***
Нумидиум. Такое имя я дал ему, до мельчайших деталей изучив чертежи Кагренака. Идеально подходящее для огромного медного голема, что, став рукотворным божеством, должен был вершить судьбы мира и других рас во имя величия двемеров и их главного жреца Кагренака. Я снова разделил с ним ложе, но мыслями был далеко. Чувствами — ещё дальше. Если бы он дал мне право выбора, по-настоящему позволил бы выбрать его сторону, то, наверное, я бы смог подавить в себе родившуюся в нашу первую ночь ненависть и презрение. Если бы он хоть немного на самом деле отличался от тебя. Но… Снова подойдя к чертежам оружия, что должно было стать главным извлекателем силы из сердца Лорхана, я понял, что на самом деле вы одинаковые. От вас обоих следует избавиться во имя всего Нирна. И, кажется, теперь я знаю как.Заговорщики
20 апреля 2018 г. в 00:45
По мощёным дорожкам гул шагов кажется сюрреалистично громким. Чертыхаюсь про себя и воровато осматриваюсь вокруг — не заметил ли кто? — и в который раз вздрагиваю от поступи тяжёлых двемерских сапог за спиной.
Чувствую себя преступником не то от того, что всё-таки улизнул с празднества, не то от того, кто идёт рядом со мной.
Мысли пепельной бурей в голове хаотично кружатся.
Вивек не зря велел мне поторопиться — он, отвечающий за охрану дворца, точно знал, когда именно должна приехать делегация двемеров, а значит… Сколько на самом деле ему известно и откуда? Неужели я действительно скрываюсь настолько плохо?
Кованый фонарь с острой черепичной, на манер зданий, крышкой чуть дрожит в руке, отбрасывая беспорядочные тени на лавки местных торговцев. В тишине морнхолдской ночи его дыхание спокойное и размеренное, моё же — словно от даэдра убегаю.
Если бы мог, убежал бы от него. И плевать, что в целую толпу лицемеров, лишь бы не с ним наедине. Не готов ещё.
Никак не ожидал, что сам Кагренак соизволит покинуть свои мастерские и приедет поздравить меня.
"— Мы можем где-нибудь уединиться? — Он осматривает танцующих в центре сада и морщится. — Боюсь, с дороги я слишком устал для… подобного. — Ждёт ответа, рассматривая кольцо на моей руке, а стражники за ним будто и не живые вовсе. Статуями остаются стоять, когда я, коротко кивнув, даю ему знак следовать за мной."
Перед тяжёлой круглой, облицованной металлом дверью застывает настороженно, и я с расстояния нескольких шагов чувствую исходящее от него напряжение.
Что, не ожидал, что тебя приведут в даэдрический храм, а, Кагренак?
— Идеальное укрытие для такого как ты, ничего не скажешь. — Он брезгливо осматривается, прежде чем усесться на прямо в скале вытесанный трон.
Я словно бы знал, что когда-нибудь это произойдёт, и ничего не менял во внутреннем убранстве церемониальной залы. Не трогал покрытые пылью и следами крови, расставленные на многочисленных полках книги, не вычищал алтари, расположенные в каждой из сторон света, и до сих пор покрытые останками несчастных жертв. Я не стал трогать даже подвешенные к потолку явно не одно столетие назад на манер гирлянды кости. Вкупе со слабым, красноватым сквозь стеклянные закоптелые фонари светом обстановка и правда кажется… напитанной магией. Угнетающей.
— Лучшая защита этого места — оставить всё как есть, — пожимаю плечами, — в храм одного из столпов Дома Забот никто в здравом уме не сунется.
Кагренак усмехается, и всё в том же бликующим алым свете это выглядит поистине жутко. Могильным холодом морозит внутренности.
— Никогда этого не понимал: зачем нужно столько богов, если большей части вы даже не поклоняетесь, а трясётесь в страхе?
Оба смотрим на полуразвалившуюся статую в центре, бывшую когда-то воплощением Мерунеса Дагона. Часть осклабившейся чудовищной морды валяется у подножия, торс и гипертрофированные ноги уцелели лучше, но и в них не хватает многих кусков, будто его оборотни стальными челюстями драли.
Сколько ещё таких храмов раскидано по всему Ресдайну? Сколько из них, как и этот, давно заброшены или стали логовом для самых разных отбросов, а сколько до сих пор обитаемы фанатичными, абсолютно безумными в своей вере мерами?
— Мы не выбирали богов, — произношу, задумчиво проводя подушечками пальцев по холодной мёртвой поверхности камня, — это они выбрали нас. Все они… — Вздрагиваю от раскатившегося по всей зале хохота Тонального Архитектора.
— Когда ты так говоришь, правда становишься похожим на одного из этих ограниченных дуралеев. — Одним пружинистым движением встаёт и подбирается ко мне.
Чувствую, как сам каменею, наблюдая за ним, и только собрав всю волю в кулак, остаюсь на месте. С каждым его шагом ближе ко мне убежать хочется всё сильнее. Но разве это достойно мастера Великого Дома?
— Я соскучился, — горячо выдыхает в шею, пальцами ощупывая металл на руке. — Где они? Позови их.
Сердце от вмиг прокатившегося по телу облегчения позорно бухается куда-то в район пяток. Потому что не по мне. Потому что подошёл так близко из-за дурацкой привычки нервировать окружающих.
Даже воздух вокруг сразу легче, чище становится.
— Ждут внизу. — Разворачиваюсь, и даже получается прямо встретить его взгляд. — Садись на место, я позову их.
Недовольный огонёк вспыхивает в глубине карих глаз, но так же быстро гаснет. Не настолько я ему важен. Уверен: с учителем было бы по-другому.
Уверен: мне должно быть всё равно. Должно быть.
Почему же до сих пор нет? Почему ревность просачивается даже сквозь ненависть?
Почему, почему, почему?..
Едва близнецы переступают порог церемониальной залы, как Кагренак и вовсе забывает про моё существование. Ходит вокруг них, осматривает, то и дело задумчиво перебирая украшения в длинной бороде, и когда перехватывает хрупкие с виду тела своими грубыми лапищами, мне кажется, я вижу на их лицах омерзение сродни моему, хотя и знаю, что такого не может быть.
Не с идеальными творениями Тонального Архитектора двемеров.
Умом понимаю, что ищу в их неживых лицах отголоски собственных эмоций, что желаемое выдаю за действительное, и всё равно не могу избавиться от ощущения, что правда.
Правда видел.
— Я вижу, ты оставил на них новые метки, — Кагренак даже не пытается скрыть нотки недовольства в голосе, я же молча сажусь на резное кресло рядом с ним и сцепляю руки в замок.
Если он на самом деле не знает, что я делал с ними, то… оно и к лучшему. Он, видимо, понимает это тоже и с ухмылкой, шепнув одному из них что-то на ухо, отходит, садится подле меня.
Рабы же становятся каждый напротив одного из нас и слепыми глазами — а я уже очень давно не надеваю им повязки — смотрят прямо в наши. Не видят внешнюю оболочку, но зато словно в душу заглядывают.
Но это не то место, куда я хотел бы впускать кого-либо.
Тонкими, почти прозрачными пальцами подцепляют края простых суконных халатов, и те бесформенными тряпками падают к их ногам.
Стоят, дают нам время рассмотреть их в деталях, а на белоснежной коже — ни единой мурашки, несмотря на прохладу, царящую в помещении.
Болезненно пульсируя, внутри начинает неприятно шевелиться дурное предчувствие: Кагренак никогда ничего не делает просто так, а воспоминания о прошлом разе ещё слишком свежи, и я весь собираюсь, концентрируюсь, готовый в любой момент отразить нападение, но рабы вместо того, чтобы подобраться к нам, поворачиваются друг к другу, и что-то в их поведении неуловимо меняется.
Поначалу не могу понять, что именно, присматриваюсь, как один из них, отзеркаливая усмешку Кагренака, даёт знак второму подойти, и в том, как он внешне отгородился стеной, тоже что-то неуловимо знакомое проскальзывает…
Перевожу вопрошающий взгляд на Кагренака, а он даже не оборачивается. Пожёвывает край засаленной бороды и только когда понимает, что пока он не ответит, я не отвернусь, цедит:
— Всего лишь небольшое представление для услады глаз, не занудствуй.
Услада для глаз здесь определённо только для него, хотя… Мне никогда не приходило в голову заставлять их делать что-то такое, но на деле… На деле их ласкающиеся, обвивающие друг друга тела выглядят донельзя соблазнительно.
И я даже начинаю получать удовольствие от того, как причудливо они, бесполые, сливаются в один организм, пока не понимаю, что же они мне напоминают. А точнее кого.
Тот, что слева, явно доминирует, подавляет второго, который холодно, почти безразлично принимает его ласки.
Близнецы изображают меня и Кагренака.
Оттого, насколько похожи их действия вплоть до мельчайших изменений выражения на лицах, ощущение такое, что они были там. Следили из-за невидимого покрова, свидетелями моего падения стали — и не в первый раз уже.
Острые сколотые края подлокотников вспарывают ледяную кожу ладоней, но за сковавшим всё существо безотчётным ужасом боли не чувствую, как и липкой, стекающей и напитывающей мантию крови.
Смотрю и снова чувствую. Каждую секунду того ада переживаю заново, а улыбка одного из близнецов точно отзеркаливает такую же на лице рядом сидящего Кагренака.
Это похоже на ожившую магию, на какой-то странный ритуал. Они, бесполые, ещё почти дети, двигаются, словно в трансе, и чем шире становится оскал Кагренака, тем быстрее темп — их, биения моего сердца, всего этого безумия.
— Ни одно существо не должно обладать такой властью над другими, — не сразу понимаю, что сказал это вслух.
Не сразу понимаю, что встал и сжимаю кулаки так сильно, чтобы боль отрезвила.
Но не помогает. Ни боль, ни кровь не помогают. Всё ещё не могу унять дрожь.
— Какой же ты нежный, Сота Сил, — его голос сочится ядом, лицо светится триумфом. — Разве это — власть? Разве они — равны нам? Они просто игрушки, как домашние зверьки или механизмы.
Он прекрасно знал, к какому результату это приведёт. Он сознательно хотел добиться именно его, и досада за то, что так легко вышло, даёт прийти в себя хотя бы отчасти.
— Ваши боги делают с вами то же самое, только их вы почитаете и лебезите, целуя их статуи и принося жертвы в своих храмах. — Презрительно сплёвывает на пол. — Ваши боги делают вещи куда хуже. Они неуправляемы.
Нет. Не поддавайся эмоциям.
Нет. Не дай себя обмануть. Снова попользовать, как одну из безвольных игрушек.
Нет. Ты — Сота Сил, тебе хватит мудрости одолеть всех их.
Всех, кто мешает.
Разжимаю кулаки и смотрю на рваные, всё ещё кровоточащие раны. Странно, что боли совсем не чувствую. Или же это просто в сравнении с той, что причинил мне он?
— Боги и не могут быть управляемыми. Они, как стихия, беспощадные и непредсказуемые, и именно поэтому мой народ поклоняется им. Да и не только мой. Какую ни возьми расу, даже аргониан, — у всех есть такие духи.
— У нас — нет. — Кагренак поворачивается ко мне и берёт одну из ладоней в свои руки. — У них — были. — Разворачивает меня к близнецам, которые не обращают на нас никакого внимания, продолжая свой отвратительный спектакль. — И посмотри, куда их это привело. Предали их такие же меры, как они сами, а боги, которым они возводили храмы и посвящали жизни, отказались защитить. Теперь они — наш скот. Они принадлежат двемерам. Тем, у кого нет богов. Тем, в чьих жизнях нет места святости и боголепию. — Притягивает меня ближе, языком мажет, слизывая тёмные дорожки, пачкая длинную бороду. — В нашей культуре нет того, что ты считаешь необходимым для всех остальных. Нами правит логика, жажда познания. Мы подчиняем своей воле даже стихии, и именно нам суждено править миром… рано или поздно.
В его взгляде сквозит пугающая решимость, а хватка становится железной, едва я пытаюсь отойти на достаточное расстояние.
— Мир не примет вас, — говорю с вызовом, прямо глядя на его перекошенное лицо. — Или ты собираешься всех превратить в скот?
Нет, такое никому не подвластно, даже богам, но почему тогда… Откуда это тяжёлое, вдавливающее в землю чувство внутри? Он не сильнее богов. Не может быть сильнее, так почему тогда…
— Столько рабов — слишком дорогое удовольствие. — Кагренак задумчиво смотрит на близнецов, а когда поворачивается ко мне, на его лице застывает настолько безумная улыбка, что я весь с ног до головы покрываюсь холодным потом. — Для того, что я задумал, мне потребуется управляемый бог. И очень кстати недавно я нашёл всё необходимое для его создания.
Непонимающе выгибаю бровь и уже всерьёз сомневаюсь в его нормальности. Может, и правда годы, проведённые без единого луча солнца и дуновения свежего ветра, сделали из него безумца? Это был бы весьма ироничный конец для такого двемера, как он.
— Вижу, ты не веришь мне. — Он ухмыляется и, откинувшись на спинку каменного трона, сцепляет пальцы в замок. — Рассказать ли тебе о том, что я задумал?
В этом вопросе чую подвох. Если покажу свой интерес, что-то мне подсказывает, что Кагренак откажет мне. Нужно действовать от обратного. Нужно принять правила его игры и сделать свой ход раньше.
— Хочу ли я знать? — спрашиваю его в ответ и принимаю ровно такую же позу.
Смотрим друг другу в глаза, и воздух вокруг тяжелеет с каждой секундой. Он уверен в победе первые минуты две, но затем по капле его терпение — или уверенность? — исчезают.
— Очень хорошо, Сота Сил. — Подаётся вперёд и подзывает к себе близнецов. Беззвучно, движением руки, ещё раз подтверждая мою догадку о ментальном "зове". — В конце концов, именно для этого я и приехал в Морнхолд. Что бы ты ни думал обо мне, я считаю тебя равным себе, насколько это возможно. И я хочу видеть тебя своим союзником.
— Союзником в чём? В создании бога? — Против воли в голосе сквозит слишком много сарказма, и Кагренак недовольно цыкает.
— С этим я и сам справлюсь, но вот в будущем… в будущем мне понадобятся верные союзники и наместники. Тебя я выбрал для народа кимеров. К тебе первому пришёл.
Его речи звучат безумно, но я слишком хорошо знаю, что не стоит судить, не проверив всё до конца.
Теперь знаю.
— И каким же, позволь тебя спросить, образом ты собираешься создать бога? Из железок и чёрных камней душ собрать? — озвучиваю самый очевидный и в то же время бесполезный способ, и Кагренак в ответ недовольно кривится.
— Уж ты-то должен знать, что таким образом можно создать разве что домашнюю зверушку. — Пропускает сквозь пальцы белоснежные пряди одного из рабов и с силой дёргает на себя. С утробным урчанием языком собирает солёные дорожки на безучастном лице. — Чтобы создать бога, нужен другой бог… или его часть. Я думаю, сердца будет достаточно.
Сердце бога? Он явно говорит не об одном из Принцев Даэдра, да и даже если так, пленение одного из них — чистой воды самоубийство.
— Как ты собираешься его достать? — Вспоминаю те странные чертежи на его столе. — Или ты уже…
— Вот поэтому ты мне и нравишься так сильно, Сота Сил. — Склабится и одним движением руки обрывает все мои вопросы. — Где и как давно я его нашёл неважно. Также как и то, каким именно образом. Сейчас вопрос в другом. — Кагренак умолкает, прислушивается к эхом от стен отталкивающейся тишины залы, будто боится, что и здесь нас могут подслушать. Ловит мой скептический взгляд, и грубая, испещрённая въевшейся металлической пылью кожа морщинами собирается в уголках глаз и губ, когда он хмурится. — Твой наставник каким-то образом узнал о моей находке и планах и, естественно, расскажет Неревару, а тот — Думаку… Мне не нужны лишние проблемы на нынешней стадии и для их устранения мне нужен ты.
— Хочешь, чтобы я заткнул Неревара? Или, может, мне убить Думака, пока они не встретились?
— Меньше сарказма, друг мой, — осаждает меня Кагренак. — Ты единственный, кроме Дагота, кто может противостоять чарам кольца. Я знаю, ведь сам его ковал. Знание — уже сила. Мне не нужно, чтобы ты убивал кого-либо, мне нужно, чтобы ты не дал Даготу помешать нашим планам. А он, без сомнения, попытается.
— Нашим планам? — Рукой провожу по шелковистым волосам близнеца, незаметно перебравшегося с колен Кагренака на мои.
Представляю, как мы выглядим со стороны, и глупая мысль в голове мелькает, что похожи на семью прямо сейчас. Развращённую, погрязшую в пороках, ужаснее даже самих даэдра.
Ужаснее тебя и твоих "возлюбленных".
— Я предлагаю тебе стать частью этого плана. Но если ты откажешься, то, сам понимаешь, оставить тебя в живых я не смогу.
Чувствую, как сжимается на моём запястье роботизированная рука раба и как от него, мгновение назад расслабленного, почти спящего, начинает исходить смертельная угроза.
Так вот зачем он забрался на меня. Чтобы в случае опасности не дать навредить своему хозяину и убить по его приказу.
— Я соглашусь, если ты… позволишь мне выбрать ему имя. — Протягиваю Кагренаку руку, которую тот с готовностью берёт в свои и подносит к обветренным губам, не переставая пожирать меня вмиг потемневшим взглядом.
Соглашаясь.