***
На руках осталась чужая кровь, смешавшаяся с собственной, а костяшки нещадно сбиты. Кенсу осматривает одежду и тихо цокает, проводя ладонью по испачкавшимся рукавам. Дыхание до сих пор сбито, а в ушах отдаются отголоски произошедшего. Он нервно прикусывает нижнюю губу, наблюдая за тем, как от попыток стереть еще не засохшую кровь сильнее пачкается ткань, и окончательно сдается, слыша стремительно приближающиеся шаги с лестничного пролета. Буквально пару секунд и к первому этажу на всех парах спускается Чанель, время от времени поглядывающий в телефон. - Кенсу, - кажется, только что Чан окончательно забыл о изначальной причине собственной спешки, подлетев к брату с молниеносной скоростью и заключив того в крепкие объятия. – Я скучал вообще-то, куда ты пропал? – бормочет в макушку младшего брата Чанель, дав волю эмоциям. Он и не думал, что сможет с ним сегодня пересечься, не смотря на слова Чона. - Да так, - Кенсу неловко отводит взгляд в сторону, обнимая брата в ответ, и, глубоко вздохнув, продолжает: – пустяки. Только вздох, полный облегчения, служит ответом со стороны Чана, наконец отпустившего брата. Он чувствует, знает, что все не так просто, но продолжает молчать, пытаясь понять брата. Кенсу никогда не хотел того втягивать в собственные проблемы и сейчас уж точно не станет. Так они и расходятся: Чанель обещает скоро вернуться, зацепившись взглядом за разбитые костяшки и кровь на одежде, а Кенсу кивает и поспешно отводит взгляд в попытке скрыть истину, отчетливо просматриваемую в глазах парня.***
Эта встреча действительно лучшее событие за несколько прошедших дней. Мало того, что Кенсу приходится мириться с мыслью о том, что они теперь будут жить в одной квартире, так в придачу ко всему еще и Минсок свалился на голову как снежный ком, изрядно подпортив настроение. Бэкхен без лишних вопросов обрабатывает руки Кенсу, а после предлагает переодеться в чистую одежду, добросовестно «одолженную» у Чанеля на неопределенный срок. Зато Чонин буквально прожигает в нем черный дыры одним своим взглядом, сгорая от желания узнать, что произошло. Они поговорили о многом, пусть Кенсу и преувеличивал, сглаживал углы в некоторых моментах, а Чонин решил отложить допрос с пристрастиями на потом. Он больше дожидался возвращения Чанеля, намереваясь затронуть тему, касающуюся их всех, чтобы рассказать причину своего поведения двухлетней давности. Причину того, что беспокоило каждого, а одного из парней беспокоит до сих пор. Кажется, у него даже руки вспотели от волнения, ведь Чонин даже предположить не мог их реакции. Вел себя вполне непринужденно, распивая за компанию с Бэкхеном и Кенсу чаи, а на деле опасался сболтнуть лишнего, продумывая то, как лучше начать разговор. В этот раз выпивка не поможет, а выкручиваться приходится самому. Даже язык предательски прирастает к небу, когда Чанель как ни в чем не бывало садиться рядом с Бэкхеном на свободный стул, вернувшись с работы, и чисто из интереса заваливает Су несколькими вопросами, которые попадают точно в цель. - Как с работой? А как Минсок, помогает? Даже Бэкхен поперхнулся от вопросов из ряда "не в бровь, а в глаз", толкая того локтем в бок. Чанель не хотел задавать каверзных вопросов, а попал ровно в цель. На каждый вопрос у Кенсу все нормально, все хорошо и даже слишком гладко, вот только все понимают, что это не так, читая между строк каждую, из его фраз. Понимают все, кроме самого Кенсу, пытающегося навязать парням иллюзию прекрасного настоящего и не менее прекрасного будущего. Но никто и не спорит, пытаясь докопаться до правды. Все трое парней слишком хорошо знают Кенсу, чтобы приставать к нему с подобными вопросами, поэтому просто переводят тему, подшучивая над сопливым Бэкхеном и выбешивая вопросами, на подобие "Вот скажи, как можно было заболеть в такую погоду?" - Я хотел извиниться перед всеми вами, - было начал Чон, посмотрев сначала на Кенсу, севшего в подобие позы лотоса, а после и на Чана с Бэком, когда вопросы к Кенсу все же закончились, а Ким собрался с мыслями, переходя в наступление. Никто даже и не думал перебивать его, только Бэк едва слышимо прокашлялся, прикрывая рот ладонью и утыкаясь носом в край пледа. - Два года назад я ушел не просто так, - кажется никто и не удивлен, судя по их реакции, не считая Кенсу, вопросительно приподнявшего густые брови и наклонившегося чуть ближе к столу. – Оказывается, родители намеренно сдали меня в детдом. А на этом моменте челюсть отвисла у всех. Никто не ожидал такого поворота, но каждый не раз задумывался о том, как же Чонин смог пробиться в люди, бесследно исчезнув. Услышав слова, в которые с трудом верится, Кенсу чувствует, как собственное дыхание заметно замедляется, а каждое слово Кима становится на вес золота. Су каждый день на протяжении двух лет хотел узнать правду, а теперь вот так внезапно Чонин начинает об этом говорить, пытаясь натянуть на лицо какую-никакую, но улыбку? Кенсу до сих пор кажется, что это лишь сон. - Они были не последними людьми в городе и оставили все наследство единственному сыну. Совершеннолетие... Они только этого и ждали, чтобы передать бизнес, ничего не сказав, даже не объяснив. Я хотел отказаться, - Чонин опускает взгляд к столу, проводит по его краю пальцами и только после этого продолжает, случайно коснувшись коленом колена сидящего справа Кенсу: - Хотел, но не смог. Бизнес оказался не таким уж и чистым, как казалось на первый взгляд. Родители давно мертвы, а человек, передавший дело семьи Ким восемнадцатилетнему мне, всучил в руки довольно-таки убедительный ультиматум, чтобы я не смог отказаться от его предложения. Молчание растягивается, а Чонин поджимает губы, пока парни переглядываются между собой. Чанель с Бэкхеном так и не решаются что-либо сказать, смотря на Кенсу, а тот уже несколько секунд нервно заламывает пальцы, как когда-то в детстве, когда не знал, как озвучить мысль, вертящуюся на языке. - Что было ультиматумом? – выпалив на одном дыхании, Кенсу поднимает взгляд к карим глазам и, кажется, подвисает, ожидая ответа. - Вы, ваша безопасность. – «Ты, твоя безопасность», - остается не озвученным. Никто не задает лишних вопросов по типу: «почему ты не сказал нам», «почему не подумал о наших чувствах». Каждый из них поступил также, поставив безопасность близких людей превыше всего. Закончив чаепитие и отойдя от неожиданной для троих парней правды спустя час бессмысленных разговоров, Чонин помог забрать вещи, оставленные Кенсу ранее, а уходя, пообещал приезжать чаще за двоих. Тему прошлого больше никто не поднимал, и Чонин почувствовал, как с плеч скатился еще один увесистый камень. Молчание, давящее со всех сторон, так и не дает Кенсу расслабиться, но сейчас, после разговоров с родными людьми и неожиданного откровения со стороны Чона, он не ощущает напряженности от слова совсем, стоя с ним плечо о плечо в кабинке лифта. Даже это место, никак не связанное с лифтом в доме Кима, напоминает ему о том вечере, когда он дрожащими руками держал Кенсу на руках, прижимая к себе, боялся за каждый его слабый, едва слышимый вздох и мечтал только об одном. Невольно переведя взгляд в сторону, Ким задерживается на его профиле, даже не допуская мысли быть пойманным с поличным. Его цвет лица теперь далеко не болезненно бледный, как в тот вечер, а даже с легким румянцем, вызванным духотой и спертым воздухом в относительно тесной кабинке. Кенсу ощущает взгляд на себе буквально физически, но стоически держится, рассматривая сменяющие друг друга цифры на небольшом экране. Чувствует, как по позвоночнику течет капля пота и, кажется, чувствует, как начинает электризоваться воздух между ними. В голове проскальзывают все новые картинки из прошлого, а Кенсу невольно закусывает нижнюю губу, пытаясь от них избавиться. «Он не просто ушел». Мысль об этом успокаивает, перекрывает практически все негативное, но и сеет в парне новые сомнения, особенно по отношению к чувствам Чонина, о которых так хочется узнать, которые хочется понять, убедиться в собственных предложениях и успокоить заходящееся быстрыми ударами сердце. - Кто он? - доносится со стороны Чона и лишних слов не требуется, чтобы Кенсу понял о ком идет речь, вынырнув из собственных размышлений. - Менеджер кафе, в котором я работал, - буднично и так отстраненно отвечает Су, словно это не касается его самого. - Почему не дал мне остаться? - вроде само собой разумеющийся вопрос, но именно он и вывод Кенсу из себя. - Потому что это мои разборки, тебя они не касаются, - он рубит с плеча, не выбирая выражений, и сжимает пальцы правой руки в кулак. Одна лишь мысль о Минсоке порождает внутри Кенсу бесконтрольную злость. - Касаются, - Чонин неотрывно смотрит на профиль парня, отмечает то, как чужие брови сходятся к переносице, но взгляд не отводит. - И каким таким боком? - Я беспокоился, - Чон говорит искренне, не отводит взгляда и даже не пытается прикрыть те чувства, что плещутся на дне темных глаз. - Чонин, прекрати этот спектакль, построенный на неуместной жалости, - все же не выдерживает Кенсу, повышая тон, только сейчас поворачивается к Чонину, не ожидая столкнуться с его уверенным взглядом, и заметно тушуется, пусть и временно. «Как он может так легко об этом говорить после всего, что произошло?» Раздражает неимоверно, и сам Су не понимает почему. Раздражает, что Чонин так просто говорит о том, что беспокоился, дает новый повод для скорейшего пробуждения чувств, давно залегших на самое дно, а ответственности за это никакой не берет. Раздражает то, с какой легкостью он перечеркивает все прошлое, и Кенсу просто не может сдержать рвущийся наружу поток слов. Он не может поверить, ведь так не бывает. Не с ним, не с Пак Кенсу, который страдал всю свою жизнь, а теперь задыхается от переизбытка внимания и двусмысленных фраз Кима. «Лишь самовнушение» и Кенсу будет придерживаться этих двух слов до последнего. - Какая к черту жалость, что ты несешь? - приподняв бровь, Чонин поворачивается к нему корпусом и упирается рукой о стену лифта. - А какая к черту забота? Я тебе никогда не был нужен и за несколько лет ничего не изменилось. - Откуда ты можешь знать, что я чувствую? – Чонин в один шаг сокращает мизерное расстояние между ними, кладя руки на плечи Су, и медленно произносит каждое слово, смотря в потемневшие от злости глаза. Видит, что Кенсу слышит его через раз, разгораясь как спичка от каждого слова, и пытается понять причину его агрессии. - Ты вполне доходчиво сказал повзрослеть, когда я нуждался в тебе больше всего. Как видишь, твое желание исполнилось. Я не нуждаюсь в подачках и жалости, - оба помнят тот день, тот звонок и тот разговор, но только сейчас так ярко ощущается ком, застрявший поперек горла. Чонин не нуждается в объяснениях. Он понимает, что имел в виду Су, и тянет того на себя. Смотрит прямо в глаза и молчит, крепко удерживая и не позволяя отстраниться. Ему до скрежета зубов хочется высказать все то, что не дает спокойно спать. Хочет объяснить, что дело далеко не в жалости и даже не в дружбе, зародившейся в детстве и треснувшей два года назад, но вместо этого целует. Требовательно, остервенело, словно пытается ухватить последний глоток воздуха, словно Кенсу может исчезнуть в любой момент. Опускает свободную руку на его талию и притягивает ближе к себе. И Кенсу отвечает, бьет его в грудь изо всех сил, оставляя красные пятна собственной крови на чужой футболке, чувствует, как по щекам стекают слезы, но жмется к Чонину все ближе. Забирает у него последний воздух, делится своим и так по новой. Поцелуй с привкусом железа дурманит голову получше всей известной дури, собранной вместе. Кенсу намеренно кусает Чонина за нижнюю губу, но больше не отталкивает, чувствует, как он проводит языком вдоль пухлых губ, и борется с внутренним желанием возобновить прервавшийся поцелуй, находясь в миллиметрах от желанных губ. Теплые, слегка шершавые пальцы стирают влагу с чужих щек, а дверь лифта открывается. Кенсу отталкивает Чона прежде, чем двери успевают полностью открыться. Стирает остатки слез и спешно выходит, толкая дверь, ставшую последним препятствием к свежему отрезвляющему воздуху, ногой. Спрятаться, уйти некуда, но так хочется. В голове полный бардак, а сердце заходится в бешеном ритме, никак не придя в норму. Кенсу понятия не имеет, как теперь ехать с ним в одной машине, как элементарно смотреть в глаза, но молча забирается на пассажирское место рядом с водителем, пристегивая ремень безопасности и отворачивая голову в сторону окна. Будто ничего и не произошло. Чонин молча поворачивает ключ зажигания и так же молча выезжает из петляющих между собой дворов, а внутри слишком ярко, слишком много, слишком сразу. Губы буквально горят от недавнего поцелуя, каждый задумывается о продолжении и не раз, но посмотреть в сторону друг друга ни один так и не смеет. Чонин слизывает не успевшие засохнуть капли крови с нижней губы, а Кенсу прикусывает собственную, делая вид, что проплывающие мимо многоэтажки намного интереснее того, что между ними произошло.***
Дорога кажется бесконечно длинной, и Кенсу начинает приходить в норму, стараясь не допускать мысли о произошедшем, убеждая свой мозг в том, что это лишь воображение в противовес припухшим губам, хранящим на себе каждое прикосновение теплых, мягких губ Чонина. - Пицца? – немного охрипшим голосом спрашивает Чон после затяжного молчания, кивая в сторону небольшой забегаловки. - Думал, такие богачи как ты ходят в более элитные места, - не отрицает, но и не соглашается Су, рассматривая здание, на первом этаже которого расположилась небольшая кафешка. Гелендваген сворачивает в сторону ближайшей парковки, а Чонин едва видимо приподнимает уголок губ, мельком посмотрев в сторону Кенсу. Сказанное так и остается без комментария, Чонин захлопывает дверцу со своей стороны и, не дожидаясь пока Кенсу отстегнет ремень, открывает с другой. - Благодарю, - Кенсу тихо цокает, но все же не возмущается, выбираясь из салона. По одному его выражению лица можно было прочесть «Я тебя не просил», «Я не девка и не беспомощный, чтобы за мной ухаживали» и все в таком духе. Чонин буквально слышит эти фразы в своей голове голосом Су, беспристрастно идущего впереди Чона, и не отстает ни на шаг, расплываясь в глупой улыбке. Пока Чонин заказывает пиццу на свое усмотрение, Кенсу осматривает заведение, обделанное изнутри на американский манер, и подходит к стеллажам с цветными журналами, зацепившись за один из них, на обложке которого красовался раритетный Pontiac Firebird. - «Посимпатичнее той машины, что сперли», - проносится в голове Су, когда он берет журнал в руки и пролистывает пару страниц чисто из любопытства, время от времени косясь в сторону Чона. В какой-то момент они даже пересекаются взглядами, на что Кенсу резко отворачивается, прикрывая лицо журналом. «Слишком неловко»***
По светлому коридору раздаются отчетливые шаги, нарушающие превалирующую тишину, а дверь со скрипом приоткрывается. В такую же светлую комнату, обставленную мебелью по минимуму, проходит парень, который сразу же опускается на обтянутый темной обивкой диван, стягивая с себя цветастую майку и вытягивая длинные ноги. Между зубов перекатывается самодельная скрутка, а тонкие пальцы стряхивают пепел прямо на пол. Его присутствия не заметил даже хозяин квартиры, вышедший к незваному гостю в домашних светло-серных штанах и белой майке, держа в руках горячую кружку. - Какая честь, босс, - парень опускается на диван рядом и также вытягивает ноги перед собой, отпивая немного нерастворимого кофе. – Что-то серьезное? - Ты узнал то, что требовалось? – косяк тушится о подлокотник, а руки складываются на груди. - Это было не сложно, - равнодушно наблюдая за действиями парня, хозяин квартиры отпивает еще немного горячего напитка в ожидании следующего вопроса, и отводит взгляд в сторону, рассматривая стену напротив. - Ты должен прикончить его как можно раньше, - на лице расцветает животный оскал, а пальцы рук, переплетенные в замок и поднятые кверху, заламываются с отчетливо слышимым хрустом. – Эти суки убирают всех, но только не нас. Вчера вывели из игры северную часть поставки героина, говорят сам Ким Чонин явился, а сегодня его преданная шавка убрал нашего союзника. - Понял, до завтра разработаю план действий. Один так и продолжает медленно попивать остывающий напиток, пока второй не торопится уходить, закидывая нога на ногу и проводя по зажившему шраму вдоль глаза пальцами. В голову прокрадываются навязчивые мысли, связанные с возможным проигрышем, а кровь начинает закипать от предстоящего веселья. Парень не спеша поднимается с нагретого места и кладет руку на плечо сидящего, наклоняясь к его лицу слишком близко: - И запомни, промах недопустим. Ни ответа, ни утвердительного кивка. Лишь взгляд, способный пробить дыру своим натиском и господствующей мерзлотой на дне темных зрачков. На лице гостя расцветает неоднозначная ухмылка, а в следующий момент пальцы подхватывают майку, когда он наконец отстраняется, сделав шаг в сторону. Дверь закрывается с характерным хлопком, а парень тяжело выдыхает, допивая остаток кофе и откидываясь на спинку дивана, прикрывая глаза и потирая веки пальцами свободной руки. «24 часа»***
Добираются Кенсу с Чонином к дому, когда город уже погрузился в тьму, проснувшись заново и приобретя второе дыхание. На улице стало немного прохладнее, и атмосфера между парнями утратила свою напряженность, когда оба остыли. Кенсу сам подхватывает коробку с пиццей, забравшись на заднее сиденье, и ловко выбирается наружу, поднимая взгляд на высокое здание. Почему-то в груди такое же ощущение как и тогда, когда возвращаешься домой. Выцветшее, но не забытое, бережно хранящееся глубоко внутри до этого момента, когда чувства наконец приобрели новые краски, перекрыв своей яркостью прежние. Они не затрагивали тему того, что произошло в лифте до сих пор. Переключились благодаря тому самому журналу из кафе на другую тему, и стерли границу неловкости, споря о том, какие машины все-таки лучше и выглядят презентабельнее. Даже мысли о произошедшем почти не беспокоили Кенсу, не считая тех моментов, когда их взгляды случайно сталкивались, а пальцы соприкасались, когда Чонин еще в кафе передавал теплую коробку с пиццей. На перевес с сумкой, забранной у Чанеля, Кенсу входит в квартиру. Разбирает вещи, дойдя до спальни, и, не решившись класть их в шкаф поверх чониновых, так и оставляет в сумке, передвинув ее к одной из сторон кровати. Переодевшись в привычную одежду и сев на край кровати, взгляд невольно задерживается на собственном отражении. «Ходить в его вещах было удобнее». Кенсу мысленно бьет себя по лицу за подобные мысли и, тряхнув головой, поджимает губы и поднимается на ноги, прихватив пару грязных вещей. Пока Чонин решает неотложные дела, вымеряя каждую комнату, Су незаметно проскальзывает в ванную, закидывает вещи в барабан стиральной машины и пытается разобраться с тем, как же она работает. Они словно семья, давно живущая вместе. Никто не задает неуместных вопросов и каждому комфортно от одного лишь осознания, что он не один в этой большой квартире. Будто так и должно было быть с самого начала, будто это и есть олицетворение понятия «правильно». Не дождавшись Чонина, Кенсу молча проходит в гостиную, удобно устроившись на диване, и широко улыбается, когда один из доберманов забирается к нему на руки, не дав дотянуться до пульта от телевизора, лежащего на низком столике. Он еще не отличает похожих между собой псов, но помнит имена обоих, проводит время от времени в голове аналогии, чтобы проще запомнить, но сейчас резко осекается, когда перед глазами всплывает вопрос: «А долго ли я буду жить на шее Чонина?» Новую причину для тяжелых и долгих размышлений даже искать не пришлось – она сама материализовалась перед глазами. Первое, что ему пришло в голову – «Нужно найти работу и съехать как можно скорее.» Нужно, но не сейчас, когда все существо тянется к парню, стоящему в проходе, а вечер только начинается, не смотря на позднее время. Он подумает об этом завтра, но точно не сейчас, когда Чонин откладывает телефон в сторону и садиться рядом, беря пульт и включая первый попавшийся канал с песнями, протягивает Кенсу холодную бутылку пива, взятую из холодильника по пути, и откидывается на спинку дивана. - Так значит, тебе понравился понтиак? – заинтересованно и в некоторой степени задумчиво тянет Чонин, поворачивая голову к Кенсу, а ноги вытягивая перед собой на столик. - Выглядит не плохо, - вспомнив недавние споры насчет машин, Кенсу невольно тянет губы в улыбке, пряча ее в бутылке пива, и ведет плечами, подбирая ноги под себя для большего комфорта. - Тогда, - Чонин растягивает последний слог, подняв взгляд к потолку, а после продолжает: - завтра поедем оформлять. - Так тебе же не нравится, - с прищуром повернувшись к Чонину, Су отпивает из бутылки и тянется к пицце, открывая коробку. - Будем приучать тебя к Сеульским дорогам. Если бы Кенсу пил или, чего хуже ел в этот момент, то обязательно поперхнулся бы от неожиданного заявления. Но вместо этого он лишь хмыкает, протягивая Чонину кусок теплой пиццы и не на долго переключает внимание к экрану телевизора, задумавшись о своем. Так странно, но так уютно сидеть на одном диване, распивая уже не первую холодную бутылку пива, выделенную Чонином из личных запасов. Так странно, но так естественно. На часах уже давно перевалило за двенадцать, а у них ни в одном глазу. Кенсу интересно буквально все, особенно когда алкоголь начинает действовать, предательски развязывая парню язык. А Чонин и не против, с удовольствием рассказывая все, что его интересует. Рассказывает о жизни на протяжении тех двух лет, практически не упоминает тот факт, что у него была девушка, но насчет работы все же не умалчивает, решая посвятить Кенсу хотя бы в основы того, чем занимается. Его уже коснулась другая сторона медали, когда Су напичкали наркотой, отпустив восвояси. Да и Ким не собирается отпускать Кенсу, поэтому не утаивает некоторые подробности. Даже о Чондэ рассказывает, о котором Кенсу высказывается в стиле «наверно, он не плохой парень.» И Чонин с ним полностью согласен: не плохой, но порой отбитый на голову. Они делятся друг с другом самым сокровенным: тем, что не знает никто, но тему поцелуя так и не поднимают. Включают какой-то фильм, когда пиво заканчивается, а голова идет кругом, и пытаются проникнуться сюжетом, неотрывно следя за действиями, развивающимися на экране. К середине фильма даже пес, сидящий на руках Кенсу уходит ко второму доберману, улегшись спать, а самого Су начинает кренить в сон. Он, скорее всего, и не вспомнит то, как уснул на коленях Чонина, повторяя «я не сплю, просто так удобнее смотреть.» Уж точно не вспомнит на утро то, как Чон выключил телевизор, поднял его на руки и унес в спальню, аккуратно уложив на кровать и стянув лишнюю одежду, чтобы утром не было жарко. Зато Чонин будет помнить каждый момент, не опьянев от нескольких бутылок. Будет каждый раз вспоминать милые причмокивания во сне, когда Кенсу будет на него кричать по очередному поводу вселенской важности, и улыбаться как идиот, пропуская большую часть мимо ушей. - «Останься со мной, навсегда», - слова, которые Ким вряд ли когда-нибудь произнесет вслух. Слова, которые полностью описывают состояние Чонина на данный момент, пока он сидит на краю кровати, нежно ведя пальцами по щеке Кенсу. Он ни разу не жалеет о том, что произошло в лифте, но понимает, что Кенсу не примет его чувства. Мозг твердит это в который раз, но Чонин в противовес ему твердит о том, что не оставит даже если и так, даже если чувства, которым нет имени и которые до конца так и не изучены парнем, так и останутся не взаимными. Чонин аккуратно водит вдоль побитых костяшек, прислушиваясь к тихому дыханию Кенсу, и находит в этом успокоение, не сразу замечая, что экран телефона загорается, освещая погруженную в темноту комнату. Всему хорошему когда-то приходит конец, а работа требует внимания Чона здесь и сейчас. Пальцы подхватывают гаджет, когда парень все же отстраняется от Су, поднявшись на ноги, и на автомате жмут на иконку с оповещением. От кого: Чончондэ «Наше время пришло) Выдвигайся, у меня выкроилось пару свободных часов» Перечитав сообщение несколько раз, Чонин решает не переодеваться, сменив только домашние штаны на черные джинсы, берет с собой ключи от машины и подходит перед выходом к спящему Кенсу. Наклоняется к его лицу, чувствуя тепло чужой кожи, и резко отстраняется, не оборачиваясь покидая квартиру и бесшумно прикрывая за собой дверь. С каждым разом желание прикоснуться к нему хоть ненадолго становиться все сильнее, а желание коснуться его губ перекрывает мысли слишком часто, отчего Чонин чувствует, что его предел как никогда близок к отметке в максимум.