Человек

3.       Найденными на верстаке кусачками Тим лихорадочно перекусывал проволоку, связывающую передние лапы (Господи, это же руки, человеческие руки!) монстра за крепко вбитой в дощатый пол деревянной колонной. Прежде, видимо, она была несущей частью разобранной за ненадобностью загородки, а теперь стала пыточным столбом.       Старательно отгоняя от себя мысль о том, что освобожденное чудовище примется мстить людям за мучения, начав непосредственно со своего освободителя, Тимми, победив наконец проволоку, начал осторожно сматывать врезавшуюся под зеленую кожу до самого мяса стальную нить. Закончив, он перетянул чужое запястье со свисающими с него ошметками плоти – выбрав то, что выглядело наиболее угнетающе – снятым с себя шейным платком и принялся бегло осматривать бывшего пленника, пока тот снова не пришел в себя.       Большую часть безволосого мощного тела скрывал костяной нарост, больше всего напоминающий панцирь черепахи. Руки и ноги были длинными, почти человеческими – как Тим сразу-то не заметил!– с мышцами, как у циркового силача. По крайней мере, Тимми решил считать это мышцами, а не чем-то другим. Морда была также безволосой, зеленой и мало напоминала человеческую – бугристая, несимметричная, вся в каких-то более темных, чем основной цвет кожи, пятнах.       На незащищенном боку в матовом ореоле запекшейся, почти черной, крови зияла некрасивая, рваная рана. Так вот почему он выглядит таким больным! Оказывается, его не просто избили…       Не осознавая, что делает, Тимми осторожно дотронулся до края раны, будто желая убедиться в ее реальности. Монстр – почему-то Тиму больше не хотелось его так называть, но аналога придумать пока не удалось – глухо застонал и дернулся под его рукой. Шарахнувшись в сторону, Тимми зачастил, виновато глядя во вновь распахнувшиеся глаза:       - Прости! Прости! Я не хотел тебе сделать больно, честно! Я тебя развязал, беги! Уходи! В лес, к своей летающей тарелке или что у тебя там… Ты свободен! Только… Сью не трогай, – зачем-то добавил он в конце, скорее заключая сделку с мирозданием, чем с желтоглазым пришельцем (Тим наконец-то про себя решил называть зеленого монстра пришельцем, ведь, в самом деле, кто это еще мог быть?). – Я выключу свет, чтобы не привлекать внимания, но дверь оставлю приоткрытой, хорошо? Все, я ухожу! И… Прости…       Последние слова Тим произнес уже от выхода, до самого конца надеясь, что инопланетянин как-то подаст ему знак, что понял его… Ну или хотя бы, что услышал. Но зеленый пришелец лишь молча, не мигая, провожал его глазами, а когда Тим протянул руку к выключателю, и вовсе прикрыл их снова.

***

      Отруби из аккуратно прорезанной дыры посыпались не в специальное корыто, а на пол, распушившись напоследок облаком пыли. Тим выругался сквозь зубы и перехватил мешок поудобнее, поднимая его во второй раз. С самого утра все буквально валилось из рук. Некая мысль, так и не оформившись окончательно, подобно комариному писку упрямо жужжала где-то на границе сознания, не давая сосредоточиться.       Тимми с остервенением принялся мешать руками конскую кашу. Да что ж с ним не так?! Почему весь дурацкий день ему отовсюду постоянно мерещатся чужие янтарные глаза? Это ведь не он сбил того монстра, не он мучил его в заброшенном сарае. Тим наоборот на свой страх и риск освободил чудовище. Что он еще должен был сделать?! Сиду морду набить? Парамедиков пришельцу вызвать?       Внезапно в голове будто зазвенел колокольчик. Такой он слышал, когда отец взял его однажды в соседний Рединг на настоящий спектакль в настоящем театре. Видно, билеты перепали тогда бате случайно, потому как больше ни разу ни в какие театры они не ходили.       Мысль, до этого все никак не оформлявшаяся, будто вынырнула серебристой форелью из мутного сознания. Вот что его тревожит! По «911», конечно, звонить не стоит, но сходить и убедиться, что пришелец благополучно ушел восвояси, нужно. А на случай, если не ушел, взять с собой… ну, хотя бы бинты и перекись. И тогда совесть Тимми будет окончательно очищена.       Тим со вздохом накрыл корыто пленкой, оставляя запариваться. Еще минимум час он проведет на конюшне – накормить шесть голов, отбить оставшиеся три денника, разнести ведра с водой, потому что автоматическая поилка опять сломалась… А потом, если удастся сбежать от остальных дел, еще и ребятам нужно показаться, рассказать о результатах ночной вылазки.       Внезапно Тимми понял, что не хочет делиться с остальными своей зеленой находкой. Вот не хочет – и все. Интуиция почему-то криком кричала ему о том, что пацанам о пришельце знать не стоит. То ли Тим опасался, что весть о том, что он знает про монстра, дойдет до Сидни, то ли не хотел пугать Сью… То ли чувствовал, что лишнее внимание чудовищу было совсем не нужно. Тимми не мог объяснить даже самому себе – слишком путаными и невнятными были его ощущения.       Единственное, что он чувствовал отчетливо – зудящее, покалывающее кончики пальцев, никак не проходящее желание побыстрее оказаться в заброшенном сарае, чтобы… Не важно. Просто оказаться.       Тим не осознавал, что мучавшее его нечто – неведомое, неподвластное, гнавшее его сейчас из безопасных стен дома в неизвестность, – было тем, что взрослые люди называют развилкой судьбы. Он не понимал, какой важный выбор сейчас делает и как много он может значить для дальнейшей жизни. Тимми просто в нетерпении метался по конюшне, ежеминутно поглядывая на часы, и тихо ненавидел ставшее тягучим, будто патока, время.

***

      Он был здесь. Инопланетянин все еще был здесь. Тим не мог сказать, что почувствовал в момент, когда, лихорадочно хлопнув ладонью по выключателю, увидел на полу по-прежнему недвижное зеленое тело. Разочарование, что пленник не вернулся к своим, или все же удовлетворение от того, что все, приключившееся вчера, не было мо́роком?       - Эй! Ты живой?       Не дожидаясь – да и не ожидая, на самом-то деле, – ответа, Тимми без колебаний подошел к раненому монстру и припал возле него на колени, торопливо доставая из рюкзака добычу: пару нераспечатанных упаковок бинта, бутылочку перекиси, пачку пластыря, бутылку воды. Увы, улов был невелик – шариться по кухонной аптечке, не вызывая лишних вопросов у матери, он не мог, поэтому воспользовался тем, что осталось в его личном ящике первой помощи. Уже пару лет как этот ящичек притащил Тиму отец, заявив, что пацан он уже взрослый, и если ему хватило мозгов пораниться, то и на подлечиться самостоятельно их хватит. А мать расстраивать нечего. Тим был полностью согласен и в дальнейшем все свои многочисленные порезы и ссадины обрабатывал самостоятельно, не ставя об этом никого в известность. Отец же, старательно скрывая одобрение, периодически проводил в ящике инвентаризацию и пополнял запасы.       Еще раз на всякий случай позвав монстра, Тимми решился и слегка толкнул того в плечо, надеясь таким образом привести раненого в чувство.       Черепахоподобный пришелец в ответ лишь мучительно застонал, но глаз не открыл. Тогда Тим, решив, что с бессознательным пациентом будет даже проще, переключил свое внимание на бок чудовища, который еще со вчерашней ночи вызывал у мальчика серьезные опасения.       Бок выглядел… не очень. Длинная, глубокая рана пересекала не защищенный панцирем (Тим решил называть костяной нарост панцирем, раз уж пришелец так напоминал ему внешностью черепаху) участок плоти. Даже сквозь слои покрывающей ее засохшей крови и грязи было видно, что края раны вспухли, залоснились, явно указывая на воспаление. Тимми вздохнул: одной перекиси явно будет маловато, но что делать? К тому же, неизвестно, как инопланетный организм среагировал бы на земные человеческие антибиотики – вдруг для пришельца это яд?       В любом случае, рана просто умоляла ее очистить. Отвинтив крышечку с бутылки перекиси, Тим смочил жидкостью заранее приготовленный кусок бинта и начал осторожно стирать грязь с кожи вокруг раны. Монстр не реагировал – лишь кожа на его боку рефлекторно подрагивала, да грудная клетка неравномерно вздымалась, обозначивая дыхание.       Наконец бок вокруг раны был достаточно очищен. Пора было приступать к самой сложной и опасной части – обработке самой раны. По загривку и спине Тима пронеслось стадо мурашек, когда он вспомнил, насколько это может быть больно. И это при том, что Тимми-то никогда так серьезно не ранился.       Поглубже вздохнув и силой заставляя себя не зажмуриваться, Тим наклонил носик бутылки над раной и надавил. Запекшаяся кровь вспенилась, потекла неровными дорожками из пореза. Монстр издал нечто, больше всего напоминающее рык, и дернулся всем телом.       Тим, хоть и ожидал нечто подобное, все же невольно отпрянул в сторону, вцепившись помертвевшими от ужаса пальцами в несчастный пузырек и глазами ловя взгляд монстра – очнулся? Злится?       Холод, окативший Тимми во время так испугавшего его рыка, сжался до размеров комка и, кажется, прочно застрял в горле. Монстр не спал. Полыхавшая в желтых глазах ненависть постепенно сменялась болью и… узнаванием? Воодушевленный этим Тимми лихорадочно зачастил:       - Я помочь!.. Я знаю, что больно… Мне и самому… Прости, пожалуйста! Я… не из этих… Я не буду тебя мучить, я рану обработаю и все!!!       Сам понимая, что несет бессвязную чушь, которую даже знающий английский человек и тот бы не сразу перевел, Тим, тем не менее, продолжал тараторить, осторожно, на коленках подползая к монстру обратно.       - Вот, смотри: это перекись. Она делает больно, но так надо! Потерпи еще немножко, хорошо? Совсем чуть-чуть осталось, честно! Потерпи… – продолжая успокаивающе болтать, Тим, ежесекундно бросая взгляд на лицо раненого, снова занес над окровавленным боком руку с перекисью и отчаянно посмотрел на своего безмолвного собеседника.       - Можно?..       Монстр медленно кивнул и повернул голову, упираясь виском в дощатый пол. «Приготовился к боли» - мелькнуло в голове у Тима. Не теряя времени, чтоб пациент не мучился ожиданием, он снова решительно сдавил бока пластикового пузырька. Рана снова запенилась розовым, пришелец снова дернулся, но на этот раз менее резко и почти беззвучно. Свободной рукой с зажатым в ней чистым бинтом Тимми стал аккуратно вычищать рану, регулярно смачивая ее перекисью и всем нутром вздрагивая от каждого подергивания раненого. Теперь он понял, почему отец не хотел, чтобы мама обрабатывала Тимовы ссадины: кажется, тому, кто, помогая, причиняет боль, еще больнее, чем самому пациенту…       - Все, все. Еще немножко. Почти все. Потерпи. Вот так. И еще чуть-чуть. Вот…       По краям разреза, сразу под зеленой кожей, стала различимой светлая прослойка жировой ткани, дно же раны было по-прежнему скрыто черной кровью, но на этот раз – Тим откуда-то знал это – кровью доброй, правильной. Решив, что мучения пора прекращать, он аккуратно положил на рану сложенный в несколько слоев кусок бинта и с силой придавил его рукой. Монстр глухо загудел-застонал, но воспрепятствовать не попытался.       - Сейчас… кровь остановится, и отпущу, ладно? Терпишь? – Тим наконец-то снова поймал взгляд чудовища – внимательный, понимающий и… насмешливый? Что здесь смешного?!       Пришелец опустил и снова поднял веки, показывая, что, мол, понял, терпит, все в порядке. Тимми еще какое-то время для надежности подавил на рану, потом с сомнением окинул взглядом массивную фигуру незнакомца и с грустью понял, что перебинтовать его не удастся. Даже если монстр согласится потерпеть постоянное неловкое переворачивание сбоку на бок, витки бинта все равно не смогут полноценно прижать к боку сложенную из марли салфетку – панцирь не позволит. Вздохнув, мальчик потянулся к лейкопластырю и несколькими липкими полосками кое-как зафиксировал бинт на боку.       Воодушевленный молчаливым одобрением монстра, Тим уже гораздо увереннее взялся за обработку его порванных проволокой запястий и не замеченной ранее раны на бедре. Он действовал быстро, молча, более не отвлекаясь ни на реакцию пациента, ни на собственную неуверенность, ни на то, что именно он делает. Не было больше ни крови, ни подсыхающих ошметков кожи, ни зеленого огромного чудовища, дергающегося возле него от боли. Были просто места, которые следовало почистить и замотать бинтом. Все.       Закончив, Тимми медленно, прерывисто выдохнул и осторожно взглянул на пришельца. Что теперь будет полыхать в его янтарных глазах? Благодарность? Ненависть? Презрение?       Зеленый смотрел внимательно, ожидающе. Тим неуверенно облизнул пересохшие губы и тут же чуть не хлопнул себя по лбу. Конечно, идиот! Вода! Он наверняка умирает от жажды, пока ты тут рассусоливаешь…       Тимми торопливо открутил крышечку бутылки с водой и поднес горлышко к пасти чудовища. Вода полилась по губам, по щекам, по шее, тонкой струйкой вытекала обратно изо рта. Да-а… Кажется, он явно что-то делает неправильно. Может, у него пасть не приспособлена для того, чтоб из горла́ хлебать? Да как же тогда пьют эти пришельцы? Через трубочку, может? Но тут в сарае нет ничего похожего… Тим попытался вспомнить, как пили обычные черепашки из зоомагазина, куда они с парнями частенько заходили, чтоб поглазеть на диковинную живность. Вроде… миска у них? Мальчик огляделся по сторонам и, увидев на верстаке эмалированную миску с какими-то гайками, радостно заторопился к ней. Вытряхнув из нее содержимое, Тимми старательно протер ее краем рубашки и на глазок примерил к пришельцу. Вроде морда должна влезать… Ну, в любом случае, из миски-то любая живность пить может, даже куры клювами что-то там заглатывают, а у этого, вроде, губы…       Аккуратно вылив в миску половину бутылки, Тим придвинул ее к пришельцу и приглашающим жестом указал:       - Вода.       Потом, спохватившись, глотнул из горлышка, указав на себя, на бутылку и миску:       - Вода. Пить.       И на всякий случай добавил:       - Не отравлено.       Монстр опустил веки, соглашаясь, но к воде не притронулся. Ну, может, не хочет. Тимми пожал плечами. Черепахи-то, вон, вроде, редко пьют…       - Ладно. Я пойду? – Тим по-прежнему не знал, понимает ли его речь чудовище, но упорно продолжал разговаривать, будто пытаясь самого себя убедить в разумности своего странного собеседника. – Я к тебе завтра зайду, поесть чего-нибудь принесу. Вот, кстати! – спохватился он, вытаскивая из рюкзака батон хлеба, стыренный с кухни. – Пока ничего больше нет, но я завтра что-нибудь придумаю.       С этими словами Тим положил возле головы монстра хлеб, поставил полузакрытую (вдруг перевернется? А вдруг открыть не сможет, если плотно завинчена?) бутылку с водой, придвинул поближе миску и, пятясь, направился к двери.       Монстр, не притронувшийся к еде, внимательно провожал Тима глазами. Тимми уже успел привыкнуть к этому взгляду, поэтому вздрогнул от неожиданности, когда монстр открыл пасть и, слегка морщась, будто это доставляло ему неприятные ощущения, хрипло проговорил:       - А-И-О.       Не придумав ничего умнее, чем просто кивнуть в ответ, Тимми выключил свет и выскочил за дверь.       Невероятно… То есть, конечно, вероятно: раз это пришелец – значит, и корабли космические строить может, а, значит, уж говорить-то точно умеет. Но речь странная какая… Одни гласные… почему так? Может, строение челюсти такое? Черт знает… Интересно, что значат эти слова? Вроде бы не ругался он? Тим катал в голове эти три буквы будто шарики от подшипников. А-И-О. А-И̒-О… «СПАСИБО»????