In For The Kill

One life, too little time to start A love that was meant to last. I tried to fight the fists of time But fell to the sound of its chimes I traced my steps a thousand times Knowing there was nothing to find I laced my veins with liquor and lust But nothing could replace your touch I pray our souls are saved in a life beyond the grave That our hearts wont waste away Like two canaries in a cage When all that remains of this human race Is footprints on the moon (Will Knox — Footprints On The Moon) Кэролайн не запомнила лицо мальчишки, которого чуть не убила, угоняя машину. Паренек не успел и слова сказать, как был отброшен невиданной силой на тротуар, больно ударившись головой о каркас автобусной остановки. Он не смог ничего разглядеть, поэтому, когда машину его отца через пару дней найдут брошенной на одной из центральных магистралей Техаса, ему останется только потирать огромную шишку на голове и сетовать на слепящее солнце и невыносимую луизианскую жару. Кэролайн не запомнила как выглядит ни одна улица в Новом Орлеане, хотя пересекла полгорода, чтобы выехать на девяностое шоссе. Она не запомнила удивительно голубой цвет неба, запах крепкого кофе и свежих морепродуктов, доносящийся с Французского рынка, толпу китайских туристов на Джексон-сквер, потерянно осматривающихся по сторонам, и белые башни собора святого Людовика, разрезающие густой раскаленный воздух. Девушка не видела уличных музыкантов на Фрэнчмен-стрит и знаменитые зеленые балкончики улицы Рояль, застывшие деревья Ботанического сада, больше всего на свете ожидающие дождя, не слышала шум мутных вод Великой реки Миссисипи, отливающих серебром, когда на них попадали солнечные лучи. Она не запомнила даже марку старенького автомобиля, из которого выжимала последние силы, только проклинала себя, что выбрала какую-то развалюху, готовую заглохнуть в любую секунду. Беззаботный город штата Пеликанов не оставил в ее памяти ни единого воспоминания: ни вкуса креольской кухни, ни цвета пестрых домов Французского квартала, ни мягкого звука джаза. Даже Манчакские болота, где она чуть не рассталась с жизнью, не будут преследовать ее в кошмарах. Лицо Гордона и его оборотней поблекло и исчезло из сознания, не оставив даже намека на то, что она испытывала, когда их клыки вспарывали кожу, пуская в кровь яд. Кэролайн не помнила ничего, кроме собственного душераздирающего крика, отражающегося от стен пустой студии в Далласе, мужских рук, что пытались поднять ее с каучукового пола, и адской боли, которая сжала все внутренности и принялась мучительно медленно наматывать их на кулак. Трахея, бронхи, легкие и сердце — все превратилось в ошметки, а сама она будто умерла, и тело ее стало прахом. Но вампиры прокляты бессмертием, поэтому вместо покоя и безмятежности, Кэролайн ощущала лишь боль и ненависть. Черная и маслянистая, словно мазут, она распространилась по организму, заполняя зияющую дыру, на месте которой некогда было сердце. И мир померк. Не осталось никаких чувств и желаний, кроме жгучей злобы, что могла притупить страдания, отодвинуть их на второй план. Она знала, что не сможет просто смириться, постараться забыть и двигаться дальше. Не в этот раз, только не снова. Решение было принято сразу, мгновенно, безоговорочно. Сутки назад Кэролайн покинула Даллас, увозя своих девочек в безопасное место, но руки у нее дрожали, сердце разрывалось на части, а ярость окрашивала глаза в черный цвет. У нее не было выбора, — это она повторит себе еще не раз, — просто не было. Она не могла позволить себе отключить человечность теперь, когда у нее были дети, но все ее нутро требовало возмездия и крови. Крови той, что посмела забрать у Кэролайн жизнь, разрушить все, что она строила долгие годы, уничтожить ее душу, лишить ее любимых девочек отца. Она не могла простить, не могла забыть, не могла быть доброй Кэролайн, которая когда-то была способна увидеть свет даже в самой темной душе. Более того, она не хотела быть той Кэролайн. Даже если ее душа почернеет, словно уголь, даже если она потеряет себя, даже если она потеряет Джози и Лиззи — ее месть свершится и больше ничего не имеет значения. Кэролайн восстала из пепла, но не превратилась в мифического феникса. Она стала олицетворением возмездия, демоном с черными глазами, хищным оскалом и узором вен, что расплывались от век до точеных скул. И этому демону не была знакома материнская любовь, тоска и боль разбитого сердца. Когда старенький пикап вырулил на шоссе I-20, луна уже находилась в зените, освещая пустынные дороги холодным красноватым цветом. Индейцы команчи, продающие свои незамысловатые товары у обочины, в спешке собирали самодельные ларьки, которые были завалены мягкими тапочками из бизоньей кожи, разноцветными украшениями из перьев и ловцами снов. С недовольством смотрели они вслед проезжающим машинам: любой из народа команчи знает, что коли полная луна окружена багряным свечением, то жди бед во всех начинаниях. Такая луна поглощает голос разума и зов сердца, уродует душу и меняет человека до неузнаваемости. Но что бледнолицым до голосов предков, которые пытаются предостеречь их? Они не слышат их, тем более, когда май выдается таким жарким, а воздух густеет, словно кисель. Чем ближе Солнцестояние, тем больше они открещиваются от предрассудков, разгоняя свои железки на колесах до предельной скорости, стремясь попасть в Хьюстон или Даллас, где их низменные инстинкты найдут успокоение. Кэролайн не знала ничего о верованиях команчи, а если бы и знала про дурные предзнаменования, то это не помешало бы ей въехать в Либерти с такой скоростью, что у бездомных собак, отдыхающих в тени придорожных кедров, шерсть встала дыбом. Что ей до глупых предрассудков, когда сердце превратилось в черный и холодный уголь? Какое ей дело, если свет луны окрашивает ее светлые волосы в цвет крови? Должно ли ее волновать, что две маленькие девочки прижимаются друг к другу в незнакомом доме далеко отсюда, желая только одного: чтобы их мать пришла и спела колыбельную, приложила теплую и нежную ладонь к щечкам, покрытым испариной страха, и прогнала всех демонов прочь? Как она смогла бы сделать это, если сама стала демоном? Она проделала семичасовой путь из Нового Орлеана до Далласа за пять часов не для того, чтобы вспоминать о таких мелочах. В душе Кэролайн, некогда полной света и надежды, не осталось ни одного светлого участка. Если бы кто-то решился заглянуть туда, то увидел бы лишь непроглядный мрак, поглощающий любой луч солнца. Подъезжая к Эннису, Кэролайн все же решилась посмотреть в зеркало. И теплота разлилась по ее телу, когда она увидела свое лицо и поняла, что боль все еще находится в плену у злобы. Липкой и вязкой, в которую можно обернуться, словно в кокон, отгородившись от всех чувств. Мать просила ее быть сильной, и Кэролайн, с присущим ей упорством, выполнила ее просьбу. Она взяла всю свою боль под контроль, запечатала глубоко внутри, вытеснила всё, что могло ранить и уничтожить её. Сила, обретаемая в ненависти, несет в себе страшную угрозу: она заставляет человека думать, что он всемогущ, хотя на самом деле все обстоит совсем наоборот. Когда-то давно, будто это и вовсе было в другой жизни, она повстречала мужчину, который совершил ту же ошибку. Заключив сделку со своими демонами, он позволил ненависти управлять своей душой и многие века скитался по миру, неприкаянный и одинокий, сжираемый злобой изнутри. Была ли Кэролайн наивна, когда однажды увидела, как его тьма рассеивается под натиском ее собственного света? Смогла бы спасти его, не будь стольких невидимых преград у них на пути? Тогда она не смогла рискнуть. Не решилась погрузиться в его тьму, жалившую любого, кто смел приблизиться. Не смогла принять его любовь, такую обжигающую и опасную, что ее маленькое сердце каждый раз сжималось, когда он смотрел на нее, будто засасывая в свой мир вечной темноты, маня и соблазняя. Осуждала его, боролась, старалась ненавидеть, но чаще понимала и прощала. Смело смотрела в лицо демону, руки которого были по локоть в крови, видела мужчину и искренне желала, чтобы однажды он обрел покой. Теперь Кэролайн Форбс, та, чей свет горел так ярко, что смог осветить темную душу Никлауса Майклсона, утонула в собственной ненависти, предала тех, кто любил и нуждался в ней больше всего на свете. Теперь она была готова продать свою душу ради мести. * * * Пригороды Далласа совсем не изменились, хотя за эти сутки вся жизнь должна была остановиться, а дома с аккуратными белыми заборчиками обратиться в прах. Кэролайн смотрела на свет в окнах с нескрываемой злобой и думала о том, что это она должна сейчас кормить семью ужином. Она должна стоять на крыльце и с задумчивостью смотреть на детские качели, мечтая о Лиге плюща для своих дочерей, продумывать грядущую свадьбу, собирать разбросанные по саду детские игрушки. Это ее жизнь, которую украли, растоптали и уничтожили. И она отомстит за это. Остановившись у ближайшего магазинчика, Кэролайн внушила продавцу отдать ей несколько монет, чтобы она смогла воспользоваться таксофоном. Ее телефон так и остался лежать под сиденьем машины, брошенной на шоссе. Запах жженой резины шин до сих пор разъедал ноздри, как напоминание о том, что ее дети чуть не оказались в смертельной опасности. Их преследовали. Кэролайн почувствовала это, когда застегивала ремешки детского кресла Лиззи дрожащими пальцами, а въехав в Шривпорт уже была в этом абсолютно уверена. Тонированный черный Ленд Крузер то появлялся, то исчезал в зеркале заднего вида. И чем ближе они подъезжали к Новому Орлеану, тем больше в сердце Кэролайн нарастала паника: ее девочки мирно спали на заднем сидении, не представляя, что сегодня их мир был разрушен, и теперь им грозит смертельная опасность. Какая бы боль ни раздирала ее внутренности на куски, какие бы опрометчивые решения она ни приняла, Кэролайн знала, что ни за что не отдаст своих детей в руки преследователей, которые сделают их орудием шантажа. Она разорвет на куски всех и каждого, кто посмеет приблизиться к ним, но не позволит этому случиться. — Мамочка, куда мы едем? — В Новый Орлеан. Навестить мамочкиного друга. Кэролайн прикрыла глаза и со стоном прислонила лоб к грязному стеклу будки таксофона, чувствуя, как дыра внутри нее кровоточит и расширяется, всасывая в себя все, что еще могло остаться от ее сердца. Она должна быть сильной. Их защитят. Ее маленькие девочки будут в безопасности в Новом Орлеане. И пусть Клауса там не оказалось, Кэролайн знала, что Элайджа и Хейли позаботятся о Джози и Лиззи так, как она, одержимая яростью и полуживая от боли, никогда не сможет. Они сделают все, как надо: позвонят Бонни и оформят необходимые документы, и ее малышки будут в безопасности. А Кэролайн должна быть сильной, как и обещала, и поступить правильно. То, что в такие ночи с красной луной правда и ложь, белое и черное, эгоизм и любовь мешаются в одну кучу и меняются местами, ей было невдомек. За своей ненавистью, она бы не разглядела чужую боль и отчаяние. Набрав номер, Кэролайн так злобно посмотрела черными глазами на мужчину, который приблизился к будке и открыл было рот, чтобы спросить долго ли она будет разговаривать, что тот поспешил поднять вверх руки и исчезнуть за поворотом. — Кто бы ты ни был, чувак, ты звонишь не вовремя, — раздался в трубке знакомый голос. — Деймон, это я, — Кэролайн плотнее сжала телефон в руке, чувствуя новый прилив ярости: старший Сальваторе явно выпил не одну бутылку бурбона. — Блонди? Какого черта? — на той стороне провода послышался звон разбитого стекла.- Мы же договорились, никаких контактов, пока… — Я в Техасе. Девочки в безопасности. — Где?! — Деймон явно начинал трезветь и звереть одновременно. Опасное сочетание.- Блонди, ты совсем спятила? Вали обратно! Сейчас же! — Я никуда не поеду, пока не увижу своими глазами ее труп, — прорычала Кэролайн, чувствуя как под глазами опять расползается сеточка вен.- И обещаю тебе, умирать она будет медленно и мучительно. — Мы уже это обсуждали! — взревел Деймон.- Езжай к своим детям, Блонди, а Охотницу оставь тем, кто не меньше тебя хочет отомстить за Рика, но при этом умеет марать руки. Рейна Круз тебе не по зубам. Кем ты себя возомнила? Ангелом возмездия? — Демоном, — отстранённо отозвалась Кэролайн.- И поверь, Деймон, я готова замараться так, что ни тебе, ни Энзо, ни даже твоему братцу Потрошителю не снилось. Поэтому заканчивай со своими нотациями и говори, где ты ее упустил. — Кэролайн, — голос старшего Сальваторе стал непривычно серьезным. Он так редко называл ее по имени за годы их знакомства, что девушка невольно вздрогнула, — тебе не справиться с ней. Рик мертв, — Кэролайн грозно зашипела, чувствуя непреодолимое желание вцепиться ему в глотку.- Ты должна с этим смириться и думать о ваших двойняшках. Что с ними будет, если ты решишь поиграть в камикадзе? -Я прекрасно осознаю, что Аларик мертв, Деймон, — выплюнула девушка, и эти слова почти разорвали ее на части.- Но, в отличие от тебя, я не собираюсь без конца напиваться, пересчитывая всех, кого мы потеряли за последние несколько лет. Не тебе учить меня, как справляться с болью. Это должно прекратиться, и если ты не захочешь мне помогать, я пойду одна. Деймон громко и грязно выругался, понимая, что проиграл. Если уж Кэролайн что-то вбила себе в голову, то ни за что не свернет с пути, будет идти напролом, в лепешку расшибётся, но получит то, чего хочет. Он уже видел ее в таком состоянии, когда Лиз умерла, и не собирался смотреть, как из-за своей боли Кэролайн снова наделает глупостей, потому что никого не будет рядом. Когда-то именно его слова подтолкнули ее к отключению чувств, и в этот раз Деймон собирался не спускать с нее глаз, потому что только она все эти три года не давала ему сойти с ума, пока он лежал иссушенный в гробу, а в его сознании были лишь мысли о Елене, которая была недосягаема, хотя и находилась на расстоянии вытянутой руки. Потому что Рик был его другом, а теперь он мертв, и некому защитить его семью. - И что ты собираешься делать, Рембо? — Сальваторе попытался в последний раз воззвать к голосу разума, но понимал, что если Кэролайн решилась оставить своих детей с первородными в Новом Орлеане, то ему, которого она всегда недолюбливала, уж точно до нее не достучаться. Деймон видел ее глаза в тот момент, когда тело Рика с гулким стуком упало на пол студии. Он слышал ее крик, от которого вся кровь застыла в жилах настолько, что в первые несколько секунд он не мог сделать и шагу, потому что был уверен: сердце Кэролайн разорвется, если кто-то посмеет оторвать ее окровавленные ладони от лица Аларика. Деймон Сальваторе мог с присущей ему бравадой сказать любому, что ничего не боится. Он умирал добрую сотню раз, терял брата, друзей, любимую девушку. Судьба так поиздевалась над ним за все грехи прошлого, что вампир был искренне убежден в том, что ничто уже не сможет затронуть его сердце. Видимо, Судьба решила в очередной раз посмеяться над его самоуверенностью, потому что в тот день, Деймон вновь чувствовал липкие и холодные руки страха, сжимающие череп. Нет, не истошный крик разбитого сердца заставил его похолодеть, но тьма в глазах солнечной девчонки, которая не умела сдаваться и всегда искала свет в непроглядной ночи. Он не сможет вернуть ту Кэролайн, если позволит ее мести свершиться. Но он сможет вернуть детям их мать, если поможет ей выжить. — Вырвать ей сердце, — голос девушки был липким и холодным. Чужим. Решение было уже принято, убеждать вампиршу в том, что она не сможет даже приблизиться к Рейне — бесполезно. Кэролайн просто бросит трубку, и они никогда ее не найдут. Деймон снова выругался и с яростью стукнул кулаком по столу, от чего непрочная фанера проломилась. Больше всего на свете он ненавидел, когда кто-то загонял его в тупик. Подняв тяжелый взгляд на Энзо, который все это время стоял прислонившись к стене их убогого номера в мотеле, Деймон пожал плечами и протянул ему трубку. Он просто не мог разговаривать с этой Кэролайн, иначе при встрече он свернет ей шею, лишь бы не видеть черные глаза и не слышать этот мерзкий голос. — Здравствуй, милая, — выдохнул Энзо, чувствуя хмурый взгляд Бонни, только что вошедшей в комнату с пакетом китайской еды.- Где ты? — Назовешь меня так еще раз, и я вырву тебе язык, — прорычала Кэролайн, чувствуя как от этого обращения у нее внутри все неприятно сжимается.- Я в Гарленде. Спрашиваю еще раз: где вы упустили Рейну? -Это Кэролайн? — потрясенно выдохнула Бонни, поочередно смотря то на Деймона, то на Энзо.- Она не с детьми? Что случилось? Сальваторе лишь развел руки в стороны и сделал большой глоток из бутылки с бурбоном, ясно дав понять, что он ни при чем. -С чего ты взяла, что мы ее упустили? — Энзо старательно игнорировал яростное шипение Бонни у него над ухом: если блондиночка узнает, что они втянули во все это ее единственную выжившую подругу, — чему Энзо и сам был не рад, — она их точно убьет. -Деймон всегда напивается как свинья, когда облажается, — вампирша явно начинала терять терпение. Сальваторе снова выругался и попытался отнять у друга трубку, чтобы высказать все, что думает, но Энзо оттолкнул его. -Ладно, красавица, признаю, что все пошло не совсем по плану, но Рейна еще где-то в Плейно. И она не одна. В последний раз мы засекли их на заброшенном заводе к востоку от округа. -Энзо, что ты делаешь? — прошептала одними губами Бонни, стукнув его по руке. В ее глазах ясно была видна паника.- Она же сейчас пойдет туда! -Наша Блонди возомнила себя «демоном возмездия», — скривился Деймон, стараясь передразнить голос Кэролайн, снова отпивая бурбон.- И теперь ей не терпится оставить своих очаровательных детишек круглыми сиротками. Бон-Бон, ты в курсе, что если Блонди откинется, то спиногрызы перейдут по наследству тебе? -Деймон, заткнись! -прошипела Бонни, толкая нетрезвого друга к выходу из номера. -Что такое, Бон-Бон? — брови Сальваторе взлетели вверх в притворном изумлении.- Не хочешь объяснять трехлетним малявкам, что их мамочке плевать на них? Ну так придется, потому что все к этому идет. Кэролайн надоело играться в семью, она соскучилась по тем временам, когда разгуливала без эмоций и отрывала головы мусорщикам на стадионах. Я бы и сам просветил детишек, но, видишь ли, скорее всего, мне предстоит сдохнуть как настоящему герою, пытаясь спасти нашу новоиспечённую анти-Баффи. Потому что, судя по всему, я единственный, кому не плевать на этих чертовых детей! Деймон с грохотом разбил бутылку об пол и вышел из комнаты, хлопнув дверью. Бонни прикрыла глаза, молясь, чтобы Кэролайн не услышала эту пламенную речь, но Энзо успел переместиться в ванную и включить воду до того, как Сальваторе не на шутку разошелся. Ведьма понимала, что подруге не следует знать о ее участии в борьбе с Рейной, как не стоит знать и того, что Стефан так и не объявился. Деймон совсем расклеился из-за отсутствия новостей о брате и потери Рика, и видеть сломленную Кэролайн, которая всегда умела дарить надежду, было для него вдвойне тяжело. Им всем было очень тяжело, особенно учитывая то, что за последние три года жизнь начала налаживаться. Бонни даже казалось, что никогда не было Завесы, смертей и перерождений, потерь и всего остального. Они с Энзо много путешествовали, иногда навещая Аларика с Кэр, созваниваясь с Мэттом и Тайлером, единственными, кто остался в родном штате. Бонни почти привыкла к такой жизни, пока ночью ее не разбудил телефонный звонок. Они с Энзо были недалеко от Атланты, и всю неделю ей снились кошмары о том, как город сгорает дотла. Когда Деймон сообщил ей, что Стефан разбудил его из-за Рейны и исчез в неизвестном направлении, Бонни сразу поняла, что сон был в руку. Узнав о смерти Аларика, Бонни прорыдала три часа подряд, оплакивая старого друга, Джози и Лиззи, оставшихся без отца, и Кэролайн, на чью долю пришлось слишком много испытаний за последние несколько лет. Но что толку от слез, когда у тебя на глазах близкий человек теряет душу? Бонни боялась, что смерть Аларика убьет Кэролайн, а оказалось, что бояться надо было того, что она сможет выжить. — Она едет в Плейно, — Энзо вышел из ванной, устало потирая висок.- Я пытался убедить ее приехать к нам, но она и слушать ничего не захотела. — Надо выдвигаться, — Бонни кинула пакет с едой на кровать, очень некстати думая о том, что она безумно голодна.- Мы не можем позволить ей пойти к Рейне одной. -Не можем, — согласно кивнул Лоренцо, подходя к Бонни и заправляя прядь отросших за последнее время волос ей за ухо.- Но ты остаешься здесь. -Что? — девушка отшатнулась от него, гневно подняв брови.- Энзо, я могу вам помочь… -Я знаю, — он снова подошел к ней и стиснул хрупкие плечи в железной хватке, — но если ты пойдешь, я буду постоянно защищать тебя и в итоге от нас будет мало толку. Тем более, если Кэролайн узнает, что мы втянули тебя в эту историю, то она нас всех убьет, — Энзо усмехнулся и прижал к себе все еще недовольную Бонни, которая вяло пыталась оттолкнуть его.- Ну же, любимая. Ты знаешь, что я прав. -Она моя лучшая подруга, — пробубнила Бонни ему в плечо, чувствуя что к ее глазам подступают слезы.- Единственная, которая у меня осталась. Если с ней что-то случится, я никогда себе этого не прощу. -Ничего не случится, — Энзо стер большим пальцем слезу с щеки Бонни.- Мы с Деймоном этого не допустим. -Ты не знаешь Кэролайн, — покачала головой девушка, снова утыкаясь ему в плечо.- В таком состоянии, она способна на все. Она жутко упрямая и никогда не свернет с пути, если что-то вбила себе в голову. Ей кажется, что она контролирует ситуацию, но, на самом деле, оставив детей в Новом Орлеане, она полностью потеряла контроль. А Кэролайн без контроля… -Я знаю, — Энзо кивнул и заставил Бонни посмотреть на него, приподнимая ее голову за подбородок двумя пальцами.- Между прочим, твоя лучшая подружка один раз подорвала на вербеновой гранате твоего парня. Кэролайн всегда питала ко мне сильные эмоции, особенно в то время, когда пыталась сделать из меня заменителя Стефана, но это было слишком даже для моего горячего темперамента. Я ведь всего лишь сказал, что не заинтересован в продолжении нашего бурного романа. Бонни засмеялась сквозь слезы, приподнялась на цыпочках и оставила на губах Энзо поцелуй, на который он с готовностью ответил, прижимая девушку еще ближе к себе. Им бы очень хотелось хоть на миг расслабиться и вернуться в то время, когда они были только вдвоем, теплые и сухие ветра Джорджии шумели ветками олеандров, цветущих под окном их дома, а одежда казалась настолько ненужной, что Бонни даже не стала покупать шкаф в спальню, ограничившись старым комодом, который запросто вместил все их пожитки. Никогда она бы и подумать не могла, что их отношения, начавшиеся не то от скуки, не то от одиночества, в котором они оба пребывали столь долгое время, окажутся такими гармоничными и прочными. За три года Бонни прочно усвоила, что счастье приходит внезапно, сваливается как снег на голову. Его легко упустить, проглядеть за непроницаемой стеной собственных мыслей, привычек и печалей. Если бы Энзо не оказался таким настойчивым, то Бонни так и не решилась бы прибавить к ночам, которые они проводили вместе, еще и дни, а потом утренние часы, которые для нее всегда были чем-то неприкосновенным. Энзо пробрался в ее жизнь незаметно и сам решил, что останется там навсегда. Правда, в случае Бонни, вечная любовь ограничивалась сроком людской жизни, но они редко об этом говорили, хотя иногда, просыпаясь, девушка чувствовала, что он долго рассматривает ее лицо, словно отмеряя малейшие изменения, которые время, бесспорно, вносило в ее внешность. Лоренцо обратил бы Бонни не задумываясь, не считаясь с ее мнением, с Деймоном и условиями заклятия, наложенного на Елену. В конце концов, любовь не знает жалости и не считается с чувствами других. Она эгоистична и ревнива, всегда находится в страхе возможных потерь, стремится оградить свою вторую половину от всех бед и разочарований, пожертвовать собой и всеми вокруг, лишь бы сохранить объект привязанности. Энзо не скрывал, что хочет провести с Бонни вечность, но она смогла выпросить у него небольшую отсрочку, все еще не теряя надежду найти способ снять с Елены заклятие. В поисках любой информации ей активно помогала Кэролайн, с дотошностью и энтузиазмом исследуя все архивы Далласа и близлежащих городов. Бонни, которая временами отчаивалась и впадала в некое подобие апатии, была бесконечно благодарна подруге, повторяющей как мантру, что любовь, даже к такому сомнительному типу как Энзо, должна победить все препятствия. -Бонни Беннет! — громко восклицала Кэролайн, когда Бонни, приехавшая навестить их с Алариком в прошлом году, взяла Джози на руки и уткнулась в детскую макушку, едва сдерживая слезы, так как очередной способ оказался тупиком.- Не смей опускать руки! Тебе помогает самый лучший организатор хэппи-эндов в мире, который еще ни разу не потерпел поражения. Так что выше нос! — Кэролайн подмигнула дочери, которая машинально согласно кивала в такт словам матери, иногда стукая Бонни по носу, от чего та начала тихо хихикать.- Лучше съешь еще кусочек лимонного пирога. Ты совсем исхудала. Энзо морит тебя голодом? Вот вернутся они с Риком с бейсбола, я покажу этому британскому индюку, как надо обращаться с моей Бонни. И Бонни смеялась вместе с Джози до упаду, послушно поглощая все, что Кэролайн готовила, потому что, на самом деле, ее насыщал тот яркий солнечный свет, который ослеплял тех, у кого душа темнее ночи, и дарил надежду отчаявшимся. Бонни знала, что душевные раны, нанесенные Стефаном, иногда кровоточат. Они никогда не говорили о том дне, когда все закончилось. Аларик тоже не желал ничего обсуждать ни с Мэттом, ни с Тайлером, ни с ней. Бонни могла лишь догадываться. В дождливые летние дни, ее подруга вдруг становилась меланхоличной и замкнутой, куталась в плед, даже если на улице была жуткая духота. Она могла долго смотреть в окно на подъездную дорожку их милого дома с белым забором, будто ждала кого-то. Все домочадцы замирали вместе с Кэролайн. Элизабет, которая всегда тенью следовала за матерью, уходила на кухню, чтобы порисовать. Джози, — маленькая принцесса, вечно находящаяся в поисках внимания, — замолкала и спокойно играла в куклы. Аларик мог целый день не поднимать голову от книги, лишь изредка кидая на Кэролайн озабоченный взгляд. Если такие дни выпадали на приезд Бонни в Даллас, то она начинала беспокоиться за подругу, без конца задавая себе один и тот же вопрос: а счастлива ли Кэролайн, как пытается убедить себя и всех вокруг? Но летом дожди в Техасе редкость, и, когда грозовые тучи переставали застилать небо, а солнце начинало нещадно палить, их маленькая семья становилась дружной, радостной и шумной, поэтому Бонни быстро забывала о всех своих тревогах. Кэролайн смогла заставить ее поверить в счастливый конец, в любовь, в то, что их жизнь никогда уже не будет напоминать череду мертвых петлей на старом аттракционе: никогда не знаешь выживешь или нет. Они разговаривали за несколько дней до того, как все рухнуло. Близился День поминовения, и Кэролайн хотела, чтобы вся их компания приехала в Даллас. Она не принимала никаких возражений, весело щебеча, что уже продумала, как всех разложить спать, чтобы никому не пришлось заказывать гостиницу. Спрашивала про девушку Тайлера, которую он должен был привести с собой, и переживала за Мэтта, чья личная жизнь не складывалась. Бонни вспомнила, как она жаловалась на то, что почти не видит детей из-за работы, а Рик уже начинает шутить, что ему стоит завести собственный фартук на кухне, потому что узорчик из желтых уточек на фартуке Кэролайн не слишком мужественный. Слушая задорный смех подруги, Бонни чувствовала во рту металлический привкус, но пыталась отогнать от себя любые мысли о надвигающейся беде. Если бы однажды среди ночи Энзо не проснулся от того, что она металась по кровати в поту, словно наяву чувствуя жар пламени, охвативший Атланту, то Бонни никогда бы не рассказала ему о своих тревогах. Когда твоя девушка ведьма, глупо игнорировать ее предчувствия. Энзо решил, что опасность грозит Деймону, который последние три года лежал иссушенным на складе в доках рядом с Еленой. Но очутившись там, они обнаружили лишь пустой гроб, а потом узнали, что Стефан вернулся, а вместе с ним и злой рок, хотя все они уже давно отчаялись получить от младшего Сальваторе хоть какую-то весточку. — Сейчас не время для лобзаний, голубки, — Бонни резко открыла глаза и отстранилась от Энзо, чувствуя прилив раздражения на Деймона, который бесцеремонно ввалился в номер с новой бутылкой бурбона. Она успела отвыкнуть от его выходок за последние три года.- Надо усмирить Барби-мстительницу, пока она не натворила дел, так что заканчивайте устраивать разврат. Энзо, на выход, — Сальваторе ухмыльнулся, зная, что друг был готов сейчас закатать его в асфальт.- Бон-Бон, не выпей мой бурбон. Он мне еще понадобится, — Деймон кинул бутылку в руки Бонни, похоже забыв, что она человек и рефлексы у нее ни к черту. Девушка громко фыркнула и обернулась к Энзо, старательно игнорируя свист Деймона, который делал вид, что рассматривает несуществующие часы на своем запястье и отсчитывает упущенные секунды. — За ним тоже следи, — как можно тише прошептала Бонни, делая вид, что целует Энзо в щеку. — Я, вообще-то, все слышу, Бон-Бон, — саркастически протянул Сальваторе, стуча ногой по полу. — Деймон, закрой рот и выметайся, — Энзо толкнул друга к выходу из номера.- Не скучай, милая. Мы скоро вернемся. Бонни кивнула, старательно делая вид, что не готова снова разреветься в любую секунду. Закрыв дверь, она с отвращением посмотрела на пакет с китайской едой, запах которой пропитал номер, и, не раздумывая, выкинула его в окно. Девушка с тихим вздохом опустилась на кровать и открыла бутылку бурбона, за которую так переживал Деймон. Ночь обещала быть долгой.