***
После твоего восхождения на трон для кимеров началась настоящая золотая эра. Весть о едином Ресдайне разлетелась по всему миру и ожидаемо привела к нам как союзников, так и противников. Норды Скайрима, создавшие Первую Империю Тамриэля, так и не смогли умерить свои аппетиты относительно наших земель и поступили очень опрометчиво, решив напасть. Нужно отдать им должное, они собрали все силы для решающего и победоносного, по их мнению, удара, но варвары на то и варвары, чтобы не отличаться особенным интеллектом. Эта война сплотила нас. Укоренила наше место сильной державы, с которой необходимо считаться, и показала, что союз кимеров и двемеров нерушим и основан не только на политических идеях, но и на дружбе народов. В это, правда, кроме тебя до сих пор не верю ни я, ни Альмалексия, ни даже Дагот. Но ты каждый раз с горящими глазами и пеной у рта доказываешь нам, что Думак один из твоих лучших и ближайших друзей. В основанном после победы над нордами Первом Совете, ты отдаёшь ему место рядом с собой. По другую руку от тебя — Дагот. И могу сказать с абсолютной точностью: он и люди его Дома — каждый стоят десяти двемеров и как минимум дюжины нордов. Раньше я только слышал о его могуществе, но, признаться, думал, что оно преувеличено. Что решающим фактором его близости к тебе являются именно ваши чувства друг к другу. Но увидев на поле боя, смертоносного и жестокого, я открыл для себя Дагота заново. Такого кимера не стоит ни при каких обстоятельствах иметь в рядах врагов. Он — само воплощение Ресдайна. Жёсткий и суровый, но в то же время прекрасный. По его венам, кажется, течёт раскалённая лава, но в то же время он холоден, как зимний ветер в горах близ Блэклайта. Непоколебимый и упрямый для всех, и абсолютно покорный для тебя. А ты, словно Бог, сошедший с небес. Настолько величественный и могущественный, что даже славящиеся своей отвагой норды нередко в страхе убегали, оказавшись рядом на поле брани. Твой горящий алыми всполохами взгляд вселял ужас, и казалось, вот-вот из-за спины вылетят крылатые сумраки, прислужники Леди Азуры, нашей Богини-матери и твоей благодетельницы. Я показал себя выдающимся генералом, и даже редоранцы, которых ты отдал мне в управление, признали мой талант. И действительно, никогда я не сражался с большим пылом, не продумывал всё на сто шагов вперёд и не чувствовал себя пренадлежным чему-то, чем тогда. Я не желал уступать ни Даготу, ни тебе, ни двемерам, сутками напролёт проливая горячую северную кровь, используя её вместо чернил в анналах этой истории. Альмалексия — прекрасная, пылкая, как молодой огонёк — взяла на себя тыл, и мы не знали нужды ни в оружии, ни в магии, ни в продовольствии. Медики, которых она обучила, справлялись даже с самыми сложными ранами; как оказалось, королева ядов вполне может быть и королевой исцеления. Ей тяжело далось обуздать свой воинственный нрав и привычку управлять. Я видел, как упрямо поджимаются пухлые губы, как недовольство плещется в глубине карих глаз. И всё же она смогла. Не только ради кимеров. Ради тебя. Лишившись своего трона, она, как и любая настоящая женщина, решила попытать удачу и отхватить кусок пожирнее. Действительно, что значит один небольшой клан по сравнению с огромной страной? Альмалексия методично, умело и очень расчётливо всю войну втиралась в доверие к Думаку и всем твоим генералам и, наверное, сама не понимала, что куда больше на них действует её неподдельная любовь и забота о кимерах, неважно Велоти они или осёдлые, чем сладостные речи и томные взгляды. Я, как и с Даготом, далеко не сразу нашёл с ней общий язык. Почему-то все, кто любит тебя, не любят меня. Поначалу, по крайней мере. Альмалексии не нравится то, что я вижу её насквозь. Без труда вижу то, что она так пытается скрыть ото всех, даже от тебя. Я же, наоборот, нахожу, что именно в этом её сила и шарм. Она не просто красивая куколка, которая бегает туда-сюда, охая и причитая, раздавая всем подряд пилюли, почти святая в своей благодетели. Она ещё и сильная женщина: умелая, умная и хитрая. Способная на коварство и ложь ради достижения желаемого. Словно головоломка, от самого разгадывания которой получаешь несравненное удовольствие.***
От мягких податливых губ и нежных ласкающих рук меня отвлекает мелодичный голос Альмалексии. — Вивек, — она мимолётно проходится взглядом по моей премиленькой избраннице на сегодняшний вечер и едва слышно фыркает. — Скоро у Неревара день рождения. Его первый в качестве короля. Не мог бы ты отвлечься от своего… безусловно весьма интересного занятия и уделить мне время? — О чём тут говорить? Этим занимается Дагот. Если хочешь, иди к нему, — пожимаю плечами и продолжаю поглаживать худой бок своей музы. Лёгкий аромат благовоний, дымкой рассеянный по комнате, настраивает на прозаичный лад, и серьёзная недовольная Альмалексия совершенно не вписывается. Несмотря на всю свою красоту и соблазнительность. Она застывает в нерешительности. Я знаю, пойти к Даготу для неё равносильно пытке. Он единственный, с кем наша прекрасная госпожа до сих пор не знает, как поступить. Игнорировать и свести общение к минимуму? Легче и приятнее всего, безусловно, но тогда ты заметишь и огорчишься. Как бы то ни было, Дагот тебе ближе всех нас. Попытаться сблизиться, как с остальными? Она пыталась, пытается до сих пор, но получается слишком фальшиво, ведь она, пусть и неосознанно пока, но понимает, кто он для тебя. Да и сам Дагот слишком умён, не поддаётся на её чары, прекрасно понимает, кем для тебя хочет стать она. И теперь Альмалексия просто не знает, что делать. Замешательство на красивом лице сменяется недовольством, затем хорошо отточенным смирением, и всё же… — Опустим организацию, пусть он делает, как хочет. Я собиралась посоветоваться с тобой насчёт подарка. — Нетерпеливо ведёт плечом и красноречиво смотрит на мою спутницу. Но сдаться так просто — слишком скучно. Куда интереснее поиграть немного. Провожу рукой по шелковистым волосам и одним резким движением притягиваю к себе, впиваюсь губами в приоткрытый ротик. Медленно, тягуче целую, смакуя вкус, чуть оттягивая голову музы назад, собираю языком ниточки слюны и, кинув взгляд на Альмалексию, последний раз прохожусь по открытой шее лёгкими поцелуями. Отпускаю. Муза разочарованно выдыхает, но не решается бросить на Альмалексию недовольный взгляд. Пытается встать, унять дрожь в теле, но лихорадочный румянец выдаёт с головой. А на лице Альмалексии — такой же. Ухмыляюсь про себя и взглядом указываю ей на свои освободившиеся колени. Приглашаю. Все мы прекрасно знаем, что она не так уж добродетельна и в свои годы познала мужскую любовь не раз. Но теперь, ради тебя, никого к себе не подпускает, и это пробуждает внутри животный голод. Именно он на мгновение заставляет сбиться дыхание и поселить сомнение в глубине карих глаз. Показывает мне чувственную женщину — не расчётливого советника. Женщину, которая, к сожалению, тут же берёт себя в руки и, высокомерно фыркнув, отпихивает меня на край софы, усаживаясь рядом. — И всё же, я знаю Неревара не намного дольше тебя. Не хочешь к Даготу, подойди к Аландро, — я скосил взгляд, наслаждаясь ненавязчивым ароматом её духов. Альмалексия сцепила пальцы и, кажется, решила взглядом прожечь в ковре на полу дыру. — Нет, он… В выборе подарков я больше доверяю тебе. Снова лесть. Сделать вид, что проглотил, или сказать всё как есть? — Что будешь дарить ему ты? Я думала, танец… — Щёки заалели ещё сильнее, делая её похожей на маленькую девочку. — Одна танцовщица научила меня… — Танец дарят тому, чьё сердце пустует, его же — занято. Ты прекрасно это знаешь. Танец — эгоистичный подарок, — специально растягиваю слова, исподлобья наблюдая за её реакцией. — Я подарю ему кисет искусной работы айледского мастера и балладу о войне с нордами, в которой прославлю его как великого короля. Альмалексия до побелевших костяшек сжимает руки. — И что, предлагаешь мне подарить ему исцеляющий амулет? Это не то, чего я хочу. Ухмыляюсь, откидываю руку на спинку софы, как бы невзначай касаясь оголённого плеча. Лениво слежу взглядом за такой невинно открытой реакцией и сам с трудом удерживаюсь от более смелых ласк. И дело не в том, что я распалён близостью только что ушедшей девушки. В последнее время всё чаще ловлю себя на мысли, что если забыть о Даготе, Альмалексия вполне могла бы стать моей избранницей. Ещё одна насмешка Богов: похоже, я влюбляюсь в тех, кто любит тебя. — Так вот, значит, как? Главное — чего хочешь ты? — С каждым словом подаюсь всё больше, так что к концу фразы наши лица почти на одном уровне. Слышу учащённое биение пульса под тонкой кожей. Ожидаю чего угодно: вспышки негодования, злобной реплики, холодной отстранённости, но… Поворачивается и хватает изящной ладошкой мою руку. Смотрит так потерянно и обречённо, так устало. Дух захватывает, и впервые не могу разобрать: играет или нет? — Я не понимаю, что делаю не так? Почему он?.. — запинается, как будто воздух в лёгких неожиданно заканчивается, и новый вдох — что-то невозможное. Бессознательно притягиваю её к себе, укладываю рыжей головой на плечо и обнимаю. Едва ли не впервые касаюсь кого-то так, без сладострастной подоплёки. — Ты хочешь единолично владеть тем, что не может принадлежать никому. — Без труда подавляю её протест, прижимая сильнее. — В первую очередь он король, Альмалексия. Не мужчина. В комнате повисает такая тишина, что даже наше дыхание едва различимо. И вот я буквально чувствую, как внутри неё вновь возникает тот самый стальной стержень, благодаря которому она смогла не просто остаться у власти, но стать приближённой к тебе. Даже сквозь грубую ткань ощущаю её улыбку. Руки мягко отстраняют меня, а карие глаза лучатся радостью. — Спасибо, Вивек, ты подал мне отличную идею! Уже собираюсь ответить, как Альмалексия делает то, чего я ожидаю меньше всего: прижимается губами к моим. Замирает, медленно проводит и прихватывает нижнюю, осторожно втягивая. Но едва я отхожу от шока и тянусь за ответом, она ускользает из рук, снова на расстояние "просто советников". — Если бы не Неревар… Продолжения не нужно, и так знаю, что скажет. Сам только недавно думал о похожем. Внутри яркой вспышкой возникает мысль, что, возможно, если она добьётся своего, моя цель тоже станет ближе.