И будто не терял...

— Ну, — сказал Хакс несколькими днями позднее, — и на что же конкретно я смотрю? Они находились в каюте Рена на «Тёмном Сердце» — почти такой же аскетичной и безликой, как и жилище Хакса, хотя и организованной с чуть меньшей строгостью. Амулет висел в воздухе между ними, тихонько поворачиваясь, при этом свет отражался и играл на изгибах и углах металла, заставлял пару белых камней сверкать неожиданными ярко-голубыми вспышками. — Я знаю, что у меня перед глазами, — добавил Хакс. — Но скажи, что я вижу? Рен окинул его одним из тех оценивающих, удивлённых взглядов, которые даже слегка обижали. — Как ни странно, мало кому удаётся понять, в чём отличие. В древних записях этот артефакт называют Глазом Кхи, он изготовлен из имбриума — одного из редчайших металлов в галактике. Только из-за этого металла амулет стоит намного больше, чем корабль, на котором мы сейчас находимся. Хакс сглотнул, наблюдая за вращающимся артефактом. Он был похож на серебряный, только темнее и тяжелее, с глянцем более маслянистым, чем яркий белый блеск серебра. Из крепления свисала цепь сложного плетения с узлами и шнурами. — А что это за камни? — Зувендийский лакримолит, — ответил Рен. — Тоже удивительно ценный. Они не смотрятся такими — дымчатые, белёсые, местами прозрачные, — но ты видел эти голубые вспышки? — Только под определёнными углами. — Когда артефакт в действии, свет становится таким ярким, что может повредить глаза, если долго смотреть прямо на него. Я тебе говорил, что в нём велика мощь Светлой стороны Силы. Если нужна физическая аналогия, он... ну, горячий, может быть. Или высокорадиоактивный. Хакс, не сдержавшись, слегка отстранился, и Рен издал свой обычный короткий смешок. — Тебе ничто не грозит. На самом деле, он и мне не может причинить вреда, но трогать его неприятно. Он... взывает к той части меня, что остаётся светлой, и мы уже обсуждали последствия подобного. Но не в деталях, подумал Хакс. — Я всё ещё не разбираюсь в вопросах света и тьмы так ясно, как хотел бы. Но эта штука, Глаз, что он фактически... ммм... делает? — Он действует как фокусирующая призма, — Рен не прикасался к амулету, но тот слегка сдвинулся, как будто его толкнули пальцем, и снова начал медленно вращаться в воздухе. — Похоже на кайбер-кристалл, но с тонкими различиями в свойствах. Я знаю, это звучит... зловеще... но ты слышал рассказы о древних культах и огромных каменных изваяниях их богов, у которых были... — ...драгоценные камни вместо глаз? Серьёзно? — Поэтому амулет и называется Глазом Кхи. Правда. Он... очень древний, и то, как попал в руки джедаев — это тоже долгая история, но они заполучили его в ранние эпохи и обнаружили, что в нём крепка природная Сила. Чтобы Тёмная сторона не смогла использовать амулет для своих гнусных целей, джедаи заперли его в том хранилище под, как ты видел, довольно серьёзной охраной. — Что там произошло? — спросил Хакс. — Что... развалило храм пополам? Это были сейсмические толчки? — В какой-то мере. Когда я вернулся и... во второй раз столкнулся с защитой, то смог увидеть почти всё, что случилось. Группа форс-юзеров, принадлежащих Тёмной стороне, атаковала храм, пытаясь забрать амулет, чтобы использовать как оружие, и — думаю, это не назовёшь заклинанием — те силы, которые были встроены в само здание храма, среагировали. Разрушительно. — Храм подорвал сам себя, и они не смогли завладеть этой штукой, — подвёл итог Хакс. — Кратко, но точно. Никто не выжил. На протяжении следующих веков мощь руин ослабла, вот почему я уцелел, когда мы заявились и потревожили то, что осталось. Хакс сморщился, вспоминая. Ему снился этот разряд молнии, приковавший Рена к месту, снился уже не единожды, и он изо всех сил пытался не думать об этом слишком много, но без особого успеха. Когда наконец удалось наладить связь, спасательный отряд «Тёмного Сердца» довольно быстро разыскал и вытащил их. На этот раз Хакс и Рен оба провели некоторое время в медотсеке, и как только было объявлено, что Хакс может вернуться к работе, тот целиком погрузился в свои обязанности. Лишь сейчас, несколько дней спустя, он выкроил время, чтобы попытаться получить кое-какие ответы от Рена. Встретившись с остальными кораблями Сноука, они должны были под их сопровождением вернуться на базу-астероид, чтобы лично передать амулет. Хакс не испытывал нетерпения по этому поводу, но думал, что раз они отыскали и заполучили нужную Сноуку вещь, это может уравновесить их унизительные неудачи. Даже если обстоятельства, при которых амулет был найден, оказались прискорбными. — Не переживай так, — произнёс Рен, и Хакс моргнул, стряхивая мысленный образ, а потом нахмурился. — Это не переживания. Это стратегическое предвидение и анализ вероятных последствий. Рен пристально посмотрел на него: — Ты... сейчас сказал самую удивительно показательную вещь за долгое время. — Показательную? Что ты имеешь в виду? — У тебя самобытное и особенное мышление, — хотя Рен не пошевелился, было полное впечатление, что в своём воображении он задумчиво сложил пальцы домиком. — Без разницы, каким образом я размышляю, — сказал Хакс, ощущая, что кончики ушей начинают краснеть. — Давай поговорим о чём-нибудь другом. Давай... ну хорошо, в общем, вдруг у тебя есть какие-то идеи о том, почему я в последнее время могу вести в голове беседы с самим собой, и почему иногда у меня получается узнать, куда ты смотришь, даже когда ты в своём ведре. Это как-то... пугающе необъяснимо. И если ответ будет «У тебя крыша едет, Хакс», тогда ладно, держи его при себе. Рен откинулся на стуле, глядя сосредоточенно и напряжённо. Хакс уставился в ответ: — Чего? Что я такого сказал? — Занимательно, — пробормотал Рен. — Да что? — Хакс пришёл к мысли, что после возвращения с Фельтора Рен перескочил с отметки «семь» на твёрдую «двенадцать» по шкале умения выводить из себя. Интересно, он стал таким раздражающим не из-за того ли, что там нечто... навредило ему? — Я читал про такое, но не верил, что когда-нибудь увижу этот феномен в действии... Закрой глаза, — сказал Рен, не давая Хаксу шанса дотянуться до него и встряхнуть так, чтобы зубы застучали. Команда была настолько неожиданной, что Хакс повиновался без задней мысли. — Хорошо. Не открывай. Я... передвину некоторые предметы и хочу, чтобы потом ты сказал, куда я их положил. — Рен, это смешно. — Ну давай, ради меня. Думаю, я могу объяснить, что с тобой происходит, но хочу иметь представление, как далеко всё зашло. — Что со мной происходит? Ты же понимаешь, как пугающе это звучит, правда? — спросил Хакс, не открывая глаз. — В этом нет ничего плохого. И думаю, оно обратимо. Перестань болтать, держи глаза закрытыми и скажи, куда я положил... — Рен замолчал, и Хакс ощутил в воздухе движение, — мой датапад. — Он на краю раковины, — ответил Хакс не задумываясь. — Верни его на место. Снова лёгкая зыбь перемещения. Ему казалось, что он чувствует дуновение воздуха на лице, но сейчас уже не был в этом уверен, и его беспокойство росло, вызывая дискомфорт в животе. — А твоя фуражка? — спросил Рен. Она лежала на столе, где Хакс её и оставил, однако... вроде бы там теперь стало пусто. Хакс не мог точно сказать, где фуражка сейчас, но крепко зажмурился и... не то чтобы подумал — прислушался. — Ты... никуда её не положил. Она ни к чему не прикасается. Ты заставил её летать, ведь так? Хакс осознал, что чувствует нечто иное — немного похожее на воздействие магнита или невидимое притяжение статического электричества, а кроме этого — что-то вроде жара или уплотнения совсем рядом. Рядом, и если быть точным — именно там, где Рен подвесил в воздухе вращающийся амулет. К беспокойству добавилась тревога, и Хакс открыл глаза — чтобы уставиться прямиком на камни. А Рен в самом деле заставил фуражку летать в футах шести над полом. — Опусти её на место, — машинально сказал Хакс. — Что происходит? — Ты обрёл чувствительность, — при этих словах Рена фуражка послушно вернулась на стол возле локтя Хакса. — Я никогда такого прежде не видел, но у тебя появилась чувствительность. — Это смешно. — Вовсе нет. Амулет всё так же потихоньку вертелся в воздухе, но теперь Рен позволил и ему улечься обратно в свою коробку. Когда артефакт начал подчиняться законам физики, Хакс почувствовал несоразмерное облегчение и перевёл взгляд широко распахнутых глаз с него на Рена. Это не могло происходить на самом деле по ряду причин, так что Хакс задумался: а вдруг весь разговор ему приснился, и в любую минуту он проснётся, глотая воздух, в клубке простыней. Рен напряжённо смотрел на него с изумлением на лице, что никак не облегчало беспокойства. — Удивительно. Полагаю, мне следовало заметить раньше, но я был слегка занят. — Рен, — проговорил Хакс почти умоляюще и закашлялся: доктора предупреждали, что этот симптом может исчезнуть не сразу, и он раздражался, обнаруживая их правоту. — Что ты имеешь в виду под «обрёл чувствительность»? К выражению изумления добавилась и вспышка беспокойства. — В этом правда нет ничего плохого, — сказал Рен. — Это... ты помнишь, как я тебе рассказывал немного о Силе, ещё до Келлана? Про то, как можно провести параллель с другими силами Вселенной, особенно с электромагнитным полем? — Сомневаюсь, что ты говорил о других силах, но... нет, в этом есть некоторое здравое зерно: гравитация, сильное и слабое ядерное взаимодействие, электромагнитное и... Сила? Сила Силы, подумал Хакс и подавил несколько нервный смешок. — Да, — произнёс Рен, теперь с настоящей улыбкой, которая осветила лицо и снова сделала его пугающе юным. — Да, именно. Она обладает полярностью — двумя отдельными, противоположными, но равными типами воздействия. Чем-то вроде положительного и отрицательного зарядов. Или... можно углубиться до субатомного уровня. Хакс против воли начал воодушевляться: — Спин. Свет и тьма — это что, как векторы спина? И они определяют не магнитный момент частицы, а её момент Силы? Её склонность ориентироваться относительно окружающей Силы? — Да, — повторил Рен. На этот раз он не просто улыбался, а сиял, и Хакс ощутил, как это яркое золотое «да» угрожает захлестнуть его. — Тебе хоть известно, что ты единственный, кто когда-либо понимал этот вопрос в таких терминах? — Ну, в этом есть смысл, — ответил Хакс. — Я хочу сказать, настолько, насколько вообще может иметь смысл это всё. Рен, как понимать твоё «обрёл чувствительность»? Это, что, похоже на... Он осёкся и вытаращил глаза: — О чёрт. Ты намагнитил меня своими мозгами? Рен откинулся на спинку стула со смехом, явно обрадованный, и его радость заставила обычное для Хакса ощущение замешательства по поводу Вселенной и своего места в ней треснуть и развалиться на кусочки. — В известном смысле, именно это я и сделал. Ты не обладаешь чувствительностью к Силе от природы, с рождения — но у тебя нет и естественной устойчивости к ней. Известно, что если проводить много времени рядом с сильными форс-юзерами, это может... развернуть диполь, так сказать, и придать тебе небольшую собственную чувствительность. Это не постоянный эффект, насколько можно судить. Но ты совсем недавно оказался в самом центре мощного воздействия Силы, и меня не удивляет, что и тебе кое-что досталось. — Я собирался поговорить с тобой об этом. За все дни после возвращения с Фельтора между ними не случилось... ни одной мысленной беседы, будто по негласной договорённости, и Хакс скучал без этого сильнее, чем мог предположить. Он даже не был уверен, почему именно они оба этого избегали. Просто это казалось благоразумным по какой-то неизвестной, но реальной причине. — Знаю, — сказал Рен, становясь серьёзным. — Об... об исцелении. — Да. — Что ты хочешь знать? — Ну, если честно, то всё. Например... как ты это сделал. И почему не остановился, пока не довёл себя до изнеможения. И если ты способен на такие вещи, о чём мне следовало догадаться по случаю с рукой ещё в самом начале, то почему ты не сделал этого на Келлане? — Как... много вопросов, — всё веселье испарилось из Рена, и это ранило Хакса. — Но я по крайней мере попытаюсь ответить на некоторые. Ты заслуживаешь ответов. Почему-то эта фраза казалась намного более важной, чем тот смысл, что передавали слова. Хакс почти был готов забрать вопросы назад и освободить Рена от бремени объяснений, но промолчал. — Техники форс-юзеров индивидуальны и уникальны, и не найдётся двоих чувствительных к Силе, кто полагался бы на одни и те же приёмы, чья воля воздействовала бы точно таким же образом, как чужая. Некоторым особенно удаётся управление мыслями и чувствами, некоторые манипулируют материей, а кто-то может общаться на больших расстояниях без вспомогательных средств. Есть и другие... специализации... но это, наверное, самые распространённые. Хакс кивнул: — А ты можешь делать это всё. — А я могу делать это всё. Заставлять предметы летать или останавливать разряды молний легко, нужно всего лишь осуществить достаточное воздействие, чтобы противостоять силам, влияющим на материю. — Легко, — повторил Хакс, кашляя. — Ну ладно, относительно легко. Для меня чуть более сложно читать чужие мысли или управлять ими, хотя, если благоразумно использовать боль, это становится значительно проще. Конечно, боль — только средство, и всё, что от меня требуется — это стимуляция нервных окончаний. — А коммуникация? — И опять же, у меня это хорошо получается, но требуется больше усилий и концентрации, чем для того, чтобы поднять предметы в воздух. — А что насчёт... я всё думаю о том, что ситхи должны были черпать силы в негативных эмоциях, — сказал Хакс. — Что им для поддержания жизни требовались ненависть, ярость и тому подобное. Рен отбросил волосы с лица, и Хакс подавил сильнейший порыв наклониться, чтобы сделать это за него. Но только возникла эта мысль, как он увидел, что глаза Рена чуть расширились, а губы вздрогнули в лёгкой улыбке. — Не надо, — сказал Рен, — ты меня отвлечёшь, и не думаю, что у меня... хватит духу снова вернуться к этой теме, если я сейчас остановлюсь. Вот это по меньшей мере вызывает тревогу, подумал Хакс и произнёс вслух: — Хорошо, но как только ты закончишь рассказывать... — Ты сможешь делать с моими волосами любые нелогичные вещи, какие захочешь, — ответил Рен всё с той же еле заметной улыбкой. — Продолжай, — Хакс крепко сцепил руки. — Силу можно описать не только физическими терминами. В ней также есть важная духовная составляющая, которую не стоит упускать из виду. Мысли и чувства форс-юзера влияют на его способность взаимодействия с Силой, формируют и определяют те вещи, какие ему подвластны, и компоненты Силы, на которые он может полагаться. Вот почему Тёмная и Светлая стороны так явно связаны с совершенно противоположными эмоциями. И эмоции, присущие конкретно Тёмной стороне... они, возможно, не являются более мощными, но их проще вызвать, и интенсивность у них выше, чем у других. — Ярость, ненависть, страх? — Да. Они легко возникают, и так же легко их усилить... вывести на пик. И чем напряжённее эмоциональное состояние, тем крепче связь с Силой, а значит, тем могущественнее становится форс-юзер. Вот почему... они могут сознательно причинять себе боль — чтобы воспользоваться энергией и мощью, которые возникают от этого воздействия. Хакс вытаращился на Рена. — Это в общем срабатывает, — проговорил Рен, избегая взгляда. — Но действует не слишком долго. И... я думаю... только если ты действительно веришь. — Рен, — сказал Хакс, — ты так... Ты это делал... — На Старкиллере? Да. Во время схватки. Хакс помнил, каким кошмарно израненным, каким воспалённым выглядел травмированный бок Рена в ослепительном свете медотсека на шаттле. — Ты... — он осёкся, не в силах подобрать верные слова, чтобы выразить неимоверную грёбаную глупость всего этого с любой точки зрения. — Ты... если ты ещё хоть раз когда-нибудь, когда-нибудь что-то подобное выкинешь, я... Слова всё никак не находились. «Трибунал» тут не годился. Хакс с ужасом обнаружил, что на лице поглядывающего из-под завесы волос Рена играет крошечный отблеск улыбки. — Я... — начал Хакс заново и опять споткнулся, застряв на том же месте. — «...натворю такого, — пробормотал Рен. — Чего — не знаю, но...» — «...мир вздрогнет до основы»[1], — закончил за него Хакс и застыл с открытым ртом, забыв о своём гневе. — Где ты, во имя злобной преисподней, нахватался этого? Это же «Король Суул». Я его знаю только потому, что Гриньяр Веганский создал на основе пьесы оперу, хотя ему, по правде говоря, не стоило даже пытаться. — Я учился и другим вещам, кроме того, как подвешивать предметы в воздухе с помощью мозга, — ответил Рен со сдержанным достоинством. — Время от времени. Ты что-то говорил? Умело разоружённый Хакс сгорбился и запустил пальцы в волосы. — Я говорил, чтобы ты не делал больше ничего подобного, иначе мне придётся включить воображение, а я не люблю попытки творческой деятельности. Никаких ситхских самоистязаний, или... или что там это было. — Думаю, можно с уверенностью обещать, что такого не повторится. Как я сказал, это работало не очень хорошо, что и видно по результатам той стычки. Хакс поморщился — зрелище крови ярко впечаталось в память. — Давай дальше. — На чём я остановился? — На эмоциях и Тёмной стороне. — А, да. Так вот… между сторонами существует полярность на субатомном уровне и макроуровне. Глупо это отрицать. Но умышленно ограничивать себя и свои взаимодействия с Силой только одной стороной — это… по сути, неэффективно. По некоторым причинам Тёмная сторона во мне намного мощнее Светлой, но, несмотря на все усилия, я не полностью её приверженец. Скажем так, я до конца не верю в возможность целиком принадлежать любой из сторон, что бы ни думали об этом джедаи. Нельзя жить отдельно от своей тени. — Но эта… тяга, о которой ты рассказывал. Ты говорил, она причиняет боль. — Так и есть. Это… влечение в двух направлениях одновременно. Выбор есть во всём, и каждый выбор приводит к результату, который ближе к одной или другой стороне. Меня тянет к тьме, потому что это больше мне подходит, согласуется с моими разумом и сердцем. Но какие-то части личности настроены по-другому и призывают к Светлой стороне. Именно баланс — самое сложное, и я не очень в этом хорош. Всё ещё. — Тебе по-прежнему больно сильнее, когда ты рядом со мной? — Иногда, — ответил Рен. — Но это вполне выносимая боль, и я начинаю к ней привыкать. Каждый, в конце концов, делает то, что должен. Было удивительно слышать от Рена слова Брендола Хакса — Хакс помнил, как сам цитировал их. — А исцеление, — спросил он, сам того не желая, — какая это сторона? — Не так, — Рен снова заправил прядь волос за ухо, и на этот раз побуждение оказалось почти невыносимым. Хакс заставил себя сидеть спокойно. — Ни одна из них, и я до недавнего времени этого не понимал. Думаю... это осмысление — частично то, чего хотел от меня Сноук. Принятие факта, что можно принадлежать одновременно обеим сторонам. — Почему он этого хочет? — Потому что потенциальные способности сбалансированного форс-юзера огромны. Намного мощнее, чем с каждой отдельной стороны. Тот, кто постиг баланс Силы, способен получить в два раза больше мощи, энергии, влияния. Это будет означать конец эры джедаев и рассвет нового поколения, которое Сноук сможет преобразовывать и формировать по своему желанию. Хакс задумался об этом, и его мысли летели всё дальше и дальше, за пределы комнаты, корабля, галактики. Рен был прав насчёт колоссального потенциального значения. — Но ты использовал обе стороны, — спросил Хакс, — когда лечил меня? — Да, вот почему это было так сложно. Мне пришлось... уравновешивать их, быть точкой опоры, и хотя они работали вместе, одолеть твою инфекцию удалось не сразу. — Сноук знает, что ты это умеешь? — Пока нет, — ответил Рен. — По крайней мере, я думаю, что не знает. Хакс опустил взгляд на свои сцепленные руки, затем вновь поднял глаза на Кайло Рена и спросил, сжигая последние мосты: — Собираемся ли мы ему рассказать?