We Used To Wait

* — Юбилейная линия — десятая по счёту линия Лондонского метрополитена. Линия связывает северо-запад Лондона с его восточной частью. Все, что Ник делает в последнее время — носит по коридорам больницы тазик с теплой водой, и после того, как он приобрел одноразовые бритвы и гель для бритья, он, скорее всего, освоит вторую профессию — парикмахер. Ну, или первую, если он не поймет, как одновременно и работать, и быть в больнице с Луи, не чувствуя себя полностью вымотанным. — Привет, — говорит Луи. — Приветик, — отвечает Ник. — Все еще хочешь, чтобы я сделал это? — Все чешется и колется, — говорит Луи. — Хорошо. — Ник хочет, чтобы его руки не тряслись. Он оборачивает полотенце вокруг груди и плечей Луи, как и сказала медсестра. — Не хочу, чтобы вода попала на тебя. Луи слабо улыбается. Боже, Ник так сильно любит его. Так чертовски сильно любит, даже когда он под воздействием препаратов. Иногда даже самому бриться трудно. Но Луи остается неподвижным, пока Ник смачивает ткань и протирает его лицо, убирая кислородные трубочки. Ник собирается принести какую-нибудь гигиеническую помаду, потому что губы Луи такие сухие и потрескавшиеся. Уже так много времени прошло, но Ник все еще не может привыкнуть. Привыкнуть к Луи, который из огромного сгустка энергии превратился в беззащитный комочек. — Все хорошо? — Луи кивает. — Да. Пена для бритья предназначена для чувствительной кожи, но Ник все равно беспокоится, не оставит ли она на коже раздражения. — Если будет больно, скажи мне, хорошо? — спрашивает он, выдавливая немного пены на руки и нанося ее на челюсть Луи. — Не будет.  — Но может. — Прекрати со мной нянчиться, — говорит Луи. — Я такой же, как и раньше. Нет. Ник не может не думать об этом. Ты никогда не будешь прежним. Ник не думает, что и сам станет прежним, на самом деле. Так что он сосредотачивается на равномерном распределении пены по лицу Луи, пока все вокруг не становится белым и мягким. Сердце Ника колотится, но он даже не знает, почему. Он начинает с бакенбардов Луи, делает все нежно и мягко, боясь причинить ему боль. Он и так очень слаб, Ник не хочет стать еще одной причиной его дискомфорта. Ник никогда не видел его таким спокойным. Сколько времени они знакомы, даже во сне Луи ворочался, сталкивал Ника с кровати или падал с нее сам. И теперь так непривычно видеть его буквально прикованным к этой кровати, обездвиженным, замороженным, пока весь мир вращается вокруг него. Он проводит бритвой несколько раз, убеждаясь, что лицо Луи становится более-менее гладким. Ник вытирает его полотенцем, находит пару лишних волосков, снова наносит пену на лицо и проводит бритвой еще несколько раз, пока не остается довольным своей работой. Луи бледен и слаб. Его энергичность исчезла, лучезарность стала почти незаметной, он медленно моргает, пока Ник насухо вытирает его лицо и наносит увлажняющий крем после бритья. Его аромат легкий и приятный, поэтому Луи чуть приподнимает подбородок, чтобы Ник нанес крем и на шею. Когда Ник уносит тазик с водой и кладет вымытый станок в его тумбочку, Луи медленно кладет свои пальцы на запястье Ника. — Спасибо, — тихонько говорит он. — За все. Я бы не смог пережить это все без тебя. Ник пытается улыбнуться. Он сжимает пальцы Луи и наклоняется к ним, чтобы легонько поцеловать. — Жаль, что я не говорил тебе, как люблю тебя, прежде чем это все произошло, — говорит он. — Я так хотел этого, но боялся, что все испорчу. Пальцы Луи дрожат. — Я тоже, — говорит он. Ник сидит на своем привычном месте, сжимая пальцы Луи. Его другая рука сломана; хотя сложно найти на его теле живое место. Сердце Ника снова и снова разбивается. — Тебе еще что-нибудь нужно? Луи задумывается, прежде чем сказать: — Может, телефон? Ник тяжело сглатывает. — Он сломан, — говорит он. — Ну, я так думаю. После аварии. — Оу. А мой планшет? — Он, наверное, у тебя дома. Твоя мама может привезти его завтра. — Что означает, что завтра — крайний день, когда Ник может рассказать Луи, что все про них знают. Боже. Может ли вся эта ситуация стать хотя бы немного проще? Ник всегда старается выбрать самый легкий путь, но здесь все остается слишком сложным. — Попроси ее, пожалуйста, — говорит он. — Я тут схожу с ума. — Хороший повод, чтобы побыстрее выздороветь. — Не так быстро. — Он сглатывает и нажимает на кнопку с обезболивающим. — У меня все болит, я ненавижу эту больницу, ненавижу, как мне больно. Я просто хочу свободно дышать, без боли. Говорить без боли. Хочу, чтобы эта дурацкая боль отстала от меня. Я ничего не могу. Я просто хочу домой. — Лу… Что сказал доктор? Луи пытается пожать плечами. — Они хотят перевести меня из этого отделения. Думают, что антибиотики ослабили пневмонию. Зато они говорят о моей селезенке. Ник переводит дыхание. — Говорят о твоей селезенке? — Ага, всю неделю, — Луи хмурится. — Они думают, что она замедляет мое выздоровление или что-то такое. Они не сказали тебе? НЕТ! Ник пытается сделать максимально спокойное выражение лица. Ему с трудом, но, вроде как, удается. — Может, и говорили. Ты же знаешь мою память… — Которая как у рыбки, — заканчивает за него Луи. Он выглядит еще более сонным; Ник надеется, что обезболивающие помогают ему справится со всем этим. Луи все еще выглядит маленьким, слабым и беззащитным. К тому же, говорит он гораздо медленнее, чем обычно. — Точно, — Ник напуган. Больница полна угрозами для здоровья: инфекции, вирусы, микробы, и у Луи просто не хватит иммунитета, чтобы справиться с ними всеми. Ник надеется, что пневмония, которой Луи заболел здесь, будет последним, что встретится на их пути. Блять, да он даже не знает, что такое селезенка. Он думал, что она просто разорвалась. Это вся информация, которой он владеет. Что еще врачи скрывают он него? — Они сказали, когда переведут тебя в другое отделение? — Не-а. Сказали, что я буду на антибиотиках еще несколько дней. Стив вчера навестил меня. — Стив — это один из членов менеджмента Луи. Или его лейбла. Неважно. В голове у Ника все перемешалось. Он никогда раньше не лез в эту часть жизни Луи. Он стольких людей встретил из команды Луи, что даже не может понять, кто кому приходится. Он только-только стал распознавать охрану Луи, которую встречает в часы приема каждый день. — Что он хотел? — Говорил о том, когда меня переведут в больницу, поближе к дому. В частную клинику, в смысле. — Уверен, твоя мама очень рада. Что ты будешь ближе к дому. — Он не уверен, что он будет рад, но кого это волнует. Ник пытается не думать, почему никто не сказал ему об этом. — Она так любит «Систему здравоохранения Британии», что мне кажется, что у неё на сердце высечено "Система здравоохранения Британии". — Его голос слабый, как и всегда после принятия обезболивающих. — Система здравоохранения и твоё имя. Луи медленно улыбается. Он выглядит истощенным. — Я даже не знал, где я. Думал, в Донкастере, наверное. Ник качает головой. — В Хэмпшире. — Я даже не знаю где это. — Я тоже не знал, пока ты тут не оказался. Луи сонно моргает. — Люблю тебя. — Тебе нужно поспать. Ник качает головой. — Ты ведь уйдешь. — Не уйду. Обещаю. Я буду здесь, когда ты проснешься. Но глаза Луи уже закрыты, а дыхание стало медленным. Ник ждет, когда Луи окончательно уснет, и закрывает своими ладонями лицо. ~*~ — Луи сказал, что его хотят перевести в другую больницу, — говорит Ник, приходя из столовой с тремя кружками чая: для него, Джей и медсестры Сары. Они находятся за дверьми палаты Луи, чтобы его не разбудить. — И что не так с его селезенкой, если уж врачи так волнуются? Джей выглядит чуть менее истощенной. Ник не представляет, что скоро ему придется покинуть эту больницу: он полностью облажался во всех областях своей жизни, как только Луи попал сюда. — Хотят. Потому что здесь есть только общие палаты, рассчитанные на пятерых пациентов. В другой больнице у него будет своя комната; так всем будет спокойнее: и мне, и охране. Ник уже даже не спрашивает, почему ему ничего не сказали: он почти уверен, что ответ ему совсем не понравится. — Я всегда знала, что наша семья буквально у всех на виду. Но сейчас… — Она останавливается. СМИ и фанаты Луи интересуется каждым их шагом. На Ника по-прежнему выливается целое море гомофобного дерьма, но он старается не обращать на него внимание. Он совсем не понимает, как Джей удается сплачивать свою семью на протяжении уже многих дней. — Я лишь хочу, чтобы он был в безопасности и поправлялся. Все. — Где конкретно он будет находиться? Джей делает глоток чая. — Где-то на последних станциях Юбилейной линии. Где снимается шоу про жителей Ист-Энда? Вот где-то там, вроде. Или в каком-то месте, которое начинается на «Э». — Элстри, — говорит Ник. — Не знаю, где заканчивается Юбилейная. — Мне говорили, но я забыла. Ник кивает. Они все такие вымотанные. Скоро придут Лиам и Зейн, потом Найл. Затем сестры Луи. Сделать так, чтобы все смогли провести с Луи хотя бы немного времени — жуткий кошмар. Ник остался только потому, что обещал ему, что будет тут, когда он проснется. К нему в палату пускают только по двое, не больше. — Когда его переведут? — Он выдерживает паузу. — Не хочу прийти и не найти его тут. Не найти его совсем. После его слов следует пауза. — Ник… — Мне все равно, ясно? Пока… пока я знаю, где это случится. Джей прижимает кончики пальцев к своим вискам. — На меня все давят. Девочки, Дэн, малыши, все, кто сюда приходят. Я не понимаю, почему я, не ты. Я не знаю, понятно? — Я не сдаюсь, — говорит Ник, хотя он очень близок к этому. Он не может подобрать слов, чтобы описать эту ужасную ситуацию. Про их отношения теперь знают все, о чем Луи даже не подозревает. Не подозревает о том, что все про них знают. И Ник чувствует, что вот-вот останется совсем без сил. — Ему нужно закончить курс антибиотиков, отключить от анальгезии и убрать все катетеры. Так что через несколько дней, я думаю. Может, завтра. Но все зависит от результатов анализов, которые были взяты сегодня. В основном, врачи следят за его селезенкой. Ник кивает. Он смотрит, как спит Луи, через открытую дверь. Он уже ненавидит слово селезенка. Он ненавидит, что Луи так устал бороться. Ник пойдет за ним, куда угодно. Он будет спать стоя. Или плакать. Что-то одно точно. Джей сжимает его ладонь. — Я сообщу тебе, как все станет известно. Обещаю. — Хорошо. — Он сглатывает. — Луи просил привезти его планшет. Сможете? Если найдете, знаете же, если что, что случилось со многими его вещами. — Ник… — Я скажу ему все, когда приду завтра. — Будь аккуратен. Он ведь не хотел, чтобы все узнали о вас. Как и сам Ник. Он не хотел этого. Все, что он сделал — это безнадежно влюбился в Луи. И это не было преступлением, вот только сейчас он почему-то получает какое-то наказание. ~*~ Ник остается, пока не приезжают Лиам и Зейн, обнимает их, приветствует, и его мама пишет, что находится в столовой. Луи сонный, Ник целует его и прощается, говоря, что будет завтра в час дня как штык. Ник ненавидит уходить от него. Серьезно, так, блять, ненавидит уходить от Луи. ~*~ Они уже в Лондоне, когда Ник останавливается около заправки. — Что случилось? — спрашивает мама, потому что Ник не глушит двигатель. Они, вроде как, собирались отдать машину в мойку. — Не могу, — говорит Ник; он сам не понимает, зачем говорит это. — Не могу оставить эту новость на завтра. Я должен сказать ему сегодня. — Но мы уже почти дома. Ты же не хочешь развернуться и снова проделать этот путь? — Тебе не нужно ехать со мной, — говорит Ник, доставая телефон из кармана. — Я вызову тебе такси и дождусь его с тобой. Я не переживу эту ночь вот так. Ему подключат телевидение, все могут к нему ходить теперь. В любой момент, Луи может узнать правду, а я себе не смогу простить, если он узнает это не от меня. — Он в пяти шагах от того, чтобы развалиться на части. Ник не может поехать домой, валяться с Пиг и просто поужинать, пока Луи не знает правду. Он ничего не может делать. Он обязан сказать ему. — Ну уж нет, — говорит его мама. — Я еду с тобой. Ты не поедешь туда один. — Мам… — Я все сказала. Просто нужно заехать взять бутерброд, чипсов и «Колы». Нам потребуется энергия. Ник упирается лбом в руль. — Боже мой. — Он достает кошелек и отдает свою карту. — Там не нужно вводить пароль, — говорит он. — Бери все, что хочешь, только не превышай сумму в двадцать долларов. Потому что тут как раз мой пароль и потребуется. — Что будешь делать? Ник пожимает плечами. — Позвоню Гарри. Она похлопывает его по плечу. — Ладно. Какие-нибудь предпочтения в еде? — Купишь Луи чипсов? Или «Мальтизерс». Все приносят ему виноград, а он бы лучше съел шаурму. — Даже и не подумаю покупать ему всю эту фигню. Он пытается улыбнуться. Ему так тяжело. Мама снова хлопает его по плечу и выходит из машины. У Ника есть парочка непрочитанных сообщений от друзей: все они спрашивают, чем могут помочь. Но Ник не в состоянии разговаривать с ними. Если он кому-нибудь перезвонит, он расплачется, а ему нельзя. Ник должен быть сильным, хотя бы для Луи. Он находит Гарри в списке контактов и жмет на вызов. Звонок благополучно переключается на голосовую почту. Ник закрывает глаза и ждет звуковой сигнал, после которого начинает говорить: — Привет, любовь моя. — Он останавливается. — Господи, Гарри. С Луи все хорошо. Ну, точнее, просто нормально. А может, и нет. Мне никто ничего не говорит. Знаю только, что он в порядке на столько, на сколько это возможно. Я просто… Я просто так сильно устал, Хаз. Я больше не могу. Ты видел статью в «The Mirror»? Там на две страницы расписано, как мы могли скрывать наши отношения. Я видел ее в столовой, когда уезжал уже. Не понимаю, почему кого-то это так волнует. Я ведь просто… в него влюбился, и все. Мне так жаль, что я не рассказал тебе об этом сразу. Я не специально. Мы никогда не ненавидели друг друга, или что-то в этом вроде. В смысле… я нет. Думаю, что Луи тоже. И я уже давно должен был сказать ему, Хаз. Сказать, что все знают про нас. Я сейчас возвращаюсь в больницу. Я хотел сказать ему завтра, но я словно вишу на волоске. Я уже почти приехал домой, но теперь возвращаюсь обратно. Гарри, я просто… Я просто стою на обочине и плачу. Понимаешь? Я просто разваливаюсь на кусочки. Но за мной следят со всех сторон. Я даже не знаю, почему звоню тебе. Так что прости меня, хорошо? Прости. — Он спешно вытирает глаза тыльной стороной ладони. — Я позвоню позже, ладно? Я в порядке. Ладно, пока. Он сидит в машине, положив телефон на колени, и ждет, когда мама, наконец, вернется.