We Used To Wait

* — Мартина Маккатчен — английская актриса, снималась в рекламе йогуртов «Данон» и «Активия». * — опиум используется как снотворное и успокаивающее средство * — я не умею описывать смайлики, так что надеюсь, что вы поймете

***

— Ник? Ник пытается улыбнуться. Он машет Луи, пытаясь выглядеть расслабленно. Найл и Джей сидят рядом с его кроватью. — Могу я украсть у вас Луи на пару минут? Луи удивленно приподнимает брови. — Что случилось? — Ничего страшного, малыш. Все хорошо. — Ага, ты просто так уехал и снова вернулся, — замечает Луи. Он выглядит очень уставшим и бледным. И через десять минут закончатся часы приема: он задержался, потому что попал в пробку, причиной которой была авария. У Ника чуть не случилась паническая атака. Медсестра заглянула к ним в палату. — Не больше двух посетителей. Одному из вас нужно уйти. — Я пойду, — говорит Найл. Он наклоняется и целует Луи в лоб. — Встретимся послезавтра, хорошо? Ник не смотрит на их прощание. Когда Найл уходит, он обнимает и Ника, шепча ему на ухо: «все наладится». — Джей, — говорит Ник. — Простите. Но… мы можем остаться наедине буквально на пять минут? Ей это, очевидно, не нравится, но она целует Луи и забирает свои вещи. — Я в коридоре, если что. Ник аккуратно закрывает дверь и садится рядом с кроватью Луи. — Что случилось? — спрашивает Луи; он выглядит напуганным. — Я просто… Я собирался сказать тебе завтра, но я бы не пережил эту ночь. Поэтому почти около дома я развернулся и поехал к тебе. — Ник… ты меня пугаешь. — Просто все… господи, я даже не знаю, как это сформулировать. Но завтра у тебя появится телевизор или ноутбук. А я не хочу, чтобы ты узнал об этом вот так. — О чем узнал? — Про нас все знают, — тихо говорит Ник, и он так не хотел, чтобы все прозвучало вот так, за несколько минут до того, как его просто выгонят. — Журналисты откуда-то узнали, что я здесь с тобой постоянно, пока ты был в реанимации, и теперь… про нас все знают. — Ник. — Да, милый, прости. За этим следует пауза; руки Луи трясутся. — Все? — Да. Мне так жаль, извини. — Все всё знают про нас? — Мы были главной темой для обсуждения. — Он не говорит, что это до сих пор так. — Мне очень жаль. Я знаю, что ты этого не хотел. Луи качает головой. — Я, блять, ненавижу их всех, — говорит он. — Ненавижу… — Он плачет. Ник и сам вот-вот разрыдается, но вместо этого тянется за салфетками и пытается стереть слезы Луи. Однако он забирает салфетку и все делает сам. — Это ты все рассказал? — Нет. Просто однажды появились фотографии нас с твоей мамой. Я не ходил на работу. Они сопоставили эти факты. И… все. — Боже мой. — Слезы все еще скатываются по щекам Луи, и Ник чувствует себя полнейшим дерьмом. — Я люблю тебя. Мы обязательно справимся. — Они все разрушили, — говорит Луи. — Они просто все испортили. Сраные газетенки. — Лу… Медсестра снова заглядывает в палату. — Часы приема закончились. Вам пора, молодой человек. Ник закрывает глаза. Он так фантастически все испоганил. — Мне очень жаль, Лу. Джей возвращается в палату; выглядит она, мягко говоря, поистине взбешенной. — Не плачь, милый. Все будет в порядке. Неважно, кого ты любишь. Никто не возражает. Все будет хорошо. — Когда, мам? — Утри слезы, милый, и успокойся. Мы придем завтра. Мы обязательно все исправим. Луи не прощается с Ником, а Ник, без всяких сомнений, уверен, что все проебал. ~*~ Джей заходит в лифт, где уже стоит Ник, прямо перед закрытием дверей. Она выглядит так, будто готова ударить его или вообще убить. — Просто десять из десяти, — говорит она. — Ты, блять, пришел сюда за пять минут до конца часов приема, чтобы рассказать ему все это. О чем ты вообще думал? Ты видел, как он отреагировал? Видел, как сильно он был расстроен? Что с тобой не так, а? — Я не хотел, — его сердце вот-вот выскочит из груди. — Я бы не смог скрывать от него еще дольше. — Ты подумал только о себе, понятно? Мы ушли, оставив его расстроенным. Я не думала, что ты такой придурок. Жестокий придурок. Господи, Ник. — У него появится телевизор, он мог бы узнать об этом в любой момент. — Тогда почему ты не рассказал об этом семь часов назад, когда у нас было время, чтобы успокоить его? Не сейчас. Это твоя вина; мы оставили его в таком состоянии совершенно одного. — Двери открываются на первом этаже, и Ник выходит за Джей. — Если он не захочет видеть тебя завтра, то это полностью твоя вина, понятно? Господи… — Он хочет сказать что-нибудь, но она жестом показывает ему замолчать. — Я не хочу говорить с тобой. Иди домой, хорошо? Просто иди домой. Ник смотрит ей вслед под звук того, как его сердце разваливается на кусочки. ~*~ Этой ночью он не спит. ~*~ Следующим утром на первых страницах «The Mail» фотографии того, как Ник ссорится с мамой Луи. Перед тем, как закрыть вкладку со статьей, он все-таки читает несколько строк: «Просто Иди Домой, Гримми», или как мама Луи Томлинсона, Джей, ссорится с Ником Гримшоу. — Секретные отношения Луи Томлинсона под угрозой? — Семья Луи не хочет видеть Гримми в больнице — Особо приближенные к семье Луи говорят, что отношения находятся на грани разрыва. Гарри, наконец-то, перезванивает ему, но Ник не отвечает. Он вообще не хочет ни с кем разговаривать и едва доедает бутерброды, которые его мама сделала на завтрак. Она пытается поговорить с ним, но он просто молчит. Он не хочет, чтобы она ехала с ним в больницу. Папарацци снова крутятся около его дома и около больницы. Какой-то новый охранник дежурит на входе в послеоперационное отделение, и сначала не пускает его вовнутрь, отчего сердце Ник действительно чуть ли не останавливается. Его все равно трясет, когда охранник извиняется и говорит, что просто не узнал его. Ник останавливается после того, как заходит в палату. Луи бледен, телевизор включен, но он смотрит на вошедшего. Ник ничего не говорит. — Я писаю в бутылочку, — говорит Луи. — В смысле? Прямо сейчас? — Нет. С сегодняшнего дня, я имею ввиду. Первый раз пописал час назад. Катетеры убрали. Ник облегченно выдыхает. — Можно войти? — Конечно, — говорит Луи. — Присаживайся. — Все в порядке? — Угадай, что еще изменилось? Ник так устал, он едва может держать глаза открытыми. То, что он добрался сюда в целости и сохранности, — просто чудо. Он не готов играть в «Найди отличия». — Мне так жаль, — вместо ответа говорит он. — Не могу поверить, что я мог так поступить вчера. Так эгоистично и глупо, прости меня, пожалуйста? — У меня больше нет самостоятельной анальгезии, — говорит Луи, игнорируя Ника. Его голос все еще очень медленный. — У меня осталась только одна капельница, видишь? Сегодня утром у меня были все: и ортопед, и хирург, и еще какие-то врачи, они все меня осматривали. Меня голого, представляешь? Жду не дождусь, когда, наконец, смогу надеть одежду. — Он шипит, пытаясь немного пошевелиться. — Все мои мышцы как будто бы перерезаны. Каждое движение приносит мне боль. Трудно дышать и даже чихать. Просто прекрасно. — Лу, милый, — тихо говорит Ник. — Ты слышал, что я сказал? — Кто-нибудь должен дать мне телефон, — говорит Луи, даже не взглянув на него. — Ты так нужен мне был прошлой ночью, а я даже позвонить не мог. — Мне очень жаль. Прости меня, если сможешь. — Я не мог уснуть. В конце концов, медсестра дала мне какую-то таблетку. Я плакал. Плакать больно. Мне всегда больно, но плакать больнее всего. Ты знаешь, сколько мышц использует человек, когда плачет? И как сильно эти мышцы болят? — Луи. — Вы с моей мамой правда вчера поссорились? Там на столике лежит «The Mail» между лимонадом и имбирным печеньем. — Я заслужил абсолютно все, что она сказала. То, что я сделал вчера вечером, ужасно и эгоистично. Я даже не удостоверился, что ты в порядке. Не знаю, о чем я только думал. — Тебе нужно принести мне телефон, правда. Просто, чтобы я мог созваниваться с тобой. — Я могу съездить за ним прямо сейчас, если хочешь. — Нет. — Луи сглатывает. — Останься со мной. Врачи заставили меня выпить много таблеток, и теперь мне не очень хорошо. Ник выдыхает. — Как твоя селезенка? — Не знаю. Но, думаю, если бы все было хорошо, меня бы перевели в другую палату. Как думаешь, если меня вырвет этими таблетками, мне дадут еще одну порцию? — Не знаю, — отвечает Ник. — Хочешь, я позову кого-нибудь? Луи качает головой. — Не нужно. Просто держи меня за руку. Ник так и делает. В данной ситуации, он вообще немногое может сделать. Их прерывает телевизор, а точнее смех из какого-то реалити-шоу. Луи выдыхает, и Ник слышит, как он пытается сделать глубокий вдох, как сказал ему терапевт. Если уж ему тяжело дышать, Ник не может даже представить, как больно ему было плакать. Передача сменяется рекламой. Рекламой йогурта. Продукт, который он не может есть. — Помнишь, как раньше в этой Рекламе снималась Мартина Маккатчен? Луи сжимает его руку. — Ник… то есть тебе… тебе пришлось одному терпеть все это? Газеты, фотографов. Всех, кто теперь знает о нас с тобой. И еще каким-то образом ходить на работу. — Ну, знаешь, вокруг меня всегда много людей. — Это не ответ, поэтому он просто продолжает пялиться в телевизор. — О, боже, Ник. — Я в порядке. Все в порядке. Я даже не работал на этой неделе. Поэтому мне было легче. И я до последнего не подтверждал ничего. Думал, может, ты очнешься и скажешь, что мы просто лучшие друзья или что-нибудь такое, и журналисты, возможно, поверят этому. — Ты, правда, этого хотел? — Господи, нет. — Ник трет свои глаза ладонями. — Знаешь, если бы ты спросил об этом до того, как ты попал в аварию, мы бы поговорили об этом, понимаешь? Думаю, все прошло бы куда спокойнее, если бы мы рассказывали всем постепенно. — Он так сильно устал. — Но после того, как ты попал в больницу, я просто приехал сюда, а мне даже не разрешали тебя увидеть, и мне нужно было рассказывать всем, как сильно я тебя люблю, даже не зная, как ты к этому отнесешься и так ли я для тебя важен. Я так ненавижу больницы. Просто, блять. Но я бы жил здесь, если бы понадобилось. — Ты вообще спал? — Сегодня? Нет. — Твоя мама правда приехала, чтобы посмотреть город? — Нет, — говорит Ник, убирая свою руку. — Она здесь, потому что я разваливаюсь на части. — Ник… Но Ник прерывает его. — Как ты себя чувствуешь? — Дерьмово. Не знаю, кто считает опиум классной штукой, но, по-моему, это херня полнейшая. Мне не становится лучше. Я ненавижу чувствовать боль. — Он снова берет ладонь Ника в свою. — Мне все равно на газеты. В смысле, не то чтобы все равно, но ты для меня важнее. Ты был здесь со мной все это время. И я очень сильно тебя люблю. — Луи. — Это правда. Боже, меня сейчас вырвет. Подожди минутку. Ник аккуратно убирает волосы с горячего лба Луи. — Спокойно, — говорит он. — Все хорошо, дыши глубже. — Я думал, что умру. Знаю, ты обещал мне, что этого не случится, но я не верил. Ник нежно гладит его по голове. — Ты не умрешь. — Зато я покрыт шрамами. — Луи взглядом указывает на свою грудь. Ник знает, что на его ногах, бедрах и руках куча шрамов. Большинство царапин на его лице зажили, но и там есть шрамы. Волосы Луи, кстати говоря, немного уже отрасли. — Зато жив. — Зато жив, — Луи улыбается, но все еще выглядит уставшим. — Поцелуешь меня? По-настоящему. Ник большим пальцем руки гладит его щеку. — Ты так прекрасен, — говорит он. Ник никогда никому такого не говорил. — Каждый твой шрам лишь говорит о том, что ты выжил. — Заткнись, — говорит Луи. — Для тебя может быть прекрасным только сыр без использования молока. — Для меня можешь быть прекрасным только ты, — говорит Ник и наклоняется, чтобы коснуться своими губами губ Луи. Он никогда не забудет запах и вкус больницы, а губы Луи все еще сухие и потрескавшиеся, но он целует Ника в ответ и, черт, Ник так скучал по нему. Так сильно скучал по своему Луи. Когда Ник отстраняется от губ Луи, он плачет. — Прости меня, — говорит он. — Просто прости меня. — Т-ш, не плачь, малыш. Все хорошо. — Ты даже не мог дать согласие на то, чтобы рассказать всем о нас. — Ник стирает слезы одной из салфеток Луи. — Все, что я мог сказать журналистам, было бы связано с тобой. Поэтому я просто не говорил ничего. — Тебе всегда есть что сказать, — Луи дотягивается до волос Ника и нежно прочесывает их. — Ты даже во сне разговариваешь. — Не правда. — Правда. — Он делает паузу. — Ты можешь говорить все, что считаешь нужным. Ну, о нас. Думаю, ты заслужил это, а? — Но чего хочешь ты? Мы никогда не говорили об этом. — Мы ведь не можем повернуть время вспять, верно? Что сделано, то сделано. — Но, Луи… — Нет, все нормально. В любом случае, ты ведь все еще мой? — Он поглаживает линию челюсти Ника своими пальцами. — Мой придурок. Ник пытается улыбнуться. Он так устал. — Конечно, — отвечает Ник. — Я все еще твой. — Мой мужчина, — тихо говорит Луи. Круги под его глазами такие темные, а кожа лица такая бледная. — Сфотографируй меня? — Зачем? — Чтобы выложить в твой «Твиттер», — говорит Луи. — Давай расскажем о нас по-человечески. — В этом нет ничего человеческого. — В тебе нет ничего человеческого, — Луи пожимает плечами. — Эксклюзивная фотография получится, нет? И я делаю это для тебя, вообще-то. То есть, для нас. — Я не знаю… — Зато я знаю. Фоткай меня, Гримшоу. Ник наклоняется, чтобы поцеловать его лоб. — Ладно. В конце концов, он делает шесть фотографий с разных ракурсов. Но идеальный угол так и не находится: всегда видны либо шрамы, либо провода, либо его обнаженная грудь, сломанная рука и так далее. Но Луи улыбается, такой маленький и уставший, и после их мини фото-сессии, Ник садится на край кровати и показывает их все, чтобы Луи мог выбрать самую лучшую. Ник замечает, когда глаза Луи наполняются слезами, и до него слишком поздно доходит, что Луи даже не знал, как выглядит сейчас. В его палате нет ни одного зеркала. — Ты в порядке? — Шокирован, вот и все. — Он возвращает телефон обратно Нику. Его пальцы такие горячие. — Вот эту. Ник прикрепляет выбранную фотографию к Твиту. — Что написать? Луи пожимает плечами; он до сих пор разглядывает свою фотографию. — Как насчет… — Ник печатает кое-кто идет на поправку и показывает Луи. — Чур, я выбираю смайлики. Ник закатывает глаза и полностью поворачивает экран к Луи. Он выбирает бегущего мальчика, красное сердечко, розовое сердечко, двух парней, держащихся за руки, два поднятых вверх больших пальца, солнышко, кровать и две красные стрелочки. — Ты уверен, что хочешь этого? — спрашивает Ник, глядя на экран. — Абсолютно, — отвечает Луи и нажимает на кнопку «Отправить». — Вот так вот. Больше никаких эксклюзивных новостей в газетенках. Надо было еще хэштег поставить «пресса иди в жопу». — Боже, твоя мама меня убьет. — Сначала ей нужно будет поговорить со мной, — говорит Луи. Ник кладет голову на кровать, его щека касается колючего одеяла, и смотрит на Луи. — Извини меня. За прошлый вечер. Я просто запутался. — Все в порядке, — говорит Луи, вновь прочесывая волосы Ника своими пальцами. — Это не твоя вина. ~*~ Ник не хотел засыпать, но…