Ужас Подземелий
Над нашим домом целый год мела метель, И дом по крышу замело. А мне сказали, что за тридевять земель В домах и сухо, и тепло. А.В. Макаревич
— Завтра мне надо будет уйти, — говорю я напрямик одним хмурым весенним утром. Мы сидим в гостиной. Профессор, морщась, просматривает главу про Нагайну, я нервно листаю научный том по трансфигурации, ожидая, пока он внесёт свои коррективы. Наконец, и этот ужас дописан — мрачные месяцы его директорства в Хогвартсе, последние распоряжения профессора Дамблдора, последние безумства Волдеморта и последние битвы. — Уходите, — не моргнув глазом, отвечает мой профессор и мгновенно становится совершенно спокойным. — Укус змеи — отличный финал истории. Сами вы змея. А я и без того проревела всю ночь — как вспомню, что с ним тогда было... Не реветь! — Я вернусь тем же вечером, — произношу я напряжённо. Я знаю, что это нарушение нашего неписаного договора, и у профессора свои необъяснимые принципы, но не вижу другого выхода. У меня что, не должно быть обязательств перед кем-то ещё? Неужели он до сих пор боится, что я проболтаюсь? После всего, что между нами было? Ну хорошо, после того, как выяснилось, что между нами может что-то быть. Между нами может что-то быть? Он молчит. — Мне что, не возвращаться? Опять молчит. Отлично. Просто прекрасно! Я не уверена, что дальнейшие объяснения улучшат ситуацию — скорее ухудшат! — но, тем не менее, объясняю: — Это свадьба моих друзей. Я не могу не пойти. Слово «свадьба» ожидаемо не производит на него ни малейшего впечатления. Я даже не решаюсь прибавить, что друзья — это Гарри Поттер и Джинни Уизли. Совы сюда не долетают, но за числами я слежу. И я ещё сто лет назад пообещала Джинни, что буду подружкой невесты. Я и так пропустила всю подготовку... Он молчит, продолжая что-то помечать на полях. Конечно, небо не упадёт на землю, если я и завтрашний день просижу на чердаке, но кое-кто мог бы привести для этого стоящий довод. А он молчит. — В общем, я вернусь до полуночи, — говорю я хмуро. — Мы даже успеем поработать. — Смотрите, не превратитесь в тыкву, — заботливо отзывается профессор. Я раздражённо захлопываю книгу и отвечаю в тон ему: — Надеюсь, к тому времени вы не будете лежать при смерти от тоски и отчаянья. Я прошу всего один день, а не неделю! Он вздрагивает, но произносит ещё невозмутимей: — Не тревожьтесь, я найду себе дело. Почитаю. Сварю что-нибудь ядовитое. Полетаю по чердаку на метле. Ступайте, Белль, ступайте. Что-то мне подсказывает, что он намекает не на мою красоту. — Вы ни о чём не хотите мне рассказать? Сэр? — спрашиваю я, теряя терпение. — Вроде того, что я — принц? — уточняет он коварно. — Завтра и расскажу. — Что вы — Принц? — я не могу понять: если он, как утверждает, привязался ко мне, зачем эта издевательская игра в слова? — Нет, об этом было в первой главе, — отвечает он, скатывая свиток пергамента. — А завтра мы напишем последнюю. У меня обрывается сердце. Последнюю? Как, уже?! И... что же потом? — И что потом? — вырывается у меня. Его глаза вспыхивают на бледном лице. — Потом и поговорим об этом, — произносит он резко. — Отправляйтесь веселиться и ни о чём не думайте. Встаёт и уходит. И опять запирается у себя. И ничего больше не диктует. О боже, боже, боже, дай мне силы! Как с ним всё-таки трудно! Вот я-то что к нему привязалась? Надо на самом деле уйти и не оборачиваться. И вернуться к Рону. И перестать гоняться за привидениями. Но сердце ёкает. И ёкает. И ёкает, и теперь я понимаю, про что говорил Гарри. И это единственное, что я пока понимаю. Ладно, доживём до завтра.* * *
Назавтра он ведёт себя ещё страннее, но я уже ничему не удивляюсь. С утра я стараюсь не вспоминать о ссоре, тем более что не уверена, была ли ссора. С ним ничего нельзя знать наверняка. Он выносит мне мозг, этот загадочный и сумрачный человек. Я знаю о нём очень много, даже слишком, и одновременно ничего не знаю. Не знаю, например, что он сейчас делает и что думает, и не могу не мучиться от этого. Наверное, я всё же люблю его. А он меня, интересно? Он всерьёз вознамерился испортить мне праздник? Так и не покажется? И не пустит обратно в дом? Всё равно уйду! Да кто бы вынес такое отношение?! Меня, непонятно почему, мучает совесть. Стараясь её успокоить, я с особой тщательностью создаю себе платье, сумочку и прочие мелочи. Не шью, разумеется, а трансфигурирую из подручных средств. Я теперь так навострилась в трансфигурации, что никакие феи не нужны. Могу и в тыкву превратить. Что-нибудь. Или кого-нибудь. Неужели он так и не зайдёт? Разместив между нарисованных на стене веток чернильницу, которая в данном случае заменяет зеркало, я механически подбираю цвет платья — розовый-сиреневый-голубой-зелёный... Да какая разница?! Раздражённо обуваю туфли и спускаюсь в гостиную. Профессор лежит на диване и читает, как обещал. При моём появлении даже не поднимает глаз. — И как вы живёте с таким характером?! — восклицаю я. — Вам никто не предлагал его поменять? Он серьёзно задумывается и качает головой: — Никогда. А судя по его мемуарам, по сто раз на дню. — Но это же глупо! — говорю я с досадой. — Глупо так злиться из-за того, что я иду на свадьбу. Ну хотите, вместе пойдём? Идея осеняет меня совершенно внезапно, я даже не успеваю подумать, как к этому отнесётся Гарри. Да и все остальные. Но с другой стороны, я ведь имею право прийти с... с... профессором Снейпом? Или как мне его представить? Не хочет ли он что-нибудь подсказать? На секунду меня посещает надежда, что он согласится, но этого, конечно, не происходит. — Увольте, — отвечает профессор, возвращаясь к книге. — Но вас я не держу. — Нет, держите! Тем, что не желаете на меня смотреть! — я топаю ногой, забывая, что уже на каблуках, и хватаюсь за столик, чтобы сохранить равновесие. — Теперь ясно, почему у вас даже эльфы не приживаются! — А я и забыл, что вы — родоначальница движения за свободу эльфов! — бормочет он, переворачивая страницу. — Откройте секрет, как вам удалось взбаламутить даже таких спокойных и трудолюбивых созданий? — Я им вязала шапочки, — отвечаю. Теперь мне кажется, что он вот-вот улыбнётся, но вновь только кажется. Он лишь усмехается, глядя на меня. Но хотя бы воздерживается от комментария. Так вот оно — настоящее чувство! — Эльфы теперь свободные граждане, — заявляю я гордо. — И я, кстати, тоже. И не надо так на меня смотреть. Дай вам волю, вы меня в подвале запрёте! Мне неожиданно приходит в голову, что я до сих пор не знаю, есть ли тут подвал. И зачем я так сказала? Это, наверное, уже слишком. Я прямо вижу, как в глазах профессора пробуждаются черти. Он вдруг вскакивает, отбрасывая книгу — так резко, что я подпрыгиваю на месте. Вскакивает и уносится в кухню. Я в смятении устремляюсь за ним — вдруг человеку плохо или ещё что случилось? Он ничего мне не объясняет. Молча выдвигает один ящик буфета, потом другой, достаёт какой-то ржавый ключ и протягивает мне. — Только не забудь потом стереть кровь, — предупреждает он доверительным и одновременно зловещим шепотом. — А то станешь седьмой. О Мерлин! Я прислоняюсь плечом к косяку, только теперь понимая, что он продолжает вчерашнюю игру. Будь передо мной Рон, я бы покрутила пальцем у виска или стукнула его кулаком в плечо. Но передо мной человек серьёзный и уважаемый. Но ненормальный. — Сдались мне ваши скелеты! — выпаливаю я в сердцах. — Вот женитесь, тогда и предлагайте свои ключи! Разворачиваюсь на каблуках, оставляя его стоять с этим ключом, и иду к выходу. Что это я сейчас сказала и кому? Я никак не ждала от себя такого. Я... просто понервничала. Он меня напугал. Он точно не пустит меня назад. Опять спрячет дом под Фиделиус, и я никогда его не найду... Неужели он больше меня не пустит? И даже не поцелует на прощание? Я чувствую, что лицо опять пылает, а на глазах закипают слёзы, и я не вижу щеколду, которую должна отодвинуть. Отличное состояние перед свадьбой лучшей подруги! Я всё-таки отпираю засов дрожащими пальцами и распахиваю дверь на свободу. Ведь из дома аппарировать неприлично. А приличия надо соблюдать. Профессор останавливает меня в последний момент, разворачивает к себе и целует. И целует. И целует. Я даже начинаю смутно подозревать, что это новый хитрый способ не пустить меня из дому. Раз не удалось заманить в подвал... Почему у меня так сердце сжимается — не пойму? Вроде, он не очень и сердится. Но прощается так, будто и впрямь не верит, что я вернусь. Но я ведь вернусь! Он делает шаг назад, я делаю шаг назад, и нас разделяет дверь. Я стою одна в Паучьем тупике и прижимаю ладони к своим горящим щекам. Причёску придётся поправлять и, похоже, я забыла сумочку... Единственный раз за время моего пребывания здесь утро оказывается солнечным. Или это оттого, что я впервые за много дней вышла из дома? Похоже, ночью был дождь — кирпичные стены заколоченных зданий кажутся вымытыми, и разбитая мостовая сверкает, как лёд. Щурясь от непривычно яркого света, я озираюсь по сторонам, и на секунду мне мерещится, что в конце улицы мелькнула знакомая детская фигурка. Я зажмуриваюсь и снова открываю глаза. Паучий тупик пуст. Никого. Я делаю взмах волшебной палочкой и тоже исчезаю оттуда. И только в этот момент вспоминаю, что целоваться на пороге — дурная примета.