Я схожу с намеченного пути по собственным причинам, ведь реальность настолько пугает, что пред ней теряются все мыслимые объяснения — Poets of The Fall "Diamonds for Tears"
На новых кроватях ученикам, судя по всему, спать было очень уютно, потому как уже третью ночь подряд к десяти часам вечера школа погружалась в тягостное молчание и тьму выключенных старых люстр. Тишина сонных комнат насквозь пронизывала все окружающее пространство, и Ванда явственно его слышала. Как и грудной храп братьев, что, конечно, несколько удивило ее — образ милых мальчиков, коими они навсегда останутся в ее памяти, никак не вязался с храпящими взрослыми мужчинами. Девушка тихонько хмыкнула и прикрыла дверь в их комнату, стараясь не разбудить досматривающих седьмой сон Пьетро и Питера. Ей вдруг вздумалось прогуляться по школе. То ли от бессонницы, то ли от нарастающего чувства паники под тонкими ребрами, то ли от всего и сразу. Ванда осторожно ступала по лакированному полу, стараясь идти по довольно узкой полоске темно-зеленого покрытия, чтобы не наступить вдруг на скрипящую половицу. Их априори не должно быть в заново отстроенном особняке, но чем черт не шутит? Девушка поежилась и закуталась в теплую кашемировую шаль, которую ей на двадцатитрехлетие прислала мама — Магда в последнее время вдруг решила заняться рукоделием, и ее вышитые вручную узоры на простых платках, футболках, джинсах имели успех. Порой удавалось даже неплохо зарабатывать на своем хобби. Ванда пробежалась пальцами по искусным розам из темно-бордовых нитей, что обрамляли края ее шали, и тепло улыбнулась. Она скучала по дому, сильно скучала и никак не могла забыть свою родную Заковию, с которой связаны были самые разные воспоминания. Печальные ли, радостные — неважно. Она просто помнила горьковатый запах их комнаты на втором этаже, оставшийся от въевшегося в стены дыма от формально запретных сигарет Пьетро, помнила тепло маминых дрожащих рук и даже пятно на коврике у входа. Помнила и хотела вернуться назад, потому что ощущала острую, болезненную нехватку прошлой жизни. Девушка взмахнула рукой, и длинные пальцы опутали тонкие ленты кроваво-красной магии. Искры на ладошках загорались и тут же потухали, как будто бы им чего-то не хватало, чтобы расцвести в полную силу. Ванда с досадой взмахнула рукой и упала на большой диван в холле второго этажа, потирая фалангой указательного пальца переносицу так, словно секунду назад на нее давили огромные тяжелые очки. Будь оно так, все было бы просто — снял их и отдыхай себе. В случае Ванды все было несколько сложнее: ей на голову давил свинец невыносимых домыслов и загадок, который болью отдавался в висках, на макушке и на переносице. Прежде всего, Максимофф пребывала в заблуждении относительно отца. Как скоро он, Эрик Леншерр, великий мутант и не менее великий террорист, да попросту заметная фигура, поймет, что трое новоприбывших — его родные дети? Он наверняка оставался бы в неведении остаток своей жизни, если только бы они отказались от предложения профессора Ксавье и уехали бы за сотни миль от школы. Но ведь и Ванда, и ее братья уже несколько дней — почти три, если точнее — жили под теплым крылышком Чарльза и, в общем, не жаловались на жизнь. Оставались они на правах членов сформированной вновь команды Людей Икс, и не то чтобы это не нравилось Ванде, однако она определенно настороженно относилась к инициативе профессора, который то и дело косо на нее смотрел. Смотрел и все еще не подпускал к комнате страха, где сегодня впервые тренировался Пьетро. Недолго, от силы полчаса, но, по словам Чарльза, прекрасно для человека, впервые столкнувшегося с такого рода испытаниями. Ванда предпочла не видеть того, что происходило с братом, поэтому спешно покинула небольшое помещение, созданное специально для наблюдения. Ванда тяжело вздохнула и положила голову на большие диванные подушки, рассматривая коричнево-золотой узор на них в свете яркого месяца. Ей казалось, что хаотичное сплетение тонких линий совершенно точно повторяет ритм ее жизни: узел за узлом, тупик за тупиком. Максимофф хмыкнула и хотела было уже уходить, но вдруг услышала тихие голоса, доносившиеся до ее ушей с первого этажа. Подслушивать чужие разговоры было не в ее правилах: уж так Ванда была воспитана. Но именно сейчас ей захотелось спуститься вниз и узнать, о чем говорили двое мужчин, несомненно, Чарльз и Эрик. — И ты так спокойно об этом говоришь? — низкий бархатный голос Леншерра наполнял все пространство холла, где друг напротив друга расположились мужчины. Из источников света здесь были всего лишь настенные бра, которые не озаряли пространства более, чем было нужно, а потому лестница, на ступени которой уселась Ванда, оставалась в полумраке. Девушка напряглась, вслушиваясь в слова Магнето. — Просишь меня остаться, информируя вдруг о том, что к нам нагрянут федералы с проверкой? Смею напомнить, друг мой, что я не в почете у властей, и каждый член ФБР спит и видит, как я корчусь под пулями. — Не сомневайся, Эрик, я прекрасно помню обо всех твоих, скажем так, проблемах с законом. Но остаться в школе — в твоих интересах, и я посоветовал бы взвесить аргументы «за» и «против» еще раз, прежде чем принимать решение об уходе. — О чем тут думать? — сталь в голосе Леншерра заметно разнилась с мягким баритоном профессора Ксавье, а потому Ванде приходилось зачастую вздрагивать после каждой фразы Эрика. Интересно, она сможет привыкнуть к его голосу? Хотя, вернее спросить, будет ли у нее такая возможность? — Я не национальный герой; я вообще не герой, Чарльз. Мало того, что мне не место в твоей школе, среди, прошу заметить, детей, так еще и в Америке мне никогда рады не будут. — И единственный выход, который ты видишь, — побег? — усмехнулся Чарльз и глотнул виски. Профессор поморщился и поставил пустой бокал на кофейный столик, складывая руки на груди. — В школе ты в гораздо большей безопасности, чем за ее пределами. Там ты вновь будешь одинок, останешься со своими тараканами наедине — а они загрызут тебя вскоре, не сомневайся — и вновь пойдешь на очередную диверсию. Не спорь, все так и будет, ты это не хуже меня знаешь. — Отлично, предположим, ты прав, — кивнул Эрик, складывая пальцы домиком. Он помолчал, глядя на свои ботинки, а затем исподлобья глянул на профессора Ксавье. — Назови хоть одну причину, по которой мне следовало бы остаться. — Безопасность тебя не волнует, я правильно понимаю? Что же, замечательно, вот тебе вторая причина: опыт. — Опыт? — усмехнулся Магнето и откинулся на спинку кожаного кресла. Чарльз с невозмутимым видом склонил голову. — И что это значит? — А то, мой друг, что новая команда — совершенные дети, — Ванда возмущенно свела брови к переносице и вздернула подбородок. Какие еще дети? Им, на минуточку, всем есть восемнадцать, а Максимофф вообще двадцать четыре. Ну, допустим, решила Ванда, пожимая плечами, Питер и правда сущий ребенок, но остальные? Чего только Пьетро стоил с его стремлением опекать всех вокруг. — Спорить не буду, — кивнул Эрик, и Ванда прижалась к резным перилам широкой лестницы, кладя голову на полированное дерево, глядя на то, как Магнето медленно подносил к губам увесистый бокал с янтарным виски. Залпом его осушив, Леншерр, даже не поморщившись, поставил его ближе к бутылке, наклоняясь вперед, а затем в своей привычной манере растянул тонкие губы в ухмылке. — Мисс Максимофф, Вам родители в детстве не рассказывали, что подслушивать чужие разговоры нехорошо? Ванда вздрогнула и судорожно сжала пальцами полупрозрачную оборку на домашнем платье, которое ей было явно велико и иногда сползало с одного плеча. Неужели у Леншерра было настолько хорошее зрение, что он смог разглядеть ее фигуру в кромешной тьме лестничного пролета? Чертыхнувшись под нос, девушка неуверенно поднялась на ноги и спустилась вниз за доли секунды — едва ли не слетела с лестницы, перескакивая порой сразу две или три ступеньки. Она неуверенно сцепила руки за спиной и искоса посмотрела на улыбающегося Чарльза с его открытыми и добрыми чертами лица, а потом перевела взгляд на сурового Эрика. Поразительно, как они вообще находили общий язык столько лет. — Матери как-то не до того было, не успевала, — прошипела Ванда. — Прошу прощения за прерванную беседу. — Не спалось? — учтиво поинтересовался профессор Ксавье и пригласил Ванду присесть. Девушка не стала пренебрегать подобным радушием, а потому молниеносно приблизилась к широкому дивану и опустилась на него, вжимаясь в угол и поплотнее закутываясь в шаль. Она пожала плечами, и Чарльз продолжил: — У Вас часто бывает проблемы со сном? — В последнее время, — кивнула девушка. Несуразица с периодически повторяющимися кошмарами не очень-то волновала ее, скорее, донимала и портила жизнь в физическом плане: каждое утро Максимофф приходилось пудрить лицо и неярко подводить верхние веки тонкой серой линией и красить их серыми тенями, чтобы отвлечь внимание от отеков и мешков под глазами. Питер как-то даже сказал, что Ванда с утра очень похожа на маму, и это стало тревожным звоночком, потому что, при всей любви к Магде, женской красоты в ней видно почти не было из-за вечных небрежных пучков, мешковатых свитеров и широких брюк. — Но мне, скорее, непривычно. — Что именно? — Школа. Какие-то обязательства. Комендантский час, который, я понимаю, не обязана соблюдать, однако же... Черт побери, чувствую себя маленькой ученицей, которая оправдывается перед директором за прогул. Не смущайте меня, профессор, — усмехнулась Ванда и скрестила руки на груди. — Будет ли бестактным задать Вам тот же вопрос? — Со сном у меня нет проблем, как и с осознанием всех своих обязанностей. Разве что в связке здоровый сон и должность директора школы не уживаются. Выпьете? — Профессор протянул Ванде наполовину наполненный стакан с виски, и девушка недоуменного посмотрела на него. — Вы ведь уже не ребенок, Ванда, бросьте. Спать лучше будете. — Поразительный аргумент Вы используете, спаивая человека, — усмехнулась Максимофф и взяла в руки стакан, оказавшийся, на удивление, довольно тяжелым. — Вы ведь сами минутой ранее сказали, что все мы — цитата — «совершенные дети». — И, судя по всему, правильно. Все три пары глаз, Ванды, профессора и Эрика, вновь обратились к лестнице, возле которой, небрежно опираясь на перила, стоял Пьетро. Девушка охнула и едва не выронила стакан из рук, Чарльз вновь приветливо улыбнулся, а Леншерр закатил глаза, подпирая подбородок рукой. Он устало вздохнул и потер переносицу. — Вы тут семейное собрание решили устроить? — Невероятно остроумное замечание, мистер Леншерр, — чуть ли не выплюнул Пьетро. Ванда поспешно поднялась на ноги словно в попытке успокоить бурю внутри брата, которая уже молниями искрила в его ясно-голубых глазах. Он в упор смотрел на сестру, скрестив руки и поджав губы, а потом перевел взгляд на бокал в ее руках, и Ванда увидела, как сжались его челюсти при виде алкоголя. Причина ясна как день — детская травма. Пьетро всегда остро реагировал на тот факт, что Ванда иногда могла выпить, аргументируя это тем, что мама излюбленным способом расслабиться хорошо их детство попортила. Девушка вздохнула и поставила стакан на стол и, словно провинившийся ребенок, взглянула на брата. Пьетро склонил голову набок. — Ты почему все еще не спишь? — Снова? — усмехнулась Ванда. — Ты опять относишься ко мне, как к маленькому ребенку. — Но ведь так и есть, Ван, ты всегда будешь моей младшей сестрой, — он потрепал ее по макушке и прервал ее нарастающее возмущение прежде, чем она открыла рот. — Что-то случилось? — Нет, я просто не могла уснуть. — Мы болтали, Пьетро, ничего особенного, — вклинился Чарльз, и Максимофф перевел взгляд на профессора. — А до этого здесь обсуждался важный вопрос, — услужливо напомнила Ванда, вновь усаживаясь на диван и поджимая ноги. — Я правильно понимаю, что школу теперь не оставят в покое власти Штатов? ФБР не успокоится после случая с Апокалипсисом? — Вы так проницательны, — небрежно отметил Эрик, но Ванда проигнорировала неудачную колкость в ее адрес, сжав только руку присевшего рядом с ней Пьетро, чтобы от вдруг не вздумал вступать в перепалку с Магнето. Победителя бы в их споре явно не было, а вот пострадать могла вся школа: яблоко от яблони... Мисс Максимофф усмехнулась. — Все не так, — вскинул ладонь Чарльз и покачал головой. — Эрик, как и всегда, драматизирует, так что, будьте добры, не обращайте на него внимания. По инициативе Мойры, ЦРУ, дабы убедиться в том, что мы не опасны и, по документам, чтобы обеспечить защиту, направит в школу одного из представителей. Естественно, не без охраны. — И вояки среди детей-мутантов — самая большая проблема, — кивнул Пьетро. — Надолго? — На неделю, возможно. И дело даже не в военных, они всего лишь телохранители. Дело в самом представителе: мы не знаем, кто это будет и что у него на уме. — Выходит, мы должны показать себя с лучшей стороны, стать паиньками, но быть готовыми к удару, – констатировала Ванда. – Если я что-то и почерпнула из жизненного опыта мутанта, так это одну простую истину: верить нельзя никому.***
После того, как Пьетро, спустя час их оживленной беседы, на руках унес спящую сестру в комнату, Чарльз и Эрик долгое время не разговаривали, молча потягивая виски. Бутылка наполовину опустела, но оба, казалось, соображали совершенно ясно. Чарльз думал о том, как сильно Ванда и Пьетро своим поведением напоминали ему собранного, саркастичного и смелого Эрика в те годы, когда они только познакомились. Та же решимость в глазах, то же тяжелое прошлое за плечами и тот же горький опыт ошибочного выбора. В Питере, в те редкие минуты, когда он был серьезен, тоже можно было многое увидеть от отца, однако не в той же степени, что в его брате с сестрой. Чарльз посмотрел на Леншерра, глядящего на лестницу, где только что скрылись Пьетро с Вандой на руках. Эрик, не поворачивая головы, вздохнул: — Мне интересно, на что способна девчонка, — в ответ на недоуменный взгляд со стороны Чарльза, Эрик ухмыльнулся: — Я не вижу в ней потенциал, о котором ты говорил прежде, но ради интереса почему бы и не проверить? — То есть, благие дела для будущего поколения и собственная безопасность не убедили тебя остаться, а мисс Максимофф смогла сделать это за ничтожный час? — В одном ты прав, Чарльз. Они мне и правда кое-кого напоминают, — задумчиво протянул Леншерр и поднялся на ноги. — Доброй ночи.