***
Говорят, мою мать тоже прокляли боги. Когда я была маленькой, то не понимала, что это значит. Косые взгляды. Я ведь совсем не похожа на родителей со своими огненными волосами и отметинами на светлой, словно солнечным светом укутанной, кожей, которых не бывает у обычных детей. Грязные сплетни по углам. Многие считали, что моя мать — и не мать мне вовсе. Что она продала душу за ребёнка, о котором пошла молить на гору Ассарнибиби, и на самом деле я — лишь отродье даэдра в обличье кимера. Девочка, которая, являясь единственной наследницей, с самого детства поняла, что своё право на власть придётся вырывать зубами, завоёвывать хитростью и удерживать жестокостью. И самое главное — своих людей нужно выбирать самой.***
Моим главным учителем стал мой же несостоявшийся убийца. Кимер-наёмник, которого послали убить меня вместе со всеми телохранителями и обставить всё так, словно на нас напали разбойники. И у него почти получилось. В тот день я и правда оказалась на волосок от смерти. Впервые почувствовала тепло хлещущей из ран крови, налипающей на руки, лицо, одежду. Перекошенные от боли и непонимания смертные маски на лицах моих слуг. Запах испражнений, смешанный с металлическим запахом смерти. Смерть вокруг, опоясывающая кольцом, сжимающая в тиски. — Сколько тебе заплатили за то, чтобы убить меня? — Тогда я даже не осознавала до конца, что произошло, возможно, поэтому мой голос был так спокоен. Возможно, именно это заинтересовало моего убийцу. — Молодая госпожа хочет предложить мне больше за свою жизнь? — Его лицо было полностью скрыто маской из кожи нетча, но в голосе явно звучала издёвка. Я переступила через тело одного из убитых и на шаг приблизилась к нему. — Разве просто заплатить тебе будет достаточно? Если не выполнишь заказ, тебя выгонят из твоей организации. — Я внимательно осмотрела четырёх считавшихся сильнейшими из наших воинов, лежащих на земле лицами в своей же крови. Даже не успели понять, что произошло, и хоть как-то отреагировать. — Ты использовал яд? — Он кивнул, всё ещё стоя готовый к нападению. Сколько у меня было? Несколько минут, пока я бы ему не надоела? И помощи ждать не от кого. О том что мать отправила меня в соседнее селение, знали только приближённые, а значит, только они и могли подстроить всё это. Что может одна девочка против взрослых, опытных в интригах и наделённых властью кимеров? Одна — ничего. — Я предлагаю тебе вот что: денег больше, чем тебе заплатили за мою смерть, и новый дом. — Я выпрямила спину и гордо вскинула голову. — Будешь моим личным учителем. Поможешь выжить и занять трон. На мгновение показалось, что вместо ответа он резанёт меня своим кинжалом, и я безвольной куклой упаду замертво рядом со своими людьми, но он всего лишь убрал оружие в ножны и снял скрывающую лицо маску. То что красоту его лица портил лишь шрам, рассекающий переносицу и уходящий к уголку губ, я узнала позже. Как и то, что он гораздо моложе, чем я представляла. Буквально лет на десять старше меня самой. В тот раз его лицо слилось в единое тёмное пятно. — Госпожа хочет ассасина себе в учителя? — он не пытался скрыть заинтересованности. — И как же вы объясните всё это? — развёл руками, ухмыляясь нагло, и тоже сделал шаг вперёд. — Никак, — пожала плечами, изо всех сил стараясь собраться, чтобы он не заметил, как трясутся колени, да и всё тело. — Пускай они увидят, что убить меня так просто не выйдет. — Значит, хотите, чтобы я стал вашим щитом, — задумчиво, скорее, для себя говорит. — А разве тебе есть разница, где рисковать?***
Он согласился. С усмешкой сказав, что на их месте уже начинал бы меня бояться. Честно говоря, в тот момент я сама себя боялась. Слишком хладнокровно я отреагировала на чужую смерть, слишком расчётливо просчитала всё на сто шагов вперёд. Возможно, слухи о моём происхождении оказались не так уж преувеличены. Тарвин. Кимер, благодаря которому я стала смертоносной, словно смазанная ядом стрела. Он научил меня своему искусству, и я получила, наконец, ту власть, к которой стремилась. Но он показал мне не только силу оружия и хитрости. Он показал мне силу женского могущества. Раскрыл мою чувственность, стал первым мужчиной, с которым я разделила ложе, и, наверное, я бы не совершила столько ошибок, если бы он в итоге не сработал, как и предрекал, живым щитом. Второе покушение мои противники готовили целых десять лет, и, надо признать, в этот раз у них вышло куда лучше. Только вот умерла не я. Умер тот, кто из наёмника превратился в настоящего друга, брата. Именно поэтому первое что я сделала, когда стала правительницей, — это казнила всех тех, кто был повинен в смерти Тарвина. Вопреки надеждам остальных, оставшись без опоры, я не стала слабее. Тарвин всегда учил меня быть самодостаточной, не поддаваться слабостям потери близких. Он говорил, что скорбь — непозволительное чувство для власть имущих. И я не скорбела. Как хорошая ученица, да и некогда было. А потом в моей жизни появился ты, восходящим солнцем взойдя в отступающей ночной мгле. Я давно понимала, что одна править долго не смогу, но никого подходящего себе в мужья не находила. Кто-то был слишком властен, кто-то слаб, и все как на подбор безлики. А ты… Наверное, было бы лучше, если бы я с самого начала смотрела на тебя лишь холодным взглядом правительницы. Но как только ты появился, моё сердце затрепетало. Я, как оказалось, совершенно не усвоила третий урок Тарвина: любовь не делает женщину сильной. В кажущейся силе кроется её главная слабость. Ты стал моей с первой же встречи. Уже к концу второго дня я готова была идти за тобой даже на смерть, не могла отвести восхищённого взгляда от сурового волевого лица, ловила каждое слово. Нет, я понимала, что союз с тобой, Неревар, был тогда уже неизбежен, и всё же, даже если бы на твоей стороне никого не было, я бы всё равно согласилась.***
Мой тайный расчёт состоял в том, чтобы не потерять положение, а обрести ещё более высокое. Сначала твоего советника, а потом и… Об этом не могла думать не краснея, как наиглупейшая избалованная барышня, но всё же в твоём окружении оказалось на удивление мало женщин. А ты определённо не из тех мужчин, что хотят видеть рядом с собой просто красивую куклу. То что ты можешь предпочитать мужчин, в моё представление о тебе не вписывалось совершенно. И всё же постепенно я начала замечать странности в ваших отношениях с твоим первым советником Ворином Даготом. Вначале мне показалось удивительным, что он единственный, кто не поддался моим чарам. Держался уважительно, но холодно, несмотря на все мои попытки сблизиться. Тогда я списала это на его характер, ведь в отношении Вивека, да и всех остальных, он вёл себя похожим образом. Со всеми, но не с тобой… Ворин идеальный актёр, но я слишком долго прожила среди интриг и лицемерия, чтобы не заметить то, как меняется его взгляд, когда ты подходишь. Как покрывается мурашками кожа, как начинают подрагивать ресницы. Это открытие поразило меня, но ещё больше то, что ты отвечал ему тем же. Иногда, когда ты думал, что тебя никто не видит, твой взгляд становился таким… Изголодавшимся. Страстным. Таким, каким бы я хотела, чтобы ты смотрел на меня. Неприступность Ворина, оказалось, заключалась не только в его холодности и надменности, но и в твоём… Покровительстве? До сих пор не знаю, как точно это описать, но аура, исходящая от тебя, когда кто-то оказывается рядом с ним, похожа на ауру Тарвина в ту самую, первую встречу. Но опаснее всего не те, кто делает нас слепцами, а мы сами, старательно не замечающие очевидных вещей. Я не видела. Не верила. Просто не хотела. Всегда так или иначе добивалась своего, а получить тебя жаждала гораздо больше трона. Я готова была на всё ради этого. Даже унизиться перед Ворином. Но…***
Вход в покои главного советника никогда никем не охранялся. Нет, магических барьеров там, я думаю, как даэдра в Обливионе, но настроены они, скорее всего, так, чтобы пропускать своих. И, как оказалось, я вхожу в их число. Тем вечером, после заседания Совета, все сразу разошлись по своим делам: Думак уехал обсуждать с Кагренаком макет нового смертоносного орудия, Вивек как всегда пошёл распевать песни и соблазнять глупеньких девушек, а вы с Ворином словно сквозь землю провалились. Правда, увидев Аландро, заносящего несколько только отлитых эбонитовых щитов в оружейную, я решила, что ты тоже где-то там, возможно, собираешься тренироваться. Представив тебя, обнажённого до пояса, с горящим взглядом и стекающими капельками пота по мускулистому телу, с оружием в руках, я на мгновение задумалась: а не пойти ли лучше увидеть всё это воочию? Но… Я уже много раз оставалась на тренировочной арене, никем не замеченная, и наблюдала за тем, как ты с другими воинами Индорил оттачиваешь боевые искусства. Мне никогда не надоедало это занятие, я могла часами смотреть, как вы медитируете, и буквально видела ореол твоей ауры цвета ночного неба. С восхищением ловила каждое движение, каждый выпад, и мечтала когда-нибудь сойтись с тобой в поединке. Не победить, конечно, но хотя бы продержаться дольше всех тех юнцов, которых ты обучал. Всегда и во всём быть лучшей, чтобы ты заметил. Чтобы выделил. Только вот… Как советник я добилась успеха, а как женщину меня настигали одни лишь поражения. Именно поэтому, выдохнув, я повернула направо и пошла в сторону покоев Ворина. Чтобы если не узнать всё из первых уст, то хотя бы услышать дельный совет. Ведь даже если я ему и не нравилась, он, безусловно, почитал тебя и, как умный кимер, должен был понимать, что наш с тобой союз всем будет только на руку. И вот я уже подошла настолько близко, что могла видеть тонкую полоску света, отбрасываемую из приоткрытой двери на полу в коридоре. Уже слышала его тихий голос, звучащий непривычно тепло. А сразу за ним второй, куда грубее. Ноги приросли к полу, в горле моментально пересохло. Потому что второй голос — твой. Осторожно, почти не касаясь пола, я подошла к щели и заглянула, словно воровка. Ожидала увидеть что угодно, но только не тебя, лежащего полуголым на его кровати. Не его, с забранными в высокий хвост волосами, в расшитой, цвета слоновой кости, рубашке и тёмных штанах вместо привычной мантии, с бутылью какого-то масла на небольшой тумбочке рядом, массажирующего тебе плечи. "Нет", — убеждала я себя, — "Он просто очень хороший алхимик, а ты, должно быть, слишком устал за последнее время. Жаль только, что ты, Неревар, не пошёл ко мне, я ведь тоже хороша не только в ядах…" — Нет, серьёзно, ты неисправим. Я столько раз говорил тебе заботиться о себе и не тренироваться с температурой! Ты король, в конце-то концов! — Он особенно сильно надавил локтем на область под лопатками, и ты шутливо прокряхтел что-то неразборчивое в подушку. — Ты мог бы быть помягче, зная, что я болен. Кровожадный маг. Ворин фыркнул, не пряча довольной улыбки. Зная, что ты его не увидишь. Но его видела я и в тот момент разрывалась между желанием убежать прочь и, наоборот, разрушить вашу странную, неправильную идиллию. Я толком не слышала, о чём вы говорили потом, — уши словно водой залило. Догадка уже теплилась внутри, но я гнала её, не давала выйти на поверхность. До последнего. До того самого момента, когда Ворин, стянув свою рубашку, не прижался к твоей спине, жадно оглаживая мускулистые руки, губами проводя по открытой шее. Всё так же довольно улыбаясь. Я ждала, что ты его оттолкнёшь, возможно, даже ударишь, но… Ты резко потянул Ворина за руку, перегруппировался, и вы оказались лицом к лицу. Я до сих пор слишком хорошо помню ваш поцелуй, помню, как ты намотал на руку его хвост и потянул так, чтобы освободить больше пространства для поцелуев. Его приглушённые стоны резали слух, ядовитыми иголками впивались в нервные окончания, но ещё больнее было слышать твоё нетерпеливое рычание, когда он, толкнув тебя в плечи, навис сверху. — Нам надо за сегодня поставить тебя на ноги, завтра приезжают главы Дома Дрес, обсуждать с нами наращивание военной мощи на границах. — Ты снова попытался его обнять, но он увернулся, седлая тебя. — Я сам. Раз больной, лежи отдыхай. Как будто и не Ворин вовсе. Тот холодный надменный Ворин Дагот, которого я знаю, никогда не стал бы целовать тебя так… Что при взгляде на вас даже я почувствовала, как краснеют щёки. Он не стал бы одной рукой залезать тебе в штаны, а другой, выгнувшись, словно заправская шлюха, растягивать себя смазанными всё тем же маслом пальцами. Плавиться под твоим, пожирающем каждую частицу его, взглядом. Это был другой кимер, его я видела впервые и наконец поняла, на что мне всё время намекал Вивек. Поняла по нетерпеливому обожанию в твоих глазах, по тому, как ты комкал руками тёмные простыни, когда он нарочито медленно насаживался на твою возбуждённую плоть. Я слышала слова признаний столько раз за ту пресловутую ночь! Его образ, извивающегося на тебе словно змея, твоих рук на его спине, ягодицах, до синяков сжимающих, отпечатались в памяти настолько ярко, что я до сих пор просыпаюсь от кошмаров. Мне было страшно не столько за себя, невольно раскрывшую истинную причину твоей холодности ко мне, сколько за тебя, Неревар. Ты никогда не видел себя со стороны, но я в ту ночь увидела. И поняла, насколько сильно ты зависишь от Ворина, насколько страсть к нему тобой руководит. Поглощает. Впервые за долгое время мною овладел страх, с которым я не могла справиться. Я плакала, металась по покоям, словно зверь в клетке, даже молилась в храме, но ничего не помогало. Успокоить меня смогло лишь свидание со старым другом, чей прах и ныне упокоен в нашей родовой гробнице. Я никому ничего не сказала, и расстояние, которое обычно преодолевала за полтора месяца, в тот раз заняло у меня всего две недели. И вся дорога была словно подёрнута густым, застилающим обзор туманом, сквозь который не видны были даже огни остающихся в стороне городов и костры поселений Велоти. А каждую ночь, снова и снова один и тот же сон, в котором вы признаётесь друг другу в любви, предаётесь страсти, а я не могу даже двинуться, чтобы убежать, и закричать нет сил — голоса словно и не было никогда. Когда мы наконец прибыли, охрану я так и оставила снаружи, а сама вошла внутрь. Среди тишины и спокойствия гробницы я была словно блуждающий огонёк, и даже духи-охранники поначалу чуть не напали на меня, приняв за чужака. Всю дорогу до места, где покоился Тарвин, меня изнутри прожигали их неодобрительные взгляды. А он так и не пришёл. Сколько бы я ни молилась, сколько бы ни плакала. Только позже я узнала, что, упокоенный в гробнице не своего рода, он не мог воплотиться так, чтобы я его увидела. Но я всё же смогла почувствовать его присутствие. Словно лёгкое дуновение ветерка, прикосновение к щеке, тяжесть на плече. Он как будто и правда был рядом со мной, убаюкивал, словно маленькое дитя. Не знаю до сих пор, сколько прошло часов, дней, а может и недель, но даже духи не беспокоили нас своим молчаливым бдением. Когда слёзы мои высохли, а горечь притупилась, я уже была готова отказаться от тебя. Не возвращаться в Морнхолд, потерять звание советника и стать обычным вассалом, всю себя, всю свою невостребованную тобой любовь направить на моих подданных, наших подданных. Только вот дверь никак не поддавалась. — Разве не ты, Альмалексия, получаешь всё, чего хочешь? Ищешь возможности, борешься до конца, пока желаемое, наконец, не оказывается в твоих руках? — голос, казалось, звучал не вне, а внутри моей головы. И тело парализовало — не двинуться. — Я… Замолкаю, не найдясь с ответом, и голос Тарвина, а это был именно он, продолжил: — Думаешь, ты действительно старалась? Сражалась достойно? Не расстраивай старого мёртвого кимера. Бросишь всё сейчас — и можешь больше не показываться мне на глаза и не звать. Какими бы проникновенными ни были молитвы твои — не приду. То что я вижу сейчас, означает, что я пустил свою жизнь под хвост гуару. Изморозью под кожу. Воющим ветром. До того момента была уверена, что делаю всё, что могу, и он гордится мной… А делаю ли? В первый раз задумалась. Растерянно оглядела комнату, словно ища ответа. Нашла. Глубоко внутри себя поняла, что добиться тебя пыталась ослеплённая влюблённостью девчонка, а не мудрая взрослая женщина. Никогда не хотела привязывать тебя к себе властью без любви, манипулировать, хотя некоторые главы Домов и предлагали свою помощь в обмен на мою благосклонность. Но ведь и не признавалась никогда. Хоть была уверенна, ты знаешь, уже давно прочитал всё по моему взгляду, и всё же… Решила попробовать ещё раз. Сделать последний ход, поставить на него всё, и вот если уже и тогда потерплю поражение, значит, в первый раз Альмалексия, всегда получающая то, чего хочет, проиграет. В конце концов, проиграть тебе не так унизительно. Тихий щелчок, и дверь со скрипом подалась. А груз, придавливающий к земле, с каждым шагом становился всё легче, тепло от пальцев ног растекалось по телу, возвращая лицу лёгкий румянец, а глазам ясность. В тот момент я впервые по-настоящему тосковала по Тарвину. Никогда раньше не позволяла себе, но, оказалось, чувствовать его, но не касаться, слышать ставший родным голос, но не видеть, слишком сложно. Мой учитель подарил мне решимость, но в итоге этот подарок оказался фатальным. Хотя, может быть, именно такой он меня и хотел видеть?