We Used To Wait

Зейн тот, кто будит его. — Кое-кто хочет поздороваться с тобой, — говорит он, мягко тряся Ника за плечо, и, когда Ник все-таки просыпается, глаза Луи снова открыты, все еще темные и ничего не понимающие, но с оттенком узнавания. — Привет, милый, — говорит Ник. Он не собирался плакать (снова), но слезы без его разрешения стекают по его щекам (снова), потому что он ненавидит эту ситуацию. Ненавидит все это. Он просто хочет своего Луи обратно, а не ту крупицу воспоминаний о нем, на его сторону в их постели, прямо перед Ником. — Привет, Луи, любимый. Луи снова моргает. Он не может двигаться из-за обезболивающих и трубки, торчащей из его рта, но Ник уверен, что почувствовал, как Луи пошевелил пальцем. — Зейн тоже тут, — говорит Ник, а Луи просто сонно моргает, и Ник понятия не имеет, понимает ли Луи его или нет. — Поторапливайся и выздоравливай скорее, все так хотят этого. — Мы все любим тебя, приятель, — говорит Зейн, выглядя так, будто не знает, где на Луи живое место, куда можно прикоснуться. Нигде, на самом деле, кроме руки, за которую держит Ник и от которой все равно тянется трубка к капельнице. В конце концов, он кладет ладонь поверх ладони Ника, которому хочется упасть и разрыдаться. Каждая частичка Луи так слаба, а раны все еще кровоточат, и Ник хочет, чтобы все это поскорее закончилось. Он хочет, чтобы Луи вернулся домой в его кровать. Они остаются втроем в палате, пока Луи не закрывает глаза. Вдвоем они проводят время около Луи, пока не приходит медсестра, чтобы взять анализы крови. Так что они выходят, уставившись на закрытые занавески на окне в палату, пока медсестра что-то делает с Луи. — Как ты? — через минуту спрашивает Зейн. — Плохо, — отвечает Ник, потому что это правда. — Очень плохо. Не знаю, как принять это. Я так устал. Я просто хочу, чтобы с ним все было в порядке. Так сильно, что от этого даже больно. Он даже не понимает, плачет ли он. Ник просто хочет проспать одиннадцать часов и, проснувшись, обнаружить Луи рядом с собой, в своей кровати. Они с Зейном даже не друзья, но как-то так получается, что Ник плачет ему в плечо, его грудь тяжело вздымается, и ему трудно дышать из-за того, что его нос заложен. Он так сильно плачет, его голова болит, а ноги трясутся, но боль в его сердце не утихает ни на секунду. Он просто хочет, чтобы Луи был в порядке. ~*~ Следующие три дня Ник большую часть времени проводит в больнице, изредка приезжая домой к маме. Впервые в жизни он не читает сплетни о себе в газетах. Он говорит со своим публицистом, и они оба посещают три или четыре собрания с адвокатами и агентами Луи, и все проходит ужасно, потому что Ник понятия не имеет, какую историю о нем и Луи они придумали для прессы. Джей защищает сына как ротвейлер, и все заканчивается тем, что они разругались в комнате ожидания, потому что те люди хотели растрепать о личной жизни Луи всему свету, пока тот до сих пор находится в реанимации. Они все еще могут потерять его, он очень слаб, пусть его состояние стабильно. После этого они с Джей снова плачут, и Ник не может не задуматься о том, когда же его слезы закончатся, и он перестанет вести себя как малолетняя плакса. Еще позже, пока занавески задернуты, закрывая палату Луи, Ник показывает ей на своем телефоне их с Луи фотографии, на которых Луи смеялся над Ником, на которых они скорчили глупые рожицы, чтобы сделать селфи, на которых Луи спал, щекой устроившись на бедре Ника. — Он выглядит счастливым, — говорит Джей. — Вы оба были счастливы? Ник кивает. — Лучший секрет, который я когда-либо хранил, — говорит он. — Если бы только мы не делали этого, но, увы… Все, связанное с ним, всегда было превосходным. С ним я всегда смеялся. Не знаю… — он запнулся. — Не знаю, были ли его намерения насчет меня такими же серьезными, как мои. Сейчас я понимаю, как сильно люблю его. — Он никогда не относился к отношениям спустя рукава. Он всегда был серьезен в таких вещах. Его девушки… У него с ними всегда были серьезные отношения. Пока его друзья привыкли тусоваться с кучей подружек, Луи всегда хотел длительных отношений. Если вы были вместе, знай, для него это было важно. Просто он, может, боялся сказать об этом. Он снова кивает, чувствуя, как на глазах снова появляются слезы. Когда им позволяют вернуться в палату Луи, его раны все еще кровоточат, зато дренаж для удаления жидкости, установленный на его груди после операции, уже убран. Тело Луи покрыто пожелтевшими синяками, и сломанные ребра… Они говорят о том, что завтра хотят попытаться отключить его от аппарата искусственной вентиляции легких. Ник держит Луи за руку, наблюдая, как он сонно моргает и потихоньку снова засыпает. Он не может слушать, что говорят доктора. Его парень не может дышать самостоятельно, и существует вероятность, что, когда они попытаются отключить вентиляцию, это не сработает, и ему все еще потребуется аппарат, который будет помогать ему дышать. Когда этого всего стало слишком много? Когда это все обернулось во что-то, с чем он не может справиться. Потому что каждый раз, когда он приходит сюда, ничего не меняется, и этот факт медленно убивает его. ~*~ Рядом со зданием Radio 1 очень много людей, и папарацци в том числе, дожидаются его, учитывая, что сейчас чуть больше шести утра, а новость об их с Луи отношения уже давно устарела. Охранник ждет его, чтобы проводить в здание, а Мэтт стоит около лифта. — Молчи, — говорит Ник, когда Мэтт подходит к нему. Люди на улице по-прежнему могут увидеть их, а также персонал, находящийся в холле в столь раннее время, может услышать их. Он протягивает руку к кнопке, чтобы вызвать лифт. — Я только что попрощался с мамой. Просто… не здесь. — Ладно, — отвечает Мэтт, подталкивая его в кабинку, и ждет, пока двери лифта закроются. — Как ты? Мама уже уехала? — Уезжает утром. Если Луи не станет лучше на следующей неделе, она вернется. Но… он не может дышать самостоятельно, — говорит Ник. — И я… не могу говорить о нем, а потом с легкостью провести эфир. Так что давай поговорим позже. Он не может вести эфир, думая о Луи. Боже, он устал. Так чертовски устал. ~*~ У них есть звонок перед новостями в восемь часов; они придерживаются определенной темы и пытаются быть веселыми и заводными, но эта девушка поднимает их на новый уровень. Она словно глоток свежего воздуха, рассказывая о том, как однажды, пока она училась в колледже на парикмахера, на практике она покрасила одну даму полностью в зеленый, хотя та просила коричневые кончики, и с тех пор все зовут ее Френчи. — Классно, — говорит Ник, думая о том, какую песню поставить дальше и стараясь не думать о своем парне, который прямо сейчас лежит в реанимации. — У тебя теперь лучше получается? Парикмахерствовать? Ты больше не красишь людей в, например, синий, верно? Если, конечно, это не бабушки, которые обожают синие волосы? Кстати, не понимаю почему. Можешь спросить их? Почему бабули любят синюю краску для волос? — Я спрошу, — говорит она. Ее имя Надин. — Я перезвоню и расскажу вам, можно? — Конечно, милая Надин. Нам как раз нужен постоянный парикмахер. Финчи всегда готов к стрижкам. Ты же, вроде, хотел перекраситься в зеленый? Мы можем попросить Надин, она даже может сделать нам одинаковую прическу на весь коллектив. Я бы мог снова перекраситься в розовый. Хотя, нет. Мне не нравилось. Чувствовал себя живым «Angel delight». Он еще продается в магазинах? Какое объедение, этот «Angel delight». — Без понятия, — отвечает Надин. — Я пойду в магазин чуть позже и гляну. — На самом деле, он никогда не был так хорош, как хотелось бы, — Ник пытается смеяться. Эфир, наверное, звучит так неестественно. Но Ник, правда, старается изо всех сил. — Итак, Надин, спасибо, что поделилась своей историей. Ты ведь все еще работаешь парикмахером? Спрашивай как можно больше людей об их выходных, потому что, например, я рассказываю о своих выходных, только когда иду подстригаться. — Заметано. А ты передай Луи, что мы все хотим, чтобы он поскорее выздоровел, хорошо? Ник замирает. Он открывает рот, но не может ничего сказать; ничего, что не сделает и так шаткое положение Луи в социальных сетях лучше, но, может, сейчас это уже не так важно. Йен уже берет микрофон, чтобы ответить что-нибудь, но Ник быстрее: — Я передам. — Он звучит так, словно задыхается. Ник чувствует, как слезы скоро потекут из его глаз, словно все, что он сдерживал в себе этим утром, разгромлено одной шаткой фразой. — Спасибо… — Он забыл ее имя, поэтому замолкает. — Спасибо. — Ну, ладно, пока, Надин, — говорит Мэтт, но она уже положила трубку, и включает новую песню Тейлор Свифт. Ник смотрит в пол и пытается не заплакать. Фиона приобнимает его за плечи, а Йен поглаживает его спину, и никто из них не требует от него, чтобы он все рассказал. У Ника есть целый список людей, которым он должен был рассказать о том, что у него появился парень, и о том, что это Луи, но Фиона, Йен и Мэтт не возглавляют этот список. Так много людей, которым он должен объясниться. Но… не сейчас. Сначала Луи должен поправиться.