Двое, бабочка и немножко нервно

      – Вот сюда садитесь, пожалуйста, – суетилась вокруг пилотов Карина. – Руку на подлокотник, если можно, чтобы вот эти красивые ленточки видно было. И вы тоже.       Зинченко и Гущин переглянулись и молча выполнили просьбу.       – Ой, тут что-то не так, – Карина озадаченно переводила взгляд с рукава на рукав. – Вот у вас четыре ленточки, а у вас только три. Одна куда-то пропала. Зинченко поднёс ко рту кулак и сделал вид, что кашлянул. Гущин неприлично громко хрюкнул, смутился и полез в карман за платком.       – Четыре ленточки – галуна – нашивают на китель капитана, – пояснил Зинченко. – Три – на китель второго пилота.       – А, это типа как звёздочки на погонах? – обрадовалась девушка.       Командир кивнул и увидел, как в студию вошёл, широко улыбаясь, представительный мужчина со смутно знакомым лицом. Последовали рукопожатия, обмен любезностями, несколько глупых вопросов на камеру, чтобы отрегулировать звук.       – Давайте начнём с самого начала, – наконец заговорил ведущий. – Я правильно понимаю, что вы сами услышали сигнал бедствия, приняли решение лететь на Канву спасать людей?       – Не совсем так, – поправил Зинченко. – Мы не на флоте, где тонущий корабль сам подаёт сигнал бедствия всем находящимся поблизости судам. Нам сообщили о ситуации диспетчеры нашей компании, предоставили всю имевшуюся на тот момент информацию о погодных условиях, но окончательный выбор оставили нам.       – Почему?       – Ну, если коротко, то эвакуация людей с территории третьих стран не входит в наши должностные обязанности. Компания не могла заставить нас туда полететь.       – Но вы всё равно решили лететь?       – Да.       – Тяжело вам далось это решение?       – Нет, – ляпнул Гущин и тут же поймал на себе испепеляющий взгляд командира. – Ну, я за себя говорю.       Зинченко бросил на него второй не предвещавший ничего хорошего взгляд и спокойно продолжил:       – Такие решения легко даются только таким юным смельчакам, как Алексей. Если вас интересует процедура, то я опросил членов экипажа, так что решение было принято коллегиально.       – Но у вас были женщины на борту? – невинно поддел командира ведущий.       – На борту были члены экипажа. Мужчины они или женщины – вопрос в данном случае второстепенный.       – Прогрессивно, – заметил ведущий, но Зинченко только удивлённо поднял брови. – Вот вы приземлились – кстати, приземление было штатным?       – Да, вполне, – кивнул командир. – Полоса на тот момент разрушена не была, здание тоже не было сильно повреждено, диспетчеры работали.       – А что происходило потом? Может быть, Алексей расскажет? – ведущий успел понять, что спровоцировать Зинченко на какую-либо незапланированную откровенность будет трудно, и решил сосредоточиться на втором пилоте.       – Ну… – Гущин побарабанил пальцами по подлокотнику. – Леонид Саввич остался возле самолёта, я пошёл в диспетчерскую, а Саша… то есть Александра Кузьмина, наш третий пилот, должна была зайти в медицинский штаб, который там прямо на поле развернули. Но буквально через несколько минут начались новые толчки, и мы все вернулись к самолёту. Я пытался помочь тем, кому смог, но…       Зинченко почувствовал, что голос напарника слегка дрогнул, и подхватил:       – Новыми толчками разрушило ту полосу, на которую мы садились. Не полностью, но для нашего самолёта оставшейся длины не хватило бы.       – А там была всего одна полоса?       – Две, но дальняя горела – на неё топливо вылилось из разрушенного хранилища.       – Но в итоге вы использовали обе полосы для взлёта, я правильно понимаю?       – Да. Мы с Александрой Кузьминой взлетали по короткой полосе на грузовом самолёте, а Алексей по дальней на нашем двести четвёртом.       – Алексей, а вы как же взлетели, если там горело топливо?       – Повезло, – честно ответил Гущин. – Там была водонапорная башня, которая рухнула, когда тросы прогорели. Полосу залило водой – ну и вот.       – А как получилось, что вы взлетали на разных самолётах?       Гущин вопросительно посмотрел на командира. Тот вздохнул и осторожно начал:       – В какой-то момент подъехал автобус с эвакуированными из поселения в горах людьми, и они сказали, что где-то по пути застрял второй автобус, тоже с людьми. Алексей и бортпроводник Андрей поехали за ними на двух микроавтобусах.       – Неужели вам не было страшно? – театрально воскликнул ведущий, сверля Гущина взглядом.       – Да я как-то не думал, – пожал плечами второй пилот.       – Вам командир приказал ехать?       – Нет, – выпалил Гущин. – То есть… ну, он не приказывал, но и не возражал.       – То есть вы мнения командира даже не спрашивали? – ловко подловил его ведущий.       – Спрашивал!       – И он разрешил?       – Да! – запальчиво солгал Гущин и украдкой посмотрел на командира. Лицо Зинченко оставалось непроницаемым, он как будто даже немного заскучал.       – А как же вы могли разрешить пилоту и одному из бортпроводников заниматься совершенно посторонними делами? – с выражением искренней заинтересованности спросил ведущий командира.       – Алексей не совсем прав, я не давал разрешения как такового. Это было коллегиальное решение, мы приняли его всем экипажем, – по движению челюсти командир Гущин заметил, как тяжело ему дались эти слова.       – Я понял, понял, вы всё решали вместе, – поднял руки ведущий. – А почему вы улетели-то без него, да ещё на чужом грузовом самолёте?       – Ну, я уже сказал, что нашему короткой полосы не хватило бы. А грузовой самолёт там попросту был, неповреждённый и без экипажа. В тех условиях, знаете ли, это был единственный выход.       – И всё-таки – почему вы бросили часть экипажа и пассажиров?       – Они никого не бросали! – вспылил Гущин. – Если б вы там были…       Зинченко окатил его взглядом, более всего напоминавшим струю ледяной воды из брандспойта.       – С аэродрома было видно, что дорога, по которой они должны были вернуться, полностью разрушена. В любую минуту могли последовать новые толчки, которые разрушили бы и тот кусок полосы, который у нас оставался. Нужно было эвакуировать людей.       – То есть своего второго пилота вы мысленно похоронили?       – Мне не нравится постановка этого вопроса, – отрубил Зинченко.       – Леонид Саввич оставил полностью заправленный самолёт, – вставил Гущин.       – А вы как взлетали, Алексей? – повернулся к нему ведущий.       – Я уже говорил, по длинной полосе, когда её залило водой.       – Вам было страшно?       – Не знаю, был слишком сосредоточен.       – Ну хорошо, теперь расскажите о пересадке людей в воздухе. Этого же никто никогда до вас не делал, так?       Зинченко согласно кивнул.       – Так расскажите!       – Извините, но эта информация разглашению не подлежит. Когда комиссия опубликует официальный отчёт – прочитаете.       – Ну хорошо, но своими-то эмоциями вы можете поделиться?       – Мы были на работе и эмоциям старались не поддаваться, – твёрдо сказал командир.       – А пассажиры?       – Подозреваю, что им эмоций хватало, но это вы лучше у них спросите.       – Скажите, Алексей, а вы командира тоже мысленно похоронили, когда второй самолёт упал в океан? Командир ведь перебирался последним.       – Я никого не хоронил, – процедил Гущин.       – А как изменились ваши отношения после всей этой ситуации? Если меня правильно информировали, на момент того полёта вы, Леонид Саввич, были инструктором, а Алексей – вашим учеником?       – Стажёром. Это принципиальная разница, потому что стажёром авиакомпании может стать только сертифицированный пилот. Этап стажировки нужен не для обучения лётному делу, а для ознакомления с внутренними правилами компании, маршрутами и так далее.       – Ну хорошо, стажёром. И этот стажёр спас вам жизнь, так? Но вы всё ещё капитан, а он нет?       – Алексей – второй пилот.       – Ну то есть всё-таки не капитан.       – Для капитана мне в любом случае часов налёта не хватает, – вмешался Гущин.       – Ах, часов. А как складываются ваши отношения сейчас? Вы же до сих пор вместе летаете, так?       – Так, – стиснув зубы, подтвердил Зинченко.       – Наверное, сложно?       – Нет, – почти прошипел Гущин. – Леонид Саввич – потрясающий пилот и командир. Мне у него ещё учиться и учиться.       – Ну, я бы сказал, что Алексею просто нужно набираться опыта, обучен он и так прекрасно, – скупо улыбнулся Зинченко.       Ведущий резко сменил тон и стал расспрашивать пилотов об их повседневной работе, о том, как каждый из них решил стать пилотом, о том, что им нравится в профессии больше всего. Вскоре оба заметно расслабились, Гущин стал оживлённо жестикулировать, а Зинченко перестал взвешивать каждое слово перед тем, как его произнести.       – Алексей, а у вас ведь был роман с Александрой Кузьминой, третьим пилотом? Но вы расстались после того, как она улетела с вашим командиром? – ровным тоном спросил ведущий.       Зинченко не успел остановить Гущина, и тот вскочил на ноги.       – Да кто вам дал право лезть в мою жизнь?! – заорал он, сорвал с лацкана пиджака крохотный микрофон и выбежал из студии.       – Извините, интервью окончено, – выплюнул Зинченко, встал и быстрым шагом вышёл вслед за Гущиным, не обращая внимания на возмущённые крики ведущего.