***
Лестница, ведущая к мастерской одного из самых прославленных двемеров, кажется бесконечной. Я преодолел уже с полсотни литых металлических ступеней и, вглядываясь вперёд, в полумрак масляных настенных ламп, понимаю, что не прошёл и половины пути. Записка, написанная широким, идеально ровным почерком через карман плотной мантии прожигает бедро. Я думал, что действую незаметно. Но разоблачение ждало меня в одной из книг, привезённых двемерским послом специально для нас с учителем. Разоблачение, которому я обрадовался больше, чем присвоению мне звания одного из Великих Советников. Но чем ближе я к заветной двери, тем большие сомнения терзают разум. Что он задумал? Зачем позвал к себе вот так, исподтишка, словно мы совершаем преступление? Боялся, что лорд Ворин меня не отпустит? А может, я в своих изысканиях пересёк черту и теперь от меня попросту решили избавиться, и в мастерской я найду не Кагренака, а наёмных убийц? Останавливаюсь и выдыхаю. Сосредотачиваюсь на том, что внутри, отстраняюсь от всего остального мира и вместо молитвы перебираю в голове всё, что успел узнать о Кагренаке за последние несколько лет. Пока потоки магии не перестают дребезжать, словно ненатянутые струны, пока я не становлюсь готов дать отпор кому бы то ни было. Если на кону будут жизни моя и Кагренака — выбор очевиден. Два огромных паровых центуриона стоят в высеченных прямо в твердыне горы нишах, но не оживают при моём приближении, так и остаются стоять идеально слепленными из смеси науки и магии изваяниями. Золотая дверь, гораздо меньше и ниже, даже в сравнении со стражами выглядит массивно и надёжно, и пока я разглядываю сеть витых узоров, механизм внутри со щелчком начинает двигаться, и дверь приветственно распахивается передо мной. Иду и не могу унять дрожь в коленях. Не страха, но волнения и восхищения. Мастерская Кагренака представляет собой несколько больших полукруглых помещений, каждое из которых заполнено книгами, инструментами, чертежами и заготовками будущих механизмов, оружия и даэдра их знает чего ещё. Сам же Тональный Архитектор при моём появлении встаёт со своего стула и приветственно улыбается, оглядывая меня изучающим и немного насмешливым взглядом с ног до головы. И я отвечаю тем же, ничуть не скрывая своего интереса. Я видел Кагренака несколько раз вместе с Думаком на приёмах и заседаниях Совета, но сейчас он кажется абсолютно другим. Словно бы и раньше к нам приезжал не он, а его механическая копия. Кагренак, стоящий сейчас передо мной, выглядит старше, чем я его запомнил. Раньше мне казалось, что они с лордом Ворином ровесники, но теперь же могу с уверенностью утверждать, что Кагренак определённо старше. В обычной рабочей одежде шахтеров: суконных штанах и рубахе с закатанными рукавами, собранными в высокий хвост засаленными волосами и длинной тёмной бородой. Увидев его, проходящего мимо, никогда бы не признал в нём знаменитого Тонального Архитектора двемеров. — Так вот как выглядит новый советник короля Неревара. Занятно, весьма занятно. — Он первым нарушает молчание и жестом призывает меня подойти ближе. — Когда мне рассказывали про тебя в мой прошлый визит в Морнхолд, ты был совсем мальчиком, теперь же — взрослый учёный муж. Похоже, Думак не врал, и время здесь, в моей мастерской, летит быстрее, чем я успеваю замечать. — Как вы узнали? — вопрос вырывается раньше, чем успеваю прикусить язык. Мы оба понимаем, о чём речь. Один из его механических прислужников подвозит ко мне точно такой же как у него широкий, обитый бархатом металлический стул, и, усевшись друг напротив друга, Каргенак продолжает, всё так же растягивая слова и не сводя с меня пристального взгляда: — Сразу к делу, да? Ну что ж. Как ты думаешь, почему тебя пускали везде, куда бы ты ни хотел? Мы, двемеры, очень ревностно охраняем собственные знания и секреты, в наши библиотеки не допускаются даже некоторые представители низших классов, но для тебя, чужака, все двери всегда были открыты. — Но зачем? — смотрю, как он разливает горячий терпкий напиток по цилиндрическим медным стаканам и пододвигает мне один. — Затем, что мне было интересно наблюдать за тобой. Я увидел в тебе тот же талант и тягу к знаниям, что и у твоего учителя, но ты превзошёл его, пошёл куда дальше, и куда больше похож на меня, нежели на него. Я неправ? — Всполохи горнила в его чёрных глазах смешиваются с интересом, он весь подаётся вперёд, словно хочет узнать ответ, даже если я произнесу его только мысленно. — Я не знаю вас. Кагренак раскатисто смеётся и перебирает пальцами резные украшения в бороде. — Знаешь, Сота Сил, прекрасно знаешь. Из моих книг, из изобретений и механизмов, что наполнили наши города, из оружия и брони, что я создал для своего народа. — Он поднимает тяжёлый стакан и, оперевшись на низкую, совсем не предназначенную для отдыха спинку стула, отпивает с явным удовольствием. — Мы с тобой похожи больше, чем ты думаешь. Честно говоря, я удивлён. Не думал, что встречу кимера, для которого логика будет превыше религиозности. Тем более что твой учитель Лорд Дагот. Но… я думаю, это не лучший выбор для тебя, при всём моём уважении. Для этого я и выслал это приглашение. — Кагренак кивает в сторону кармана моей мантии, а я вздрагиваю от неожиданности. То, что двемеры гениальные ученые и изобретатели, известно всем, но разве их магические способности на таком же уровне? — Для того чтобы переманить меня на свою сторону? — осторожно интересуюсь, грея ледяные пальцы о стакан. — Ты так говоришь, словно мы враги, а не союзники, — голос Кагренака обманчиво насмешлив. — Я хотел бы учить тебя. Думаю, это можно будет устроить так, чтобы ни у кого не было претензий. — Видя моё замешательство, он продолжает. — Соглашайся, Сота Сил, я буду для тебя куда более полезным и подходящим учителем, нежели Дагот. С ним ты рано или поздно упрёшься в стену глупых верований и суеверий, которая не даёт ему пойти дальше, стать ещё сильнее, а вместе с ним застынешь на месте и ты. Я же открою для тебя все известные тайны мира, чтобы вместе мы изучили оставшиеся. Разве не прекрасно звучит? Стараясь скрыть волнение, я ещё сильнее сжимаю стакан в пальцах, наблюдая, как пар от напитка причудливыми завитками поднимается и растворяется в раскалённом воздухе. Здесь, рядом с горнилом, невероятно жарко, но вопреки логике я мёрзну, словно оказался посреди ледяной пустыни Скайрима. Понимаю, что слишком затягиваю с ответом, но собрать мысли в некое подобие целого никак не получается. Я ожидал всего чего угодно от этой встречи, но никак не предложения стать его учеником. — Звучит действительно очень заманчиво, — осторожно подбираю слова, протирая запотевшие стекла очков, — но… — Но?.. — подталкивает меня Кагренак. В самом деле, это ведь то, чего я хотел, разве нет? Поднимаю взгляд на него, всё ещё держа очки в руках, и перед близоруким взором вижу не двемера Кагренака, а залитое кровью и испачканное копотью обеспокоенное лицо Вивека. Вспоминаю наши молчаливые ночи на пути до Морнхолда и его скупую заботу. Очертания видоизменяются, и теперь уже на меня удивлённо смотришь ты — Неревар Луна-и-Звезда. Тепло от твоей руки, похлопывающей меня по плечу, согревает всё озябшее тело, и я чувствую себя гораздо спокойнее. Вместе с ровным дыханием ко мне приходит образ моего учителя, лорда Ворина. Его обычно бесстрастное и спокойное лицо озаряет улыбка, а глаза светятся гордостью, как и всегда, когда я постигаю что-то новое, даже если это просто рецепт несложного зелья. В ушах раздаётся топот костяных сапог и крики вьючных гуаров, и я явственно вижу на площади Азуры делегации всех Домов кимеров. От хитрых ростовщиков Хлаалу, до жестоких рабовладельцев Дрес. Я много, очень много времени провёл, изучая многоликую натуру кимеров, состоящую из тысячи граней, словно луна в руках Азуры. У меня достаточно опыта, чтобы понять, что и Кагренак не так прост, как хочет казаться. Его предложение — капкан, ступив в который я, может, и открою для себя новый мир, но навеки потеряю возможность вернуться в старый. Никогда и ни к кому я не испытывал настолько глубокой привязанности, чтобы отказаться от радости новых открытий, но… по-своему мне дороги и те, в чьём окружении я живу сейчас. Я принёс клятву служить тебе и всему народу кимеров — и не нарушу её. Вместо того, чтобы выбрать один из миров, я лучше найду способ существовать в обоих. — Но я вынужден отказаться. Как вы правильно сказали, я новый Великий Советник, и для меня нет никакой возможности стать вашим учеником, Кагренак. Тем не менее, я был бы рад обмениваться опытом время от времени… — Нет ничего, чему ты мог бы научить меня, Сота Сил из ныне несуществующего Дома. — Издёвка ядом пропитывает его слова. — Не иди на поводу у ложных привязанностей. Ты выше этого, я знаю. — Выходит, не выше. — Так и не притронувшись к напитку, я ставлю стакан на стол и собираюсь встать, но ноги будто ватные, не слушаются, и я буквально валюсь обратно. Смотрю непонимающим взглядом на Кагренака, а он посмеивается и с удовлетворением накручивает на палец край бороды. — Никакой магии, просто мой фирменный чай сам по себе довольно… крепкий. Видимо, ты не привык к алкоголю, раз хватило одних паров. Но это дало нам ещё немного времени. — Я не изменю своего решения, — говорю быстро, полностью уверенный в собственных словах. — Даже если мы с лордом Ворином расходимся в некоторых вопросах, он — лучший учитель. — А Неревар Индорил — справедливый и честный король, да? Так ты о них думаешь? — Его прищуренные глаза выглядят пугающе. Чёрные, словно у демона, а сталь в голосе вопреки голосу разума рождает внутри предчувствие чего-то ужасного. — Позволишь ли ты развеять твои заблуждения? Нажимает на один из пультов, лежащих на его рабочем столе, и сокрытая за выцветшим гобеленом дверь отъезжает в сторону, а из тьмы за ней к нам выходят два… существа. По сгорбленным маленьким фигуркам не определить, сколько им на самом деле лет, так и не оформившиеся, одетые в грубые робы тела не обладают ни мускулами, присущими мужчинам, ни изгибами женской фигуры, но по снежно-белым волосам и светлой, почти прозрачной коже можно точно сказать, что это снежные эльфы. По крайней мере, были ими когда-то. Сейчас стоящие у стены создания больше похожи на искусно сделанные механические куклы. В их головах мягкие длинные волосы сочетаются с металлическими трубками и витиеватыми узорами татуировок на выбритых половинах черепа. Слепые глаза скрыты за грубыми повязками, но датчики, вшитые прямо в плоть, даруют прекрасную ориентацию. Я по-настоящему очарован ими. Они и отталкивают, и притягивают одновременно. О том, что случилось со снежными эльфами, я только мельком слышал от других советников, и понимание, что это и есть цена за помощь двемеров, кажется мне непростительным, но в то же время… Их литые, полностью механические руки и ноги, трубки, качающие по совершенным телам наверняка далеко не обычную кровь, их аура — притягивают меня настолько, что даже забываю, как надо дышать. А Кагренак тем временем подзывает одного из них, мальчика, судя по имени, и я расширившимися глазами наблюдаю, как тот послушно подходит, дребезжа тяжёлыми кандалами на ногах, падает на колени около сидящего в кресле Кагренака и начинает слепо тыкаться носом в его колени. Трепетно, почти благоговейно ведёт подушечками пальцев по мускулистым ногам двемера и, дойдя до коленей, чуть раздвигает. Устраивается между и продолжает утыкаться лицом в его пах, обводит носом обозначившуюся под брюками плоть. Подобные забавы всегда казались мне слишком низменными и не достойными внимания, но сейчас, то ли под действием паров его чая, то ли потому что это делает настолько необычное существо, я не могу оторвать глаз. Даже ощущая на себе отяжелевший, влажный и вместе с тем насмешливый взгляд Кагренака, не могу скрыть стыд, алым окрашивающий бледную кожу. — Ты знал, что снежные эльфы — гордецы и праведники почище даже вас, кимеров? Догадываешься, как долго я работал над своими новыми игрушками, чтобы научить их этому? — севшим голосом произносит и прерывается, когда мальчик освобождает его возбуждённую плоть от ткани и вбирает во влажный от слюны рот. — Передашь за это спасибо своему королю? Я всё время забываю, а ведь если бы не он, мы бы никогда не смогли поработить целый народ. — Подаётся бёдрами вперёд, держа раба за голову, и выстанывает: — У него даже слюна, как у животного, рефлекторно вырабатывается. Идеально. Кагренак действительно наслаждается происходящим, и смысл сказанных им слов доходит до меня далеко не сразу. Слишком много концентрации уходит на то, чтобы подавить собственные, никогда раньше не дававшие о себе знать, реакции организма. Мне не может нравиться такое. Мне не должно нравиться такое. — Ты лжёшь. В том, как ваш народ поступил с ними, нет ни капли нашей вины. Это только их решение. Мой учитель никогда бы не позволил такому случиться, если бы знал… Раскатистый низкий смех Кагренака перекрывает даже работу механизмов в его мастерской. — Посмотри на него, — голосом приказывает, и я не могу не повиноваться. — Внешне хрупкий и прекрасный, этот мальчик на самом деле не только игрушка для услады плотских желаний. Он ещё и идеальный телохранитель и убийца. — Кагренак любовно обводит пальцами механизмы рук раба. — Быстрый и смертоносный, воистину лучшее моё творение. А самое главное, что бы я ни приказал, он исполнит в точности. Даже если для него это будет означать смерть от собственных рук. Даже если… Пропускает меж пальцев длинные белоснежные волосы и с силой надавливает на затылок раба. Грубо натягивает его на себя, игнорируя жалкие хрипы и захлёбывающиеся звуки, перемазанные слезами бледные щёки. А когда достигает пика, наоборот оттягивает за волосы назад, сдирает свободной рукой повязку и кончает прямо на распахнутые слепые глаза. Лицо мальчика искажает гримаса боли, но он не двигается. Даже руки остаются лежать на бёдрах Кагренака. Который, сладострастно выдохнув, встаёт и тянет раба за собой, чуть ли не впечатывает его в мои колени, и спрятаться некуда. — Смотри. Твой учитель такой же. Просто марионетка в руках Неревара. — Двемер неприязненно сплёвывает. — Прекрасный, сильнейший маг, полностью безвольный перед своим любовником. Даже если Неревар решит проделать подобное с собственным народом, Дагот ничего ему не скажет. Просто молча подчинится. И я смотрю. Смотрю на перепачканное спермой лицо мальчика, так и не найдя в себе сил облегчить его муки и стереть её хотя бы со слезящихся глазных яблок. Да, я знаю про твои с лордом Ворином отношения, но не могу представить себе их… такими. Учитель никогда бы не позволил, никогда… Но, переводя взгляд с переполненного самодовольством лица Кагренака на покорное и выжидающее лицо мальчика, червь сомнения против воли начинает извиваться в голове. Кагренак вас обоих знает куда дольше, чем я живу, так вдруг?.. Мальчик тем временем так и стоит на коленях рядом со мной. Смотрит в пустоту, облизывает распухшие тёмно-вишневые губы, и они начинают блестеть. Соблазняют. Он словно эмпат, чувствует малейший отклик чужого организма, и мы оба вздрагиваем, когда его руки касаются моих ног. Заученными движениями, словно следуя программе, вшитой в череп, пытается проделать со мной всё то же самое, что и с Кагренаком, и на долю секунды я цепенею от новых, неожиданно нахлынувших эмоций. За исключением узкого круга, никто и никогда не нарушал границ моего личного пространства, что и говорить о прикосновениях. Когда полуметаллические пальчики забираются за края мантии, холодя разгоряченную кожу невесомыми прикосновениями, я под торжествующим взглядом Кагренака, а может именно из-за него, нахожу в себе силы оттолкнуть раба, который от неожиданности неуклюжей куклой валится на каменный пол. — Ну же, Сота Сил, это вовсе не зазорно. Мы живём столетиями, но всё же смертны, и как любые из смертных подвержены плотским нуждам. Ты же ешь, когда чувствуешь голод, пьёшь, когда тело мучает жажда. — Кагренак помогает мальчику подняться, бережно придерживает за плечи. — Здесь то же самое. Твой голод естественен и требует удовлетворения. Наши взгляды впервые встречаются: мой, запутавшийся в дебрях собственных сомнений, и его, ослеплённый, излучающий вынужденное смирение и покорность судьбе. Сломанный. Я не выдерживаю первый. Кагренак одними словами посадил семена подозрений в моей душе, и теперь я чувствую вину перед этим созданием. Вину, которой на самом деле быть и не должно, но картинки того, как снежные эльфы в последний раз видят свет своего бога, не отпускают, и пусть я не набожен, но это слишком жестоко. Как и чувства, что он породил во мне. Похоть, струящаяся по венам, грязная и низменная. Уйти. Оказаться как можно дальше и от этого странного создания и от его создателя. Забыть всё увиденное и услышанное. Не знаю, кто раньше считывает мои намерения: Кагренак или его рабы, но всё, что успеваю, — встать и сделать несколько шагов к выходу. Ноги подкашиваются, словно ватные, снова, но только теперь я валюсь на пол без возможности встать, готовый взвыть от неожиданно навалившейся слабости. Беспомощность. Ненавижу её и поклялся себе никогда больше не испытывать, а сейчас, перед этим двемером, словно одна из его игрушек… Растерянность и стыд сменяются холодной решимостью. Во что бы то ни стало вернуть себе контроль над телом и отплатить Кагренаку за его наглость. — Не сопротивляйся, позволь им помочь тебе. Относись к этому как… к одному из твоих экспериментов с призывом. — Чувствую усмешку в низком голосе и холодею. Как? Откуда он узнал?.. — Они созданы так, чтобы чувствовать наше желание и служить инструментом его удовлетворения. Они знают о том, чего ты хочешь, лучше, чем ты сам. — Садится на стул и, лениво подперев кулаком подбородок, наблюдает за мной и окружающими меня рабами. Я не заметил, как появился второй, но, судя по всему, именно он стал причиной моего нынешнего положения. — Скажи. Им. Уйти, — шиплю через сжатые зубы, когда снова чувствую прохладные пальцы на своей коже. — Ты не согласился стать моим учеником, так позволь хотя бы что-то сделать для тебя. Вот увидишь, тебе станет легче. Проще. Не придётся так часто прибегать к запрещённым приёмам. — Я поднимаю взгляд на него и понимаю, что думаем мы об одном и том же. Я уже получил предупреждение от Лорда Ворина и если попадусь ещё раз, то на моей жизни можно будет поставить жирный крест. А кошмаров не становится меньше… Оголённые бёдра покрываются мурашками, когда тот самый мальчик, подобравшись под меня, широким мазком очерчивает плоть по всей длине и начинает посасывать твердеющую головку. Неприязнь и жар борются друг с другом внутри меня, начисто лишая здравого смысла, когда он заглатывает полностью, и я чувствую, как сокращается узкая горячая глотка. Чтобы не закричать, приходится до крови закусить губу, и судя по ухмылке Кагренака, от него не укрывается мой жест. Внезапно ещё одна пара рук накрывает мои ягодицы, разводит их, массирует, и узкий горячий язычок начинает вылизывать меня, словно щенка. Сердце пропускает удар и, замерев, начинает биться в совершенно неправильном ритме, словно пытаясь пробить рёбра и выбраться из тела. Позорный, втаптывающий меня ещё глубже в унижение стон срывается с губ, когда второй раб проталкивается языком в сжатую мышцу, снова и снова, всё глубже. Они, не сговариваясь, действуют в едином темпе, оттягивают развязку, перехватив стальными пальцами плоть у основания и до синяков сжимая отставленные ягодицы. Помогая себе пальцами. Перекатывая поджавшиеся яички и проникая в меня, растягивая сильнее, и когда я думаю о том, как выгляжу со стороны… Желание окрашивает взор в ало-золотистый, размывает картинку, и всё что мне остаётся — сконцентрироваться на ощущениях, позволить им утопить меня, чтобы возродиться заново. — Вот значит как, Сота Сил? — Голос двемера доходит до меня словно откуда-то издалека. — Я не думал, что тебе нравится… такое. Видимо у тебя с Даготом больше общего, чем я полагал. Это ещё раз доказывает мою теорию, что даже самые праведные кимеры всё равно развратны. Картинка нечёткая, но, кажется, он поднимает стакан и делает щедрый глоток в мою честь. Один раз, Кагренак. Один раз ты смог воспользоваться моей неподготовленностью. Но я пережил это и клянусь: ты поплатишься за то, что сделал.Дружеский визит
28 июля 2017 г. в 18:13
В дымке предрассветного тумана острые шпили башен двемерского города кажутся частями одного большого сложного механизма. Дым, валом валящий из огибающих строения труб, соединяясь с туманом, только усиливает впечатление, а гул работающих на полную сердечников вполне может служить защитой от непрошенных гостей — настолько величественная и жуткая создается картина.
Глубинный народ никогда не спит.
Враги, которые стали союзниками.
Ты считаешь их друзьями, но я, понаблюдав за двемерами, изучив их культуру и обычаи, склонен считать, что наш великий король слишком романтизирует отношения между кимерами и двемерами.
Они даже сами себе не друзья.
Соперники, скорее.
Впервые я по-настоящему заинтересовался ими, когда увидел, насколько негативно на самом деле к ним относится лорд Ворин. Это угадывается в каждом его нарочито холодном и отстранённом жесте, в неподдельном высокомерии и скептицизме золотых глаз.
"Что же в них такого?" — подумал я тогда и много раз пытался вызнать у учителя причину его нелюбви, но всегда натыкался на односложные ответы. Лишь раз я услышал от него совет, который пускай и косвенно, но станет виной всему, что произойдёт в будущем.
"— У меня свои причины не доверять им, так же как у Неревара — наоборот считать их ближайшими друзьями. Я не хочу навязывать тебе свой взгляд на вещи, ты должен научиться мыслить самостоятельно и сформировать своё собственное мнение. Возможно, ты поддержишь меня, а если даже и нет, я не стану тебя осуждать. Запомни, Сота Сил, ты должен видеть мир своими глазами."
И я стал. Навязывался послам и приезжим купцам, ездил с караванами в двемерские города, часами гулял, всё глубже и глубже спускаясь под землю, туда, где кипела самая жизнь этого загадочного народа.
Поначалу я никак не мог понять: как можно жить, не видя ни солнца, ни лун над головой? Не чувствовать дуновение ветерка на коже. Всё вокруг меня было сделано из камня и металла, всюду сновали охранные центурионы, а гул работающих машин не затихал ни на секунду. От него болела голова, и невозможно было уснуть.
Но постепенно я привык. С каждым разом я всё больше замечал, что их города выглядят надёжно и по-своему уютно. Гул успокаивает, словно колыбельная, и самое главное — нигде, куда бы я ни пошёл, я не натыкался ни на одну статую даэдра или какого-либо другого бога.
Их религия оказалась отражением моей собственной. Не скованные архаичными представлениями о религии двемеры больше всего на свете ценят знание и науку. Строят целые города-библиотеки, обсерватории и даже конструируют летучие корабли. Разбирают космос на мельчайшие частицы и не приносят жертвы вымышленным богам. Они сами себе боги.
Их изобретения покорили меня. Для кимеров идеальные создания это даэдра, но для меня абсолютом стали отлитые из металлов цвета песка центурионы. Функционирующие на заточенных в кристаллы внутри них душах низших существ, во всем подчиняющиеся своим хозяевам, не нуждающиеся ни в пище, ни в лечении, не боящиеся ни жары, ни холода — идеальные слуги и помощники. Если долго всматриваться в глаза-рубины, можно найти искры сознания, я уверен.
Со временем научившись скрывать свои эксперименты от лорда Ворина и остальных, я так и не смог смириться с твоей ярой религиозностью, которую разделяют и твои ближайшие подданные. Глядя, как процветает культ Даэдра, стоя в первом ряду на всех ритуалах и молитвах, я каждый раз с плохо скрываемым раздражением думаю о том, насколько могущественнее мы стали бы, не поклоняясь Азуре и остальным, как высшим созданиям.
С каждым разом я чувствую себя всё ближе к двемерам. Словно невидимая нить связывает меня и их, и если бы не был уверен в чистоте своей крови, решил бы, что во мне есть и кровь глубинных эльфов тоже.
Лорд Ворин, как и обещал, ни разу не стал переубеждать меня или порицать, хотя и видел, насколько я очарован двемерами. Он никогда не препятствовал моему общению с их учёными и конструкторами, но я видел обеспокоенность в его мимолётных взглядах, обращённых на меня, слышал её в тяжёлых вздохах, которые, как он думал, никто не слышал.
Как бы то ни было, мы оба знали, что я никогда не выбрал бы родиться одним из них.
Я хотел и хочу лишь процветания для кимеров и горжусь тем, кто я есть.
И только один из двемеров притягивает меня больше остальных: Тональный Архитектор Кагренак. Главный инженер и учёный, самый приближённый к их королю Думаку. Его гений не даёт мне покоя, так же как и его неуловимость.
Всё время пропадающий в своих башнях и мастерских, он почти никогда не появляется на приёмах, даже в собственном городе, что уж и говорить про дипломатические поездки в Морнхолд.
Почти на каждом изобретении стоит его оттиск, каждая третья книга в их библиотеках написана его рукой, и, прочитав все из них, что смог достать, я понял, что хотел бы учиться у него, как учусь у Лорда Ворина.
Моё желание было сильно настолько, что однажды исполнилось.
К добру ли?