Не сейчас

      Фенрис злится. Елозит, сидя за столом, усыпанном бумагами, сопит, поправляет одежду, шкрябает ногтями смуглую кожу, избегая лириумных меток. Но молчит. Фенрис злится молча.       Молча же на Фенриса смотрит Хоук. Буравит взглядом сутулую спину, ухмыляется, фыркает, кивает своим мыслям-измышлизмам. Играет бровями. И так же молчит, прекрасно зная, что кое-кто злится.       Кое-кто знает, что Хоук знает, что он злится. И молчит, не оборачиваясь.       Гаррет знает, что Фенрис знает, что… Тут Защитник сбивается и бросает неблагодарное занятие мысленного разговора с самим собой.       Фенрис молча сидит.       Хоук молча смотрит, потому что иногда бывает идиотом. — Хоук, не зли меня.       Тишина.       Фенрис чешет щеку, вздыхает и разминает шею. Еще раз вздыхает. И бурчит: — Ладно, я проиграл.       Обрадованный Хоук соскакивает с кресла и мчится к любимому эльфу тискать длинные ушки. Мужчина всласть гладит, сжимает, даже дует на покрасневшие органы слуха несчастного эльфа, который, недобро щурясь, глядит на грудь, вернее, на вырез домашней одежды Хоука, в котором черными барашками вьются волосы — предмет тайной гордости и обожания Защитника. Фенрис утыкается носом в этот вырез, чтобы скрыть мстительную ухмылку и хищный блеск в травяных глазах.

***

      Бурные часы постельных игрищ выматывают Хоука, и тот засыпает раньше Фенриса, не видит блеска стального лезвия, не видит сумасшедшей улыбки. Хоук уже второй час сладко спит.       Фенрис делает свое черное дело и спешно возвращается в свое полуразрушенное поместье, дабы переждать бурю. Возможно, даже огненную.

***

      Утром Киркволл содрогается от душераздирающего крика. Птицы разлетаются прочь, прячутся крысы, кошки и даже стража. Хоук же мчится по знакомым улочкам к двери, порог которой он обивал несколько лет. — Фенрис, выходи!       Тишина. — Я знаю, что ты здесь. Выходи, ушастый…       Хоук еще час вертится у двери, почесывая маленькие порезики на безволосой груди, оставшиеся после ночного бритья.