Unresolved Family Feelings

Даже если бы Питер задался вопросом, что Леншерр делал в библиотеке в три часа ночи, он бы вряд ли нашел ответ. Ему бы не пришло в голову, как трудно может оказаться пристегнуть к себе мирную жизнь, когда ты был воспитан войной. Эрик с трудом осознавал, что больше не нужно бежать и скрываться. Он никогда не видел вблизи покой - так, чтобы в затылке не сидело чувство опасности и понимание, что в любой момент мирная жизнь может кончиться. В Польше иногда удавалось забыться, но он всегда помнил, что нужно быть осторожным. Притворяться, играть роль и помнить, всегда помнить, как легко рушится карточный домик от легчайшего сквозняка. Мир - это не для меня. Мир - это иллюзия. Когда ты живешь войной, дышишь ею, носишь ее знак на себе, знаешь ее в каждой клетке своего тела, спокойная жизнь не приносит тебе облегчения. Она с размаху вышибает мозг бейсбольной битой, и ты даже не можешь почувствовать боль - тебе нечем. Образ дома прочно связался в памяти Эрика с теми стремительными неделями, проведенными в поместье Ксавье вместе с первым отрядом мутантов. Время было нелегкое, но если он когда и чувствовал себя счастливым, то это был тот шестьдесят второй год. Все еще были живы. Хэнк неуклюже ухаживал за Рейвен, которая пока не стала целеустремленной сукой, Шон и Алекс цапались по утрам из-за последнего блинчика, Мойра вилась возле Чарльза, Чарльз и Эрик, два молодых барана, каждый вечер сублимировали нереализованные желания за невинными шахматными партиями и никто, никто не знал, какое будущее ждет их впереди. Азазель, Ангел, Шон, Эмма. И Алекс. Да что за проклятие ты носишь с собой? Почему они все умирают? Почему ты сам никак не сдохнешь, сука, но все, к кому ты привязываешься, обречены? Это что, еще один скрытый талант? И ведь не сказать, что был сильно привязан к этому серьезному хмурому парню. Так, сидели где-то внутри затершиеся воспоминания. Какой-то клочок симпатии. Нелепо. Опять саднит между ребрами. - А где Алекс? - А ты не знал?.. Он прошел чертов Вьетнам! Он выжил на Кубе, он избежал охотников за мутантами. А потом ты привел в дом врага, и Алекса не стало. Дом. Воспоминания дробились и ускользали, как отражение на воде. Школа больше не была его домом. Все здесь было иначе. И хотя он сам разрабатывал план нового здания перед реконструкцией, хотя он сам вложил в восстановление много сил, он все равно чувствовал себя чужим. В школе было слишком много детских голосов. Дети занимались своими делами - учились, носились по коридорам, орали, играли в мяч, сопели над заданиями, практиковали способности. Они избегали его, да и с какой стати это должно было быть иначе? Эрик не мог не думать, что никогда не услышит здесь голос Нины. Его любовь убивала. Он стоял один, как засохший пень без корней и побегов: ни родителей, ни детей. Оставался лишь Чарльз. Любовь Эрика к нему не была милосердна, но по крайней мере Чарльз все еще жив. И этот мальчик. Питер. "Моя мать когда-то знала парня, который умел обращаться с металлом". "Я твой..." Молчи, Питер, молчи. Эрик не собирался набиваться ему в отцы, тем более что оставалась ничтожно малая вероятность, что отцом Питера был другой парень. У Питера была широкая подвижная улыбка, темные глаза, ямочки на щеках. Он был настолько непохож на Эрика, что в этом можно было увидеть систему. Одно дело - Нина, которая не знала об Эрике ничего, кроме того, что он был ей отцом. Их связь друг с другом родилась из колыбельных, игр в прятки, сказок, книжек с картинками, домашнего мороженого, рассказов о далеких краях. Эрик знал ее первый шаг, первое слово, ее любимым цветом был зеленый, любимой принцессой - Белоснежка, она не любила заплетать косы, обожала лазить в окно вместо двери и спала с тряпичной куклой, которую сшила Магда. Эрик был с ней, когда ее дар проявился. Нина знала, как состроить смешную рожицу, чтобы он улыбался, знала, как уговорить его на еще один кружочек на карусели, она верила в то, что он любящий, добрый, заботливый - она не видела ничего другого. Он не умел даже ругать ее. Другое дело - Питер, который очутился в его жизни уже взрослым. Питер знал об Эрике слишком много. А вот Эрик не знал о нем ничего, и все оправдания выглядели жалко. Не знал, даже не подозревал. Не был рядом, и глупо жалеть о том, что уже упущено. Питер правильно сделал, что оставил тогда недосказанность. Держись от меня подальше - проживешь долгую жизнь. *** Эрик положил папку с досье на шахматный столик. Чарльз сидел рядом, молчаливый, серьезный. Они закрылись в библиотеке. Сидели, не включая свет. Перебирали страницы: рукописные и отпечатанные на машинке, бланки, формы, отчеты. В камине дрожало пламя. - Не могу жечь твои фотографии, - пожаловался Чарльз с виноватой улыбкой. - Суеверие какое-то. Мне кажется, в этом есть что-то зловещее. - Я могу, - Эрик забрал у него из пальцев фото, порвал пополам и кинул в огонь, даже не взглянув. Чарльз отвел глаза, чтобы не видеть, как бумага корчится в огне, а лицо на ней чернеет и пузырится. Его передернуло. Он взял стопку прошитых листов, машинально перелистал. - Знаешь, я ведь так и не нашел в себе силы прочитать досье. Хотя бы стенографию суда. Я малодушен. Может, стоит набраться храбрости... Эрик резко выхватил бумаги у него из рук. - Нет. Пусть все кончится прямо сейчас. Чарльз удивленно взглянул на него. - Почему нет? Я бы хотел знать правду. - Правда не принесет тебе мира, - усмехнулся Эрик и швырнул в огонь бумаги. - Эрик, ты что-то скрываешь от меня? - Что, если да? Чарльз ошеломленно смотрел в камин. Пламя слизывало со страниц гротескный сценарий суда. Даже Том Джарвис, приставленный к Эрику государственный адвокат, говорил, что это был фарс. Никого не волновало, виновен он был или нет. Нация хотела крови. - Чарльз, поверь, есть вещи, которых тебе лучше не знать, - сказал Эрик. Он смотрел без упрека. Даже с сочувствием. Чарльз провел пальцами по губам. Под глазами у него залегли глубокие тени. - Знаешь... ты прав. Я не хочу знать все секреты. Он откинулся на спинку кресла, постучал пальцами по подлокотнику. - Телепатия - очень коварная способность, Эрик. Мне казалось, если я могу прочесть мысли, чувства, увидеть воспоминания человека, я могу увидеть его целиком. Но это не так. Есть что-то еще, чего нельзя увидеть даже телепату. - Душа? - Эрик усмехнулся. - Что делает человека человеком? Личностью? - Опыт? Мысли и чувства. - Выбор. Твой опыт, мысли, чувства, твоя память фокусируются в мгновении выбора, которое я не могу увидеть и понять. Никто не может. Но это именно то, что делает тебя тобой. Чарльз вздохнул, сцепил пальцы в замок. - Я не хотел слышать, когда другие говорили мне "нет". Я считал это отказом от искренности. Мне казалось таким естественным, что для меня нет границ в человеческом разуме. Но ведь именно наши границы формируют нас. - Поясни, - попросил Эрик. - Я сейчас потеряю нить. - Наши тела формируют миллиарды атомов. Твои волосы, твой цвет глаз, твой запах - все это существует только тогда, когда все эти протоны и электроны находятся в одном месте пространства и времени и ограничены твоим телом, а не клубятся по комнате, как облако. С разумом то же самое. Ты начинаешься там, где ты говоришь "нет". Например, "нет, я так не хочу". Или "Нет, со мной так нельзя". Это такая же граница, как и твоя кожа. И там, где начинаешься ты, я должен заканчиваться. Чарльз посмотрел на огонь и добавил: - Я все время либо отказывался признавать твой выбор, либо навязывал свой: как тебе поступать, как жить, чем делиться со мной, что оставлять в тайне. Я больше не хочу. Я не хочу знать о тебе "все", Эрик. Я хочу видеть то, что ты сам мне покажешь. Эрик встал с кресла, обогнул столик и сел на пол у ног Чарльза. Прислонился головой к его колену. Взял его ладонь и прижал к своей щеке. - Спасибо, родной. Чарльз прерывисто вздохнул. - Я хочу, чтобы ты знал: я люблю слышать твой голос у себя в голове. Но право говорить "нет" должно быть у нас обоих. Эрик сидел, пропуская страницы между пальцами. Свернул из одной самолетик и запустил в камин. - Это был чертовски паршивый февраль, - сказал он. - Я помню. - Чарльз опустил руку и ерошил короткие волосы у него на макушке. - Слышал о проекте "Пробуждение"? - Еще бы. Они мобилизовали во Вьетнам почти всю школу. - У них был план. Использовать нас, как ресурс. Как будто мы лишены любых прав и свобод, просто инструменты. Их агенты действовали так глупо и грубо. - Эрик смял лист в комок. - Бессмысленная жестокость. Никогда ее не понимал. Чарльз смотрел в огонь, не решаясь прервать вопросом. - Они убили Эмму прямо на улице. Она сидела в кафе на веранде. Мы должны были встретиться. Когда я пришел, все было оцеплено полицией. Снайпер сидел в высотке через квартал, у нее не было даже шанса заметить. Они решили, что ее слишком опасно вербовать. Она даже не поняла, что случилось. Лежала и улыбалась с дыркой в виске. Даже после смерти оставалась... изысканной. Эрик вздохнул, потер руки. - Я боялся, что они придут к тебе по моим следам. - Ты любил ее? Эрик пожал плечами. - Нет. Мы были союзниками. Любовниками. Тут не было чувств. Чарльз смотрел на него с немым изумлением, будто не понимал, как это возможно. - Оказалось, мы с ней очень похожи. Она была умной, красивой, интересной. Между нами быстро возникла симпатия. Для Шоу Эмма была полезным аксессуаром с сиськами, а я сделал ее значимой фигурой. Секс ничего не менял в наших договоренностях, и нас обоих это устраивало. Чарльз нагнулся, чтобы положить в камин еще один лист. - Кто же тогда убил Кеннеди? - пробормотал он. Ответ уже рассыпался пеплом. "Вы никогда не найдете её. У неё есть способ спрятаться прямо на виду". Эти слова на процессе были сказаны Эриком не для присяжных, не для судей или журналистов. Это было послание для Рейвен. Это она стреляла по машине президента, приняв облик Харви Ли Освальда. Почему? Эрик задавался этим вопросом сотни раз. Потому ли, что именно в администрации Кеннеди родился проект "Пробуждение"? Потому ли, что его агенты убили Азазеля, которого она пусть недолго, но любила? Месть - самый простой мотив. - Меня больше интересует, кто помешал мне, - сказал Эрик. - Было три выстрела. Первая пуля ушла в сторону. Вторую я поймал, но потом произошло что-то странное. Пуля отклонилась не по моей траектории. Я хотел направить ее поверх машины, а она ушла вниз. Я растерялся и пропустил третью. - Других мутантов с твоими способностями не существует, - уверенно сказал Чарльз. - Не люблю необъяснимые события, - Эрик нахмурился. - Как бы то ни было, все это уже в прошлом. Он подбросил в камин бумаги. - Как тебя поймали? - спросил Чарльз. - Там были агенты "Пробуждения". Целая толпа с пистолетами из пластика. Мое появление здорово продвинуло науку вперед, - Эрик усмехнулся. Да, там были агенты. Но Чарльзу не стоило знать, что Эрик сдался им сам. После Далласа развернулась настоящая охота на ведьм. Он решил отвлечь внимание на себя, чтобы Рейвен могла скрыться. Они шли за ней по пятам, еще немного - и ее бы взяли. А через нее было рукой подать до Чарльза. Он не думал, что рискует серьезно. Против него не было прямых улик. Он был в Далласе рядом с президентским кортежем в момент убийства, но там были сотни других людей. Только когда ЦРУ рассекретило и передало его досье комиссии Уоррена, которая занималась расследованиями, против него смогли выдвинуть обвинение. Он надеялся на публичный процесс, но суд был закрытым. У него не было шансов. Как и у Эммы. Прошлое становилось дымом. Дым вился вверх, стелился по крыше в прощальном объятии и растворялся в воздухе, оставляя запах горечи. Эрик бросил опустевшую папку в камин. - Ложись спать, Чарльз. Я еще посижу. - Я бы остался, мне пока не хочется спать. Может, ты расскажешь что-нибудь? Например, про ту картину у тебя в комнате?.. - Первый раз я увидел ее на открытке, - сказал Эрик. - Под развалинами после бомбежки... *** Романтики в этом было не больше, чем в утреннем кофе. Они сошлись быстро, без сантиментов. Лёд и пепел. - Магнито... - она покачивала ногой, изящно расположившись на диване. Короткая юбка едва прикрывала бедра, декольте демонстрировало взгляду ровно столько, чтобы заинтересовать, но не пресытить. - Тебе необязательно постоянно носить эту штуку, - она постучала себя по виску. - Я могу блокировать нас от твоего друга. Спасибо, милый, - это уже было в адрес Риптайда. - Он делает отличные коктейли, попробуй. Она пригубила маргариту. Азазель перенес их в Клуб Адского Пламени. До чего же удобная мутация. - Давай начистоту, - Эмма положила руку на спинку дивана, отточенно улыбнулась. - Ты убил Шоу. Это впечатляет. Я бы не встала против тебя, даже если бы мне предложили. Я прагматик, а не самоубийца. Эрик стянул шлем, положил рядом с собой. Взъерошил волосы каким-то отчаянным жестом. - Так гораздо симпатичнее, - она ободряюще улыбнулась и дотронулась носком до его щиколотки. - Выпьешь что-нибудь? - Виски. Чистый. Безо льда. - Двойную порцию, - Эмма кивнула Риптайду. Поздним вечером, когда остальные разбрелись спать, она все еще сидела рядом и изучала его. Эрик прикончил почти половину бутылки и был трезв, как священник. Сквозь дыру в его сердце можно было бы наблюдать солнечное затмение, настолько плотной и черной была эта пелена. Очаровательно и сентиментально. Эмма любила сентиментальные истории. - Хочешь переспать со мной? - спросила она, снимая с края бокала дольку апельсина и обсасывая сочную мякоть. - Как тот русский? Спасибо, откажусь, - Эрик усмехнулся. Эмма усмехнулась в ответ. - Он был старый и страшный. Я сплю только с молодыми и красивыми. - Шоу не был ни тем, ни другим. - С чего ты взял, что я спала с ним? - Блондинки всегда были его слабостью. - А в чем твоя слабость? - она наклонила голову. - Тебя заводят синеглазые телепаты? Эрик дернулся, залпом допил стакан. - Я тоже играю на два фронта, - призналась она и обезоруживающе улыбнулась. - Иногда от вас, мужчин, страшно устаешь. - Я не хочу говорить о Чарльзе. - Давай поговорим о тебе, - покладисто предложила она и отставила пустой бокал в сторону. - Шоу тебя ждал. Эрик то, Эрик сё... Я думала, ты будешь меня бесить с первой встречи. А ты ничего. Она потянулась, запустив руки в волосы, положила ноги Эрику на колени. - Сними с меня каблуки. Ноги ужасно устали. Он рассеянно провел рукой вверх по лодыжке, расстегнул молнию на сапоге и высвободил ее ступню. Руки у него были тяжелые, красивые, теплые. Она со стоном пошевелила пальцами, откинулась на спинку дивана. Как хорошо... Шоу вечно заставлял ее одеваться, как проститутку. Кусок мяса, упакованный в шортики, ленточки, чулочки, блесточки. А иногда так хотелось просто накинуть просторную мужскую рубашку с чужим запахом на голое тело и подпоясать ремнем. - Что тебя связывало с Шоу? - спросил он. - Секс. Власть. Общие цели. Какая разница? - она прикрыла глаза. - Я не буду по нему скучать. Он оставил меня в ЦРУ, а на мое место посадил эту грубую мексиканку. - Эмма презрительно фыркнула. - Не представляю, как ему могло изменить чувство вкуса. Рука Эрика прошлась по ее ноге до колена и обратно - плавно, чутко, без спешки. Эмма заинтересованно взглянула ему в лицо. Шоу, честно говоря, как любовник был непредсказуем. Иногда растягивал прелюдию на бесконечность (три часа, господи боже, что можно делать там три часа?), так что Эмма от скуки начинала повторять таблицу квадратов от одного до ста. Иногда бывал напористым, быстрым и остывал, едва она успевала разогреться. Довольно часто у них все выходило неплохо, но все же ей не хватало какой-то банальной простоты. И серьезного отношения. Для Шоу все они были вещами, которые заслуживали освещенной витрины и полировки мягкой тряпочкой. Эрик - Магнито - кажется, был из другой породы. Она даже начала проникаться к нему симпатией. - Налей мне, - она кивнула на бутылку. Улыбнулась вдогонку, чтобы требование было больше похоже на просьбу. Он плеснул виски в свой стакан, добавил горсть подтаявшего льда, зачерпнув рукой из ведерка. Машинально облизал кончики пальцев и даже не заметил, каким чувственным вышел жест. Эмма прищурилась. - Тебе необязательно притворяться дурой, - сказал он. - Не хочу тебя пугать. Мужчины склонны бояться умных женщин. - Она оказалась у него на коленях, сделала хороший глоток и зажала в зубах кубик льда. Магнито придержал ее за талию, потянул к себе и глубоко вдохнул запах возле отворота белой блузки. - Мускус и кедр?.. Необычно. - Сказал человек, который пахнет жасмином, - она покатала лед на языке и разгрызла его. - Меня ты не напугаешь. Он вернул теплую руку ей на колено, провел вверх по бедру, остановился у кромки юбочки, скользнул вниз к ягодицам. Его длинные пальцы уже вызвали у Эммы с десяток различных фантазий, одна другой интереснее. Она тихо вздохнула: - Звучит, как вызов. Проверим? Она задержала виски на языке, наклонилась к его лицу и влила в приоткрывшиеся навстречу губы. Сильные руки сжали талию, пальцы не торопясь поднялись по спине, впутались в волосы. Сидеть на твердом колене стало жарко. Она оторвалась от поцелуя, поймала серый пристальный взгляд. Ну надо же. Ни грамма похоти, никаких масляных пятен в зрачках, сплошное дистиллированное влечение... интересно, скольких лет выдержки? Кажется, в этот момент она впервые почувствовала страх. Она не привыкла к таким мужчинам. Все, кого она знала, встречала, соблазняла - все делались от ее присутствия какими-то гадкими, скользкими, как нефтяные разводы в луже. Ухмылялись, пытаясь залезть ей в трусы, лапали жадными взглядами - но даже в мыслях, и она это видела - бесконечно самоутверждались. Им было недостаточно получить красивую женщину, надо было обязательно поставить ее на колени, назвать шлюхой, чтобы почувствовать себя самцами. А этот... Магнито. Он был другой. Как таким управлять, если нет ни стыда, ни грязных мыслишек, ни чувства вины, ни даже тщеславия? Такого не подцепишь, что ни насаживай на крючок. - Передумала? - спросил он, почувствовав замешательство. Рука на талии не разжалась, голос был спокойным. - Может быть, - кокетливо ответила она. А если передумала, чем отбиваться? Сапоги остались лежать на полу, можно перегнуться, подхватить, ударить каблуком в щеку. Ребром ладони под кадык, большими пальцами нажать на глаза, пока не успел скрутить ей руки какой-нибудь железякой. Он глубоко вздохнул, привалился головой к ее груди. - Жаль. Добавил через секунду: - Ты потрясающе пахнешь. И еще через две: - Слезай. Я хочу спать. Эмма уже успела всерьез прикинуть, как пережить изнасилование, если отбиться не получится. Пережила бы, не рассыпалась. Помнила, что алмазная форма не спасет - горло после встречи со спинкой кровати болело потом неделю, как при ангине. И ведь аккуратно душил, знал меру - не покалечил, только напугал. Она оседлала его колени, прижалась плотнее, уже заготовила злую шутку, чтобы восстановить самообладание и уйти с достоинством - старые добрые проблемы с потенцией, беспроигрышный вариант - и поняла, что шутка не удастся. Ей в бедро упирался твердый член без малейших признаков вялости. Эмма растерялась. Впервые за очень долгие годы она не знала, что делать и как себя вести. Нервно улыбнулась, заправила волосы за ухо. Что за идиотская ситуация - сидеть на коленях у мужчины, который тебя отчетливо хочет, но готов отпустить, если ты не в настроении? - Это даже обидно, что ты так легко сдаешься, - она все-таки попыталась его задеть, хотя бы такой глупостью. Качнулась из стороны в сторону, проехавшись бедром по члену. Почувствовала, как он легко подался навстречу, отзываясь на ласку. Даже бесчувственным бревном не притворяется, что за человек! - Не бойся, я не кусаюсь... если меня не просят. - Глаза у него совсем потемнели. Она уперлась руками в каменные плечи, заставляя Магнито откинуться на спинку дивана. Тот уверенно запустил ей руки под юбку, подхватил под гладкие ягодицы, притягивая ближе к себе. Пальцы легко проникли под кружевную ткань, сжали, погладили, отпустили. Эмма легла ему на грудь, прогнулась, подставляясь под умелые пальцы, которые точно знали, куда дотянуться и как приласкать, чтобы в трусиках стало влажно. Господи, он даже не торопился сразу влезть внутрь! Гладил вокруг, раскрывал аккуратно, не дергался, не пытался сразить умением. Сам дышал тихо, прикрыв глаза, только по румянцу было заметно, что возбужден. Эмма нетерпеливо качнулась назад, раз, другой, сжимая пальцы внутри. Дернула пряжку ремня, приподнялась, высвободила наконец член из тесных брюк. Руки исчезли из-под юбки, спустили трусики до середины бедер. Черт с ним, с кружевом, - Эмма алмазным ногтем порвала тонкую ткань, бросила бесполезную тряпочку на пол. Магнито привлек ее к себе, поцеловал жарко и сухо. Придержал за пояс, прежде чем потянуть вниз. Эмма выдохнула сквозь зубы - большеват, но это даже заводит. Ни слова друг другу, только длинные вдохи и приглушенные стоны. Торопиться некуда, можно даже позволить себе расслабиться. Магнито дышит сквозь зубы, целует фарфоровую грудь, вбирает соски в горячий рот. Бедра ходят плавно, тягуче. В животе трепещет какая-то легкость, щекотка льется по телу от уверенных теплых рук на спине и взглядов, скрещенных через ресницы. Они подстраиваются друг под друга, до конца так и не могут решить, кто же ведет, пока Эмма с изумлением не понимает, что готова кончить прямо сейчас, и в самом деле кончает, даже не притрагиваясь к себе, как приходилось обычно. И наконец-то на лице Магнито появляется самодовольная улыбка, но она такая честная и открытая, что ее хочется без капризов благодарно поцеловать, а не вырвать и выбросить вместе с челюстью. Эмма тихо смеется, наклоняясь к его лицу и занавешивая своими волосами. - Давай, ковбой. Твоя очередь. Он стискивает ее за пояс обеими руками, заваливает на себя и догоняет за несколько сильных резких движений. Лоб прорезают морщины, он что-то мучительно шипит. Может быть, "чш-шшш-шёрт". А может быть, "Чш-шшш-шарльз". Эмме не хотелось лезть ему в голову и проверять. Должна же быть в мужчине какая-то загадка. И не стоило открывать, что теперь она точно знала действенный болевой прием. Из этого не родилась ни близость, ни дружба. Взаимная симпатия - пожалуй. И может быть, толика уважения. Искра страсти так и не вспыхнула, хотя секс каждый раз получался на пятнадцать баллов из десяти. С Шоу все было иначе. Себастьян действительно увлекал ее, хотя иногда она чувствовала себя, как кролик перед удавом, а иногда молча бесилась, что он использует ее, как куклу. Эмма даже чувствовала некоторую досаду, что Магнито не был в нее ни капельки влюблен. Но досада была плодом уязвленного самолюбия, а не сердечной раны. Лёд не плавился под холодным пеплом. *** Просто чудо, что стекла вообще уцелели. Питер был готов поспорить, что их должно было вышибить звуковой волной. Ну ладно, не готов, конечно, потому что Питер никогда не ставил, если мог проиграть, а еще точнее, у него никогда не водилось достаточно карманных денег для этого, но для важности эффекта можно же так сказать, окей? В общем, миссис Коллинз нашла крысу. Или двух, если учесть, что Шопенгауэр был размером с хомяка. Сто зеленых за то, что миссис Коллинз спросонок привиделись две крысы, которые жрали друг друга. Питер спустился в столовую, когда сирена уже затихла, потому что Питер был хитрый как черт и хорошо знал, как следует держаться, если тебя могут замести. Да, сэр. На кухне толпилась прорва народу, даже Проф и Леншерр - а Леншерр тоже был хитрый как черт и с Питером даже не переглянулся, вот молоток. - Я позвоню в Комитет по дезинсекции, - сказал Леншерр, глядя на Профа. - Они пришлют кого-нибудь. - Это же твой кот, - сказал Маккой и для верности ткнул пальцем в Питера. Ребятня расступилась, чисто море перед Моисеем. - А чо сразу я! - дежурно возмутился Питер и на всякий случай все-таки стрельнул глазами в Леншерра, но тот был занят тем, что нежно улыбался Профу. Пытался отвести от себя подозрения, ясное дело. Питер тоже нежно улыбнулся Маккою, и это подействовало: тот заткнулся, хотя по лицу было видно, что список обвинений у него был заготовлен размером с Декларацию Независимости. Сразу видно, Леншерр знал толк в отмазках. В общем, странно было бы ожидать другого от чувака, который был спецом в методах запугивания международного сообщества. Питер, естественно, прочитал его досье, пока тащил его к Профу, и даже припрятал одну фотку оттуда, как сувенир. Ну, ту, где Леншерр был уже в своей тюремной робе на липучках и с номером на груди, серьезный и пыльный, как бетономешалка. Вряд ли это была хорошая идея, но Питер сначала спер фото, спрятал в комоде между футболками, а потом подумал, что возвращать уже поздно. - Питер, пожалуйста, ответь на вопрос, - попросил Проф к тому времени, как Питер уже забыл, о чем шла речь. - Чо за вопрос? - Ты принес кота в школу? - А чо сразу я! - Питер на всякий случай нежно улыбнулся Профу, надеясь, что того тоже проймет. На Маккоя вот подействовало же, заткнулся, как миленький. Проф почему-то сбледнул и посмотрел на Леншерра. Тот был кремень, ваще не палился. - Может, кто-нибудь уберет дохлую крысу с подоконника? - о, это у Джин начался день тупых вопросов. - Крысы могут разносить чуму или бешенство, - у нее из-за плеча вырос Курт и виновато улыбнулся. День тупых новостей! Блин, правда, что ли? Питер с подозрением покосился на крысу. Все остальные тоже как-то попятились назад. Питер метнулся в душевую и как следует вымыл руки, даже под ногтями. Заодно и зубы почистил. - Вообще его зовут Шопенгауэр, - сообщил он, вернувшись. - Не надо говорить о нем в третьем лице, это обидно. - А завтрака не будет? - пискнул кто-то из мелюзги и тут же заныкался за спину Скотти, потому что все взгляды обратились на него. - Да, чего с завтраком? - поддержал Питер. В смысле, пошутили и будет, жрать же хочется. Проф совсем спал с лица и стал похож на разбитое зеркало. Рейвен бросила отпаивать водичкой миссис Коллинз и поперла на толпу: - Джин, Скотт, уведите всех из кухни и займите детей на полчаса. - Я знаю фокусы! - подпрыгнул Курт. - Отлично, бери миссис Коллинз на свежий воздух и покажи детям пару трюков. Ну блин, разорваться теперь, что ли? Питер бы с удовольствием поглядел на Курта, чувак все детство провел в цирке и наверняка мог занять мелюзгу не на полчаса, а на всю неделю. Но тут был кот и Леншерр, да и Проф как-то нехорошо выглядел, так что Питер решил задержаться. И зря. - Питер, я же просил тебя избавиться от кота, - Маккой пытался выглядеть сердитым, но в этой клетчатой рубашке у него не было шансов. - Я не успел, он вчера от меня сбежал, - Питер сделал брови домиком. - Питер, ты ведь знаешь правила, - в конкурсе на Самый укоризненный тон Проф занял бы второе место, а потом сразу первое, потому что применил бы к судьям Офигенно укоризненный тон. - А чо сразу я, - уныло сказал Питер. Леншерр двумя пальцами взял кота за загривок, оторвал от крысы и завернул останки в бумажную салфетку. - Маккой, не хочешь заняться делом? - и натурально, протянул ему крысу, будто хотдог предлагал. Питер зажал рот рукой, чтоб не стошнило. Маккой тоже немного заголубел. - Что? - Проверь на возбудителей чумы, - пояснил Леншерр и добавил одними губами: - Тупица. - Не надо мной командовать. - Ладно, не проверяй, - Леншерр сегодня был на редкость покладистый, наверное, не выспался. - Прекратите оба, - замученным тихим голосом сказал Проф и скривился, будто у него тоже возникли нездоровые ассоциации. - Ведете себя хуже подростков. - Я предлагаю Маккою разумные решения, разве нет? - Леншерр был невинен как первый значок бойскаута. - Засунь свои предложения знаешь куда? - Куда же? Ну, давай, Маккой, не стесняйся. - Хэнк, Эрик. Займитесь делом, - Проф вообще стал белый, как холодильник и зашептал так тихо, что Питер всерьез за него забеспокоился. Чо блин все стоят как фонари, может ему водички, градусник, в постельку, на свежий воздух? Что происходит-то? - Надо осмотреть подвалы, там могут быть норы. И сделать что-нибудь с завтраком. Первую лекцию придется отменить. - Почему бы тебе не присоединиться к детям, Чарльз? - Рейвен проснулась и решила разнять драку. Кстати, вовремя, еще пара минут, и школу пришлось бы отстраивать второй раз. - Я прослежу, чтобы эти двое держались подальше друг от друга. Проф спорить не стал, Питер на его месте тоже свалил бы, а то в воздухе отчетливо запахло переизбытком летающего железа. - Хорошо. Разберись, пожалуйста. Я позвоню насчет дератизации. Стоило коляске перекатиться через порог кухни, как Рейвен стала просто чума, вот бы кого стоило проверять в лаборатории. - Вы!.. Два придурка!.. Питер бесшумно отступил ей за спину, пряча кота под курткой, чтобы придурков не стало трое, потому что у него были серьезные подозрения, что кое-кого из этой кухни могут вынести в деревянном костюме вперед ногами. - У Чарльза что, нет других дел, кроме как уговаривать вас помириться? Можете мордовать друг друга за пределами школы, сколько влезет, но при Чарльзе чтоб оба были паиньками, ясно? Оба! Маккой и Леншерр обменялись такими взглядами, что если бы их видел Скотти со своими жалкими лазерами, он бы заплакал от зависти, как младенец. - Только ради Чарльза, - буркнул Маккой. - И только в пределах школы, - веско добавил Леншерр. - Теперь, когда мы с этим разобрались, - Рейвен спрятала клыки и когти, перешла на деловой тон, - я займусь расписанием. Эрик, ты отвечаешь за завтрак. Хэнк, на тебе осмотр подвалов. И сделай чертов тест на возбудителей идиотизма. На лужайке перед школой что-то засверкало, и Питер воспользовался моментом слинять, пока никто не вспомнил про его существование. Он пошатался между учениками, поглазел на фейерверки, которыми баловалась Джубили. Но какая-то неведомая фигня потянула его назад на кухню. Как там ее называют, совесть, что ли? - Дежурство по кухне - это не круто, - Питер встал возле холодильника, всем собой излучая скорбь по поводу того, что Леншерру досталась такая отстойная работа. - Хочешь остаться без завтрака? - беззлобно спросил тот, распаковывая хлеб для тостов. Питер демонстративно стащил кусок ветчины, мол фигушки ты меня остановишь. Потом признался: - Вообще-то хочу помочь. Тебе прилетело из-за меня, будет честно, если я тоже побуду некрутым. Хотя вообще я всегда крутой, - честно добавил он. Короче, пока Леншерр не передумал, Питер молниеносно разложил на столе хлеб, набросал на него сыра, ветчины, полил всякими соусами, посыпал какой-то сушеной травой и победоносно глянул на Леншерра: кто тут молодец? Тот согласно кивнул, молодец мол. Вытащил из кладовки два гремящих железных листа для выпечки, подвесил их над столом, сосредоточился - и вуаля, на их месте самозародилась длинная решетка для гриля. Леншерр накидал на нее тосты, повел рукой - от решетки полыхнул жар, потянуло жареным хлебом. - Что это за хрень? - впечатленно спросил Питер. - Магнитная индукция. Зря прогуливаешь физику. - Я не прогуливаю! Я на ней сплю. - Собирай и неси раздавать, - скомандовал Леншерр, но Питер цапнул его за запястье. Тот чуть не вздрогнул, аж дыхание задержал. - Мужик, ты не должен делать этого здесь! - Пожара не будет, это не опасно. - Да к черту пожар! Это же круто! - Питер нетерпеливо потянул его за собой. - Это все должны видеть!