Я бы хотел вернуться назад, в старые-добрые времена, когда мама пела нам колыбельные. Ведь сейчас мы вымотаны... — Twenty One Pilots "Stressed out"
— Не, ребят, проф... он нормальный, вообще-то. Ну, взгляд у него иногда таким бывает, хм, суровым. Как у Спока во второй части «Звездного пути». А в душе он добрый, да. И потом, Чарли просто с вами поговорит и все. Ничего особенного. — Там, — Ванда кивком указала на школу, — будет только профессор Ксавье? Питер пожал плечами и поспешно отвел взгляд. Ванда, заметив этот неловкий жест со стороны брата, остановилась и прищурилась. Она встала у одного из деревьев в парке, сложив руки на груди, тем самым заставляя Питера и Пьетро остановиться. И синхронно закатить глаза. Они так же одновременно повернулись к ней и сложили руки на груди. Точно братья, пронеслось в голове у Ванды, и она хотела было уже улыбнуться, но потом вдруг вспомнила, что должна сохранять невозмутимое выражение лица какое-то время. — Я никуда не пойду, пока не узнаю все. — Да ты и так все знаешь, я же только что вам рассказал! — театрально всплеснул руками Питер, задевая проходившего мимо парнишку-мутанта, на вид которому было не больше десяти. — Прости, парень. Я не... ай, да чего ты? Я ж извинился! Нет, ну посмотрите на него. Лукас, мутант недоделанный, ты мелкий... — Питер, если я не ошибаюсь, то ты на чем-то остановился. Разве нет? — Ни на чем я не останавливался, Ван. Это ты пытаешься вытянуть из меня что-то. — Пит, лучше ответь. Ты же знаешь Ванду. Прихлопнет со злости еще, — усмехнулся Пьетро, склоняя голову на бок. Ванда скорчила рожицу и неловко повела плечом, чуть отворачиваясь и принимая закрытую позу. — О, нет. Нет, Ванда, только не режим «обиженной сестренки». Ты не посмеешь. Девушка насупилась и опустила голову. Спутанные каштановые пряди упали на лицо, закрывая едва заметную улыбку. Ванда уже заранее знала, что победит в этом их небольшом противостоянии. Как бы там ни спорили с ней Питер и Пьетро, победителем, как правило, оставалась она. Все честно — она давала им возможность потягаться в споре, чтобы потешить это пресловутое мужское самолюбие, а потом незаметно делала так, что двоим спидстерам становилось не по себе, и победа была им не нужна. Лишь бы сестренка не расстраивалась. Удивительно было, пожалуй, только то, что они, двадцатичетырехлетние молодые люди, до сих пор слепо велись на маленькие девичьи уловки сестры. А впрочем, Ванде только на руку. — Ну хорошо! Ладно, сдаюсь, ты победила. Там, вроде как, отец с ним рядом ошивается. Ну, типа друзья. И все такое, — развел руками Питер, нелепо улыбаясь. Между ними повисла тишина. Такая неловкая и неприятная. Она, как правило, бывает, когда для каждого из участников разговора последние слова значат что-то... большее, нежели другие фразы. В данном случае Питеру почему-то было стыдно, что он сразу не сказал о том, что отец их, в общем-то, не ушел после того, как помог восстановить школу. Ванда, кстати, именно тогда пересеклась с ним взглядом. Впервые за всю свою жизнь заглянула в его глаза, — ровно такие же, как и у самой мисс Максимофф — мимолетно и стыдливо. А потом он посмотрел на Джин. На ту рыжеволосую и всесильную Джин Грей, легенду школы профессора Ксавье, которая победила Апокалипсиса. И что самое страшное — Ванда видела, как он на нее смотрел. Так одобрительно, с такой гордостью... почти отцовской. Глядел на Грей так, как никогда не смотрел на нее. Тогда-то ее и захлестнула обида. А действительно, кто она такая, по сравнению с всесильным мутантом? Что она может? Пускать маленькие фейерверки для потехи да вещи силой мысли передвигать. И то не всегда. Питер просто привык к тому, что у него и брата с сестрой никогда не было отца. Привык к тому, что мать работала в двух местах сразу, чтобы прокормить их и себя. Привык к ее измученным улыбкам и вечным бутылкам пива по вечерам. Привык к отсутствию внимания с ее стороны. Привык слышать ночами горькие рыдания мамы, когда та закрывалась в полночь на ключ и плакала в подушку, чтобы хоть как-то заглушить рвущиеся наружу всхлипы — не учла она, что стены уж слишком тонки, да с чердака все слышно было. Привык к мысли о том, что в шестнадцать лет он сбежал из дома, потому что оставаться в Заковии не было сил. Питер привык жить один, будучи еще подростком. Питер. Просто. Привык. А Пьетро — нет. Он, снаружи абсолютно спокойный, внутри берег то самое пламя, тот ярко полыхающий огонь, сжигающий все его детские мечты о том, что, быть может, отец когда-нибудь вернется, и они все вместе станут большой семьей. Помнится, однажды пятилетний Пьетро оставил на столе их общей комнаты рисунок, где изобразил себя, брата, сестру... И маму с папой. Рядом. Тогда он еще написал криво так: «Папачка я ни знаю когда у тибя день рожденее но пусть это будит подарком от нас. Твои дети». Рисунок, к слову, потерялся, а когда Пьетро в день их восемнадцатилетия вдруг нашел старую скомканную бумажку, то молча спустился вниз и бросил листок в камин. Ему там было самое место. В огне. — Ну, я думаю, могло быть и хуже, верно? — несмело начала Ванда, подходя ближе к братьям. Питер пожал плечами, улыбнувшись, а Пьетро сжал губы. — Куда уж хуже, Ван. Если он... Если кто-нибудь догадается о том, что мы его дети, — он посмотрел на Питера, — то, думаю, мы автоматически станем изгоями. Дети террористов, знаешь ли, на лаврах не почивают. — Э... Ребят, тут такое дело, — Питер оперся на костыль и почесал затылок, — там Рейвен знает, ну вы помните. Ну и профессор, думаю, уже окончательно во всем убедился. И Ороро, похоже. Вот за Грозовой леди я бы приглядывал... Пьетро? Что-то случилось? Ванда прикрыла ладонью глаза и застонала. Другой рукой она обняла Пьетро, чтобы тот вдруг не навредил и без того покалеченному Питеру. Максимофф вдруг поняла, что сделала это инстинктивно, не задумываясь. Словно почувствовала, что именно сейчас нужно вмешаться. Девушка глянула на Питера. Тот улыбался, правда, даже не подозревая о том, что брат хочет с ним сейчас очень серьезно поговорить. — Ой, да ладно Вам. Проф — человек отличный, вот такой мужик, — Питер показал большой палец. — Молчать будет даже под пытками. Ну, и он друг Эрика. Нет-нет, в смысле... Я думаю, он не захочет его шокировать. Сами подумайте, трое внезапно объявившихся детей, и это после того, что случилось с его семьей. — Семьей? — тихо проговорил Пьетро, сжимая руки вокруг талии Ванды. Кажется, чересчур сильно. Девушка даже ойкнула и инстинктивно подалась назад. — Семьей, значит. А мы так, по-твоему? Сбоку припёка? — Пьетро, не кипятись. Никто ни в чем не виноват. — Эрик тоже, да, Ван? Не виноват, что мама зашивалась днями и ночами в дурацкой закусочной две смены подряд? Не виноват, что мы все пошли работать еще до совершеннолетия? Не виноват в том, что ты, Пит, с шестнадцати себе принадлежал, воровал, а потом рисковал своей жизнью, чтобы вытащить его из тюрьмы, где ему было самое место? Не виноват? — Пожалуйста, Пьетро, тише... Ванда посмотрела в его глаза и сжала тонкими пальцами его сухие горячие ладони. Пьетро, ее любимый и родной брат, был зол, разъярен и, возможно, подавлен. Он не ожидал, что Эрик останется в школе и уж тем более не ждал встречи с отцом. Во всяком случае, не сейчас. В силу своего возраста, наверное, он еще не мог простить отца. Или просто поговорить с ним. Да, возможно, Леншерр и не знал о том, что у него есть дети — тройня, к слову, не самые спокойные детишки-мутанты — но разве это его оправдывало? Давало шанс на исправление уже когда им всем исполнилось по двадцать четыре года? В понимании Пьетро Максимоффа — нет. — Он даже не узнает нас. Эрик не наблюдателен. — А ты откуда знаешь, м? — Питер сощурился и растянул губы в улыбке. — Ну, от кого-то ты же унаследовал невнимательность, — хмыкнул Пьетро, едва улыбнувшись, хлопнул брата по плечу. — Вы готовы? — А у нас есть выбор? — Ванда, встав между братьями, подхватила обоих под руки и устремилась вперед.***
Молчание пробилось в каждый угол кабинета. Чарльз поочередно смотрел то на хмурого Пьетро, то на смущенную Ванду, то на улыбающегося от уха до уха Питера. Профессор недоуменно качал головой, иногда прикладывал два пальца к виску — Ванда подумала, что смотрится это очень эффектно, — а порой шумно выдыхал и откидывал голову назад. Девушка догадалась, что профессор чем-то был огорчен. Только вот чем — сказать не могла. Да и смотрела она вовсе не на Чарльза, а на высокого мужчину, стоявшего спиной к близнецам. Широкие плечи, ровная осанка, руки, сведенные за спину, выправка — он точно знал себе цену. И эта черта передалась Пьетро. Вот он, ее брат, в каждом меланхоличном взгляде в сторону Чарльза, в каждой скептической ухмылке и в каждом жесте. Везде Пьетро. Зато у Ванды его глаза. Так, вроде, мама говорила, когда выпивала. Мама выпивала. Эта сумбурная, но ясная, как день, мысль билась на краю ее сознания, однако почему-то никак не вязалась со светлым образом ее мамы, Магды Максимофф. Она готова была поклясться, что ее мать придерживалась здорового образа жизни, не курила и не пила. Девушка точно помнила утренние пробежки и стручковую фасоль на ужин — удивительно, что в воспоминаниях эти семейные посиделки длятся только до их десятилетнего возраста. Но Ванда помнила и пустые бутылки из-под пива, пачки сигарет и вечный запах табака от одежды. Два противоречия, разные образы и отличные друг от друга воспоминания. Ванда и правда думала, что постепенно сходит с ума. А иначе разве можно было это объяснить? — Так вы, говорите, хм, родственники? — Ага, тройняшки, Чак, прикинь. Маме вообще повезло с нами, да. У-у-у, ты бы нас в детстве видел. Закачался бы. — Не сомневаюсь, — хмыкнул Чарльз, — но, Питер. В стенах этой школы, я бы попросил, соблюдай субординацию. Я здесь немного директор, и, если уж на то пошло, можешь называть меня хотя бы профессор. — Окей, проф, заметано, — Питер откинулся на спинку кресла и вытянул загипсованную ногу. Он перевел взгляд на Эрика и усмехнулся. — А к Вам как обращаться, мистер-каменное-лицо? — Питер, — шикнула на него Ванда и виновато потупила взгляд. Пьетро сжал ее руку и поджал губы. Ванда кивнула сначала в сторону насупившегося неизвестно от чего Питера, а потом на дверь. Максимофф-старший приподнял уголки губ, и уже через секунду об их недавнем присутствии в кабинете напоминали лишь следы тяжелого ботинка Пита и легких кроссовок Пьетро. — Простите, профессор. Он иногда весьма... несдержан. А вообще, человек хороший. Чарльз тепло улыбнулся девушке и заглянул в ее глаза. Серые светлые глаза с иногда пробегающим отблеском красных искр, которые были, в общем, и неуловимы даже для обычного человека. Но от профессора Ксавье вряд ли можно было что-то скрыть. В конце концов, не зря же он один из самых сильных мутантов планеты. — Вы необычны, Ванда. Вы и Ваши братья. — Ну, думаю, что все находящиеся в этой школе по-своему необычны. А потому я не вижу смысла преувеличивать... — Вы, кажется, не совсем меня понимаете, — Чарльз положил руки на стол и взял свою позолоченную ручку, с интересом начав ее рассматривать с разных сторон. — Я уже, кажется, упоминал, что не могу прочитать Питера. Пьетро тоже для меня закрытая книга, в прямом и переносном смысле, если Вы понимаете, о чем я. Но это я могу объяснить тем, что и Питер, и Пьетро думают... слишком быстро. — О, поверьте, это я знаю, — усмехнулась Ванда, разминая пальцы. — Но ведь и Ваши мысли мне недоступны. Девушка нахмурилась, и забавная складочка образовалась между ее бровей. — Я могу спросить, отчего же? — Если бы я мог дать ответ... Мне кажется, что Вы, Ванда, гораздо сильнее, чем сами думаете. Потому что, я уверен, генерация энергии не является пределом. Я прав? — Что же, возможно в чем-то и правы. У меня изредка получается передвигать предметы с помощью этого, — она приподняла ладонь, и по ее пальцам пробежали красные блики чистой энергии, — или — очень нечасто, правда — гипнотизировать. На самом деле, время действия моих сил на человека весьма ограничено. А потому, я не могу сказать, что принадлежу к классу сильных мутантов. — Останьтесь в школе, и я Вам докажу обратное. Ванда задумалась. Профессор предлагал остаться. Даже можно сказать, дал согласие на ее обучение. И вроде нужно радоваться, однако было одно огромное «но». Пришлось бы регулярно видеться с Эриком. Постоянно смотреть на него, понимая, что вот он, отец, в шаговой доступности для них троих, но по-прежнему ужасно далекий. Да и к тому же, Ванда, хоть и не признавала этого никогда, была обижена на Магнето. Глубоко и, возможно, что на всю жизнь. — Профессор, у нас есть время подумать? — осторожно спросила Максимофф, натягивая рукава свитера на окоченевшие пальцы. — И Вы ведь понимаете, что в комплекте со мной идут еще и два неимоверно быстрых молодых человека, которые, по иронии судьбы, уже давно все решили и сейчас обживают новые комнаты? — Бесспорно. И я даю столько времени, сколько Вам потребуется. — Благодарю, — Ванда кивнула и спешно покинула кабинет.***
Эрик посмотрел на Чарльза сразу после того, как за хрупкой фигурой Ванды захлопнулась тяжелая деревянная дверь. В его взгляде читалось легкое, возможно, неуловимое недоумение. Зачем ему оставлять в школе девчонку, которая, между прочим, жила спокойно и на мутацию не жаловалась? — Она нужна нам, Эрик. Определенно. Она и ее братья. Чувствую, что очень скоро ты и сам это поймешь. — Чарльз, они же неуправляемые. Ты на одного загипсованного глянь. А этот старший? Ты же, надеюсь, прекрасно понимаешь, что он точно себе на уме и от таких можно ждать всего, что угодно? — Никого не напоминает?