Мы все живем во сне, и жизнь не то, чем кажется — Imagine Dragons "Dream"
Вокруг было темно и страшно. Ванда как будто бы стояла в темной комнате с переливающимися темно-бордовым цветом стенами. Без входа и выхода, огромных, просто гигантских размеров, она напоминала гробницу, наглухо закрытую много веков назад. И тишина, наверное, тоже была «приятным» дополнением к и без того страшной... Реальности? Ванда совсем не понимала, где она находилась. И, в общем, не хотела этого знать. Ее единственной целью было выбраться из оков нескончаемой, холодной тьмы. Девушка шла вперед. Она кожей ощущала холод багрового пространства и всем сердцем желала сбежать отсюда. Она прибавляла шагу, но, кажется, безуспешно — словно стояла на одном месте. А потом, подобно тысяче взрывов, вспыхнули перед ее глазами самые различные картины. Вот она, совсем еще маленькая, хохочет и кружится по комнате, явно танцуя. Вот идет в школу по лужам — недавно прошел дождь — и кто-то сильно ударяет ее в спину, да так, что она падает прямо в грязь. Вот Ванда, хитро улыбаясь, предлагает пари светловолосому юноше — как же его звали? А дальше — жизнь лоскутами старого полотна. Ванда, держа за руку брата, подписывает договор об участии в эксперименте барона фон Штрукера. Максимофф сидит в грязной камере, удерживая в воздухе кубики. Ванда — уже Алая Ведьма — марионеткой исполняет указания Альтрона. А через секунду стоит над его телом — лицо девушки едва ли не перекошено от злобы — и что-то тихо объясняет бездушному роботу... На последней, самой блеклой картине, она держит за руку Пьетро и тихо, хрипло умоляет его жить. И все рваные полотна горят ярко-красным огнем. Мгновение. Вспышка. Пустота. Ванда распахнула глаза, услышав звонкий свист прямо над ее ухом. За ним последовал удар невероятной силы, будто что-то тяжелое, каменное упало на землю. Потом еще один, и еще. А первое, что бросилось в глаза — пыль. Много, очень много грязно-желтой пыли, которая так и норовила забить нос и глаза. Ванда прокашлялась, прижав ладошку ко рту — она, кажется, слишком много вдохнула этой пыли. — Ван? Ты слышишь? Девушка замерла, и, кажется, забыла, как дышать. Голос, теплый, родной голос брата прозвучал совсем рядом, прямо над ее ухом. Ванда нахмурилась — у нее было ощущение, что она не слышала его очень и очень долгое время. Словно Пьетро встретился с ней, спустя несколько лет долгой и мучительно тяжелой разлуки. Запоздало кивнув, Ванда подняла глаза и встретилась взглядом со своим братом. — Ну ты и напугала, — выдохнул Пьетро, мимолетно улыбаясь девушке и проводя ладонью по ее волосам. — Мало того, что этот оболтус травму получил, так еще и ты... — Кто травму получил? — спросила девушка и округлила глаза. Непонятное чувство тревоги, которое, она была уверена, не покидало ее вот уже много дней, вновь всколыхнулось внутри. — Пьетро, ну не молчи ты. — Ван, ты голову поверни. И, уж извини, не время для разговоров. Там папочка, кажется, переметнулся на светлую сторону. Сиди здесь, отдыхай. Ты и так много сил потратила. Пит, присмотри за ней, — бросил Пьетро и умчался куда-то, как подумалось Ванде, в неизвестность. Справа от нее кто-то медленно промычал: «Так точно, братец Кролик». Девушка вздрогнула и, завертев головой, попыталась отыскать говорящего. Это было довольно трудно из-за боли в голове и слезящихся от неимоверного количества песка глаз, но Ванда все-таки увидела лежащего почти рядом с ней молодого человека. Он тихонько стонал от боли — Ванда чувствовала это — и иногда пытался сесть поудобнее. Максимофф свела брови к переносице, пытаясь разглядеть лицо неизвестного ей... — Питер? — имя сорвалось с языка прежде, чем Ванда успела осознать, что она говорит. — А ты кого ждала увидеть? Спока? — поворачиваясь к ней, хохотнул юноша, но тут же глухо зашипел. Ванда, наверное, и хотела бы задать вопрос о том, кто это, но, не задумываясь, могла ответить на все возникающие у нее в голове вопросы о парне. Родился двенадцатого апреля в шестнадцать часов тридцать две минуты, на двенадцать минут младше своей сестры и на двадцать четыре — брата. Жил со своей матерью, никогда не знал отца и был законченным, на самом-то деле, клептоманом. И ее, по совместительству, братом-близнецом с милым, как сказала его бывшая девушка, именем Питер. Питер Максимофф. Но это априори было неправильно — знать о нем столько всяких фактов. Ванда, даже не задумываясь, могла ответить, что он пьет только не разбавленный холодной водой черный чай неизменно с двумя ложками сахара, хотя с трудом могла принять тот факт, что Питер — ее родной брат. И это было странно. Задуматься об этом вот так, спустя двадцать четыре года их общей, на троих разделенной жизни. — Ван, что с тобой? Так сильно приложилась головой? Да это... Оно пройдет, ты потерпи. Помнишь, когда мы были в шестом классе, этот выскочка, ну, что обеды отбирал у тебя, — его, по-моему, Завьером звали — нарвался. Так мы с Пьетро тогда того, объяснили ему все. Вот у него уж голова болела, вот это точно, — непрерывающаяся болтовня парня действовала, как успокоительное. Девушка, все еще не понимая, где она находилась, прижалась спиной к горячей кирпичной стене. Или тому, что от нее осталось. Миллионы вопросов кружились в ее голове, но тут же находились ответы — словно из ниоткуда, появлялись из-за дымовой завесы, вместо которой у людей обычно находятся воспоминания. — Его звали Ксавьером, — как бы невзначай уточнила Ванда, и Питер почувствовал в ее голосе леденящую серьезность и отстраненность, которой никогда прежде и не замечал. Спустя пару секунд, она подняла на него свои серо-зеленые глаза. — Что с твоей ногой? — Решил, что врезать плохому парню — мой долг, — невесело усмехнулся Питер и перевел взгляд на сестру. — Ван, они справятся. Пьетро справится, ты же его знаешь. Я бы сейчас непременно испортил бы твою прическу и потрепал по голове, но боюсь лишиться второй руки или ноги. Ванда улыбнулась — искренне и тепло на этот раз — и посмотрела на травмы юноши — все куда серьезнее, чем она себе представляла. Колено его было неестественно выгнуто, а рука вывихнута. И Питер, мучаясь от этой боли, еще умудрялся успокаивать ее и иногда даже шутить. Сумасшедший, решила она, но потом поняла, что безрассудство у них — черта семейная. Ведьма осторожно подняла руку и нерешительно, аккуратно коснулась ноги юноши. Питер дернулся и свел брови, задавая Ванде немой вопрос. — Не забывай, что я тоже не без козыря в рукаве, — подняла глаза Ванда и провела ладошкой по черной грубой ткани его костюма, затем по прижатой к груди руке. Поднимаясь все выше, ее маленькая ладошка скользнула по растрепанным волосам, и красные искры затерялись в серебристо-серых прядках. Питер сначала поморщился, а потом недоуменно захлопал ресницами, – я немного приглушила боль. Тебе кажется, что ничего не сломано. — Верно. Спасибо, Ван. — Только ты сейчас никуда не беги, не сможешь, — хмыкнула Ванда, поднимаясь на ноги. — Пожалуй, Пьетро тоже не откажется от помощи, как считаешь? — Он тебя убьет. И потом меня. Потом зачахнет от тоски и... А, знаешь, вообще-то, лучше пусть он нас убьет, будучи живым и здоровым. Дерзай, колдунья.***
Когда Пьетро был в гневе, то он не кричал, не размахивал руками и даже не ругался. Он просто смотрел на провинившегося, по его мнению, человека и поджимал губы так, что становилось понятно — ты не прав. То есть, Пьетро мог вообще ничего не говорить — всю работу за него делал этот знаменитый красноречивый взгляд. И почему-то львиную долю его фирменных немых обвинений получали брат с сестрой. Потому что они, считал Максимофф-старший, ошибались и упрямились больше всего. Но вот реакция Питера и Ванды сильно отличалась. Девушка, краснея и неловко ежась, опускала голову и чувствовала себя последней идиоткой, расстраивая своего брата. Питер же, пожимая плечами, улыбался, бросал пустое «извини» и надевал наушники, громко подпевая играющей песне. Бежать от проблемы, в данном случае в лице брата, было вполне в стиле Питера. — Ванда, я тебя просил не лезть? Просил остаться с Питером? — А я и осталась. Не выходила же на поле боя, верно? Просто прикрывала тебя и... — она метнула красноречивый взгляд в сторону погруженного в музыку Питера, и тот, увидев обращенные к нему лица брата и сестры, поднял большой палец вверх. — И играла в больницу. Прямо как в детстве, только теперь вместо бинтов — магия. — Это тебя не оправдывает. И знаешь что? Ванда, услышав последнюю реплику Пьетро, напряглась и нервно потупила взгляд, прикусывая губу. Пьетро посмотрел на нее, опустился рядом с сестрой на сидение и приобнял за плечи, целуя в висок. Девушка вцепилась тонкими пальцами в руку брата, как будто боялась его потерять, отпустить. И на подсознании билась навязчивая мысль о невозможности всего, что происходит. — Я переживал за тебя. — И я, Пьетро, переживала за тебя. — Спасибо, что меня не забыли, мне очень льстит ваше внимание и все такое прочее, — подал голос Питер, притворяясь глубоко обиженным. Потом вдруг его лицо озарила довольная улыбка. — А ведь никто до сих пор толком не понимает, кто вы такие. Ну, просто пока вы там отсиживались на работе, я тут в плену побывал и — совершенно случайно, правда! — сказал Рейвен о том, что Эрик как бы мой папуля. Пьетро нахмурился. — То есть, никто не знает о том, что Максимофф не один человек, а комплект из трех мутантов? — Никто. Кроме, думаю, профессора и Джин, они-то все знают. А так, ты обернись, чувак. Все на вас косо поглядывают. Просто ты... того, появление ваше вспомни. Забурились в школу и поставили перед фактом — мы с вами летим. — Извини, Пит, но это, кажется, ты оборвал все телефоны и дома, и у нас на работе, крича что-то вроде: «Отец в беде, грядет Апокалипсис, вы мне нужны». В ответ Питер лишь отмахнулся, вновь надевая наушник. Ванда, широко раскрыв глаза, следила за братьями. Она могла подтвердить каждую фразу и Питера, и Пьетро, потому что знала, что да, так все и было. Но с другой стороны, она понимала, что все неправильно, все не так. Будто бы она попала в чужой — но неясно почему такой родной — мир. Здесь все было не так, как... Где? Ванда не могла ответить, но точно знала, что тут даже ее магия имела немного иной характер. Была более мощной, разрушительной, естественной. И это сводило с ума. — Ван, ты чего молчишь? Не переживай, все закончилось, я с тобой, — она повернулась на голос и увидела темно-синие глаза Пьетро. И большего не надо.