Хищники и их жертвы

      Наверное, это странно — смотреть трансляцию Мэттью на собственном телефоне, сидя от самого Даддарио в нескольких метрах в его же трейлере. Просто проблема в том, что под таким ракурсом Гарри не может видеть полностью эту пленительную улыбку, белоснежные, идеально ровные зубы, которые так сладко, до дрожи в коленках, прикусывают во время страсти и всепоглощающей любви чувствительное место на шее.       С этого ракурса Гарри не может видеть, как вспыхивают в ореховых, больших глазах в обрамлении пышных ресниц искорки веселья. Не может видеть маленькие, трогательные морщинки вокруг глаз, одновременно милую, озорную и чертовски соблазнительную улыбку, от которой сердце восторженно пускается в пляс, стуча по рёбрам в ускоренном темпе.       Когда Мэттью слышит, как Гарри шумно вдыхает воздух сквозь зубы после очередной широкой ухмылки, то прячет лицо за рукой, усмехаясь в рукав кофты своего героя. Он старается не смотреть в сторону своего любовника, старается не обращать внимания на едва ощутимое покалывание на кончиках пальцев — естественная реакция на Шама, подталкивающая к скорейшему соприкосновению обнажённых тел и страстным поцелуям.       Гарри отчаянно матерится, утыкаясь лицом в подушку, пытаясь заглушить ею слова, когда его Мэтт проводит языком по губам, а затем чувствует, как заинтересованно дёргает его член в узких брюках Магнуса.       Даддарио. Маленький паршивец. Знает, что делает.       Азиат бросает злой взгляд на Мэттью, а тот лишь сильнее, ярче улыбается и начинает говорить что-то про своих обожаемых коров, шлёпать восхитительно пухлыми, немного влажными от постоянных облизываний юрким, красным язычком губами, что постепенно сносит крышу. Гарри чувствует, как внутри все органы меняются местами, плавятся, а бабочки хаотично порхают между рёбрами, задевая крыльями тончайшие струны души.       Нужно подождать ещё несколько минут. Ещё чуть-чуть, и эта чёртова трансляция закончится, а возбуждение Гарри вырвется наружу. Главное — чтобы терпение оказалось таким же крепким, как и эрекция, спрятанная в брюках, иначе все фанаты сериала узнают, насколько Гарри любит вылизывать рот Мэттью.       Танцор старается глубоко дышать, ставит телефон на блокировку, не имея больше сил терпеть эту пытку, и закрывает глаза, откидываясь на подушки. Возбуждение уже начинает болезненно давить на жёсткий шов брюк, а голос сумасшедшего фаната коров и альпак — слегка хриплый, томный, чёртпоберикакойсексуальный — медленно окутывает тело, словно синие потоки магии Магнуса. Гарри постепенно погружается в некий транс, слушая голос возлюбленного, позволяет ему прямо под кожу, по венам вместе с кровью добраться до сердца, а потом взорваться ярчайшим фейерверком, распространяя приятную дрожь до кончиков пальцев.       Когда Мэттью начинает прощаться с фанатами, Шам открывает глаза и медленно принимает сидячее положение. Грациозно поднимается и, шлёпая босыми ногами, подходит к Мэттью ровно в тот момент, когда парень завершает свою трансляцию и ставит телефон на блокировку.       — Я думал, что никогда не дождусь тебя, — шепчет Гарри на ухо Даддарио, немного наклонившись и обнимая его за шею. Мэттью довольно ухмыляется, прикрывает глаза и наклоняет голову вбок, позволяя возлюбленному проводить влажные дорожки губами и языком по линии челюсти, шее. Тихо и блаженно вздыхает, когда острые зубы цепляют мочку уха, пуская табуны мурашек вдоль позвоночника.       — Иди ко мне, — он поворачивается на стуле лицом к Гарри, утягивает его к себе на колени и мгновенно вжимается пальцами в талию, чувствуя заметное возбуждение своего любовника. — Я так понимаю, тебе понравилась моя трансляция? — зарывается пальцами в залакированные волосы актёра, перебирая цветные прядки, и немного тянет назад, заставляя запрокинуть голову. Губы мгновенно находят часто бьющуюся венку и обхватывают кожу вокруг неё, посасывая, облизывая горячим языком, оставляя собственнические метки.       — Гримёры нас убьют, — тихий смех Шама проникает прямо в сердце, и Мэттью проводит носом за ухом у Гарри, собирая его запах — горький цитрус, смешанный с сандалом, о котором так часто любят упоминать фанаты Малек — уж Мэттью знает. Читал не раз их творчество, воплощая некоторые позы из маленьких историй в собственном трейлере.       — Плевать, — шепчет потому, что боится лишними словами разрушить тёплую, уютную атмосферу. Боится, что хрупкий мир, словно созданный только для них двоих, разобьётся, как хрустальная ваза, на маленькие осколки, и поэтому, лелея каждый миг, каждый вздох своего партнёра, бережно целует уголок губ, обводя языком их контур.       Руки бродят по телу, оглаживают бока. Пальцы путаются в волосах, разрушая причёски, над которыми так долго и кропотливо трудились парикмахеры. Грим стирается, а руна на шее — такая соблазнительная — размазывается по краям от требовательных, длинных, умелых пальцев. Дыхание становится учащённым и тяжёлым, рубашка и кофта падают на пол, а ширинки на брюках расстёгиваются подрагивающими, нетерпеливыми пальцами. Мэттью улыбается в поцелуй, когда Гарри кусает его за нижнюю губу, а затем мгновенно проводит языком, словно вымаливая прощение за грубость.       — Всю трансляцию хотел это сделать.       — Знаю.       — Провокатор.       Мэттью самодовольно усмехается, поднимается со стула, поддерживая Гарри под ягодицы, и тот уже привычно обвивает ногами тонкую талию своего любовника, не отрываясь от его губ. Целует нижнюю, затем обхватывает своими верхнюю, посасывает до сладостных, гортанных стонов и толчков бёдрами, кусает почти до крови.       Иногда Шаму кажется, что он может кончить лишь от одних поцелуев — настолько у Мэтти идеальная форма губ. Пухлые, большие, такие сладкие…       — Слаще мёда, — выдыхает Гарри, разрывая на несколько мгновений поцелуй. Даддарио, слишком увлечённый оставлением синяков от пальцев на талии партнёра, непонимающе хмурится и заглядывает в раскосые глаза.       — Что?       — Твои губы, — объясняет Гарри. — Слаще мёда.       Мэттью качает головой, едва заметно краснея, и меняет позу, нависая над актёром, упираясь руками в матрац собственной кровати. Азиат скрещивает ноги на пояснице любовника и так развратно выгибается в спине, когда чувствует столь долгожданное проникновение, что у Даддарио вмиг слабеют конечности. Глаза оттенка горького шоколада блаженно закатываются, и пальцы мгновенно сжимают белую простынь так, что костяшки белеют, а в комнате раздаётся характерный звук рвущейся ткани. Они одновременно сладостно стонут, Гарри цепляется пальцами за волосы Мэттью, который, наклонившись, выцеловывает столь чувствительную смуглую кожу на шее, заставляя сердце биться быстро-быстро.       Любовь. Чёртова любовь наполняет мужчин до кончиков пальцев, распространяется горячими волнами от самого сердца, и любовники вздрагивают от переполняющих эмоций. В горле застывает комок чувств, мешающий спокойно вздохнуть, и пара разделяет один вздох на двоих, ведь иначе — никак. Только глаза в глаза, только сплетая пальцы и души, только шепча имя любимого в губы, лишь на несколько мгновений разрывая сладостный, до щемящей боли в сердце, поцелуй.       Гарри ещё долго целует Мэттью. Медленно, трепетно, нежно сжимая уста своими. Он не может оторваться от них, чувствует настоящую зависимость. Чувствует, как попадает в Рай, а затем мгновенно падает в пропасть, как только проникает языком в податливый после пика наслаждения рот. Гарри не может жить без поцелуев, без самого Мэттью — такого тёплого, уютного, родного.       Их любовь можно потрогать пальцами, ощутить на себе магию сплетённых душ, пульсирующую, тягучую энергию. Их любовь переливается разными оттенками и сияет ярче бликов на гладкой поверхности самого чистого озера.       Их любовь сладкая на вкус. Слаще ванильного мороженного, которое Мэттью обожает слизывать с тела Гарри. Слаще карамели, которая ассоциируется теперь лишь со смуглой кожей азиата. Слаще шоколада, тёмного, как и глаза Шама. И даже слаще мёда, за который Гарри может отдать свою душу. Впрочем, как и за самого Мэттью.