Двое, бабочка и немножко нервно

      Гущин был в бешенстве. Впервые за всё время знакомства с Зинченко ему хотелось заорать на командира, а возможно, даже съездить по командирской морде кулаком. В кабинете у Шестакова он чувствовал себя ребёнком, которого занятой отец не успел сдать в детский садик и был вынужден взять с собой на работу. Ну хорошо, может быть, не ребёнком, а молодым спортсменом, за которого всё и всегда решает тренер, а ему остаётся только закорючки на контрактах рисовать. Командиру, видимо, нравилась такая роль, и рассматривать Гущина как равного он вовсе не собирался. Ещё вчера на даче Гущину казалось, что они могут стать друзьями, пусть и с разницей в возрасте. В конце концов, Зинченко даже не стал играть в неутомимого робота и пустил Гущина за руль собственной машины. Что за игра такая, шаг вперёд – два назад? И эти издевательские советы… Он-то, дурак, открылся вчера, личным хотел поделиться, а Зинченко это так подло использовал…       – Привет, – звонкий голос Марины где-то совсем рядом. Гущин вздрогнул, судорожно оглянулся и увидел улыбающуюся девушку. А пропади пропадом этот Зинченко.       – Привет, – глупо улыбнулся Гущин и уставился на ямочку на правой щеке девушки.       – Какой-то праздник? – спросила она, оглядев его костюм.       – Да нет, просто…       – Ты чем-то расстроен? – она слегка покраснела и от этого показалась Гущину совсем юной.       Схлынувшая было ярость мгновенно вернулась. Конечно, не стоило бы её выплёскивать на едва знакомого человека. С другой стороны, если сейчас сказать, что он ничем не расстроен, это будет знаком недоверия к Марине. Можно было, конечно, придумать какую-то историю, но лжецом Гущин был на редкость бездарным, так что не выставлять же себя идиотом перед девушкой, которую хочешь уложить в постель. Итак, Марина или Зинченко? Гущин вспомнил насмешливый голос командира и фразу: «Ты припозднился, по плану ты должен был фразой раньше вскинуться». Гущину вдруг так отчаянно захотелось, чтобы его хоть кто-нибудь пожалел, и Марина смотрела таким нежным и понимающим взглядом…       – Да Зинченко! – выпалил он.       – А что Зинченко? Ты же не с ним летаешь.       – Летаю не с ним, а кровь он мою до сих пор пьёт литрами, – нужно было ограничиться этой фразой, и в глубине души Гущин не сомневался, что обязательно пожалеет даже о ней, не говоря уже о последующих, но презрительный тон командира звенел в ушах, и Гущин вдруг сам поверил в то, что Зинченко спит и видит, как бы ему досадить, и его словно прорвало. Он говорил и говорил: о том, как тяжело было доказать Зинченко свою профессиональную состоятельность, о том, сколько нотаций пришлось выслушать, о разговоре в кабинете Шестакова... Другое, дорогое и важное, как-то забылось, а Марина слушала очень внимательно и в какой-то момент даже сочувственно взяла его руку в свою.       Через несколько минут Гущин выдохся. Марина посмотрела ему в глаза и c чувством сказала:       – Ну какая же он мразь!       Гущину показалось, что его ударили в солнечное сплетение. Он моргнул и удивлённо спросил:       – Кто?       – Ну Зинченко этот, – теперь удивилась уже Марина.       Гущин понял, что спасти его может сейчас только падение самолёта на крышу здания. Или внезапное начало войны. Или ядерный взрыв. Потому что он не мог пригласить на свидание девушку, которая с такой искренней горячностью назвала Зинченко «мразью». Это было слишком гадкое слово. Не «сволочь», не «скотина», не «гад» даже. Зачем она выбрала именно «мразь»? А главное – никто, кроме самого Гущина, вообще не был виноват в том, что ей пришлось это слово выбирать. Она же должна была что-то сказать в ответ. Во рту пересохло.       – Марина, я… Я, кажется, лишнего наговорил.       – Да ну что ты, любому человеку иногда нужно выговориться. Может быть… – она посмотрела на носки своих туфелек, точно зная, какими длинными должны были показаться высокому Гущину в этот момент её ресницы. Не дождавшись предложения, она решила пойти ва-банк: – Я сегодня свободна.       У Гущина потемнело в глаза.       – Давай сходим в кино? – обречённо предложил он.       Марина заулыбалась, согласилась и тут же назначила встречу в кинотеатре возле своего дома, не забыв между делом упомянуть об уехавших на дачу родителях и о том, какой чудесный кофе ей недавно привезла из Бразилии подруга. Когда она убежала, по-старомодному написав номер своего телефона на листке бумаги и сунув этот листок ему в руку, Гущин от всей души пожалел о том, что вулканической активности в районе Москвы в ближайшие сутки не обещали.