Северус
Мне снился сегодня ночью ваш дом, В котором я никогда не была. Я часто бываю в доме другом, А вас я, наверное, выдумала. З.Н. Ященко
Я не верю в приметы. Всё это полнейшая чушь. Я не верю в морщерогих кизляков, новое возрождение Волдеморта и гадание на кофейной гуще, и меня даже выгоняли за это с урока прорицаний. Поэтому я стараюсь заглушить тревогу в душе и выбросить из головы всякую ерунду, которая отчаянно в неё лезет. Я ненадолго аппарирую домой к родителям, обнимаю маму с папой, забираю припасённые для Гарри и Джинни подарки и поскорее перемещаюсь в Нору. И когда Луна Лавгуд встречает меня на крыльце удивлённым: «И ты тоже тут, Гермиона? А я думала, ты останешься с ним!» — я только улыбаюсь и бодро отвечаю: «Конечно, я тут! Как можно пропустить такую свадьбу?!». Проще назвать тех, кто её пропустит, чем всех присутствующих. Ради такого случая собралось несметное количество волшебников и волшебниц — приглашённых и неприглашённых. И мистер Уизли уже волнуется, хватит ли на всех шатров. Гарри наотрез отказался делить расходы с семьёй невесты, но празднование попросил устроить в Норе. Дом на площади Гриммо не подходит для таких шумных и масштабных гуляний. Как я догадываюсь, есть и другая причина. Первая волшебная свадьба, которую видел Гарри (да и я тоже) состоялась именно здесь. Это был лучший день после многих несчастных дней. И перед многими ещё более несчастными днями. И теперь праздник будет снова, только в конце не появятся Пожиратели. Что-то колет меня под сердце — не потому ли не захотел прийти Северус? Нет, он вообще не любит такие мероприятия. Я ловлю себя на мысли, что за глаза называю его по имени и, кажется, уже по нему скучаю, но тут же попадаю в круговерть праздника и на время перестаю терзаться сомнениями. Впечатлений слишком много и встреч слишком много. И, слава Мерлину, я ничего не перепутала! А то я очень боялась, что дату или место свадьбы переменят без моего ведома. Но всё идёт, как надо. Погода по-весеннему ясная, но не жаркая. Зелёные шатры замечательно смотрятся на нежной траве, гирлянды белых цветов прелестно парят между шатрами, и музыканты играют что-то безумно трогательное. Впервые за долгое время у меня становится легко на сердце и я, наконец, выныриваю, из воспоминаний о войне. Всё хорошо. Сегодня чудесный день, и мои друзья рядом, и с родителями всё в порядке, и работа у меня интересная. И я, похоже, влюблена. Поэтому всё особенно хорошо. Очень жаль, что он не согласился пойти со мной. Почему не согласился? Я сто лет как не его ученица, он вообще больше не работает в Хогвартсе... Мог бы вырваться хоть на полчаса из своего тупика! Я вздыхаю, вношу свою лепту в праздник, запуская стаю золотых птичек порхать между шатрами, и отправляюсь искать виновников торжества. Гарри уже в центральном шатре, очень взрослый и очень взволнованный. Около него стоит Рон и говорит что-то такое, отчего Гарри волнуется ещё больше. — Он его до инфаркта доведёт! — доверительно сообщает мне Джордж, продолжая размахивать волшебной палочкой — хлопушки с разноцветным конфетти бодро развешиваются под потолком, повинуясь его приказу. — Ты уверен, что они никого не напугают? — спрашиваю я с тревогой. — Шутишь?! Наоборот, взбодрят! Половина народа уснёт к концу церемонии! — убеждённо отвечает Джордж. — Ты, надеюсь, не собираешься убежать сразу после торжественной части? Мы тебя живой не выпустим, Гермиона, пока всё не отгуляешь! Рональд и так нацедил в нашей лавке целое озеро оттого, что ты совсем его позабыла. — Прости. Надеюсь, наводнение не нанесло большого урона бизнесу, — отвечаю я, не очень-то веря в сентиментальность Рона. — Ещё чего! Пруд посреди торгового зала отлично привлекает покупателей, — усмехается Джордж. — С меня процент! В это время Рон и Гарри замечают меня, прерывают свой спор и разражаются громогласными приветствиями. На то, чтоб от души поболтать, у нас нет времени, но я успеваю вручить Гарри коллекционный снитч с секретом, продекламировать все положенные поздравления, обнять его и поцеловать в щёку. — Ты счастлив? — спрашиваю я его напоследок. — Я счастлив. — Таким и оставайся. С Роном мы едва обмениваемся парой фраз, но с ним я успею поболтать после церемонии — он сегодня не так занят, хоть и исполняет роль шафера. Мне тоже пора занять своё место, и я бегу к Норе — петляя между шатрами, разгоняясь и притормаживая, обмениваясь приветствиями с гостями. По дороге случается только одна досадная задержка в образе Риты Скитер, которая налетает на меня, как коршун, готовый выклевать глаза. Ручаюсь, её уж точно никто не звал. Вот уж кто настоящая шпионка! Одна радость — что мисс Скитер больше не работает в «Пророке». Терпеть её не могу! Подтверждая худшие подозрения, мисс Скитер немедленно засыпает меня полупрозрачными вопросами, давая понять, что ей известно кое-что о том, чем я в последнее время кое с кем занимаюсь. Её намёки какие-то уж очень двусмысленные. Она нарочно меня выводит, но я больше не позволю этой мухе снова меня ужалить. Я отвечаю, что не понимаю ни слова в её жужжании, от чего она сразу ослабляет натиск. Видимо, всё ещё не зарегистрировала свою анимагическую форму. И в банку возвращаться не хочет. Потом я спрашиваю, не забыла ли она кое-что? И не напомнить ли мне ей кое-что? И не позвать ли мне кого-нибудь ещё, чтоб они ей тоже напомнили? Я спрашиваю, спрашиваю и спрашиваю, наращивая быстроту речи, так что даже мисс Скитер не успевает вставить ни слова. В конце концов она всё же убирается с дороги. Как всегда, вполне довольная, что собрала необходимый материал. Вот ведь ведьма! Зачем ей ещё и магия — не понимаю?! И правильно Северус сюда не пошёл. Хотя, подозреваю, он не дал бы себя в обиду. Я, в общем, тоже не обижена — только рассержена. Но моё настроение тут же исправляет Хагрид. На радостях от встречи он доносит меня прямёхонько до дверей, не переставая делиться тем, как он рад за Гарри и Джинни. Так что я всё-таки добираюсь в последний момент до невесты и не срываю начало церемонии. Фух. Джинни очень волнуется, как и Гарри. То есть, не так, как Гарри. От её волнения воздух искрится электричеством, а на стенах трещат обои. Миссис Уизли, Луна, Флёр и штук пять кузин окружают её гомонящим роем. Платье, как и положено, велико, диадема сидит криво, и флёрдоранж куда-то запропастился. И жарко — давайте откроем окна, а то у неё потечёт косметика. Нет, закройте окна — ей растреплет волосы! Как всё это здорово! Я так за неё рада. Джинни, несмотря на крайнюю занятость, успевает со мной расцеловаться и принять подарочную брошь с секретом, которая как раз подходит к её платью. Теперь есть, чем заколоть излишне открытый с точки зрения её матери вырез. Кстати, Джинни молодец, что несмотря на протесты миссис Уизли выбрала для свадебного наряда бирюзовый цвет вместо белого — ей гораздо больше идёт. — Завтра проболтаем как минимум два часа. Я тебе всё расскажу первой, — шепчет она под прикрытием общего гвалта и внезапно делает озабоченное лицо: — Что, вы с Роном так и не помирились? Может, на празднике помиритесь? В её глазах надежда, что мы станем настоящими сёстрами, и хоть у одного брата будет жена из «своих». И в глазах миссис Уизли та же надежда. Она, конечно, ничего не говорит, но я знаю, что к Флёр в этой семье привыкали с трудом. Но привыкли. Привыкнут и ещё к кому-нибудь. Но я не хочу никого расстраивать. Я улыбаюсь и отвечаю: — Завтра всё обсудим. У тебя же свадьба! Веселись и ни о чём не думай. Я говорю это и знаю, что завтра меня тут уже не будет. Но сегодня-то я здесь! Можно не пытаться уговорить Полумну подогнать цвет платья под мой, поэтому я молча соглашаюсь на оранжевое в зелёный горох — как ни странно, так мы лучше сочетаемся с невестой. Наконец, все готовы, и мы чинно следуем за Джинни в главный шатёр. Гарри и Рон уже заняли положенные места, как и море гостей. Музыка становится более торжественной, белые цветы начинают медленно сыпаться с венков, парящих под куполом, и мы идём по центральному проходу, и, кажется, я сейчас заплачу. — Очень трогательно, правда? — шепотом говорит мне Полумна. — Любовь — это самое чудесное чудо. Чудеснее любой магии! Я киваю. Я стараюсь не сосредоточиваться на грустном, а просто радоваться за друзей. Одно плохо — как и предупреждал Джордж, церемония длится так долго, что чересчур пожилые и чересчур юные волшебники начинают дремать, а я уже не могу стоять на каблуках — икры просто судорогой сводит. Но всё когда-то заканчивается. Даже самое хорошее. Гарри и Джинни осыпает серебряными звёздами, зрителей осыпает конфетти из взорвавшихся хлопушек, мы ещё раз поздравляем новобрачных, и поздравляем, и поздравляем, и, наконец, я могу сесть. В мой локоть немедленно толкается поднос с многоэтажными бутербродами и бокалом шампанского, и я вспоминаю, что опять забыла позавтракать. В странном месте, где я живу, быстро отвыкаешь от нормальных человеческих привычек. Как раз когда я набиваю рот бутербродом, пожилая колдунья (если мне не изменяет память, тётушка Мюриэль, общая для всех Уизли) присаживается рядом и сообщает, что, кажется, видела меня раньше. Я киваю, потому что говорить с набитым ртом невежливо. И по вине своей вежливости выслушиваю, что всё ещё не умею держать спину, укладывать волосы и выбирать туфли, подходящие для моих костлявых лодыжек. Короче говоря, во мне не чувствуется порода. Я слушаю её и думаю — всё-таки есть нечто притягательное в том, чтобы не стараться быть милой и всем понравиться. Сейчас послала бы старую ведьму лесом — и дело в сторону! Но я не могу грубить пожилым людям. Я мягко отвечаю, что моих друзей, родителей и будущего мужа моя внешность вполне устраивает, а её я вряд ли ещё когда-то увижу, хоть мне и очень жаль. Неужели я уже понабралась дурных привычек? Из неудобного положения меня выручает Рон. — О! Тётя Мюриэль! — приветствует он почтенную волшебницу. — Здорово, что вы познакомились с Гермионой — она мой лучший друг. А с дядей Реджинальдом вы виделись? А то он прямо сейчас собирается от нас аппарировать. Говорит, у него вот-вот родятся внуки, и он хочет сам сделать первые колдографии. Рон заливает очень убедительно — сказывается опыт ведения дел в компании Джорджа. Рон теперь умеет внушать доверие. И подкупающе серьёзное выражение лица, и строгая парадная мантия, и аккуратная стрижка — всё говорит о том, что такой благовоспитанный молодой человек не будет обманывать ради хохмы вздорную престарелую тётушку. Тётка Рональда выпрямляется со всем аристократическим величием, и её глаза зажигаются праведным гневом. — Сесилия уже рожает? А почему меня уведомляют в последний момент? — набрасывается она на Рона. Но Рон только пожимает плечами, и разгневанная тётя, потрясая зонтиком от солнца, отправляется искать повинного в её беде Реджинальда. Рон довольно плюхается на стул рядом со мной и хватает сразу два бутерброда. — Жестоко, — произношу я с содроганием, — несчастный дядя Реджинальд! И Сесилия. — Вообще-то, дядя пока не прибыл — он появляется только в разгар веселья. А у Сесилии срок только через полгода, — отвечает с набитым ртом мой приятель и вдруг бросает на меня пристальный взгляд: — У нас как? Лучше скажи сразу. Мир и дружба? — И шоколадная лягушка, — отвечаю я совершенно искренне, и он, успокоившись, продолжает жевать. Веселье ещё не в самом разгаре, но планомерно движется к этому. Музыка не смолкает, Гарри и Джинни танцуют посреди шатра в круге света — то голубого, то золотистого, то изумрудного. К ним потихоньку присоединяются другие пары. Те, кто ещё не готов к танцам, сбиваются в кучки, болтая между собой и попивая шампанское. — А что ты тогда пропала? — озабоченно спрашивает Рон. — Я не пропадала. Просто было много работы. — Знаю, — хмыкает он. — Твой мистер Поллард нам проболтался. Не смог устоять перед прекрасными глазами Гарри. Ну, и обещанием разнести редакцию, если он не скажет, где ты. Что, Снейп тебе совсем продыху не даёт? — Тише, Рон, — отвечаю я заговорщицки. — Это сверхсекретная информация. Тайное задание Ордена. Рон секунду смотрит на меня с подозрением, но потом разражается смехом. — Ладно, Миа, ответь только одно — он взаправду был на нашей стороне? — Взаправду, — отвечаю я через силу. «Миа» существовала только между нашим первым поцелуем и последним «будем друзьями», я пока не понимаю, значит ли что-то эта оговорка, и решаю не обращать внимания. — Но уж теперь-то ты у нас погостишь! — Рон, словно спохватившись, поспешно меняет тему. — Гости ещё месяц не разъедутся, так что не бойся нас потеснить. Ты совсем зелёная, тебе отдохнуть сам Мерлин велел. Хоть с недельку! С недельку. Было бы здорово. На мгновение я представляю, как это было бы здорово. Вдоволь наобщаться с друзьями, поесть пирогов миссис Уизли, забыв о диете, вспомнить школьные времена. Вспомнить хоть что-то весёлое. Но мистическое слово «неделя» тут же вызывает в моей памяти картину мгновенно застывающего лица, мгновенного содрогания и мгновенного ужаса в глазах. Между прочим, за неделю он мог бы найти время, чтоб навестить меня! Мог бы и подождать неделю, я бы послала сову — до него-то, небось, долетают совы! Книга почти закончена, но, если ему не терпится, он в состоянии сам дописать последнюю главу — ничего страшного. Ничего страшного. Но я знаю, что так не будет. И он не приедет. У нас всё не так, а как-то... необъяснимо. Я пока не могу подобрать лучшее определение. — Да нет, спасибо, — отвечаю я после паузы. — Мне на самом деле надо работать... — Брось, ты можешь работать даже под вопли волшебных вредилок! — возражает Рон. — А мама создаст тебе все условия — только пиши. Тебе ж всё равно надо где-то жить! А летом в Норе просто рай! Тут не поспоришь. В раю всё должно быть так же, как здесь. Правда, и в раю есть не всё. Там, например, нет смерти... Да что за мысли у меня сегодня?! Даже стыдно перед Гарри и Джинни! И передо всеми, кто готовил праздник. — Тряхнем стариной? — предлагает Рон, когда мелодия в очередной раз сменяется. Я киваю — почему бы и нет? — Только туфли сниму, а то все ноги стёрла, — я делаю вид, что опустила голову, только чтоб расстегнуть ремешки, а не для того, чтоб смахнуть слёзы, навеянные внезапным мóроком. Ничего, если кто заметит, скажу, что плачу от счастья. Отчасти это действительно так. Сегодня просто очень длинный и суматошный день. А встряхнуться мне точно не помешает. Так что мы с Роном выбираемся в круг и начинаем неторопливо кружиться под музыку. Без туфель я не боюсь отдавить ему ноги и могу спокойно размышлять о своём. И я размышляю, что-то сейчас поделывает мой профессор, и не пора ли к нему вернуться, и так ли важно дотанцевать с Роном? Рон ведь старый друг и всё поймёт. Но неизвестно, когда ещё мне удастся потанцевать. Северуса вряд ли заставишь! — Слушай, я тут подумал, — излишне легкомысленно начинает Рон, — может, мы поспешили с выводами? Я не имею в виду прямо сейчас снова сходиться. Но так, на будущее. То есть, мы ведь знаем друг друга, как никто. И нам нормально вместе — сто раз проверено! Обязательно, что ли, чтобы, прямо, страсть на разрыв аорты? Я молчу, потому что не знаю, что отвечать и насколько подробно. Сказать, что я даже не думала о том, чтоб к нему вернуться? Терпеть не могу вранья! Сказать, что у меня... что у меня? Другой мужчина, который вроде как... привязался... но у него там какие-то проблемы... и ничего не понятно... и нет, его не спросишь напрямую. И в обход не спросишь. Я, по-моему, хочу быть с ним, но не знаю, смогу ли, и если ничего не сладится, мне надо будет как-то жить дальше, и если я не утоплюсь в безымянной вонючей речке, то, видимо, прибегу к тебе, Рон. Так что посиди, подожди — не умирать же мне синим чулком! — Можешь не отвечать, — разрешает Рон, и я только теперь замечаю, что мы больше не танцуем, а стоим на месте. Но я понимаю, что должна что-то сказать. Хотя он не должен был спрашивать. Это нечестно. Я всё объяснила ещё зимой. А теперь вот мне вдвойне тяжело. — У тебя кто-то есть, так? — напряжённым голосом произносит Рон, и я не могу понять — он просто спрашивает или уже догадался, как Рита Скитер? Почему все сразу догадываются? У меня что-то написано на лице? Какой-то знак принадлежности? — Он тебя зацепил, верно? — Рон старается говорить сдержанно, но видно, что долго не протянет. Несколько лет назад он уже разорался бы. Но все мы взрослеем. Особенно после всего, что с нами было. Хорошо, что Рон становится только лучше. Быть мужчиной на самом деле труднее, чем кажется. — О ком ты? — спрашиваю я тихо. — Не знаю. О ком-то, — он пристально смотрит в моё лицо, словно и впрямь старается прочесть имя. — Обалдеть, Гермиона! Не ожидал, что у тебя может снести голову. Скажи хоть, в чём секрет? Я пожимаю плечами. По крайней мере, взгляд со стороны помогает определиться с диагнозом. Я безнадёжна. Не буду забиваться в их нору, забьюсь в свою. — Нет никаких секретов, Рон, — говорю я спокойно. Очень спокойно. — И тебе не надо про это думать. Ты всё делаешь хорошо, но... ничего не получится. Просто не получится. Извини, но я не передумаю. Я, наверное, буду менять жизнь. Может быть, выйду замуж. Скоро. Рон только качает головой. С ним мы встречались два с лишним года, и про замужество речь не заходила — куда торопиться? Как раз в это время оркестр начинает играть быструю музыку, и танцующих сразу становится больше. Я по-прежнему стою на месте, а Рон отходит, и людей между нами всё больше. Каждый из них сказал бы мне, что я дура, если бы знал, в чём дело. Буквально каждый. Рон замечательный. Не просто замечательный, он из того круга близких мне людей, которых можно пересчитать по пальцам. Этот круг редко принимает кого-то ещё. Мы столько всего пережили с Роном! Столько же, собственно, сколько и с Гарри. Но Гарри ведь не женится на мне? Он женится на той, кого любит. Война кончилась, нам не обязательно доверять только друг другу, не зная, кто враг, а кто нет. Правда же? Если неправда, то сейчас я совершаю самую большую в жизни ошибку. Но Рон уже улыбается и, сцепив большие пальцы, показывает руками замысловатую фигуру. «Шоколадная лягушка» — читаю я по губам. Мир и дружба. Я улыбаюсь, хотя человек не знающий решил бы, что Рон пытается меня напугать. Так и было. Лягушка любила неожиданно запрыгнуть под одеяло, и я начинала визжать на весь дом. В моём новом доме визжать как-то не хочется. И шоколадную лягушку мне больше не покажут. И «Миа» больше не будет. Никогда. Значит, так тому и быть. Я киваю, разворачиваюсь и ухожу. Всё равно больше не смогу веселиться. И сердце как-то не на месте... Лучше исчезнуть сейчас, пока кругом полно народу и всем не до меня. Я выбираюсь из шатра и углубляюсь в сад, чтоб незаметно аппарировать. Уже смеркается, до полуночи ещё уйма времени, и я несколько минут стою под настоящим, а не нарисованным деревом, пытаясь взять себя в руки. Если соберусь реветь, то лучше пореву тут, спокойно и обстоятельно. Сажусь на траву. Сижу. Нет, реветь не хочется. Наоборот, отступает волнение, вызванное недавним разговором, и приходит уверенность, что всё правильно. Как же хорошо, что решение, наконец, принято! Не стану никого обманывать, и будь что будет. Ох, что-то будет. Что-то будет точно. Я чувствую. Солнце ещё не скрылось, но меня пробирает дрожь. Ну почему, чем дольше я думаю о Северусе, тем сильнее моя тревога? Всё, не могу больше! Я вскакиваю, поминая Мерлина, и поспешно рисую волшебной палочкой невидимый узор в воздухе. Бутерброды подпрыгивают в желудке, в глазах темнеет, а уши закладывает от резкого перемещения, но через секунду я вздыхаю с облегчением. Неповторимый запах Паучьего тупика подсказывает мне, что я дома.