The darkness inside

      Вонь горелой плоти и испражнений забивается в нос и эбонитом оседает в лёгких. Едкий дым не даёт открыть глаза, хищным зверем вгрызается в глазные яблоки, и я хнычу, растирая заляпанной кровью рукой пепел по своему заплаканному лицу.       Рвота подкатывает с каждым неровным вдохом, и я понимаю, что должен выбраться. Выбраться из-под груды камней, бывших некогда моей комнатой, из-под тела матери, искромсанной мечами даэдра в тщетных попытках защитить меня.       Я чувствую, как её кровь, капая, стекает по моему виску и как напитывается мантия со спины. Чувствую солоноватый металлический привкус на губах, слышу, как до сих пор шипят края её растерзанной плоти.       Не могу вспомнить ни одного выражения её лица, кроме посмертной, изуродованной болью и ужасом маски.       Топот тяжёлых сапог дремор отзывается бешеными ударами сердца, и вместо того чтобы выползти, я наоборот ещё глубже забираюсь, зажимаю руками уши и до боли зажмуриваю глаза. Стараюсь даже не дышать.       Я боюсь.       Я хочу жить.       Страх лепит из меня низменную тварь, которая способна думать лишь о собственном выживании. Мне плевать, даже если кто-то кроме меня спасся в этой мясорубке, главное дождаться, пока даэдра не исчезнут, и убежать. Так далеко, как только смогу.       Тяжесть завалов неожиданно исчезает, и я в страхе распахиваю глаза…       Ночной ветер из приоткрытого окна кружит в танце с тёмно-синей тюлью, неприятно холодит взмокшее тело, и сорочка безобразной тряпкой липнет к покрытой мурашками коже.       Снова кошмар.       Не могу отдышаться.       Не могу избавиться от этого ненавистного чувства бессилия, слабости и ничтожности. Словно я снова подросток, который чудом выжил в том аду, устроенном Мерунесом Дагоном.       Ненавижу. Всех их ненавижу, без исключения.       С каждым глубоким вдохом отпускает. Медленно, но я вспоминаю, что давно научился справляться с этим.       Силой мысли зажигаю свечи, и спальня озаряется тусклым, но тёплым светом.       Накидываю на плечи вышитый символами дома Индорил суконный халат и прохожу к центру. Прямо к пентаграмме призыва, скрытой под Хаммерфельским ковром.       Кто попадётся в мои сети на этот раз?       Линии на каменном полу оживают, вибрируют и преподносят мне прекрасную Аурил прямо из Вод Обливиона.       Не совсем то, чего я хотел, но…       Прислужница Шеогората сначала не понимает, что произошло, пытается выбраться, сломать стены магической тюрьмы, но, увидев меня, поджимает губы и принимает оборонительную стойку.       А я не могу не расплыться в довольной ухмылке, потому что мы оба прекрасно знаем, что ей это не поможет. Ничто уже не поможет, и ни своих сестёр, ни своего обожаемого Лорда она больше не увидит.       Годами я практиковался в искусстве магии на таких вот куклах как она. Вымещал злобу и ненависть, пытал, расчленял, и наконец научился уродовать и уничтожать самую их суть. То бессмертное начало, которое позволяет им раз за разом возрождаться для служения своим Лордам.       Самый страшный кошмар любого даэдра — необратимое забвение.       Поигрываю ледяными шипами, подкидываю на ладони и не отвожу взгляда от её идеально вылепленного лица. Золотая кожа, так похожая на нашу, золотые доспехи, ещё больше увеличивающие её сходство с големом, нежели с живым существом, и непомерное высокомерие во взгляде.       О, наверняка она слышала от своих сестёр обо мне. И так же, как все до неё, эта Аурил до последнего будет строить из себя высшее создание, до которого мне, смертному, вовек не дотянуться.       Что ж, тем приятнее будет видеть, как она сломается.       Ледяные шипы с едва различимым свистом вонзаются в её конечности, без труда разрушая доспехи, но Ауирл упорно стоит, разве что меч и щит со звоном валятся из ослабевших рук на пол.       И взгляд становится злее. Затравленнее.       Яд из шипов разливается по её бессмертному телу, делая его клеткой для того, что у даэдра является подобием души.       — Что бы ты со мной ни сделал, жалкий смертный, куда бы ни отправил, я найду тебя и отплачу, — шипит, и слюна схлопывающимися пузырями, как у бешеной собаки, из пасти льётся. Стекает по подбородку, разъедая идеально ровную золотистую кожу.       — Тише-тише, я знаю, что Аурил славятся своей несдержанностью и импульсивностью, но, будь добра, веди себя сдержаннее. — Отхожу к рабочему столу и беру небольшой резной ларец, накануне доставленный мне посыльным аргонианином. На ходу нацепляю на нос очки и возвращаюсь к своей жертве. — Чем больше жидкости будет выделять твоё тело, тем быстрее пойдёт процесс. А у меня тут ещё с десяток ядов, которые необходимо опробовать, прежде чем представить членам Совета.       Аурил безобразно скалится и делает выпад вперёд, ближе ко мне, но у самого края магической стены валится на пол и захлёбывается собственными разъеденными внутренностями.       Пухлые губки обагряются кровью и неровными ошметками, не возьмусь точно сказать чего: то ли желудка, то ли гортани, и она вся содрогается, пытается заглушить душащие её крики.       А я наслаждаюсь. Заворожённо наблюдаю, впитываю её страдания, настраиваясь на главное блюдо.       Мучения плоти ничто в сравнении с разложением души.       — Давай попробуем сделать тебя чуть ближе к твоему Безумному Богу? — спрашиваю участливо и сдуваю с горлышка флакона буквально несколько песчинок летучего яда.       Это настоящее искусство. Художники полностью уходят в процесс, творя свои картины, архитекторы — создавая монументальные дворцы, повара — готовя изысканнейшие блюда, а я весь купаюсь в ней.       В отголосках паники, которая самой природой не была в ней заложена. Ужасом, страхом, безумием, которому она служит, но лишь гранью которого всегда являлась.       И вот уже очень скоро их становится две. Содранная собственными пальцами оболочка, обманчиво красивая, и сама её суть — грязное, совершенно обезумевшее существо, для которого во всём мире нет ничего больше, кроме фигуры перед полуслепыми, выеденными глазами.       Когда она понимает, что не сможет снова стать собой, надеть оболочку обратно, то решает уничтожить её, носится внутри барьера, пытается взяться за меч, но оголённая плоть приваривается и липнет к раскалённой, как ей кажется, рукояти, и Аурил откидывает его в сторону, голыми руками бросается на вымышленного противника.       Проигрывает.       То, что некогда было руками, заворачивается вокруг тонкой шеи и душит-душит-душит, дробит кости, пока последние крупицы не жизни не утекают из бессмертного тела.       — Удушение, значит? Этот, пожалуй, лучше остальных. — Отставляю флакон из красного стекла с тёмной вязкой жидкостью и подхожу к уже переставшему светиться барьеру. Осматриваю оболочку. — Может пригодиться.       Наконец-то снова чувствую себя собой в полной мере.       Тянусь, разминая затёкшие мышцы, и, отодвинув тюль, всматриваюсь в занимающийся рассвет.       Если повезёт, успею даже поспать пару часов.

***

      Сначала это было моим спасательным тросом, за который я цеплялся содранными ладонями и тянулся, тянулся до верха, туда, где светит в ночном небосводе луна и звезда, где я больше не изуродованный морально и физически ребёнок, а Сота Сил из Дома Мора.       Я как будто бы вытягивал их души и впитывал в себя, исцелялся.       Много позже это стало научными экспериментами, более жестокими и продуманными, более продуктивными. Но всё ещё жизненно необходимыми.       Экспериментами, которые однажды чуть не стоили мне больше, чем собственной жизни.       До сих пор, вспоминая тот разговор с учителем, я корю себя за то, что должен был быть более осторожен. Скрытен. Должен был понимать, что, несмотря на весь свой магический талант и просвещённый ум, Ворин Дагот в первую очередь кимер и твой вассал, Неревар. До мозга костей.       Что в обществе, которое слепо поклоняется Лордам Даэдра, нечего и говорить об истинной просвещённости и значимости науки.       Я слишком забылся, слишком был рад тому, что в первый раз у меня вышло не просто вернуть себя, но и заточить душу даэдра в субстанции силы…       "— Что это такое?! — Учитель до побелевших костяшек сжимает в руке тёмную склянку и смотрит на меня настолько страшным, холодным и опасным взглядом, что я впервые в жизни испытываю животный ужас, которого не было даже перед армией дремор.       — Это… Лорд Ворин, это можно использовать для зачарования оружия и доспехов! Так будет гораздо сильнее, чем если работать с камнями душ, я проверял…       — Ты — что? — с таким нажимом произносит последнее слово, что я буквально ощущаю, как сам же вокруг собственной шеи петлю затягиваю.       По наивности я думал, что меня похвалят. Что такой успех в столь юном возрасте вызовет гордость у учителя.       Я просчитался.       — Хочешь сказать, ты проделывал подобное раньше? — Лорд Ворин вынимает пробку в виде звезды, и на его лице смятение сменяется гневом. — Крылатый сумрак?! Чем ты вообще думал, когда творил такое, Сота Сил? Это, — он с силой сжимает склянку в кулаке, и она с хрустом трескается, выпуская эссенцию наружу, — это результат моих уроков? Извращённая грязная магия и слепая жестокость? Этому я тебя учил, отвечай!       Не повышает голоса, говорит как всегда ровно, но отчего-то каждое слово стегает кнутом по нервам, рождает стыд, что переполняет до кончиков длинных тёмных волос.       — Это просто научные исследования…       — Нельзя заниматься подобным с даэдра, а тем более с прислужниками Леди Азуры! — Учитель откидывает пустую склянку в сторону и продолжает изучающе всматриваться в моё лицо.       — А с кем тогда можно? С рабами?       Золотые глаза сужаются, становятся похожими на едва различимый за тучами полумесяц.       — На просторах Ресдайна много разбойников и убийц, заслуживающих подобной участи — кивает в сторону откатившейся склянки, — куда больше, чем ни в чем не повинные и, самое главное, беспомощные рабы или даэдра, мстительность некоторых из которых, как ты помнишь, может привести к катастрофическим последствиям.       Закусываю губу, удерживая внутри слова, что безусловно окончательно рассорят меня с учителем.       О да, я помню.       Прекрасно помню.       Каждую ночь переживаю заново.       — Вивек и Неревар уже давно предлагали мне продолжить твоё обучение в более… полевых условиях, но я не соглашался. Возможно, это было ошибкой. — Вздыхает и растирает длинными пальцами переносицу.       А я чувствую, как позвоночник сковывает холодом.       За его словами кроется куда больше.       — Ошибкой?       — Да. Возможно, я переоценил свои силы как наставника. — Лорд Ворин жестом велит мне не перебивать его, и продолжает. — Я скажу это только один раз, Сота Сил: рядом с Нереваром Индорилом никогда не было и не будет богохульников. Я сохраню в тайне то, что произошло сегодня, хотя бы потому, что узнай кто-то из Дома Индорил, что ты сотворил, тебя бы отправили прямиком в Обливион. К остальным членам твоего уничтоженного Дома. И были бы абсолютно правы. — Полы тёмно-бордовой мантии шуршат, когда он ровными шагами подходит к двери и открывает её. — Сейчас уходи. Мне нужно подумать."       Как ни странно, но удаляясь тогда с каждым неровным шагом от его кабинета, я всё больше и больше боялся не того, что тайна раскроется и меня казнят, а того, что Лорд Ворин откажется от меня как от ученика.       Я боялся вновь оказаться одиноким, выброшенным на улицу ребёнком.       Меня никогда не интересовало положение в обществе, знатность приближённость к тебе как к королю.       Я не хотел терять его как наставника.       Величайшего мага своего времени, к которому я искренне тянулся, которым восхищался больше всех остальных кимеров.       Я не понимал, что сделал не так. Вернее, нет, разумом я понимал, но сердцем не чувствовал, что неправ.       Много времени ушло на то, чтобы вернуть доверие учителя и уговорить его снова начать заниматься со мной.       И даже так его улыбка, обращённая ко мне, ни разу с тех пор не была полностью искренней, я знаю.       Так же как и моё стремление во всём ему подражать.       Путешествуя с Вивеком, я только убедился в верности своих принципов. Наблюдая за ним, познал искусство двойственности.       Я не бросил свои эксперименты, но научился хорошо их скрывать.       Дороги ученика и его учителя не всегда идентичны, не всегда ученик будет идти по следам наставника.       В один прекрасный момент он сойдёт с проторенного пути чтобы создать свой собственный.       Религия лорда Ворина — это Даэдра, а моя — знание.       Вопрос только в том: как научиться балансировать на обоих путях одновременно, пока не достигну нужного навыка и не ступлю окончательно на свой?