A Werecat in London/Кот-оборотень в Лондоне

Маринетт проснулась от звука раскатистого грома, отдававшегося в ушах. Сладкое искушение сна уговаривало её тяжелые веки закрыться еще хоть на несколько мгновений. Проснулись только уши, так как дремота еще задержалась в теле. Она плавала между сном и явью, слушая гром, чувствуя вибрацию, проходящую сквозь щеку и скользившую вниз по телу. Радость захлестнула её разум, а на губах расцвела улыбка. Ей нравился звук грома, и вспышки молний, и слушать стук капель во время летнего дождя. Было что-то захватывающее в наблюдении за бушующей природой, когда сидишь в безопасности и уюте своей комнаты. Ей нравилось, что дождь имел привычку омывать весь мир, одним быстрым очищающим потоком изливаясь с небес, и она любила звук грома, когда он сотрясал весь мир до основания. Особенно она любила дождь за воспоминая, которые приходили с ним. Воспоминания о юном мальчике с грустными зелеными глазами и застенчивой улыбкой, протягивающем ей зонтик, пока вокруг них идет дождь. Маринетт погрузило в эти золотые воспоминания, стирая линию между мечтой и памятью, когда её память о мальчике переплавилась в образ молодого человека. Его лицо стало менее круглым, черты изысканными. Линия его челюсти стала твердой, резко обозначились скулы. Его плечи выросли широкими, а тело сузилось в талии. Он незаметно вытянулся в рост, и макушка Маринетт уместилась бы под его подбородком. Она смотрела, как проходящие годы ставят перед ней кого-то нового, и все же до щемящей боли знакомого. Его тело может вырасти, и лицо неузнаваемо измениться, но Маринетт всегда узнает его по глазам. В них всегда была непоколебимая доброта, и грусть, отражавшаяся в глубине всякий раз, когда он был уверен, что никто не смотрит на него. Глаза, которые быль столь же добры, как и одиноки. Его глаза были единственными такими во всем мире. И дело не в их цвете, а в робкой душе, спрятавшейся в них. Цепляясь за тот клочок, на котором слились воедино мечта и память, Маринетт не хотела ничего иного, кроме как прикоснуться к тому парню, что позволяет дождю впитаться в волосы и одежду, в то время как сам он ждет её. Он никогда не думал, что не обязательно приносить себя в жертву ради другого, если это бремя можно разделить на двоих. Она не хотела ничего большего, чтобы быть достаточно смелой, чтобы взять его за руку и втянуть под зонтик, так, чтобы они вместе могли наслаждаться дождем. Но даже во сне Маринетт до сих пор не могла набраться для этого мужества. Она вернулась в реальность, мелко дрожа от духоты сна и позволяя времени возобновить ход. Она прислушалась в поиске шума дождя, барабанящего по оконному стеклу, но вместо этого обнаружила тяжелый барабанный бой откуда-то из-под волн грома. К Маринетт вернулось достаточно разума, чтобы зафиксировать эту причуду за момент до того как она сделала первый сознательный вдох, и её голова заполнилась пьянящим запахом теплой кожи и слабым намеком на мужской мускус. Её пульс ускорился, а чувства обострились. В её сознании щелкнуло, что она знает эту марку одеколона, знает где его купить и сколько он стоит. Там, дома, у неё был журнал с рекламой этих духов, лицом которых был молодой человек, которого можно было увидеть на многих других плакатах на стенах комнаты Маринетт. По коже побежали мурашки, когда она поняла, что атласом под её щекой была не подушка. Барабанная дробь в ушах была сердцебиением, и голова её покоилась на чьей-то груди. Она была твердой, и было вполне удобно, и, если Маринетт правильно помнила, выглядела она так хорошо, будто была обработана в фотошопе. Она лежала так близко к его сердцу, что, если бы повернула голову, могла коснуться губами места, куда отдаются его удары. Маринетт захлебнулась мучительным стоном. Она будет счастлива, если отделается от происходящего только небольшими последствиями. Гусиная кожа, вспыхнувшая на теле, внезапно подсказала, что все её тело свернулось калачиком рядом с другим телом. Она оценила положение своих конечностей. Её руки подняты к груди, одновременно прижимаясь к груди другого человека, лежащего слишком близко. Её обнаженные ноги спутались с чужими, тяжелыми, укутанными в мягкий хлопок. Маринетт также обнаружила две дополнительные конечности, одна из которых обвила её талию, а другая запуталась в волосах на затылке. Смех крошечной красавицы зазвенел над ухом Маринетт: -Я знаю, что ты не спишь, Маринетт. Она зажмурилась крепче, не находя смелости открыть глаза. Тикки продолжала парить в воздухе, и Маринетт слышала как маленькая квами тихо шепчет: -Алья и Нино спустились вниз купить продуктов. Прошла всего пара минут. Маринетт молча покачала головой, облизывая сухие губы. Её лицо было так тесно прижато к груди Адриана, что кончиком носа она задела его кожу. Он был горячим, и низкое мурлыканье, зазвучавшее из его груди, когда она пошевелилась, заставило её переживать тысячи агоний внутри себя. -Я рада, что ты смогла немного отдохнуть. Я переживала за тебя, - бодро продолжала Тикки. Как правило, к этому моменту Маринетт начинала мысленный монолог с самой собой. Она иногда прибегала к этому причудливому способу, как к защитному механизму преодоления трудностей, когда её мозг не мог больше обрабатывать информацию. В этот раз не было никакого внутреннего монолога. Вместо этого там был всего лишь один пронзительный, сравнимый с тем, что звучит в телевизоре, когда отключают трансляцию, сигнал. Бииииииииииииииииииииииииип. Она почувствовала движение воздуха, вызванное полетом крошечного тельца. Одна мягкая рука коснулась её щеки. -Ты должна открыть глаза, - настаивала Тикки. «Но переживу ли я это?» - Думала Маринетт слабо, беспомощно, но соглашаясь с квами. Первое движение век заставило поморщиться, напоминая, что один глаз на время выведен из строя. Память о травме разожгла тупую боль на лице, которая на самом деле чудесным образом притупилась. Её здоровый глаз постепенно открылся, медленно беря в фокус размытые в полутьме фигуры. Лучи дневного света вливались через шторы, пронзая мрак. Дорогое личико Тикки заполнило мысли Маринетт, квами танцевала перед глазами, прежде чем попала в пределы непосредственной близости перед Маринетт. Она скосила взгляд влево, чтобы сосредоточиться на гладкой мужской груди, на которой лежала щекой. Маринетт с трудом сглотнула и заставила глаза провести путь вверх с груди Адриана. Она увидела Тикки, кружащую над головой Адриана, чье расслабленное от сна лицо наполовину утопало в подушке. Густые ресницы напоминали полумесяцы, такую тень они бросали на его скулы. Его губы были слегка приоткрыты, оказывая большее искушение, с каким Маринетт когда-либо сталкивалась. Ругая себя за пошлые мысли, Маринетт устремила взгляд на Тикки. -Что ты делаешь? -Вообще ничего, - пропела маленькая квами, возвращаясь под её пристальным взглядом к волосам Адриана. После стольких лет, наполненных этим мальчиком, Маринетт предполагала в отношении к нему Тикки фамильярность и нежность. Квами развела его челку в стороны, перемещая на лоб Адриана, позволяя её концам не мешать закрытым векам. На взгляд Маринетт это придавало облику Адриана немного плутоватый вид во сне. Где же она видела этот образ прежде…? Тикки пролетела слишком близко к лицу Адриана. Нахмурив лоб и морща нос, он зашевелился и отвернулся от мародерской руки. Тикки стрельнула в Маринетт заговорщическим взглядом, говорящим, что она хранит тысячи тайн, которые и хотела бы рассказать, но позволяет Маринетт додуматься до ответов на них самой. -Он вырос в такого милого молодого человека, - сказала квами, вылетая из поля зрения. Маринетт чуть не проглотила язык, когда руки вокруг неё напряглись, вжимая все её тело в твердое тело Адриана. Он потянулся долго и протяжно, мышцы волной двинулись по его телу. Их разделяла лишь тонкая пижама, и Маринетт почувствовала каждое движение в деталях. Она чувствовала всё. Она затаила дыхание, слишком ошеломленная, чтобы шевельнуться, когда Адриан изогнулся вокруг неё подобно большой кошке, свернувшейся у костра. Его голова упала вниз, его подбородок уткнулся ей в макушку, нос зарылся в волосы. Она услышала, как он сделал первый полноценный бодрствующий вдох… и урчание в его груди рассыпалось неловким скрипом. Он на мгновение замер. Маринетт молча отсчитывала удары сердца, которые потребовались ему, чтобы осознать реальность. Тело, обернувшееся вокруг неё, неловко дернулось назад, холодный воздух рванулся туда, где секундой раньше была горячая кожа. Покрасневшая Маринетт посмотрела прямо в дикие глаза, в полной мере сочетающиеся с волосами, взъерошенными Тикки. Кадык Адриана подпрыгнул, когда он тяжело сглотнул. Только тишина упала с его открытых губ. Она буквально видела, как в его голове задвигались шестеренки, его зрачки невероятно расширились, когда его взгляд начал обозревать их довольно интимное положение. Как только он понял, насколько близко они были друг к другу, то издал приглушенный стон. Его руки исчезли с неё, ноги распутались, а тело дало задний ход на край кровати. -Адриан, что…! БУМ! Он спиной вперед свалился на пол, подобно мешку с картошкой, одно колено все еще неуклюже висело на краю кровати. Маринетт бросилась к краю и часто заморгала, увидев какими широко распахнутыми глазами он смотрит на неё. Никакой элегантности в том, как он вскочил на ноги, махая руками и ногами во все стороны, как он проложил себе путь на противоположный от неё край кровати, максимально увеличивая дистанцию между ними. Маринетт подскочила, поправляя задравшуюся майку до приемлемой длины, одергивая края шорт. Грудь Адриана вздымалась, пульс на шее принял бешеный ритм. Румянец на щеках расширил границы до ключиц. Пояс одолженных Адрианом пижамных штанов сполз ниже тазовых костей, давая одной томимой жаждой девушке повод убедиться что у него действительно светлые волосы, спускающиеся вниз к его… Адриан прижал к коленям подушку. Глаза Маринетт вернулись к его лицу, издаваемый скулеж явно был обратной стороной истерики. Адриан решительно уставился в пол, натянутый как тетива, до того красный, что излучал тепло. -Адриан. -Мари. -… -… Это подвело итог её способности в данный момент использовать слова. Молчание затягивалось, пока не доставило почти физическую боль. Маринетт подпрыгнула от резкой боли в лодыжке, причиненной одной спрятавшейся под простыней квами. Шок был достаточный, чтобы её мозг впал в ничтожество: она вспомнила лишь одно слово из всего французского языка. -Лед. Что это было? Это было единственное вспомнившееся слово. Её грандиозный финал, прежде чем она соскочила с кровати и вылетела из комнаты, словно её зад полыхал. Она не прекращала бежать, пока не оказалась в дальнем конце гостиничного коридора, где в стене в небольшой нише был встроенный старомодный ледогенератор. Алья брала лед для глаза Маринетт именно отсюда. Тут же стоял торговый автомат, задвинутый в угол. Её руки и ноги обдувал холодный воздух. Ковер покалывал её босые ступни. Она стояла там, отчаянно стараясь думать о чем-то, что не даст в её мозг сигнал о смерти. Горничная, вышедшая из номера со стопкой простыней, замерла в коридоре, нахмурившись: -С вами все хорошо, мисс? Маринетт могла бы дать много ответов, но ни один из них не шел. Господи, как ужасно она, должно быть, выглядит, стоя рядом с ледяной машиной! Вероятно так, словно только что сбежала от серийного убийцы, а не как совершенно безобидный подросток. Её черный глаз, скорее всего, не поможет делу. Горничная уже опускала простыни, входя в альков. -Я… - Пискнула Маринетт, отчаянно пытаясь припомнить базовый уровень английского, когда даже родной язык покинул её. – Я в порядке! Просто… лед! Для моего глаза! -Ты уверена? -Да! – Маринетт наблюдала как девица уходит, полностью уверенная, что через несколько минут руководство соберется в холле, чтобы проверить сообщение об обезумевшей французской девочке, стоящей босой на ковре. Маринетт придерживалась о стену, металл ледяного автомата посылал озноб по телу. Это дало ей хорошую оплеуху, что она должна выровнять дыхание, успокоить свой скачущий пульс, и со стоном откинуть голову назад на стену. Хорошо. Ладно, она может с этим справиться. Она не могла смириться с этим подобно взрослому разумному человеку, поэтому придется довольствоваться сомнительным здравым смыслом девушки-подростка. Это все, что она имела. Маринетт сделала глубокий вдох. Выдохнула. Сказала себе, что в случившемся никто не виноват. Произошедшее действительно было странной вещью. Она и Адриан уснули за просмотром фильма, что закончилось тем, что они лежали рядом. Это просто два теплых тела, а люди созданы, чтобы искать тепла и человеческого общества. Это ничто иное, как выполнение древних правил выживания. Это был инстинкт. И что-то твердое, впечатавшееся ей в бедро, когда он повернулся, чтобы обнять её…? Либо никто не виноват, либо оба. Если… если она заставит себя подумать об этом разумно, тогда Маринетт сможет сказать себе, что большинство парней не имеют контроля над тем, когда такие вещи случаются. Они так иногда просыпаются. Происходит эрекция. Это совершенно естественно. Пенисы были совершенно естественной частью мужской анатомии. У большинства мужчин есть пенисы. Маринетт узнала про них на уроках Сексуального Воспитания. Пенисы не были проблемой. И все это время она знала, что у Адриана он есть. Он родился с пенисом. Стоп! Перестань думать слово «пенис»! … Пенис. «Блять.» -Маринетт? Конечно. Адриан был джентльменом и просто должен был пойти за ней. Маринетт не была религиозна, но если у Бога есть милосердие, то он обязан поразить её в эту же секунду. Но никакого божественного удара молнией не последовало. Они с Адрианом по-прежнему стояли в коридоре, уставившись друг на друга и, одновременно, избегая зрительного контакта. -Ты, эээ… Забыла это, - бормотал он, протягивая полиэтиленовый пакет, который она использовала прошедшей ночью, держа лед на глазу. -Оу. – Не желая показаться невежливой, она взяла пакет из его пальцев, потрясенная прикосновением его ледяной кожи. Её глаза прошлись по его лицу, обнаруживая влажные волосы, воду все еще блестевшую на шее и груди. Она поджала губу, понимая, что Адриан пошел плеснуть себе в лицо холодной водой, перед тем как отправиться на её поиски. Он весь дрожал, и сердце сжалось от приступа вызванной виной боли. Механически она повернулась к ледогенератору и молча наполнила пакет достаточным количеством льда, чтобы он поместился на глазу. Когда она обернулась, Адриан набрался достаточно мужества, чтобы смотреть ей прямо в глаза. Румянец говорил об его искреннем извинении. Боже упаси его! Никто в случившемся не виноват, а он собирается извиняться. Он откашлялся, приподнял на несколько дюймов подбородок в попытке казаться спокойным. -Я... Маринетт ляпнула первое, что пришло в голову: -Нет. Это нормально. Я понимаю. У большинства парней в среднем одиннадцать эрекций в день. Адриан захлопнул рот. Маринетт смотрела в ужасе. Прежде она не была в аду, но сейчас туда попала. Тишина была смертельной, настолько неловкой, что они оба едва не умерли. Через мгновение Адриан сумел неуклюже шевельнуться, почесывая затылок, демонстративно глядя в другую сторону. -И все же я не хотел… Прости, что смутил тебя… Он нахмурился, не в состоянии собрать воедино извинения, охватывающие ситуацию, когда один человек невольно касается возбуждения другого человека. А были ли слова извинения для подобной ситуации? Здравый смысл прыщавых подростков указывает скрывать это и притворяться, что ничего не произошло. Так что было разумно, что Маринетт решила этого не делать. Это был правильный поступок. Опять же, в этом никто не виноват. Адриан не должен переживать, что не контролирует это. Она прочистила горло, покачивая пакетиком со льдом в руке: -Алья и Нино отправились за едой. -Угу. – Он смотрел на неё изумленно из-за смены темы. Маринетт попробовала снова: -Прежде чем ты проснулся… ты будто мурлыкал. -Я, эээ… Гхм… - Адриан кашлянул в кулак, а затем стукнул себя в грудь пару раз. – Наверное, пневмания. Знаешь, от этого иногда хрипит в груди. Она моргнула. -Пневмония – это очень серьезно. -Ага. Она с трудом подавляла желание пялиться на его грудь. -Тебе, вероятно, следует провериться. Ты… хрипел довольно громко. -Верно. Так и сделаю. – Он неуклюже отступил назад, махнув ей, чтобы следовала за ним по коридору. Она пошла сбоку от него, стараясь идти назад к двери как нормальный человек. А потом уставилась на замок. И на неё снизошло страшное осознание. -Я забыла ключ, - сказала она. Адриан не произнес ни слова, но ужас, отразившийся на его лице, выразил все за них. Маринетт застонала, ударяясь лбом о дверь. -Нас выперли, не так ли? -Кажется, да. -Конечно, мы. – Она повернулась спиной к двери и осела на ковер. – Разумеется, мы заблокированы. Адриан присел рядом на полу, хотя не так близко, чтобы коснуться её. -Нино и Алья скоро вернутся. Маринетт подавилась смехом напополам со всхлипом Они долгое время сидели в тишине, размышляя, почему жизнь так ненавидит их. Это длилось несколько минут, или несколько часов. Уголком глаза Маринетт наблюдала, как Адриан нервно водит по ожогу, оставшемуся от кольца. Если бы кольцо было, он, вероятно, вертел бы его. -Знаешь, - сказал Адриан в звенящую тишину. – Я… - Он нахмурился, глядя вниз. – Я облажался. Маринетт повернулась к нему. Глаза холодные, но брови подняты. -Ты не заслуживаешь этого, - посетовал он, проводя измученной рукой по влажным волосам. – Я пытался доказать, что я достойный парень и мы можем быть хорошими друзьями. И каждый раз, когда я думаю, что есть прогресс… Маринетт не поняла его. -О чем ты говоришь? Адриан покачал головой. -Я знаю, что ты не высокого мнения обо мне. И это справедливо в свете последних пары дней, но я хочу, чтобы ты знала, что я уважаю тебя. С самого первого дня. Даже когда, ты решила, что это я приклеил на твой стул жвачку. Я очень уважаю тебя, Маринетт. Маринетт смотрела непонимающе. -Ты думаешь, что я о тебе невысокого мнения? Она смотрела, как он собирается с мыслями, откинувшись на стену, уставившись в потолок. Через мгновение он склонил голову, сверкая несчастной полуулыбкой. -Несомненно. Ты всегда убегаешь прочь, когда я пытаюсь поболтать. Я видел тебя с другими в классе. Со мной ты всегда скована. Я полагал, что ты все еще настроена против меня. -Нет. – Слово тихим эхом отдалось в её ушах. Она мягко покачала головой, её мозг внезапно стал перебирать почти всю их трехлетнюю историю, переписывая каждую встречу с точки зрения Адриана. Она увидела, как её заикание и трусость могут быть восприняты блокировкой и порицанием. Она увидела каждый случай, когда он пытался быть другом, а она неосознанно отталкивала его, когда решала сбежать от разговора с ним. -Нет! – Застонала Маринетт, опуская лоб на руки. – Это не так, Адриан! Я никогда не думала о тебе плохо, никогда! Я тоже уважаю тебя! Он искал её лицо, пытаясь уцепиться за её мысли. -Я не понимаю. Если это не так, то почему ты всегда… другая со мной? -Ох, - она замерла со словами на самом кончике языка. О, она могла назвать ему повод. Причину. Это было бы слишком просто. Он сидел рядом с ней, полуголый, заблокированный перед гостиничным номером, в коридоре в Богом забытом Лондоне. И она - объект его пристального внимания. Это был момент, которого она ждала. Момент, к которому её подводила жизнь. Она сделала глубокий вдох. -Я… В коридоре зазвенел лифт. -Слава Богу, дальше по улице есть французская пекарня, - воскликнула Алья, вместе с Нино ступившая в коридор; они были нагружены свежими продуктами. – Не знаю, выдержу ли еще один день без нормальной еды! Нино подтянул бумажный пакет повыше на руки. -Я здесь дольше, чем ты детка. Держу пари, что нахожусь в более отчаянном положении, чем ты. – Он толкнул её своим бедром. – Если Мари и Адриан тоже чувствуют это, я уверен, они будут благодарны нам за, по-настоящему, домашнюю еду. На лице Альи расцвела дразнящая улыбка. -Я надеюсь, они будут правильно действовать самостоятельно. – Она достала ключ-карту еще на полпути к двери, остановившись как вкопанная, когда заметила два тела на полу. – Какого черта? Маринетт стиснула зубы и заявила: -Мы захлопнули дверь. Алья ущипнула себя за переносицу. -Я оставила вас двоих наедине меньше, чем на час. И вот так ты платишь мне? -Ой? – Предложил Адриан, показывая свою солидарность с Маринетт, ловя её руку и сжимая её. Потому что, черт побери, они едва наладили нормальный разговор. Как взрослые люди. Они, по сути, расчищали столько лет недоразумений. Это было знаменательное событие. И это было личное, праздничное рукопожатие. Адриан выглядел счастливым от обретения друга, а Маринетт просто радовалась. Они были полуголыми, заблокированными в коридоре в Богом забытом Лондоне, но случай внезапно помог им. Нино хлопнул Алью по плечу, мудрее относясь к положению своих друзей. -Я говорил тебе, что нужно их проконтролировать.