***
В конце концов ты сдаёшься, понимая, видимо, что спорить с Даготом бессмысленно. Собираешься и берёшь с собой только Аландро — свою верную молчаливую тень. Выезжаешь тайно, под покровом ночи, и я, читая одну из позаимствованных у телванийского волшебника книг о загадочном «Потерянном», впервые замечаю, как беспокойно ведут себя обычно похожие на бездушных марионеток близнецы. Носятся по комнате, то и дело врезаясь друг в друга, и всё время руками вцепляются в высокий каменный подоконник, будто пытаясь высмотреть удаляющуюся хитиновую спину силт страйдера. Тонкие, полупрозрачные на свету Массера и Секунды крылья носа порхают, втягивая свежий ночной воздух с улицы, и тот из них, что стоит правее, вздрагивает, когда кладу тёплую ладонь на холодное полуметаллическое плечо. В слепых, подёрнутых мутной плёнкой глазах мимолётным видением появляется высокая сгорбленная фигура, со всех сторон окружённая клубами дыма, производимыми огромными машинами за его спиной. Улыбаюсь и, прижав его к себе, тоже всматриваюсь в даль. В усыпанную звёздами чернильно-чёрную линию горизонта и выплывающие из неё силуэты скальных наездников. — Не волнуйся, Кагренак, победа в конце концов будет за нами.***
В течение недели твоего отсутствия атмосфера во дворце заметно накаляется. Никто не говорит открыто, но всё и без слов яснее ясного. Если уж даже обычно весёлый и легкомысленный Вивек ходит мрачнее тучи, предпочитая музыкальным залам гарнизоны дворцовой стражи. Дагот и вовсе пропадает все дни у себя в оранжерее, словно безумный совершенствуя смертоносные яды. Альмалексия в промежутках государственных дел закрывается со своими лекарями в главном храме Морнхолда, и я, проходя в один из дней мимо, чихая от ударившего в нос резкого запаха жжёных трав, замечаю в приоткрывшемся пространстве врат, что всю церемониальную залу наша королева переоборудовала под склад, сверху донизу наполнив его ящиками с лечебными зельями и свитками благословений. Несмотря на то, что ты поехал восстанавливать пошатнувшийся мир, все твои подданные готовятся к войне. Так-то они доверяют своему королю. Сжимаю в руке свиток с донесением о начавшемся стихийном бедствии в предместьях Стоунфолза и уже знаю, как перехвачу тебя раньше остальных. Уже знаю, как сделаю то, что задумал. Сама природа благоволит мне.***
— Вы уверены? —Корвен, главный егерь, с сомнением смотрит на навьюченного по самые зубы гуара и с ещё большим переводит взгляд на меня. — Можно ведь было послать кого-то… менее высокопоставленного, — очень осторожно подбирает слова, опасливо косится на стражников за моей спиной. — Не знал, что у егерей теперь в обязанности входит обсуждение решений Совета, —холодно чеканю каждое слово, чтобы и повода усомниться не было. На самом деле никто меня не посылал, совет, узнай он, в чём дело, снарядил бы стандартную группу магов, и остаться с тобой наедине достаточное количество времени было бы просто нереально. — Я не… ну что вы, я не обсуждаю, просто волнуюсь… за вас, — выглядит уж больно подозрительно, и золотисто-серая кожа лоснится от пота несмотря на прохладу осеннего утра. Первой мыслью в голове возникает использовать на нём абсолютную антимагию, дабы подтвердить свои подозрения, но время и так слишком поджимает, а этот кимер… кто знает, какую хворь он подхватил, каждый день общаясь с торговцами? — Благодарю за вашу заботу, — холодными пальцами перехватываю его предплечье в том месте, где ткань рубашки тоньше всего, и жить ему после этого остаётся не больше получаса. Зелья, что я выменял у айлейдского алхимика, уже не раз выручали в сложных ситуациях, и в этот раз я в них полностью уверен. Если этот Карвен действительно что-то замышляет, то я избавился от потенциальной проблемы, а если нет, то… Он отправится к своим почитаемым до глупости предкам, а если повезёт, станет одним из них и будет раздавать советы своим неудачливым родственникам.***
Путешествовать с навьюченным гуаром оказывается непривычно и очень неудобно. Один бы я достиг Стоунфолза гораздо быстрее, и уж точно не пришлось бы спасать это безмозглое животное от разбойников, коих на дорогах Ресдайна стало просто непозволительно много. Делаю пометку в голове заняться этим вопросом по возвращении в Морнхолд и плотнее кутаюсь в утеплённую дорожную мантию. Гуар мычит что-то совершенно невнятное и в очередной раз угождает массивной лапой в состоящую из холодной грязи лужу. Беспорядочно барахтается, пытаясь выбраться, и в меня летят увесистые комья грязи. Налипают на ткань, а те, что поменьше, долетают до лица и шеи. Руки сами собой в кулаки сжимаются, приходится всю свою выдержку собрать, чтобы не уничтожить этот кожаный мешок с потрохами, оставив вместо лишь горстку пепла. Последней каплей становится дыра на одной из походных сумок, как назло именно той, в которую я уложил запас трав и зелий, вкупе по цене превышающих стоимость гуара раз этак в десять, если не больше. — Ах ты кусок даэдрического дерьма! В Обливион захотел? — обеими руками хватаюсь за удила и со всех сил тяну на себя. Гуар кое-как выбирается из лужи и, не удержавшись от резкого толчка, заваливается набок. Слышу хруст сминаемого стекла склянок зелий, и с таким же точно хрустом переламывается моё терпение. Понимаю, что убить его не могу, и вместо оружия материализую длинную, увитую шипами плеть. Гуар, едва завидев её, как-то сжимается, но от ударов не уворачивается, только ревёт, и на круглых как блюдца глазах проступают слёзы. Упиваюсь этим до дрожи в пальцах, до безумной улыбки на тонких губах, и в то же время его реакция бесит. Бесит, бесит, бесит! Такое слабое и глупое создание просто не должно существовать. Это противоречит логике и законам эволюции. И за это он получает ещё удар, и ещё, пока перепончатая, цвета пожухлой листвы кожа не покрывается длинными полосованными ранами. Также выглядят кимеры, слепо подчиняющиеся твоей воле, безропотно подставляющиеся под удары, глупое стадо. Горечью на языке оседает осознание того, что совсем ещё недавно и сам был таким же. Особенно сильный удар вспарывает грубую кожу и плоть до кости, и сумки помимо грязи заливает густая тёмная кровь, а сам гуар валится на бок и даже не ревёт, только дышит хрипяще, а влажные глаза закатываются в припадке. На запах тут же слетаются крупные мухи, и я отстраненно наблюдаю, как они своими разбухшими тёмными тельцами пытаются глубже вгрызться в его раны. Позволяю им пиршествовать, пока, уперев руки в колени, не выравниваю дыхание. Пока прохладный ветерок не стирает с моего лица последние капельки крови, и только потом с сожалением разгоняю насекомых и накладываю несколько простейших заживляющих заклятий. Ровно настолько, чтобы он смог двигаться, остальное же просто скину на разбойников. Поначалу, когда я подхожу, гуар болезненно сжимается, ожидая, видимо, нового удара, и хоть я и осознаю, что он не поймёт ни одного моего слова, говорю, параллельно запуская пальцы в тёплую мягкую плоть: — Если ты ещё раз выведешь меня из себя, я позволю этим мухам выжрать твои внутренности, — новый рёв боли заглушает мои слова, и я, цыкнув, рывком достаю пальцы и сращиваю края особенно глубокой раны. На её месте образовывается светлый выпуклый рубец, но гуар по-прежнему лежит, закатив глаза без особых признаков жизни, и я понимаю, что в конечном итоге сам загнал себя в ловушку: ближайшие несколько часов, пока животное не оклемается, отправиться в путь мне не светит. Решаю провести это время с пользой и, расположившись у корней огромного гриба, раскладываю на местами высохшей траве остатки скромных пожитков. Треснувшие склянки зелий, промокшие, пропитанные грязью мешочки трав и помятые свитки заклятий. Почти всё, что должно было помочь пострадавшим в деревне, из-за этого никчёмного куска мяса испорчено. Чувствую, как внутри снова раскалённой лавой начинает разливаться злоба, и, закрыв глаза, откидываюсь на гладкий, кое-где покрытый катышками грибной ствол. В кулаках сжимаю пучки травы и стараюсь дышать ровно, глубоко, как учил когда-то Лорд Ворин. После того, что произошло, когда даэдра уничтожили мой дом, я стараюсь не вдыхать никакие запахи в принципе: до сих пор меня по всюду преследует вонь палёной плоти и испражнений. Но сейчас мне просто необходимо успокоиться. Даже если накроет чёртовым страхом, будет лучше. «Сконцентрируйся на том, что вне. Вне твоего сознания, на том, что вокруг. Представь себя внутри изначальной тьмы. Воссоздай картинку по звукам, запахам, ощущениям на коже. Слейся с бытием, растворившись в нём, и тогда сможешь медленно, не торопясь собрать себя по частицам в единое целое и начать сначала. Пока ты жив — всегда можешь начать сначала, и в этом — главная ценность жизни.» Слова учителя становятся всё тише и постепенно совсем пропадают. Вместо них с лёгким шумом ветерка до меня доходят запахи цветущего вереска и шалкового мускуса, ноздри щекочут споры гриба, растревоженные новым порывом, а перед глазами появляются золотистые, подсвеченные закатным солнцем пылинки пыльцы золотого канета, беспорядочно кружащиеся, словно танцующие духи предков, а длинные, будто старые истлевшие обрывки полотна, облака служат им и сценой, и декорациями. Где-то совсем далеко, на берегу круглого как блюдце озера расположилась пара охотников. Судя по запаху пота и смерти, в этот раз их охота увенчалась успехом. Полностью успокаиваюсь и забываюсь в своём занятии настолько, что в реальность возвращаюсь, лишь почувствовав прикосновение влажного горячего языка к своей ладони. Гуар уже настолько оправился, что смог встать и даже не побоялся подойти к тому, кто совсем недавно его чуть не убил. Задумчиво смотрю в чёрные глаза и не вижу ни единого проблеска понимания, только глупую, выдрессированную в самой его подкорке преданность. Повиновение. Перевожу взгляд на скарб, и он испуганно отстраняется, жалобно мычит, словно умоляя больше его не наказывать. Усмехаюсь и, потрепав его по израненному загривку, встаю, стряхивая последние засохшие комья грязи с мантии. Есть ли смысл на него злиться? Нет. Он рождён для того, чтобы его использовали, как и большинство из нас, так что этим я и займусь безо всяких зазрений совести. Возможно, даже выгоду смогу извлечь. Встаю навстречу ветру лицом и проговариваю заклинание поиска, удовлетворённо киваю сам себе. При хорошем раскладе я успею перехватить тебя за несколько миль до поворота на Морнхолдскую дорогу, и как минимум на день мы останемся наедине. Хватит ли мне сил сделать то, что задумал?***
Выжидая тебя в предполагаемом месте, я даже успеваю подготовить ловушку для силт страйдера, но ты на удивление идёшь пешком. Один, без Аландро. Выглядишь как обычный путник в лёгких хитиновых доспехах и грубом суконном, цвета песка плаще. Мер, не знающий тебя в лицо, никогда не подумал бы, что ты король. Великий Луна-и-Звезда. Хотя есть ли такие здесь, в Ресдайне? Твои статуи стоят в каждом мало-мальски крупном поселении, гобелены с изображением твоего лица висят во всех государственных домах и в гостиных особенно рьяных сторонников. Из всех нас ты ближе всего к богам, но то, каким образом ты достиг величия… Непозволительно. Хотя не удивлюсь, если и сами боги от тебя недалеко ушли. Все вы одинаковые. Все заслуживаете смерти. Полуденное солнце совсем не по-осеннему печёт, не прикрытое даже обрывком облака, и от того мне ещё более странно, что ты закутан, словно по снежным равнинам Скайрима путешествуешь. Когда твоя фигура становится различима и без дальнего зрения, я беру под уздцы заметно поздоровевшего с последнего случая гуара и выхожу навстречу. Иду специально неспешно, откинув капюшон мантии, но ты не замечаешь нашего присутствия, даже почти поравнявшись. — Неревар? Это же ты? — преграждаю тебе путь и изображаю искреннее удивление. Хочу даже по-братски сжать плечо и в итоге едва успеваю увернуться от удара острого длинного лезвия. — Какого дьявола, Неревар? — падаю на землю, и боль от удара волной расходится от копчика по всему позвоночнику, а очки отлетают аккурат под твои ноги. — Что? О, это ты, Сил, — смотришь сверху вниз, будто сквозь меня, и весь мыслительный процесс на лице отражается, когда осознаёшь наконец, что я и правда перед тобой. — О Азура, я же тебя чуть не убил! — подрываешься и чуть железной подошвой сапога не превращаешь мои очки в стеклянно-металлическое месиво. — Обливион меня дери, извини, — неуклюже перехватываешь искусно сделанные дужки и протягиваешь очки мне. Встать, тем не менее, не помогаешь, но я, с другой стороны, и не барышня, поднимаюсь сам и, лишь оказавшись с тобой на одном уровне, понимаю, зачем капюшон: выглядишь ты не лучше упыря. Золотистая кожа нездорового серого оттенка, под глазами залегли тени чуть ли не в пол-лица, губы обветрились и потрескались, а взгляд блуждает как у умалишённого. — Разве ты не на силт страйдере уезжал? — спрашиваю, чтобы начать разговор, и наконец в твоём взгляде проскальзывает удивление вместо пустоты. — Откуда ты знаешь? — прищуриваешься и делаешь шаг навстречу, а я по инерции отступаю. — Увидел в окно, — отмахиваюсь и тяну за выделанные из кожи нетча поводья, чтобы гуар не ушёл слишком далеко. Ты смотришь на гуара, а затем переводишь ещё более непонимающий взгляд на меня. — А что ты вообще здесь делаешь, да ещё и… так, — не можешь подобрать более красноречивое выражение, и твоё вытянувшееся лицо выглядит довольно забавно. — В Краглорне стихией уничтожило половину поселения. Неделю ливень с градом и ветром не прекращался, и жители попросили помощи у столицы. — А почему пошёл ты? Ладно ещё Вивек или Альмалексия… Да даже Ворин, но ты же у нас домосед, так с чего вдруг? — замолкаешь и ждёшь ответа, всё ещё подозрительно оглядывая гуара. А я перекручиваю в голове придуманные легенды и думаю: какая лучше? Какая вызовет меньше всего вопросов и подозрений? — Все слишком заняты. Такое ощущение, что к войне готовятся, — решаю выбрать истину, и ты замираешь, так и не дотронувшись до покрытой свежими шрамами шкуры. — Я решил, что проще и быстрее будет отправиться самому, чем через все эти бюрократические проволочки собирать отряд. Я и запасы свои брал, — киваю в сторону сумок. —Альмалексия храм Азуры превратила в склад и, боюсь, если бы я попросил хоть часть из её драгоценных запасов, она бы меня на лоскуты порвала. — А что с гуаром? — гладишь его по носу и почти любовно соприкасаешься лбом, а меня от этого передёргивает. — Слишком много разбойников на дорогах, а меня, честно признаться, больше волнует то, что везут, а не тот, кто везёт. Ты морщишься и начинаешь рыться в сумках, пока не находишь целебную мазь. Толстым слоем втираешь её в грубую шкуру, и гуар в благодарность пытается облизать твою щёку. Еле сдерживаюсь, чтобы не подскочить и не выхватить драгоценную мазь из твоих рук. Пока ты король, не то что мой скарб, я сам — моя жизнь — тебе принадлежит. — Может, пойдёшь со мной? Управимся быстрее, да и народ будет доволен. Повысить популярность никогда не помешает. Закончив с гуаром, подбираешь с дороги меч и, не обращая внимания на пыль, налипшую на покрытую мазью ладонь, вставляешь в ножны. — Вот уж никогда бы не подумал, что ты политикан, — обтираешь руку о край плаща и задумчиво смотришь на дорогу, туда, где она резко сворачивает на Морнхолд. — Но предложение твоё, пожалуй, приму. Мне не помешает отвлечься и прочистить голову. Распирает от желания спросить, что же такого сказал тебе Думак, но понимаю, что слишком рано ещё. Ты только-только попался в мою паутину, и пока не совью кокон — рисковать не буду. Забираешь у меня поводья и идёшь вперёд, снова капюшон до самого носа натягиваешь. — Я думаю, ты не страшнее встречающихся здесь существ да одичавших ящеров, — не пытаюсь поравняться с тобой, так и иду чуть позади. — Дело не в этом, — ускоряешь шаг. — Просто солнце глаза слепит. Усмехаюсь про себя, глядя на затянутое грозовыми тучами небо. Обманщик из тебя, Неревар, так себе.***
— Это моя вина, — в сотый раз уже повторяешь, и мне приходится сжать руки до побелевших костяшек, чтобы не разбить твоё глупое фанатичное лицо. С самого нашего прибытия в Краглорн ты всё время ходишь и причитаешь, что это всё кара богов. Вместо помощи только ухудшаешь и без того плачевное положение. К тому моменту, как мы прибываем в поселение, ливень уже почти прекращается, но ветер по-прежнему бушует, поднимая вверх обломки полуразрушенных зданий, посадок и прочих мелочей в виде домашней утвари. Большинство горожан спрятались в городской ратуше, которая после такого наплыва стала больше походить на осиное гнездо. Я даже несмотря на ветер ещё от ворот услышал гул, идущий из-за закрытых окон и дверей. На вывернутой местами круглой брусчатке то тут, то там валяется дохлый скот, местные даже не пытаются убрать тела, да и зачем? Это явно не самая большая проблема сейчас, да и диких зверей бояться нечего: в такую непогоду они, как и кимеры, попрятались по своим норам. Двое усталых стражников встречают нас у того, что осталось от ворот, и без особой радости от нашего появления рассказывают, что произошло, проводя по всему поселению, чтобы мы воочию оценили масштабы разрухи. — Это не иначе кара богов, — тот стражник, что постарше, тяжело вздыхает и ещё раз оглядывает то, что раньше было его домом, весь сгорбливается, меньше становится раза в два. — Слишком внезапно. Неожиданно всё. Только накануне того кошмара мы с ребятами вечером тренировались в стрельбе и смотрели, как молоденькие девчушки в лёгких платьях возвращаются с прогулки, а потом… — Небо почернело в несколько мгновений, — подхватывает второй и ёжится. — Ветер поднялся такой, что даже взрослых мужчин кидало из стороны в сторону, что уж и говорить об остальных. Столько раненых, некоторые уже отправились к предкам, — он сжимает руки в кулаки и останавливается посреди бывшей торговой площади. — Наши посевы, наши дома — ничего не осталось. За что боги прогневались на нас? Чем мы заслужили такое? Не удерживаюсь и закатываю глаза, ибо так рассуждать могут разве что низшие расы, такие, как аргониане, живущие в глинобитных, больше похожих на кучи экскрементов дома, но никак не кимеры, высшая раса во всём Нирне. Для стражника моя реакция не остаётся незамеченной, и он срывается на крик, прожигая меня злобным, затравленным взглядом. — Что, вам смешно, безбожник Совета? Думали, мы не узнаем вас, если оденетесь как обычный маг? Эти ваши окуляры, это полуметаллическое тело, как у двемерского механизма, — он брезгливо сплёвывает мне под ноги. — Если из всех именно вас послали нам помочь, значит, боги и правда оставили нас. То, что следует за его словами, происходит слишком молниеносно: блеснувшее в твоих руках лезвие меча, его растерянный вскрик и вставший живым щитом между вами второй стражник. Он блокирует твой удар на удивление умело и отталкивает в сторону. Капюшон, почти полностью скрывающий твоё лицо, спадает, и они оба замирают в немом ужасе. А затем, побросав оружие, валятся на колени и начинают причитать, умоляя о прощении. — Оскорбляя моих советников, моих ближайших соратников, вы оскорбляете меня! – ты снова заносишь для удара меч, и на этот раз они не уворачиваются, только головы в плечи втягивают. — Как вы вообще смеете так говорить?! Если боги и покинули вас, то только из-за вашей собственной глупости и гордыни! — готовишься обрушить на них всю мощь своего гнева, но я успеваю вовремя перехватить тебя за плечи. — Хватит с них уже смертей, Неревар, — притягиваю ближе к себе, почти втискиваю. — Мы все вспылили, подумай, они за эти дни и так уже на пределе. По глазам вижу, что ты всё ещё хочешь расправиться с ними, но не могу позволить крови пролиться прямо сейчас. Как и не могу позволить тебе убить его так просто. — Недаром ты столько лет учился у Ворина, — ты убираешь меч в ножны и отходишь на несколько шагов назад. — Я слышу его в твоих словах. — взмахом руки дашь им знак встать. — Давайте забудем о том, что только что произошло. Мы все устали и погорячились. – поворачиваешься ко мне, и я киваю в знак согласия. — Лучше отведите нас сейчас к вашему старейшине, а заодно и попросите о пересменке. От последнего они явно не в восторге, но всё же перечить своему королю не пытаются, выполняют приказ, то и дело бросая на нас опасливые взгляды. Вдруг решим ударить со спины?***
Старейшина Варис встречает нас не в пример дружелюбнее. Аптекарь, стоящий рядом с ним, с переломанной ногой радостно ковыляет к гуару и с жадностью рассматривает привезённые мной лекарства. — Луна и Звезда! —Варисидёт вперёд раскинув перебинтованные руки в приветственном жесте. —Советник Сил! Как мы рады видеть вас! Когда я посылал гонца в Морнхолд, то даже и представить не мог, что к нам приедут такие высокопоставленные особы. Что-то в интонации его голоса и бегающем туда-сюда взгляде кажется мне подозрительным, но разобраться решаю после того, как отдохну в нормальной постели. На следующий день, отдохнувшие и заметно посвежевшие, мы первым делом приступаем к разбору завалов, и если ты присоединяешься к местным работягам, то я утихомириваю с помощью магии всё ещё бушующий ветер. — Странно это, — сжимаю и разжимаю покрытую тонкой сетью магических нитей ладонь. — Слишком уж легко ветер мне поддался, будто… — Да ладно, Сил, ты просто слишком сильный маг, куда этому ветерку против тебя, — не даёшь договорить, навалившись на меня всем своим потным телом. Сразу становится жарче градусов на тридцать, и мне должно бы быть неприятно, но наоборот хочется прильнуть ещё ближе, полностью подчиниться. Раньше думал, что это оттого, что ты близок мне, почти семья, теперь же понимаю, что всё дело в магии кольца. Ты используешь его силу даже в повседневной жизни, даже в таких простейших вопросах, ты пал даже ниже скумозависимых кимеров, полностью полагаясь на чужую, дарованную тебе силу. — Нас неправильно поймут, — сбрасываю твои руки со своих плеч и отхожу на пару шагов. Замечаю заинтересованные взгляды жителей деревни вокруг. — Неревар, веди себя соответствующе статусу! Ты всё-таки король! Смеёшься, и глаза светятся задором и озорством, словно вчера это не ты весь вечер причитал и занимался самобичеванием. — Определённо ты ученик Ворина! — выставляешь вперёд руки в примирительном жесте, продолжая улыбаться. — Ладно-ладно, я понял, возвращаюсь к работе, — уходишь и продолжаешь разбирать завалы, бывшие когда-то домом алхимика. — Странно, — бормочу себе под нос, рассматривая то, что осталось от внутреннего убранства дома. — Очень странно. Уже хочу позвать одного из рабов, чтобы он просканировал всё более подробно, и только когда он не откликается на зов, вспоминаю, что они остались в Морнхолде. За это время, оказывается, настолько привык к их присутствию, что они буквально стали моей тенью. Это, наверное, нечто схожее с тем, что чувствуешь ты, ощущая холодный обод кольца на пальце? Поднимаю взгляд, но твою фигуру загораживает слепящий свет. Прикрываю глаза рукой и, всмотревшись, замечаю среди разбросанного хлама на земле осколок кристалла, отталкиваясь от которого, лучи солнца разбиваются на сотни лучиков поменьше. Осторожно, стараясь не запачкать полы только что выстиранной мантии, подхожу и выуживаю кристалл из кучи мусора. Вернее, не кристалл даже, а его осколок, острые края которого болезненно впиваются в ладонь. Место пореза тут же начинает нестерпимо жечь, рваные края пульсируют, но кровь не успевает вытекать из раны — осколок втягивает её в себя и, кажется, даже высасывает её из меня, потихоньку увеличиваясь при этом в размерах. Наращивая обратно свою утерянную часть. — Это же… — Что такое, советник? Вы что-то нашли? — старейшина незаметно подкрадывается ко мне сзади и слишком уж навязчиво пытается высмотреть находку. — Нет, ничего, — сжимаю ладонь, игнорируя ставшую сильнее в несколько раз боль и неопределённо передёргиваю плечами… — Показалось, но это всего лишь мусор. Его здесь много. — Тут вы правы, — брезгливо отряхивает от пыли мыски начищенных сапог. — Может, лучше присоединитесь ко мне? — Нет, спасибо. Я не слишком силён в храмовых ритуалах, — ухожу, но боковым зрением слежу за тем, как меняется выражение его лица. Ещё больше убеждаюсь в том, что нужно проверить свою догадку, хотя она и кажется невозможной. Чтобы найти самое высокое место в деревне, не привлекая при этом слишком уж пристального внимания местных, приходится прибегнуть к твоей помощи. — О, Сил, ты просто волшебник! —с благодарностью забираешь у меня из рук сосуд с ледяной водой. — И как только узнал, что я умираю от жажды? — Ты вещаешь об этом так громко, что не услышать трудно, — морщусь, а ты улыбаешься ещё шире, одним глотком осушая добрую половину кувшина. Мы оба прекрасно понимаем, что ты тоже что-то заподозрил, иначе принял бы один из тех десятков кувшинов, что принесли тебе до меня. Наклоняюсь ниже и, стянув с жёстких тёмных волос разболтавшуюся резинку, собираю хвост заново, и, пользуясь близостью, шепчу так, чтобы никто больше не услышал: — Отвлеки старейшину, аптекаря и вон тех бугаёв, что ошиваются вокруг меня, —кивком головы указываю, и получается что щекой по твоей проезжаюсь. Отросшая порядком щетина неприятно колется, но по телу вопреки разуму проходит ток. Жалею, что не выйдет занавесить пылающее лицо волосами, проклинаю Лорда Ворина, приучившего меня собирать волосы на затылке, чтобы не мешались. — И как ты предлагаешь мне это сделать, а, Сил? Знаешь, как действуешь на меня, как действуешь на всех, и лопатками вжимаешься в мою грудь. Играешься, как хищник с жертвой, и, видимо, в этом твоя сила: мне НРАВИТСЯ чувство твоего превосходства надо мной. Абсолютно иррационально и недопустимо. — Ты же Луна-и-Звезда, — собираюсь кое-как, но голос всё равно дрожит. —Придумаешь что-нибудь. Разворачиваюсь и на негнущихся ногах ухожу, спиной чувствуя обращённую ко мне улыбку. Кристалл в руке пульсирует, впитывая не только кровь, но и чувства. Перетягивает в себя по крупице душу. Ты принял вызов, а значит, у меня есть немного времени. Осторожно под покровом заклятия невидимости пробираюсь в бывшую таверну, проскакиваю мимо темнокожего трактирщика и надеюсь только, что тот за уборкой своей драгоценной барной стойки не заметил глухого хлопка и взметнувшегося в воздух зелёного иллюзорного дыма. Скрип рассохшихся деревянных ступенек сводит на нет все мои старания, и хорошо, что на верхних этажах пусто. Пусто за исключением жирного, с половину моей руки злокрыса, по-хозяйски расхаживающего меж незапертых комнат. Когти его противно скребут половицы при каждом шаге, а перепончатый хвост ходит из стороны в сторону, на кончике его блестит под тусклым светом закопчённых масляных ламп украшение. Для меня не секрет, что некоторые кимеры заводят себе «экзотических» домашних питомцев, но это… Злокрыс тем временем замечает меня и, заинтересовавшись подходит вплотную, пытаясь понять, что я такое. Не видит, но чувствует. Отхожу на шаг назад и на два влево чтобы сбить его с толку, но экземпляр мне попадается настырный, и в конце концов я понимаю, что до крыши смогу добраться, только избавившись от него. Не скажу, что мне хоть сколько-нибудь жалко это мерзкое создание, но оставлять свои магические следы здесь, внутри… Цыкаю и достаю из-за пояса небольшой, айлейдской работы кинжал, подаренный мне пару лет назад Вивеком. Помню, ты тогда рассмеялся и сказал что кому-кому, а мне этот подарок точно не пригодится. Как оказалось, ты был неправ. Перебарываю скручивающую внутренности неприязнь и перехватываю злокрыса за жирное, покрытое жёсткими волосками брюхо. Реакция у него оказывается развита куда хуже любопытства, и ёрзать в попытках оцарапать или укусить он начинает, только когда лезвие вспарывает вонючую и наверняка заразную плоть. Тёмная кровь крупными каплями брызжет на мантию, а сам злокрыс так истошно пищит, что приходится свободной рукой придавить усатую морду к полу. С содроганием ощущаю, как по ладони размазывается кровавая пена вперемешку с отрыгнутыми остатками пищи. Проклинаю треклятых животных, проклинаю жителей деревни и тебя до кучи. Слишком много за последнее время неприятностей с живностью сваливается на мою голову. Вытираю руки об обрывок постельного покрывала и с помощью припрятанных за пазуху отмычек взламываю замок на крышу, которая по форме оказывается беседкой наподобие тех, что на своих башнях строят маги. На круглом каменном полу пусто, но при ближайшем рассмотрении видны затёртые следы волшебных печатей, и точно такими же покрыт остроконечный купол крыши. Ступаю осторожно, только убедившись в том, что передо мной не иллюзия: снаружи таверна выглядит двухэтажной, и никаких надстроек на крыше не видно. Едва дотрагиваюсь до остатков надписей на полу, как по телу проходит ток, сушит во рту предчувствие того, что уже было. Было не раз и не два. Повинуясь инстинкту, иду вперёд, поворачиваюсь, закрыв глаза, а когда открываю, понимаю, что нахожусь аккурат напротив разрушенного дома алхимика. Снова закрываю глаза, сосредотачиваюсь, и получается проследить остатки магических потоков, идущих от одного здания к другому; тончайший узор, паутиной окутывающий всё поселение и сосредотачивающийся в одном месте. Как бывает, если катаклизм вызван магическими манипуляциями, но никак не естественными причинами. Остаточное заклятие реагирует на моё присутствие, и буря возвращается с новой силой. Это не укрывается от старейшины и алхимика, а когда я подрываюсь, чтобы незамеченным убраться из беседки, дверь оказывается заперта изнутри. Разбить заклятие для меня не составило бы никакого труда, но… исчезнуть ведь ещё проще, верно? Оставив след, чтобы меня нашёл и ты, и они. Если я прав, то разобраться со всем лучше как можно дальше от ни в чём не повинных жителей. Хотя, таких ли уж неповинных? Переношусь аккурат за городские ворота и лихорадочно соображаю, где можно укрыться, а заодно и подготовить ловушку. Вроде бы по пути мы проходили мимо укрытой от посторонних глаз огромными листами папоротника пещеры. И маны мне как раз должно хватить на ещё одно быстрое перемещение и устранение этих троих. Быстрым шёпотом проверяю на изъеденной временем и сыростью двери запирающие заклятия и, убедившись, что ничего такого на ней нет, захожу в сырой полумрак пещеры. Пространство внутри давно заброшено даже бандитами, нет ни факелов, ни кострища; освещение идёт только от разросшихся небольшими семейками светящихся грибов. Спотыкаюсь о проржавевшую ось давно сгнившей бочки и, чтобы не упасть, упираюсь руками в холодную склизкую стену. Отзвук удара эхом отдаётся от стен и потолка, разбавляющие редкие падающие сверху капли. Накрывает омерзением, и в то же время инстинкт самосохранения бьёт тревогу: слишком уж здесь тихо. Даже если нет ни бандитов, ни беглых каторжников, то хоть какое-то зверьё должно быть. Но в пещере тише, чем в родовом склепе, и воздух помимо сырости и затхлости наполнен напряжением. Ожиданием. Внезапная вспышка огненного шара на мгновение ослепляет, и я едва успеваю выставить магический щит: ниспадающие на лицо пряди волос опаляет оранжевое пламя. — Вот вроде и один из великих советников, а так легко попался, — алхимик, имени которого я так и не запомнил, щёлкает пальцами, и я оказываюсь внутри начертанной на полу магической печати. Его лицо сияет самодовольством в отличие от угрюмого напряжённого Вариса, стоящего рядом. — И зачем вы меня ловили? — вопросительно выгибаю бровь и решаю сделать вид, что не могу выбраться. Выудить нужную мне информацию будет куда проще, если они будут думать, что жертва здесь я. — Он убил Сарса! Давайте просто прикончим его! — из тени выходит хозяин трактира, а в руках его блестит лезвие мясницкого тесака. — Да за убийство твоей мерзкой крысы его отблагодарить нужно, — алхимик передёргивает плечами и встаёт в защитную стойку, блокируя выпад трактирщика. — Хватит вам! — подаёт наконец голос Варис и подходит ближе ко мне. — Зачем на самом деле вы приехали, отвечай! Не для того же, чтобы помочь нам? — А зачем вы убили уважаемых кимеров и нарядились в их личины? — спрашиваю в лоб, и тот, что на самом деле только притворяется Варисом, замирает. — Я в ловушку, может, и попался, но в состоянии отличить даэдрическое отродье от себе подобного. — Умный мальчишка, — алхимик и трактирщик одновременно сбрасывают с себя маски и становятся теми, кто они есть на самом деле: мазкен, судя по одеяниям, служащими богу разврата и тёмных наслаждений Сангвину. — Твои друзья оказались не такими умными, поверили, что мы айлейдские маги, способные помочь им сделать из этого гадюшника столицу. — Я был в вашей «столице», — голос у второго на самом деле оказывается шипящим как у змеи. — Она лучше, чем это, хотя смертные и там, и тут одинаковые на вкус, — скалится, обнажая ряд острых клыков. — Закончим с тобой и устроим настоящий пир из тех, что остались. — Не так быстро! — главный из них преграждает путь ко мне остальным. — Его оставим напоследок. Жрать такую падаль ниже нашего уровня, а вот поиграться с ним, прямо как он делал с нами, будет приятно. — Вот уж не подумал бы, что выродки вроде вас могут мстить друг за друга, — усмехаюсь и позволяю первому лезвию-дротику рассечь скулу. Их ноздри раздуваются, а в глазах появляется голод, стоит только учуять запах моей крови. — Неужели это всё? Просто решили устроить вечеринку с поеданием смертных и природным катаклизмом? Не боитесь, что ваш хозяин вам своим цветочком по башке настучит? Пещеру заполняет оглушительный хохот. — А с чего ты взял, смертный, что это не задумка нашего повелителя? — так выделяет слово «смертный», будто показывает, что мы для них не более чем скот. Захотят, так можно и на убой! — Сангвин любит хорошие вечеринки! А с такими почётными гостями как вы он, вполне возможно, и сам явится. Поднимаю брови и наблюдаю за тем, как они расходятся и становятся по краям «сковывающей» меня печати. Те, что расположились по обеим сторонами от меня, опускаются на колени, а третий заходит мне за спину. Из глубины, казалось бы, маленькой пещеры нарастая, словно снежная лавина, начинает раздаваться звук барабанов. Отталкивается от стен и потолка и прицельными ударами по барабанным перепонкам бьёт, сквозь тонкие перегородки внутрь проникает и сливается с сердцебиением, управляя им, как кукольник марионеткой. Чувство пространства и реальности теряется, водой сквозь пальцы утекает, когда пытаюсь ухватить. Вокруг, сразу со всех сторон слышится ядовитый смех, разжигает огонь под кожей. Зрение становится всё хуже, с каждым их шёпотком размытее, и пляшущие в магическом свете печати тени становятся более реальными, чем собственные руки в каких-то нескольких миллиметрах от глаз. Похоже, я слишком увлёкся, изображая из себя жертву, и теперь на самом деле рискую ей стать. Мазкен уже начали плести свой заклятие, решив использовать меня в качестве подношения Сангвину. А двинуть хотя бы пальцем неожиданно невозможно. — А вы умелые н’вахи, — шиплю, еле шевеля онемевшими губами. Понимаю, что нужно спешить, пока не отключился ещё и мозг, иначе мне точно конец. Окажусь как пронзённый жалом паука муравей, плотно окутанный смертельной паутиной. Самодовольный голос одного из них — уже просто не могу разобрать, которого именно — нараспев читающий заклятие призыва, вдруг обрывается омерзительными булькающими звуками, и два других моментально подрываются со своих мест. До меня долетает гниловатый запах даэдрической крови, а следующее, что я чувствую — тяжесть навалившегося на меня сзади тела. Медленно, но разрушаю заклятие, и чем слабее становится его действие, тем явственнее ощущаю, как вязкая, отвратительно воняющая кровь пропитывает мантию. Подвижность возвращается мучительно медленно, и мне остаётся только терпеть и пытаться высмотреть в темноте, кто выпустил ещё два метательных ножа в сидящих по обеим сторонам от меня мазкен. Смазанных ядом ножа, судя по тому, как резко и быстро почернели края ран. — Грот’хен, грязная тварь, что ты творишь?! — тот, что притворялся аптекарем, пытается встать, костлявой рукой схватившись за шею. — Да уж, выгляжу я и правда паршиво, — четвёртый мазкен, которого я раньше не заметил, выходит из тьмы пещеры и, разминая плечи, оглядывает себя. — И как вы только ходите в этом? — брезгливо дотрагивается до сделанного из тонкой, тускло поблёскивающей ткани распахнутого и слишком уж короткого жилета, проводит рукой по засаленным до корки, собранным в низкий хвост волосам и капризно морщится. — Кончай придуриваться! – трактирщик пытается ответным броском запустить нож в Грот’хена, но тот с лёгкостью уворачивается и только шире скалится. — Где второй смертный, за которым мы тебя посылали? Налакался суджаммы, и мозги разжижились? Второй… щурюсь в полумраке, приглядываюсь и узнаю даже не по росту, фигуре или голосу, а по глазам, пускай и изменившим цвет, но всё ещё твоим. Послать за Луной-и-Звездой одного единственного мазкен? Если мозги у кого и разжижены, то это у них. — Ну, — ты лукаво улыбаешься и даже подмигиваешь мне, — в каком-то смысле он… то есть я, выполнил всё необходимое. — Что ты… — аптекарь, всё это время не прекращающий попытки встать, валится на бок и заходится в конвульсивном припадке. Я наконец разрываю путы сковывающего меня заклятия и сбрасываю с себя тушу Вариса, который, захлёбываясь в предсмертном хрипе, пытается предупредить остальных: — Не Грот’хен… убейте… Больше сказать не успевает ничего — тем же кинжалом, которым вскрыл брюхо злокрысу, продолжаю в обе стороны рану от твоего ножа, и его голова держится на одной только хребтине, и вдобавок к спине его кровью пропитываются ещё и руки. — Ну погоди же, Сил, куда ты торопишься, — делаешь несколько шагов ко мне и не даёшь прикончить также остальных мазкен. – Я выяснил ещё не всё, что хотел, — поворачиваешься к аптекарю и, перехватив его за подбородок, притягиваешь перекошенную морду почти вплотную. — Допустим, вы смогли убить наших достопочтимых кимеров, но как справились с сумраками? Мазкен сначала просто непонимающе пялится на тебя, а потом заходится в визгливом смехе, покрывая твоё лицо смешанной с кровью слюной. — Ты думаешь, их кто-то защищал? Правда веришь, что если лижешь пятки Азуре, то она будет твоим личным стражем? — захлёбывается, когда ты с силой встряхиваешь его, ухватив за грудки, но даже тогда не перестаёт смеяться. — Знаешь, «великий смертный», когда вернусь из Обливиона к своему господину, мы устроим знатный пир в честь твоей глупости. Продолжает заливаться, даже когда раздаётся красноречивый хруст плечевых суставов, — в тебе такая силища, что даже оружия не требуется, — виснет на твоих руках и ещё чуть-чуть — точно отправится в Обливион. — Отпусти его, — перехватываю тебя за предплечья и одним резким рывком вывожу из печати нас обоих, мазкен же при этом наоборот оказываются внутри. — Переродиться для них непозволительная роскошь, — криво усмехаюсь и с истинным наслаждением замечаю зарождающийся в глубине их глаз страх. И даже то что ты станешь свидетелем моего тайного ритуала, сейчас не останавливает: слишком уж много эти мазкен мне задолжали за последние сутки. Заученными движениями изменяю очертания печати, и в смертельной ловушке оказываются уже они. На протяжении всего процесса ты молчишь, не пытаешься остановить, только следишь внимательно за всеми моими действиями и их страданиями да требуешь по окончании показать тебе кристаллы их средоточий. — И давно ты занимаешься… этим?— переводишь взгляд с кристалла на меня и в даэдрической личине выглядишь слишком уж похожим на них. — Может, снимешь с себя уже эту гадость? — морщусь, а ты подходишь вплотную и один из кристаллов в пыль крошишь, покрываю ею мыски моих сапог. — Я. Задал. Тебе. Вопрос, — чеканишь, буквально нависая надо мной. Так близко, что вижу стыки фальшивой оболочки на висках. — Давно. — А Дагот?.. — Ну, естественно, знает, — с каким-то извращённым удовольствием разрушаю надежду, затаившуюся в глубине твоих глаз. Да, Неревар, даже самые близкие могут предавать. Каково тебе почувствовать себя на месте каждого из тех, кто тебе служит? Кого ты в своём лицемерии называешь не просто Советниками, но семьёй? — И, естественно, он запретил мне этим заниматься под страхом твоего изгнания, – решаю, пусть и неохотно, разрядить обстановку, чтобы ты прямо так, в личине мазкен, не бросился в Морнхолд разбираться со своим любовником. — Похоже, тебя это не слишком напугало, — желваки на идеально вытесанном лице дёргаются, ты явно с трудом сдерживаешься и, утерев ладонь с кристаллической пылью о кожаные бриджи, сбрасываешь наконец эту отвратительную личину. — И что будем делать? — Найдём тела, обличим жителей, — пожимаю плечами и содрогаюсь от ощущения прилипшей к коже ткани. — Раскроем им их же коварный план, сделаем вид, что верим в «искреннее» удивление и раскаяние, и, конечно, простим их. Ты простишь. Смотришь долго, взглядом буравишь и, в конце концов коротко кивнув, уходишь.***
Понимаю, что время пришло, когда после разоблачения городской верхушки местные тебя чуть ли не на руках носят и за погребальным обрядом настоящих старосты, аптекаря и трактирщика начинается не поминальный вечер, а праздник в честь короля. — А ты неплохо выглядишь, — подкалываешь и, подняв грубо стёсанную кружку, делаешь большой глоток местной настойки. — О да, просто восхитительно. Я похож на твоего пажа, — принимаю от подошедшей официантки такую же кружку и делаю маленький глоток на пробу. Слишком приторная на мой вкус и вяжет рот, но со сладким рисовым пирогом выходит даже неплохо. Только вот разговор не начать никак. Кружку из ладони в ладонь, моментально леденеющие дорожки пота по вискам и мечущийся туда-сюда меж тенями от сидящих у огромного костра кимеров взгляд. Как-будто на стену натыкаюсь, стоит только рот открыть. Бросаю взгляд на перстень, и то ли это уже паранойя, то ли действительно луна на фоне оранжевых языков пламени душит оковами и на колени перед собой безвольным рабом ставит. Только сейчас в полной мере осознаю, насколько сильно ты влияешь на меня. На всех нас. Я хочу всего лишь поговорить, но тело ломает будто в тисках у орка. — Если бы мы не подоспели вовремя, они бы устроили здесь такую же кровавую баню, как у меня дома… — стискиваю в руках кружку сильнее, но издалека начать разговор определённо легче. Представить, как бы оно было, получается с пугающей лёгкостью. В мальчишке, пробегающем мимо нас, явно младше, чем был я, слишком явственно вижу себя. — К чему ты клонишь? — криво усмехаешься мнущейся у столов молоденькой кимерке, и та так и не решается подойти. — Она бы не защитила их. Той, которую ты зовёшь матерью, на самом деле плевать на нас. Твоя слепая вера делает только хуже. Кимеры следуют за тобой, и выходит так… как вышло здесь. — Чего ты от меня хочешь? — вскакиваешь, не обращая внимания на опрокинутые кружки и пролитую на штаны настойку. — Чтобы я прилюдно отказался от своей веры в Азуру? В ту, которая надела корону мне на голову? — хватаешь за грудки и, встряхнув, поднимаешь на свой уровень. — Да. Именно этого и хочу, — смотрю сквозь съехавшие стёкла очков, и твоё лицо наполовину размыто, не разобрать взгляд. Разжимаешь руки слишком резко, мешком валюсь обратно на подушки. — Вокруг меня одни безумцы, — обхватываешь ладонями голову и вмиг снова становишься таким, каким я тебя встретил накануне: серым, осунувшимся, с бесконечной усталостью во взгляде. — Безумец из всех только один: Кагренак с его желанием создать управляемого бога. Ты замираешь, очень медленно нависаешь надо мной и даже не говоришь — рычишь: — Ну-ка повтори, что ты только что сказал? Твоя глупость раздражает. Недальновидность в отношении тех, кто тебе служит, неспособность использовать наши сильные стороны себе во благо. Ты настолько привык подчинять, что разучился даже думать самостоятельно. — Ты не можешь не знать про мои… довольно тесные связи с двемерами. Не просто же ради книжек я так старался всё это время, — вздыхаю, глядя на твои сжатые кулаки, и понимаю, что объяснять придётся как малому дитя. —Кагренак рассказал мне про то, что нашёл «сердце бога» в недрах Красной Горы, и собрался с его помощью создать собственного управляемого бога Нумидиума и поставить весь Нирн на колени. Не знаю, собирался ли он рассказать об этом Думаку и как скоро, но ты должен понимать, что, если тот будет против, то Кагренак найдёт способ его убрать. — И с чего Кагренаку рассказывать тебе о своих планах? — говоришь вкрадчиво, смотришь, не отрываясь, прямо в глаза, а у меня мурашки по коже. Будто в холодную воду зашёл не самым тёплым ветреным днём. Понимаю, что это магия кольца, но на уровне рефлексов хочется плюнуть на всё и довериться тебе. Не могу соврать, не могу, не могу, не могу! — Потому что предложил мне предать тебя, — язык во рту еле ворочается, пот градом стекает с озябшего тела, напитывает сменную рубаху. От биения сердца перепонки вот-вот лопнут. — И что же ты ответил?.. — ещё более вкрадчиво, почти шёпотом. Почти вжав меня в служащий спинкой ствол дерева. — Согласился, — говорю и тут же укрываю нас с тобой покровом невидимости, чтобы твоя вспыльчивость не привлекла к нам слишком много внимания местных. Дыхание перехватывает от сжавшихся на моём горле пальцев. — Согласился предать тебя, чтобы на самом деле предать его, — хватка всё крепче, и к концу фразы перехожу на хрип. — Если ты меня отпустишь, я всё объясню. Выходит слишком неуверенно, но алый твоих глаз топит всё, что остаётся от воли после воздействия магии кольца. Приходится до крови закусить щёку изнутри, чтобы хоть как-то прийти в себя. Вижу, что колеблешься, вижу сомнение, плещущееся в глубине алых глаз, но… раньше обманулся бы, что ты доверяешь мне, теперь же знаю, что всё дело в силе кольца. В твоей безоговорочной вере в неё. — Я внимательно слушаю, — цедишь сквозь зубы и очень нехотя, словно свело руки, ослабляешь хватку, но не отходишь, так и нависаешь, опаляя и без того горящую кожу своим дыханием. — Я хочу предложить тебе отказаться от веры в своенравных и непредсказуемых даэдра, которые, как ты видишь, — окидываю руками то, что осталось от городской площади, — творят с нами всё, что хотят. Хотят, нарушают обещания, а хотят, лакомятся нами, как специально выращенным деликатесом. — Ты безумец не лучше Кагренака, если всерьёз предлагаешь мне отвернуться от богини, которую весь наш народ, да и я сам считаем матерью. Благодаря которой я стал королём и объединил народы Велоти. — Ты стал королём благодаря собственным заслугам. Благодаря двемерам, что выковали кольцо, и советникам, зачаровавшим его и помогающим тебе во всём. Азура лишь благословила его и выставила тебя перед всеми своим помазанником, и сделала она это, поверь, лишь для собственной выгоды. Когда бы ещё она официально встала во главе пантеона целого народа. Самого великого из всех. Распалаяюсь, как костёр озаряющий ночной город, потому что и правда всем сердцем верю в это. Потому что хочу, чтобы и ты тоже поверил. — Мне отнять у кимеров веру и вместе с этим потерять корону? Это глупо, Сил, а я всегда считал тебя умным. Твоя ненависть к даэдра ослепила тебя, — качаешь головой и уже собираешься уйти, показать ищущим нас горожанам, где находишься, но я преграждаю путь раньше. — В пекло этих даэдра! Я ещё не закончил, — руки в стороны распахиваю и усиливаю непроницаемость купола вокруг нас, делая его видимым. — Ты не просто отнимешь у кимеров их веру. Ты подаришь им новую. В себя. Только представь, сколького можно будет достичь, обладая такой силой. Услышав последнее, прищуриваешься и садишься обратно на расшитые золотыми нитями подушки и даёшь мне знак продолжать. — Война с двемерами неизбежна, ты должен это понимать. Либо Думак примет сторону Кагренака, либо будет уничтожен. И в том, и в другом случае мира нам не видать. Но вот победу, особенно захватив сердце, обернуть в свою сторону можно. С его помощью ты станешь не просто Нереваром Луной-и-Звездой, королём кимеров. С сердцем Лорхана ты станешь нашим Богом, — умолкаю, давая тебе время переварить услышанное, представить себя в новой роли. — Как?.. — только это произносишь хрипло, и по изменившемуся взгляду понимаю, что ты заглотил наживку. — Скажем так, Кагренак рассказал мне не только о планах, но и о способах извлечения силы из сердца. Не подробно, разумеется, но захватив его мастерскую, я уверен, что разберусь в мелочах, успех гарантирован. Ты уже стал королём, и трон достался тебе отнюдь не по праву рождения, ты сам выковал его для себя. И если уж выбирать, какому богу поклоняться, то я выберу тебя, — твоё сомнение почти осязаемо, и я продолжаю с ещё большим напором. — Подумай, Неревар, подумай, зачем она тебе? Тебе нравится жить, не зная, как твоя богиня поступит в следующий раз? Сколько ещё кимеров должно погибнуть по их вине? А ведь твои подданные считают, что ты обеспечиваешь им защиту. Так выполни же своё обещание! Стань настоящим родителем для своего народа! В этот момент словно сама природа помогает мне: ночное небо затягивает тучами, скрывая Массера и Секунду, а пламя костра наоборот разгорается сильнее, поджигая алый твоих глаз, разжигая азарт. — Что насчёт остальных? — встаёшь и начинаешь мерить шагами пространство внутри купола, как всегда делаешь, приняв важное решение. — Об этом я ещё никому кроме тебя не говорил, но неужели ты думаешь, что кто-то из них способен пойти против тебя? Альмалексия с виду, конечно, набожная, но перспектива стать женой бога сотрёт эту её маску на раз. Вивеку на самом деле не так важно, кому возносить хвалебные оды, а уж быть придворным бардом у живого бога и в летах сохранять его деяния… от такого заманчивого предложения он не сможет отказаться. Любовь к тебе и тщеславие не дадут. Аландро, сколько я себя помню, был твоей тенью, а Лорд Ворин… кого-то более преданного тебе и представить сложно. Он, конечно, поначалу не согласится, но, в конце концов, никогда не пойдёт против. Просто не способен на это. — А ты? — спрашиваешь, прищурившись, сложив руки на груди, неосознанно защищаясь. Что, неужели не веришь? Засомневался в собственном могуществе? — Было бы исключительно странно, не поддержи я тебя, когда сам же это и предложил. Единственное, — мнусь, поправляя съехавшие на кончик носа очки, — я бы хотел получить твоё разрешение на исследование сердца после того, как мы одержим победу. Ты молчишь. Ожидание становится осязаемым, протянешь руку — и ухватишь вспотевшей от волнения ладонью. Всё или ничего. Твоё тихое «Действуй» поначалу кажется слуховой галлюцинацией, но следующее за ним похлопывание горячей руки по плечу доказывает, что правда. Ты согласился. Я только что сделал первый шаг на пути создания собственного управляемого бога. Я, Сота Сил, вознесу тебя на вершину и уничтожу, сбросив с самого её края. И тогда наконец стану свободен.