рукой, прижимая вторую к себе, и присаживается на корточки, выдвигая последнюю с облегченным вздохом.       Особо не церемонясь, парень садится на холодный кафель, складывая ноги в подобие позы лотоса, и пододвигает ближе к себе найденную аптечку. Зубы разрывают упаковку с ватой, которую Кенсу достал в первую очередь, а перебинтованные пальцы шарят в поисках спирта. Пока тело занимается своим делом, разум парня продолжает витать далеко за пределами ванны, квартиры, где-то в тени реальности, наблюдая за происходящим со стороны. Из головы никак не могут испариться мысли о том, что это не просто квартира, а квартира Чонина, о том, что могло произойти прошлой ночью и тысячи предположений, от которых легче не становиться, а руки предательски подрагивают, словно Кенсу окунули с головой в ледяную воду. Губы снова прикусываются для того, чтобы не потерять связь с реальностью, чтобы удержать ее хотя бы за единственную тонкую нить, но выходит откровенно говоря плохо. Мысли утекают сквозь мельчайшие бреши, заставляя задуматься, и Кенсу все больше боится того, что снова не сможет выбраться из их беспрерывного потока, оставшись наедине с собой.       Не зная, а точнее не помня того, что произошло, Су буквально разрывает и делит на половину от действий и слов Чонина. В какой-то момент ему даже кажется, что это все нереально, не может быть реальным после стольких неудач, а белая полоса, начинающая проглядываться на горизонте, обязательно сменится привычным черным цветом. Вата смачивается спиртом и прикладывается к тому месту, где совсем недавно был установлен катетер, а парень неуверенно поднимается на ноги, не понимая, что ему делать дальше, куда двигаться, за что зацепиться, чтобы не кануть в невидимую пропасть.       Не отыскав свои вещи, Кенсу возвращается в спальню, с неким интересом разглядывая интерьер квартиры, только бы не думать о чем-то другом, вынимает из стопок вещей, аккуратно сложенных в шкафу, первую попавшуюся футболку и единственные спортивные штаны, натягивая на себя. Изучает каждую комнату, попытавшись абстрагироваться от тех мыслей, что давят на плечи, от которых голова начинает идти кругом, но понимает насколько тщетна каждая из его попыток.       Вещи пропитаны его запахом, стены буквально дышат Чонином, и даже минимализм в интерьере буквально кричит о нем. Кенсу не может не поддаться этому давлению, сидя в гостиной на диване, оттягивая горловину футболки, что свободно висит на парне, и втягивая носом запах кондиционера и едва ощутимый аромат того самого одеколона, так прочно въевшегося в сознание. Он чувствует себя преступником, совершившим особо тяжкое преступление, но не может противостоять собственным желаниям. Сколько бы он не пытался забыть, понять и принять тот факт, что не нужен Чонину, за стеной необузданной злости, обиды и чувства отмщения за свои страдания скрываются те чувства, что изголодали и так желают найти выход, мечтают быть услышанными, мечтают о шансе полноценного существования. Те самые чувства, которые Кенсу неоднократно пытался похоронить внутри себя.       Он едва замечает, как по щеке скатывается одинокая слеза, быстро стерев ее, и возвращает на место с треском расколовшуюся маску, когда в комнату вбегает сначала один пес, шкрябая пол, а за ним и второй, целенаправленно бежавший за первым, но, преодолев дверной проем, переключившийся на сидящего в относительной близости Кенсу. Пес с некоторой осторожностью подходит к парню и принюхивается, прежде чем забраться на диван слева, а второй подходит к закрытой двери в дальней части гостиной, что практически сливается с цветом стен. К единственной двери, в которую Су еще не входил. Доберман встает на задние лапы и начинает передними скрести деревянную поверхность, будто призывая обратить на себя внимание.       Кенсу все же сдается, поднимаясь с дивана, отодвигает навязчивые мысли подальше, и чуть нагибается вперед корпусом, хлопнув пару раз по своим бедрам. - Иди сюда, - он пытается обратить на себя внимание и невольно расплывается в надломленной, но улыбке, когда доберман подходит ближе, подставляясь под ласки и облизывая запястье парня, не скрытое слоем бинтов.       Пес уходит также к дивану, а Кенсу остается напротив двери с мыслью о том, хочет ли узнать, что по ту сторону. Нижняя губа прикусывается, и парень тянет ручку вниз, не понимая, почему в груди поселилось вполне ощутимое предвкушение перед неизвестностью.       Запах краски – это первое, что почувствовал Кенсу, толкнув дверь. Маленькое помещение освещает тусклый свет лампы, которую стоило бы поменять, но грудь парня сдавливает практически сразу. Слишком осязаемо, слишком реально, когда его глаза сталкиваются с прорисованным взглядом напротив.       Он медленно подходит к холсту, протягивает перебинтованные пальцы и обводит каждую линию, не в силах остановить стекающие по щекам слезы. Они слишком соленые, с привкусом горечи, остающейся на корне языка, потому что Кенсу не может стереть с лица улыбку, предшествующую истерики. Он смотрит на собственный портрет и не знает, как это воспринимать. Так отчаянно убеждая себя в правдивости безответной любви, Чонин рушит все, что Су выстраивал годами, даже не находясь рядом. Меньше всего на свете Кенсу нужны прозрачные надежды на взаимность, которые не раз заставляли страдать, осыпались под ногами битым стеклом и пронзали сердце настолько глубоко, что, казалось, это конец. Нужны меньше всего, но в то же время так необходимы, ведь чувства не исчезли, не угасли совсем, а лишь залегли на дно, ожидая своей очереди.       Это облегчение, которое несет за собой новую порцию боли, и Кенсу в шаге от того, чтобы принять ее сполна, вновь окунуться с головой, наступив на те же грабли. В шаге, но из последних сил продолжает держать дистанцию, не позволяет чувствам одержать верх, вспоминая весь путь, который пришлось преодолеть.       Он тянется к старой тетради, лежащей на одной из полок, проводит по ее шершавой поверхности большим пальцем и буквально переносится в то время, когда она была практически пуста, а Кенсу наблюдал за рождением многих рисунков.       «Это безумие.» Безумие – проливать слезы, смотря на рисунки, верить в то, что любые чувства со временем угасают и чувствовать, как внутри разгорается пожар с новой силой, думать, что твое сердце давно остановилось, покрывшись слоем льда, и слышать с какой силой оно бьется, отдаваясь в ушах. Чистое безумие, и Кенсу в этом абсолютно уверен.

***

      Чонин закрывает дверь квартиры и трет пальцами между бровей, опирается о стену и прислушивается к тишине. «Отлично.» Листает список контактов в телефоне и подносит гаджет к уху после нескольких протяжных гудков. - Нужны два человека к квартире для охраны, - голос слегка отдает хрипотцой, а пальцы свободной руки тянутся к карману брюк в поисках сигареты, пока Чонин вслушивается в ответ. - Пятнадцать минут, и они будут на месте, - сигарета зажимается между зубов, а в ответ слышно тихое чирканье зажигалки. - Отлично.       Теперь его безопасность прежде всего. Чонин чувствует, как теплеет в груди, и наконец понимает, чего ему не хватало все это время. С одной стороны, не хватало столь знакомого прилива адреналина и необузданного желания защитить, уберечь Кенсу. С другой стороны, так не хватало умиротворения и спокойствия, которое способен подарить только Кенсу, уверенности в том, что ты не одинок, которую не смог привнести никто в жизнь Кима, кроме парня, так отчаянно влюбившегося в него, всех тех чувств, что Чонин испытывал когда-то давно, но сейчас в несколько раз сильнее, ярче, контрастнее. Изменилось многое, и смотреть на Кенсу, лежащего без сознания, не иметь возможности сделать что-либо невыносимо, сродни средневековой пытки. Сознание вторит о том, что он поступает эгоистично, привязывая Кенсу к себе без права на выбор и возражения, но сердце впервые говорит Чонину о том, что он поступает правильно. И Чон впервые идет наперекор здравому смыслу, прислушавшись к той части внутри себя, в сторону которой еще полгода назад он и не задумался бы обратить внимание, которую так упорно игнорировал всю свою жизнь, завешивая ярлыками о дружбе, и только сейчас решил дать ей шанс. Решил довериться собственным чувствам, пойти им навстречу.       Люди начинают ценить, лишь потеряв, и Ким убедился в этом сполна. Убедился настолько, что оттягивал себя несколько раз, чтобы не бросить все свои планы и вернуться в квартиру. Наконец спустившись, Чонин выбрасывает окурок в ближайшую урну и зарывается пальцами в волосы, слегка оттягивая их назад и крутя в свободной руке телефон. - Черт, - губы сами тянутся в раздраженной улыбке, граничащей с тенью безумия, пока Чонин старается сохранить самообладание.       До него только сейчас дошел тот факт, что машина была оставлена без присмотра на всю ночь. Какой идиот не воспользовался бы шансом, чтобы угнать такой экземпляр, еще и открытый с ключом внутри.       Наркоманы, накурившие Кенсу, угнанная машина – это последняя капля, которую может выдержать взрывной характер Чонина и теперь, когда чека практически снята, остается меньше нескольких секунд до того, когда взрывная волна снесет все на своем пути. Наравне с этим Чонин вспоминает главное: что Кенсу в порядке, его растерянный взгляд, неуместные вопросы и колкие фразы в свою сторону, и кажется успокаивается, забираясь в салон оставленного неподалеку еще с прошлой вылазки черного гелендвагена. «Все же, ничего не имеет смысла по сравнению с его жизнью.»       Чонин поглаживает кожаный руль большим пальцем, поворачивая ключ зажигания второй, а перед глазами одна единственная картина, что не рассеивается до сих пор: его тихое дыхание, нарушающее безмолвное молчание ночи, едва приоткрывающиеся пухлые губы и трепещущие в лунном свете ресницы, от которых невозможно отвести взгляд. Ким начинает осознавать то, насколько дорог для него Кенсу, но понимает, что слишком поздно. То разочарование, злость и обиду, плескающиеся на дне темных глаз, не укрыть за толстой стеной от того, кто знает тебя лучше, чем кто-либо другой. «Черта с два я отпущу его. Силой привяжу к себе, но дождусь того момента, когда Су сможет понять, принять.»       Гелендваген остается в одном из переулков Сеула между высокими зданиями, а Чонин прикуривает очередную сигарету, не на долго осветив погруженный в относительную тьму поворот проблеском света от зажигалки. Самое время уделить внимание тем, кто осмелился перейти дорогу Чону и, кажется, уже не в первый раз. Медленным, размеренным шагом направляясь в сторону больше, чем просто знакомого бара, он слушает приглушенные голоса снующих людей и слегка щурит глаза от палящего солнца, целящегося прямо в глаза, опускает взгляд и рассматривает асфальт под ногами. -«Проблема с нашими», - эти слова всплывают перед глазами как гром среди ясного неба, заставив Чонина остановится, стряхнуть пепел с сигареты и растянуть губы в едва заметной ухмылке.

***

      Стальная дверь распахивается с едва слышимым скрипом, а в помещение, освещенное единственным источником света у барной стойки по левую сторону, входит парень, оповещая о своем присутствии четкими шагами, отскакивающими от не так давно начищенной поверхности пола. Непривычная для подобного места тишина, не спертый, а с освежающим привкусом воздух в некоторой степени даже расслабляет, пусть в ушах совсем отдаленно и продолжают звучать привычные биты, давящие на барабанные перепонки, пока парень целенаправленно подходит к бару. - Чондэ, на пару слов, - на оголенное плечо падает ладонь Кима, который не останавливается, сворачивая в сторону кабинета, а Чондэ лишь вздыхает, подхватывая апельсиновый сок с барной стойки и сползая с нагретого места. - Ты впервые пришел ко мне в такое время, - отпив немного сока, Чондэ опускает взгляд на наручные часы и только после Чонина заходит в собственный кабинет, оставив дверь приоткрытой.       Ленивой походкой, он все же добирается до кресла, отставив излюбленный сок в сторону и, не без возмущений заняв свое место, поправляет слегка вьющиеся волосы, наблюдая за возбужденным с самого утра Чонином.       Ким всего на секунду отвлекается от собственных мыслей, уловив сказанное, и садиться напротив, постукивая указательным пальцем по подлокотнику кресла. - Хлебни сока, охладись и успокойся.       Без единого намека на усмешку Чондэ толкает стакан в сторону Чона и только тогда откидывается на спинку кресла. Из Чонина буквально вытекают все последствия прошедшей ночи, отразившейся на парне как морально, так и физически. - Ты говорил в прошлый раз о нариках, - скорее утверждение, нежели вопрос, - кто-то накурил Кенсу, смешав столько всякого дерьма, - Чонин все же наклоняется к столу, опустошая на четверть не наполненный соком стакан, и хмурит брови от кислого вкуса, проводя языком по верхнему ряду зубов. - До передоза, - стакан с характерным стуком возвращается на законное место, а Чондэ наконец-таки оживляется, также подавшись вперед. - Тот самый друг, которого мне довелось увидеть? – глаза парня округляются от неожиданного заявления, а брови хмурятся в следующий момент, когда парень прикладывает палец к губам, - так вот почему ты вчера скинул. Он у тебя? - Да, - на лице Чондэ все же появляется мимолетная ухмылка, которая не остается незамеченной, а Чон страдальчески выдыхает, уже предполагая сколько вопросов последует дальше, - но об этом позже. Нам нужны люди, что были с ним в тот вечер, хотя бы какая-то зацепка или намек. - Кстати об этом, - Чондэ шарит в небольшой стопке бумаг на краю стола, а после протягивает два листа Чонину, тыча пальцем сначала в один, а после и во второй снимок, сделанный не так давно одним из проверенных людей, работающим на Чондэ. - Это – О Сехун. Тот, кто задумал сместить тебя, а короче говоря, тот самый нарик, о котором мы решили не беспокоиться, приняв за мелкую сошку. А это, - Чондэ протягивает парню свой телефон и опирается локтями о стол в ожидании дальнейшей реакции, - Кенсу и те, кто был с ним.       Корпус смартфона практически трескается под давлением чониновых пальцев, когда в нечетком изображении все же удается уловить сходство с парнем на снимке. А главное из примечательных признаков – выделяющийся шрам вдоль глаза, так четко различимый в свете софитов. Взгляд останавливается на Су, буквально развалившемся на барной стойке и руке ублюдка, что по-хозяйски опущена на спину парня, а внутри постепенно начинает закипать злость. Чонин отдает телефон прежде, чем она пытается вырваться наружу, и прикусывает щеку изнутри. - Но нам неизвестно его местонахождение. Многие говорят, что он обосновался в центре Сеула, но тогда бы мы его точно заметили. - Он же не настолько обдолбанный, чтобы лезть в пасть хищника, которого хочет обезвредить. - И то правда. - Тогда, - Чонин поднимается со своего места, разминая пальцы, сжатые в кулаки, а после резко подается вперед, опустив ладони на стол, - уничтожим каждого, кто действует не под нашим контролем, параллельно вычленяя всевозможные точки торговли, не принадлежащие нам. Сделаем вид, что оставляем его в качестве десерта напоследок. - Давно пора разобраться с мальками, смеющими смотреть в нашу сторону, - Чондэ одобряюще кивает, подхватывая пальцами пустой стакан, и растягивает губы в ухмылке, кивнув Чону, - ну что, еще по стаканчику?

***

      Получив одобрение со стороны Чондэ и абсолютную поддержку в принятом решении, парни обсудили подробный план дальнейших действий, придя к единогласному выбору стратегии. «Нельзя недооценивать врага.»       Чонин выбрасывает окурок сигареты через приоткрытое окно и вдыхает свежего воздуха, разбавляющего пробравшийся в организм никотин, прежде, чем открывает дверь гелендвагена. Он проводит по черной, блестящей дверце кончиками пальцев и только после этого кладет ключи в карман, носком левой туфли туша дотлевающую на асфальте сигарету. «Да, прошла эпоха широна.»       В некоторой степени, даже потеря гиперкара стала своеобразным толчком, еще одним камнем, свалившимся с плеч парня и унесшим за собой часть прошлого. Того самого, к которому Чонин вряд ли когда-нибудь захочет вернуться. Еще неделю назад Чон не хотел возвращаться в собственную квартиру, ища тысячу и одну отговорку, лишь бы остаться на пару часов в офисе дольше обычного, а сейчас стоит напротив железной двери с таящимся в груди предвкушением, осознанием того, что за ней есть тот, к кому хочется возвращаться, к кому тянется все нутро.       Чонин поворачивает ключ и первое, что замечает, войдя в квартиру, - умиротворенная тишина и дуновение ветра от небольшого сквозняка из-за открывшейся двери. Он не спеша снимает обувь и целенаправленно идет в сторону спальни, останавливаясь на пороге в гостиную. Пусть Чонин и принял часть своих чувств, но не всю, оставаясь верным прошлым устоям, пусть и не так преданно, пусть и подумывая о переходе на другую сторону. Но сдержать рвущейся наружу улыбки просто нереально. Кенсу, прижав к груди потрепанный временем блокнот, сладко спит, уместившись на диване вместе с двумя черными псами, пригревшимися с обеих сторон от него. Чон проходит вглубь комнаты и останавливается напротив дивана, решаясь в следующий момент податься вперед.       Ким старается сдержать улыбку, но выходит чертовски плохо, потому что уголки губ все равно ползут вверх, а в области груди теплеет, потому что рука непроизвольно тянется к его лицу и желает ощутить мягкость кожи под пальцами, потому что это чертовски важно для Чонина: видеть и знать, что Кенсу все еще помнит, дорожит воспоминаниями из прошлого. - Наблюдать за спящими незаконно, Чонин, - Кенсу слишком неожиданно открывает глаза, сталкиваясь с чужим взглядом и садится в более удобную позу, упираясь ногами о низкий столик и кладя блокнот на свои ноги.       Он чувствовал, знал, что Чонин стоит совсем близко, который год подряд не в силах избавиться от чуткого сна. Всем своим существом ждал хоть каких-либо действий от Чона, но сам же обрубил все его намерения на корню, идя наперекор собственным желаниям. В этой битве одержало победу то самое чувство, что зародилось два года назад, только сейчас окрепнувшее и кинувшее вызов самому искреннему чувству внутри парня, что так отчаянно цепляется за жизнь, веря в лучшее. - Еще чего, я проверял не подох ли ты и не загрызли ли тебя, - Чон кивает в сторону добермана, пригревшегося справа от парня и совсем незаметно сжимает пальцы той руки, которую хотел протянуть еще пару мгновений назад к лицу Кенсу, в кулак и разворачивается на пятках в сторону кухни, расстегивая по пути верхние пуговицы рубашки, что скорее всего задушат парня в своих тисках, если он не сделает это прямо сейчас.       Кенсу, продолжив сидеть на диване, молча провел парня взглядом и поджал пухлые губы. «Нужно выбираться.»       Подсознание и трезвость ума кричит о том, что Кенсу лишний в этом месте, подталкивая пройти за Чонином, а сердце безуспешно пытается остановить, удерживая Су на месте тонкими нитями, что слишком просто рвутся, когда Кенсу все же поднимается с дивана. Он держит еще некоторое время блокнот в руках, как бы прощаясь с прошлым, которое не хочется отпускать так скоро, и аккуратно кладет его на столик. - Я ухожу, - Кенсу заходит в кухню и, не церемонясь, выпаливает то, что все это время проигрывалось в голове, пока парень шел из соседней комнаты, - у тебя хорошо, но пора и честь знать. - Спасибо, что помог, буду должен, - он скользит взглядом сначала по небольшой кухне, а потом всего на миг задерживает взгляд на самом Чонине, что преспокойно помешивает только что заваренный кофе.       Он не сразу замечает, что на столе стоит и вторая кружка, от которой тянется тонкая струя пара и именно от нее доходит до парня приятный пряный аромат, а только тогда, когда наконец отводит взгляд от Чонина, опустив его к столу. - Я не знал, что ты любишь, поэтому заварил чай, - Чон следит за взглядом Су и кивает в сторону соседнего стула, - Ну и куда ты пойдешь? Не выеживайся и садись.       Немного помедлив, Кенсу неуверенно и с некой осторожностью косится в сторону свободного стула прежде, чем все-таки сесть и придвинуть кружку ближе к себе. - Я должен тебе по гроб жизни, так что живи здесь. «Ты спас мою душу.» Я знаю, что у тебя нет квартиры, а у меня миллионы, - Чон усмехается, отставляя кофе на стол и думая о том, что это не лучшие слова, которые можно было бы подобрать, и снова поднимает взгляд. - «Просто отмазка.» Это тупо – уйти неизвестно куда, ты же не идиот, учитывая то, что к брату ты не пойдешь. Я больше, чем уверен в этом, Кенсу. «Останься, ты нужен мне.»       Кенсу отводит взгляд сразу же, как Ким начинает говорить, опустив его к темной жидкости и разглядывая собственное отражение в ней. Нет сил смотреть в темные глаза напротив, улавливая в них скрытый посыл, отблеск отчаяния и тоски, которым Кенсу не хочет искать объяснения. Кенсу не может воспринимать это в качестве правды после всех поражений, после всего прожитого. Пальцы обеих рук берут слегка остывшую и уже не столь горячую кружку, поднося ближе к пухлым губам. Он не хочет верить собственным глазам, воспринимая промелькнувшее во взгляде Чона за игру разыгравшегося воображения, отпивает немного ароматного чая и только тогда решается поднять взгляд. - Ты не чужой для меня человек, - Чонин старается звучать как можно убедительнее, смотря в карие глаза, но не может скрыть волнения, сдерживая внутри те слова, что действительно должны были быть сказаны. - А кто? – в этот раз Кенсу взгляд не отводит, а наоборот, не разрывает контакт, пытаясь разглядеть что-то на дне чониновых глаз. - Ты дорог мне, - слова, которые даются Чонину слишком сложно и в то же время с невероятной легкостью. В его глазах читается искренность, и Су не может упустить то, как смягчается голос парня, а его пальцы чуть сильнее сдавливают кружку. Ему так сильно хочется верить в то, что он правильно понял услышанное, что сердце начинает биться чуть громче, напоминая о том, что оно еще здесь, как и чувства, продолжающие жить глубоко внутри. - Вот только доходит до тебя долго, - хмыкает Кенсу, поглаживая большим пальцем едва теплую кружку.       Каждый говорит одно, мысленно проговаривая совершенно другое. Сердце Кенсу по-прежнему тянется к парню, сидящему напротив. Такому родному и в то же время совершенно чужому, а мозг проецирует безразличие, нашедшее свободу, сработавшее в качестве защитного механизма. Он не выдержит еще одной неудачи, еще одного проигрыша и того, что останется от парня по итогу. - Не спорю.       Кажется, Чонин понял смысл слов, сказанных Кенсу, отметив в его голосе нотки раздражения. Губы тянутся в полуулыбке, и Чон откидывается на спинку стула, давно оставив недопитый кофе без внимания. Ему по душе такая обстановка. Нравится тот факт, что Кенсу сидит с ним за одним столом в его квартире и в его же одежде. Это даже греет душу в некоторой степени, чего Чонин уже не боится признавать, а наоборот, постепенно начинает принимать ту сторону себя, что тянется и, как оказывается, всегда тянулась к Кенсу. К тому, кто большую часть жизни был рядом, заполняя зияющую пустоту внутри. К тому, кто в первый день знакомства приковал к себе внимание Чонина и подарил понятие заботы и дружбы, кто был на его стороне не смотря ни на что. Чонин проигрывает той стороне себя, которую прежде не знал, и все чаще задумывается о том, чтобы поддаться чувствам, отпустив «непоколебимые» устои прошлого. - Мы должны съездить к Чану, - Су решает прервать затянувшееся молчание, немного опешив от ответа Кима. Поднявшись с места, Кенсу забирает обе кружки со стола и молча отходит в сторону раковины, включая теплую воду.       Намного проще стоять к Чонину спиной, прикусив внутреннюю сторону щеки, чем выдерживать его уверенный взгляд, что с каждым разом все ближе к самому сокровенному, к тому, что теплится глубоко внутри. Он готов терпеть даже ту жгучую боль в ладонях, что отрезвляет получше любого известного средства, стискивая зубы и стараясь не подавать виду, подставляя ладони под воду и наблюдая за тем, как бинты пропитываются ею. - Вечером, - успевает ответить Чон прежде, чем телефон, лежащий в кармане, завибрировал.       Поднявшись со стула, Чонин уходит в другую комнату, принимая вызов, и до последнего не отводит взгляд от Су, остановившись в дверном проеме. - Слушаю, - ровным голосом звучит со стороны Чонина, который, облокотившись о стену, продолжает наблюдать за Су, не в силах отвести взгляд. - Господин Ким… - неуверенно начинает девушка, в голосе которой явно преобладает тревога. - Что случилось? – челюсти непроизвольно сжимаются, как и пальцы, держащие телефон, и Чонин разворачивается на пятках, пропадая из виду в соседней комнате.       Кенсу впервые слышит в его голос таким, отчего внутри все его существо покрывается коркой льда и сопутствующими от холода мурашками. Настолько стальным и властным, не терпящим возражения. Он расставляет кружки на свое законное место и закрывает дверцы шкафчика, расположенного над головой парня, глубоко вздыхает и аккуратно разматывает промокшие насквозь бинты, едва слышно проходит к гостиной, опираясь в последний момент о стену, и прислушивается к голосу Чона, оставаясь незамеченным. - Скажи мне пожалуйста, с хера ли ты до сих пор работаешь на меня? – Чонин трет лицо ладонью свободной руки и ощущает покалывание в области плеча, рана на котором еще не успела толком зажить. Это раздражает еще больше, подталкивая и без того расшатанное состояние парня. - Это произошло слишком внезапно, я думала… - в горле девушки, нервно мнущей пальцами края рассыпанных по столу бумаг, застревает ком, а по щекам стекают черные дорожки слез от растекшейся туши. - Так ты еще и думать умеешь? Удивлен, - Чонин даже договорить не дает, пресекая ее на половине сказанной фразы, режет по живому одним своим тоном, который уж точно не предвещает ничего хорошего.       Ким трет переносицу и опускается на диван, краем глаза отмечая то, как один из псов поднимает морду, смотря на хозяина. Опускает голову и тяжело выдыхает, думая о том, как поступить дальше. Казалось, все только начало налаживаться, даже Кенсу не стал сопротивляться, ответив молчанием на своеобразное предложение остаться, даже личность О Сехуна была идентифицирована. Но, как говорится: «Проблема не приходит одна». Сейчас эта фраза подходит как никогда лучше, и Чонин мысленно добавляет ее в список «ненавистное». - Насколько все плохо? – Чон слышит тихие всхлипы по ту сторону трубки и прикрывает глаза, чтобы сохранить самообладание и не сорваться во второй раз. - Он забрал некоторые документы, а те, что приехали с ним… Перебили охрану, - голос предательски дрожит, но девушка все-таки договаривает, прикрыв рот ладонью, чтобы сдержать накатывающую истерику. - Сонхва, на сегодня ты свободна, иди домой. - Спасибо, - тихо и в некоторой степени облегченно доносится до Чонина со стороны девушки. «Скорее всего, это шавки Сехуна. Что ж, ты первый начал эту игру.»       Кенсу все это время стоял около двери, так и не решившись войти в гостиную. По одному только голосу Чона можно было понять, что произошло что-то серьезное. «Может, он не просто так тогда исчез? Может, была причина?» Эти вопросы невольно всплывают перед глазами, внезапно рассеиваясь, когда Су отметает подобные мысли. Что-то глубоко внутри Кенсу говорит о том, что работа Чонина не так уж проста, какой кажется на первый взгляд, и он просто обязан спросить его об этом подробнее, но не сейчас.       Им просто необходимо разложить души перед друг другом, вознеся на алтарь, но каждый будет выжидать подходящего момента, не задумываясь о том, что он может и не настать.       Собравшись с мыслями и переварив все услышанное, Су наконец входит в гостиную, останавливаясь недалеко от Чонина, который гипнотизирует лежащий на столике блокнот, держа в правой руке телефон с потухшим экраном. Внутри разливается беспокойство, чувство тревоги, а тонкие пальцы, больше не скрытые слоем бинтов, перебирают край футболки. - Проблемы? – на удивление ровно и спокойно звучит со стороны Кенсу, стоящего позади. - Да, по работе. Нужно разобраться с этим, - Чонин наконец отрывается от разглядывания блокнота и поднимается с места, откинув телефон в сторону и подходя к застывшему на месте Кенсу. Так не привычно видеть его в такой близости после нескольких лет абсолютной пустоты. В груди наступает штиль, сменивший бурю одним взглядом в большие глаза напротив, от осознания, что он стоит на расстоянии вытянутой руки и никуда не исчезнет, что есть возможность уберечь того, кто, кажется, с каждой минутой приближается к метке самого ценного в жизни Чонина.       Он не до конца понимает, почему заводится с полуоборота при одном лишь упоминании Кенсу, но принимает тот факт, что без него больше не справится, не сможет жить в мире, где нет его. Родной частички, которую Чонин сам же пытался забыть, вырвать из своей памяти и похоронить с прошлым.       Его рука тянется к лицу Кенсу, когда Чон останавливается в шаге от парня, а костяшки нежно проходятся по скуле Су. С особой нежностью и трепетом, которые Кенсу не хочет воспринимать за реальность, но поддается. Надежда в груди в который раз возрождается из пепла, и Кенсу не в силах этому противостоять, смотря в чониновы глаза. В них нет той строгости и холода, которые превалировали несколько минут назад. Лишь нежность, от которой хочется завыть в голос. Кенсу так долго ждал и надеялся, что теперь не может поверить собственным глазам, до последнего отрицая реальность. - И разобраться с теми, кто посмел тронуть тебя, кто был причастен к тому вечеру, - на дне глаз Чонина можно четко увидеть разгорающееся яркое пламя, и Кенсу не может сказать ни слова, кажется забыв, как дышать. - Будь осторожен, - от чего-то шепчет Кенсу, не в силах оторваться от темных глаз, заглядывая в самую их глубину.       Слишком тяжело, но Чонин все-таки убирает руку, сжав пальцы свободной в кулак. Киму еще никогда не хотелось настолько сильно прижать его к себе, не отпускать и сказать, что все хорошо. Но вместо этого он просто опускает взгляд к рукам Кенсу, отходит на пару шагов, а брови сходятся к переносице. - В комнате возле капельницы лежит мазь. Не забудь обработать, - он кивает на руки Кенсу, заглядывая в его глаза. – Думаю, ты не против, если я закажу пиццу на вечер. После того, как съездим к Чанбэкам, - для большей ясности добавляет в конце Ким, заводя руки за спину.       Чонин тянет уголок губ в улыбке, разбавляя тем самым ситуацию, и следит за тем, как непонимание на лице парня также сменяется улыбкой. - Не против.

***

      Он подарил Чонину временное спокойствие, частично потушил бурю эмоций внутри парня и даже сейчас, когда Ким держит в одной руке автомат, остается рядом в виде ярких воспоминаний. Облокотившись спиной о гелендваген, Чонин докуривает сигарету, зажимая ту между пальцев и стряхивая с кончика пепел. Едкий дым заполняет легкие, а после рассеивается, тонкой линией уплывая вверх. Сейчас, когда внутри Чонина господствует необузданная злость, он не может поехать в офис, опасаясь того, что в конечном итоге сорвется, выплеснув на первого попавшегося всю смесь эмоций, роем жужжащую в голове.       Не сказав даже Чондэ, Чон перешел к осуществлению заранее обговоренного плана, начав с мелких повстанцев среди своих. Напротив него полуразрушенное здание, крыша которого, кажется вот-вот провалится. Чонин давно знает об этой точке, знает о намерениях каждого, кто скрывается за серыми бетонными стенами одноэтажного здания, но, не видя особой угрозы в свою сторону, спускал с рук тщетные попытки подняться с колен безымянной группировки. Спускал до сегодняшнего дня.       Окурок бесшумно падает на землю, постепенно темнеющую от тяжелых капель дождя, разбивающихся о нее. Парень поднимает голову вверх и с наслаждением растягивает губы в оскале, чувствуя, как холодные капли понижают температуру раскаленной от предвкушения кожи. Чонин никогда не отличался стальной выдержкой, а сейчас особенно. Еще в детстве, когда что-то касалось Кенсу, Чон первым ринулся мстить, одержимый желанием побить тех, кто посмел тронуть дорогого ему человека, друга. Кажется, ничего не изменилось, вот только желание мстить возросло в несколько десятков раз, к которому прибавилась злость на самого себя и еще не изученное чувство, засевшее глубоко внутри. То чувство, от которого хочется бежать и в то же время ринуться навстречу. То чувство, которое позволяет Чонину задерживать на Кенсу взгляд чуть дольше, из-за которого в груди что-то с треском надламывается, меняя, делая парня в разы мягче.       Чонин разминает плечи, ощущая дискомфорт в одном из них, но даже бровью не ведет, толкая дверь подошвой ботинок и проходя во внутрь. Спертый воздух практически сразу врезается в нос, а глаза пытаются сфокусироваться на чем-либо в относительной темноте. Типичное логово безнадежных и давно потерянных наркоманов, которых Чону за 2 года пришлось повидать слишком много.       Он тяжелыми шагами вымеряет узкие коридоры и, открыв последнюю на пути дверь, без промедления поднимает автомат. Раздаются первые выстрели, а на пол подобно мешкам падает сразу несколько тел, от которых растекаются лужи крови. Чонин слышит, как один из них захлебывается в собственной крови, держась обеими руками за простреленное горло, и чувствует мимолетное удовлетворение от происходящего. Сзади слышны шаги нескольких человек, стремительно приближающих к комнате, в которой не осталось ни одного живого, кроме самого Чонина, отошедшего к стене и доставшего небольшой нож.       Времени перезаряжать автомат не остается, когда дверь снова распахивается, а внутрь проходит сразу несколько человек. Первому повезло больше всего. Оказавшись перехваченным Кимом, он умер быстро, когда острое лезвие прошлось по горизонтали, перерезая глотку. На лицо парня успевает брызнуть чужая кровь в немалом количестве, а тело безвольно валиться под ноги Чонина, которое он уверенно перешагивает, втыкая нож по самую рукоять в грудь напротив стоящего. Слишком быстро, настолько, что Чонин не успевает насладиться действием, закончив с последним оставшимся в живых. Зато злость поутихла, утолив свою жажду.       Руки перепачканы по локоть в крови, как и лицо. Пальцы рефлекторно тянутся к пачке сигарет в боковом кармане, но останавливаются ровно в тот момент, когда Ким переступает порог здания, выходя под усилившийся дождь. Прохладные капли смывают еще теплую кровь, а Чон прикрывает глаза, проводя пальцами по мокрым волосам и зачесывая те назад. Единственное, о чем теперь может думать Чонин, так это Кенсу, которого хочется увидеть как можно скорее, покончив с работой на сегодня. Усмирив неконтролируемые эмоции, Чонин просто не может думать о ком-то другом. «И целого мира у твоих ног недостаточно, чтобы искупить мою вину за бездействие.»

***

- Операция прошла успешно, - на стол перед рыжеволосым опускается небольшая стопка бумаг, и только тогда он отвлекается, втягивая носом последнюю дорожку белого порошка и поднимая взгляд. Его рукава закатаны по локоть, а взгляд слегка рассредоточен, белки приобрели красноватый оттенок, а губы растянуты в жалком подобии улыбки, больше похожей на животный оскал.       Поднявшись со стула, он не спеша обходит стол и опирается о него поясницей, останавливаясь в шаге от парня напротив. - Умница, - подавшись вперед, Се несильно бьет ладонью по левой щеке напротив стоящего и упирается обеими руками о края стола. – Эта работа получше той, что была у тебя не так давно, согласись?       В ответ лишь молчание, воспринятое Сехуном как согласие. Этот парень, чье лицо скрыто, а эмоции которого ограничены довольно скупым диапазоном, как кажется его боссу, сыграет далеко не второстепенную роль в планах Сехуна, и мысль об этом лишь больше раззадоривает, заставляя Се чувствовать себя кукловодом, умело дергающим за нужные нити. - Кстати, - неожиданно громко начинает рыжеволосый, проводя правой рукой по столу и подхватывая пальцами едва не слетевший с него телефон, экран которого точно познакомился в прошлом с асфальтом. Сехун размашисто ведет пальцем по экрану и открывает галерею, нажимая на первое попавшееся фото, протягивая то в сторону парня. – Твоя следующая цель.       Безразличный взгляд встречается с взглядом шоколадных глаз, смотрящих на парня через фото, а в груди что-то невольно сжимается. Всего на секунду, но вполне ощутимо. - «Он…»- думает про себя тот, решив узнать причину, но не успевает. - Он связан с Ким Чонином, поэтому может привести к нему.       Лишних вопросов не следует, только короткий кивок, когда парень все же забирает телефон для точного определения цели и сравнения с имеющимися фото, экран которого украшен паутиной из трещин. Ему совершенно плевать на то, как Сехун связал этих двух людей друг с другом, на то, откуда у него этот телефон, но что-то в глубине души все равно порывается узнать чуть больше.       Дверца глянцевой феррари плавно опускается вниз, когда хозяин автомобиля занимает свое законное место, а небольшой телефон откладывается на пассажирское сиденье, в сторону которого парень глянет далеко не один раз, нервно сжимая кожаный руль и вдавливая педаль газа в пол.

***

      В голове пустота, сменяющаяся мыслями о родном человеке, а взгляд устремлен к дороге, что время от времени теряет фокусировку. Правая рука тянется к карману, через ткань которого едва прощупывается сложенный лист бумаги, а пальцы ловко его достают, пока вторая рука продолжает удерживать управление гелендвагеном. Чонин начинает чувствовать себя зависимым и от этого становится только хуже. Он понимает, что каждый день привязывается все сильнее к тому, кого однажды потерял, всматривается в рисунок в правой руке и знает, что рано или поздно поделиться с ним тем, что чувствует.       В офисе практически ничего не изменилось. Трупы людей, которые охраняли здание снаружи, давно убраны и лишь темные багровые пятна, въевшиеся в асфальт под ногами, напоминают о произошедшем. Чонин проверяет каждый документ, отмечая пропажу лишь нескольких: информация о самом Чонине, о Кенсу и паре людей, работающих на Кима, в числе которых оказался и Бэнни, бесследно пропавший с радаров Чона под предлогом отпуска. - «Не так уж и много,» - проносится в голове парня, когда он все же покидает пределы офиса. «Либо им нужна была именно эта информация, либо они не нашли большее в спешке.»       Дверь с тихим щелчком открывается, и Кенсу чуть ли не роняет из рук миску с кормом для собак. Он отставляет ту в сторону и со страхом в глазах смотрит в сторону вошедшего парня. На его лице, руках и одежде засохшая кровь смотрится слишком пугающе, подкидывая в голову самые худшие варианты. Сердце заходится в бешеном ритме, а ноги сами несут в сторону Чона. Он сам практически забывает о том, в каком виде переступает порог квартиры, и тянет губы в искренней улыбке, наблюдая за тем, как Кенсу ринулся к нему, беря холодные руки в свои. - Тебя ранили? – единственный вопрос, звучащий заевшей пластинкой в голове парня, наконец озвучен. Он бегло осматривает руки Чонина, а после берет лицо парня ладонями, внимательно осматривая каждый сантиметр прежде, чем облегченно вздохнуть. - А что, волновался? – на лице Кима расползается ухмылка, и он подходит к Кенсу вплотную, нависая над ним и смотря прямо в душу. - Идиот, - толчок в грудь, и Кенсу ловко отходит в сторону, нахмурив брови. – Еще чего.       Пробормотав последние слова себе под нос, Су поднимает миску с кормом и скрывается за поворотом в ближайшую комнату. Удары сердца до сих пор отдаются на уровне горла, когда Кенсу садится около псов, проводя ладонью по шерсти того, который практически сразу лег на ноги парня, уткнувшись мордой в его живот. Он еще не скоро привыкнет к Чонину, который с легкостью выбивает остатки воздуха из легких, но никогда не сможет избавиться от мысли, что это лишь иллюзия, очередные глупые надежды, которые по итогу разобьются несбыточной мечтой. «Есть ли смысл давать сердцу еще один шанс?»       Кенсу не замечает, как погружается в собственные мысли, а выныривает из них только тогда, когда на пороге появляется Чонин, вытирающий мокрые волосы полотенцем. - Вижу вы поладили, - кивает парень в сторону пса, спящего на руках Кенсу, и тянет уголки губ в улыбке. - Наверное, - задумчиво тянет Су, мельком посмотрев на Чонина, который уже успел натянуть поверх голого торса белую футболку. - Как их зовут? - Того, что у тебя, зовут Иро, а его, - парень кивает в сторону второго пса, увлеченного едой и довольно виляющего хвостом, - Эльпи.

«Ироас – перевод с (греч.) герой Эльпизо – перевод с (греч.) надежда»

      Кенсу все еще чувствует слабость, натягивая более-менее подходящие по размеру штаны. Смотрит на себя в зеркало и устало вздыхает, отмечая засевшие под глазами небольшие синяки и ссадины, которые парень прячет за длинными рукавами тонкой кофты, свободно свисающей с Кенсу. В каком бы физическом состоянии не было его тело, он все равно остается более хрупким в плечах в сравнении с Чонином. Ему чертовски не привычно видеть на себе его вещи, но в голову закрадывается мысль о том, что ему это нравится. Нравится до такой степени, что Су во второй раз за день оттягивает ворот, прикрывает глаза и втягивает носом родной запах, запах, который ассоциируется только с Чонином. Тело покрывается мурашками, а чувство сравнимо с тем, когда ты обнимаешь самых дорогих тебе людей, чувствуешь себя максимально комфортно, в абсолютной защите. Кенсу может это сравнить с теми воспоминаниями, которые не стерлись до конца, а продолжают хранится в сознании. С воспоминаниями, связанными с его семьей: мамой, папой, Чанелем, а теперь и Чонином.       В сердце Кенсу всегда оставалось еще одно место, которое парень хранил для Чонина. Хранил и берег даже тогда, когда ноги подкашивались и казалось, что надежды больше нет, что это конец. Рядом с Чонином так не привычно, но правильно, так уютно, что уходить не хочется от слова совсем. Что-то внутри Су ликует от осознания, что Чон уговорил его остаться, а сердце сжимается от слов «Ты дорог мне.»       Кенсу не может не дать ему еще один шанс, но в этот раз постарается удержать дистанцию, пока не будет уверен, пока Чонин сам не скажет то, кем ему приходится Су, пока не скажет о своих чувствах, позволив понять чуточку больше.       Кенсу в последний раз глубоко втягивает запах кондиционера, которым пользуется Чонин, и прикусывает губу, отвернувшись от зеркала. Он думает, что это останется в секрете, его маленькой тайной, натягивая едва не свалившуюся с лица маску, но так и не узнает, что в дверном проеме все это время стоял тот, кто не должен был видеть, кто не должен был так искренне улыбаться, в последний момент свернув за угол, когда Кенсу отвернулся от зеркала.

***

      Как Чонин и обещал они поехали к брату Кенсу. Выйдя на улицу, Кенсу рефлекторно искал взглядом уже привычную глазам машину, но вопросительно вскинул брови, когда Чон подошел к черному гелендвагену, открывая его. Забравшись в просторный салон, Су потянулся к ремню безопасности, а пристегнув его, усмехнулся, подняв взгляд на Чонина. - Меняешь машины как перчатки? - Какие-то гандоны угнали, - пожав плечами, отвечает Чонин и поворачивает ключ зажигания. - Ебануться, а закрыть ее было не судьба? – тянет Су, отворачиваясь к окну и заинтересованно провожая взглядом проплывающие мимо высотки. Пальцы непроизвольно тянут на себя рукава кофты и перебирают мягкую ткань. Все же, что-то в Кенсу осталось из прошлого. Его малочисленные привычки, которые никак не искоренить и которые напоминают Чонину о былых временах, воспроизводя все больше воспоминаний в голове, от которых хочется улыбаться.       Они сами создают свою историю, с каждым днем двигаясь в сторону конечной точки. У кого-то этот путь схож с пустынной трассой, по которой ты не спеша двигаешься, наслаждаясь каждым прожитым моментом, а у кого-то он полон неожиданных поворотов, подъемов в самую гору и неожиданных спусков. На протяжении такого пути не расслабишься вплоть до самого конца, облегченно вздохнув только после пересечения долгожданной черты. Главное не сломаться, главное дойти до самого конца, не смотря ни на что, подняться и продолжить путь, даже если потерпел череду неудач.       Чонин больше не сдастся, опустив руки, возьмет за руку Кенсу и пройдет весь путь вместе с ним. Он тянет губы в улыбке на слова Су и периодически залипает на то, с каким неподдельным интересом на дне карих глаз тот рассматривает раскинувшийся за окном город.       Когда они добираются до нужного дома, Чонин по памяти набирает комбинацию цифр, а дверь в подъезд открывается. Чонин проходит вперед, придержав дверь, а Су рефлекторно оборачивается, столкнувшись плечом с парнем, проходящим мимо него. - Извини, - коротко бросает Кенсу, даже не посмотрев в сторону парня и отметив боковым зрением то, с какой настороженностью смотрит на него Чонин. - Кенсу? Вот это встреча, - парень останавливает собравшегося уйти Кенсу и растягивает губы в улыбке, словно увидел давнего друга.       Кажется, еще секунда и Су точно размажет это самодовольное лицо об асфальт, когда наконец сталкивается с лисьими глазами. Из всех жителей города ему нужно было столкнуться именно с ним, приехав на окраину города. Судьба определенно не на стороне Кенсу, сжавшего руки в кулаки и приподнявшего голову, смотря на парня практически сверху вниз. - Чонин, иди, я догоню, - кидает Кенсу, махнув рукой Чону и не без усилий натянув на лицо улыбку, через которую практически виднеется скрывающаяся за ней ярость. - Точно? – он долго следит за парнем напротив Кенсу, выдерживая изучающий, полный холода взгляд, а после переключает внимание на Су, заметно смягчаясь. - Иди уже, - махнув несколько раз рукой, повторяет парень и только когда закрывается дверь, поворачивается корпусом к напротив стоящему.       Внутри кипит злость, булькая практически на поверхности, а руки так и чешутся, но нельзя. Кенсу продолжает держать себя под контролем и смиряет парня взглядом, полным ненависти. - Я хотел извиниться, чтобы ты не держал на меня зла. Извини, что вспылил тогда и наговорил глупостей, - парень отводит взгляд в сторону всего на секунду, цепляясь за рядом стоящий гелендваген, а после растягивает губы в виноватой улыбке, по всей видимости надеясь на прощение. - Мне не нужны твои извинения, Минсок, - бросает Кенсу, окинув парня презрительным взглядом и разворачиваясь в сторону подъезда. «Разговор окончен.» - Так и думал, что твое самолюбие не знает границ. Все-таки нашел себе нового ебыря, да? – кричит в спину удаляющемуся Кенсу Минсок, ухмыляясь. Его бесит, что Кенсу не прогнулся, приняв извинения, а еще больше раздражает эта самоуверенность, исходящая от парня. Он действительно попробовал извиниться, но такой ответ так просто принимать не собирается.       Кенсу сразу же останавливается, буквально прирастая к земле. Это последняя капля, которую он мог вынести. Стоя к нему спиной, Су разминает затекшие пальцы и, прикрыв глаза и поджав пухлые губы, глубоко выдыхает, будто ожидая того, что станет спусковым крючком. - Что? Сказать нечего? Рот вроде хуем не занят, а продолжаешь молчать, - выплевывает Минсок, подходя практически вплотную к Кенсу.       Проходит меньше пары секунд, когда Су спиной начинает ощущать его присутствие позади. Он резко разворачивается и берет Минсока за грудки, заносит правую руку, сжав пальцы в кулак, и бьет ровно в челюсть. Не дает опомнится и хватает за волосы левой рукой, прикладывая парня лицом о собственное колено. Он готов поклясться, что слышал хруст ломающейся носовой кости, смотрит на то, как Минсок хватается за него обеими руками и сгибается по полам, выплевывая скопившуюся во рту кровь после сильного удара. Поднимает его голову, еще сильнее сжимая чужие волосы пальцами, и смотрит в залитые кровью глаза. - Еще раз появишься мне на глаза, останешься без своего блядского языка, - цедит сквозь зубы Кенсу, наклонившись к лицу Минсока, отпускает его волосы и с отвращением отталкивает, наблюдая за тем, как тот теряет равновесие и валиться с ног.       Черта с два он позволит себя снова задеть. В его жизни есть тот, ради кого стоит держаться на ногах. Теперь этот человек рядом, и Кенсу постарается поверить в лучший исход, не смотря на другую сторону себя, категорически отрицающую возможность еще одного шанса и уверенность в то, что жизнь состоит не из черных полос, тянущихся непрерывной полосой.       Чонин оттолкнул, в итоге приняв, и Су буквально разрывается перед решением дать еще один шанс или же закрыться на тысячи замков, отгородив себя от возможной боли, которую оставит после себя неудача.