In For The Kill

I know what youʼre doing here, Made your intentions clear Oh, you, you terrible thing, Honey youʼr so cold Your left me on patrol Lose my self-control with you Do things I donʼt want to do Oh, for you Terrible thing you Beautiful thing (AG — Terrible Thing) Клаус вальяжно развалился на сидении Мерседеса, почти полностью закинув одну ногу на светлую кожаную обивку, отчего Кэролайн недовольно поджала губы, изо всех сил стараясь не отчитать первородного гибрида. Его пристальный взгляд, довольная ухмылка и то, как он постукивал указательным пальцем по своим пухлым губам, заставляли девушку нервно ерзать на сидении и заставлять себя бездумно смотреть в окно до рези в глазах, в то время как сердце у нее отчего-то отчаянно колотилось. Будто одно присутствие Клауса заставляло Кэролайн полностью потерять все свое самообладание. Фактически так оно и было, ведь тщательно выстроенная стена безразличия, которую она с таким упорством воздвигала между собой и Клаусом Майклсоном, плавилась под его взглядом, рушилась из-за натиска обидных или правдивых слов, оставляя под ногами Кэролайн кучу ничтожной пыли и вяжущий привкус во рту. Со страхом и предвкушением она ждала, что Клаус заговорит с ней своим привычным спокойным и низким голосом, но, кажется, ему больше нравилось наблюдать ее нервозное состояние и, без сомнения, наслаждаться им. Кэролайн раздраженно подумала, что сейчас ей вовсе не до этого наглого гибрида, который внушил ей, разорвал на части жестокими словами, а потом умудрился каким-то неведомым образом собрать ее заново, делясь силой и уверенностью своего тысячелетнего опыта. Она совсем не должна хотеть разговаривать с ним: ей сейчас не до перепадов настроения, которыми вечно сопровождается их общение. И, уж тем более, Кэролайн не хотела и дальше позволять Клаусу ловко копаться в ее голове, вызывая на откровенность. Совсем нет. Поэтому она лишь сжала дрожащие руки в кулачки и продолжила пялиться в окно на быстрые воды Миссисипи. Мысли о вечернем ритуале, который должен был изменить жизнь к лучшему, преследовали ее все утро. Хейли три раза поинтересовалась, не случилось ли что-то, глядя на то, как Кэролайн помешивает ложкой молоко, которое уже давно убежало из кастрюльки на пол. Кол заметил, что мысли организатора открытия нового клуба, которое должно было пройти сегодня вечером, заняты вовсе не списками приглашенных и тремя вариантами меню. Джози растерянно моргала глазами, когда вместо аккуратных колосков на ее голове появилось нечто неаккуратное и растрёпанное. И только Лиззи не сводила с матери серьезного и оценивающего взгляда, из-за которого на руках у Кэролайн выступила гусиная кожа. Она обняла молчаливую дочь, поцеловала в холодный лоб и пообещала, что все будет хорошо, хотя и не имела на это права. Она согласилась на какую-то безумную авантюру с раздвоением личности, главная роль в которой отводилась духу вуду! Был ли у Кэролайн выбор? Приняла ли она правильное решение? — Love, ты молчишь целых пять минут, — нарочито озабоченно протянул Клаус, придвигаясь к девушке чуть ближе. — И это заставляет меня нервничать. Я опять сделал что-то не так? Кэролайн вжалась в дверь, чувствуя, как близко его широкая ладонь с длинными пальцами находится от ее бедра, и громко фыркнула. В машине мгновенно стало жарко, будто Стюарт решил вместо кондиционера включить печку: девушка метнула быстрый взгляд на панель управления и с сожалением увидела, что дисплей показывает двадцать два градуса, а значит внезапная духота лишь странная и бесконтрольная реакция ее организма на присутствие Клауса Майклсона. — Знаешь, за тысячу лет я так и не научился понимать, что означает этот звук, — гибрид сымитировал недовольное фырканье Кэролайн, с удовольствием наблюдая, как она сморщила свой слегка вздернутый носик. — Может просветишь? Девушка почувствовала резкое желание выпрыгнуть из машины прямо в холодные воды Великой реки, нырнуть на самое дно и сидеть там, пока сердце у нее не перестанет так бешено колотиться. Клаус был так близко, что она чувствовала, как от его дыхания шевелится прядь ее светлых волос, заправленная за ухо. Это очень мешало сосредоточиться и с достоинством игнорировать первородного, а когда его рука, как бы невзначай, коснулась ее, то Кэролайн готова была наорать на Стюарта, чтобы он прибавил скорость. — Мне правда интересно, — продолжил издеваться Клаус, подавляя желание погладить ее аккуратный кулачок, а потом заставить разжать руку и изучить каждый палец, замысловатые линии ладони и тонкий бледный шрам на запястье, что прятался за ремешком ее простеньких часов. — Это означает, что я не имею ни малейшего желания с тобой разговаривать, — отрезала Кэролайн, поворачиваясь к Клаусу, но тут же жалея об этом. Его лицо оказалось слишком близко, отчего щеки у нее загорелись, и девушка, подавившись воздухом, попыталась отодвинуться еще дальше. — За тысячу лет ты так же не научился хорошим манерам? — она старалась, чтобы ее голос звучал надменно и холодно, но, судя по выражению лица наглого гибрида и появлению на его щеках чертовых ямочек, у нее выходило не очень правдоподобно. — Ты нарушаешь мое личное пространство! Отодвинься! Клаус откинул голову назад и засмеялся, предоставляя Кэролайн возможность скользнуть смущенным взглядом по его шее с россыпью шоколадных родинок у самого основания. И тут девушка впервые с момента приезда в Новый Орлеан осознала, что их с Клаусом отношения, которые она привыкла классифицировать как непонятные, имеют одну совершенно точную и явную характеристику. При мысли об этом, Кэролайн стала пунцовой словно отварная свекла, и поспешила уткнуться взглядом в светлый коврик с эмблемой у себя под ногами. Клаус Майклсон и Кэролайн Форбс были любовниками. Может быть, это слишком громкое и пафосное название для одноразового секса, который случился больше пяти лет назад в лесу Мистик Фоллс, но Кэролайн предпочитала именно это слово, а не одно из этих мерзких, которые обычно использовал Деймон, когда укладывал на лопатки очередную девочку из бара. «Трах» или «перепихон». Кэролайн передернуло, но потом она подумала, что, наверное, именно так это и называется. Когда ты спишь с мужчиной, который не твой парень и никогда им не будет. Когда ты знаешь, что у вашей связи не может быть никакого продолжения. Когда этот самый мужчина, который добивался твоего внимания так долго, просто исчезает не попрощавшись. С некоторым ужасом Кэролайн поняла, что сейчас, когда рядом не было друзей, которые могли бы ее осудить за эту связь, ей было легче признаться, что ее ранило то, как Клаус тогда ушел. Она все еще помнила себя, застывшую и растерянную посередине лесной поляны с разорванной кофточкой в руках, смотрящую ему вслед, пока он на ходу надевал свою куртку. Будто издеваясь, Клаус не переходил на сверхскорость, а размеренно шагал вперед в сгущающихся сумерках, пока его фигура не растворилась в темноте. Словно он вернулся в свою естественную среду обитания, наконец избавившись от навязчивого и раздражающего желания обладать той, которая была полна света. Словно солнце было ему больше не нужно. В отместку, сама не понимая на что и почему она злится, Кэролайн беспощадно пропустила его рисунок через бумагорезку, бесстрастно смотря на то, как ее собственное лицо превращается в ничто. Она думала, что полностью избавилась от этой раздражающей связи, гнала от себя ненужные мысли, жила своей жизнью и строила планы на будущее. Иногда открывала шкаф, в самом дальнем углу которого лежала коробка, где хранилось ее выпускное платье. Проводила по изысканной вышивке дрожащими пальцами и думала. А потом Тайлер с нескрываемым удовольствием рассказал ей о Хейли, ребенке и Новом Орлеане. Кэролайн не составило труда сопоставить даты, хоть математика никогда не была ее сильной стороной. Коробка с платьем была беспощадно убрана на чердак, а слова о последней любви, о мире, который он хотел ей показать… Слова стали просто бесцветными осенними листьями, которые потонули в темных водах пруда. Клаус сдержал обещание и не вернулся, а Кэролайн смирилась с мыслью, что никто и никогда не будет за нее бороться. — Кэролайн? — голос гибрида вырвал ее из туманных и неприятных размышлений, вызывая новый приступ раздражения и смущения. — Что? — резче, чем ей бы хотелось отозвалась девушка, боясь, что если посмотрит на первородного, то он заглянет ей в самую душу и увидит там горечь, обиду и разочарование. И отчаянное желание справиться с собственным душевным недугом, которое сегодня вечером, возможно, толкнет ее на безумство. — Я спросил, действительно ли ты считаешь, что можешь упрекать меня в недостатке воспитания, хотя сама лязгаешь садовыми ножницами в семь утра, когда вокруг спят люди с удивительно чутким слухом? — Клаус с подозрением оглядел хмурую девушку, нутром чуя, что ее настроение резко упало. — Серьёзно?! — Кэролайн закатила глаза, стараясь отогнать от себя ненужные мысли и внезапную обиду, которая слишком долго была похоронена в ее душе. — Удивительно, но кроме тебя никто не жаловался. И я, между прочим, молчу про твои ночные разговоры по телефону, от которых все стены трясутся! — Ты же все равно не спишь, love, — Клаус обольстительно ухмыльнулся, искренне наслаждаясь этой перепалкой. — Или мой голос мешает тебе натирать столешницы до блеска? — Представь себе, да! Мешает! — Кэролайн окончательно потеряла терпение, резко разворачиваясь к Клаусу, отчего ее шелковистые волосы слегка скользнули по его небритой щеке. Первородный не смог сдержать торжествующей улыбки: у него вновь получилось выбить из этой несносной упрямой девчонки какие-то эмоции, кроме тех, которые были положены респектабельной мамаше двух дочерей. Машина остановилась на углу улицы Эспланаде и Баркс около трёхэтажного кирпичного здания с большими окнами, которое напоминало застройку Сохо в Нью-Йорке. Кэролайн быстро выскочила из машины, на ходу поблагодарив Стюарта, и решительным шагом направилась ко входу, над которым висел радостный розовый баннер, гласящий, что «в школе мисс Бушард любая девочка сможет почувствовать себя сказочной принцессой». Клаус смерил скептическим взглядом нарисованных розовых единорогов, на которых маленькие наездницы в пышных пачках переправлялись через радугу, но Кэролайн уже взбегала по ступенькам, а их разговор был все еще не закончен. — Прошу прощения, что занимаюсь делами города в то время, когда у тебя по расписанию объявление священной войны пыли и грязи, — с покаянным видом изрек Клаус. Все-таки Кэролайн была очаровательной, когда злилась на него. Он готов был выводить ее из себя вечно, чтобы только видеть, как она морщит носик и закатывает глаза. — И что это за дела такие? — протянула Кэролайн, задумчиво постукивая себя под подбородку. — Кого-то надо убить с особой жестокостью? Пытать? Внушить? Или ты начинаешь вынашивать очередной злодейский план только после утреннего кофе? — Я многозадачен, милая, — ухмыльнулся Клаус, галантно открывая перед Кэролайн дверь. — Могу делать все перечисленное одновременно. И, кстати, ничто так не бодрит дух перед вынашиванием очередного злодейского плана, как третья положительная. Еще теплая и прямо из вены. — Ты в курсе, что ты отвратителен? — прошипела Кэролайн себе под нос, пересекая пустой коридор быстрым шагом. Ей надо просто быстрее закончить череду бессмысленных пререканий. Не стоит вообще вступать в диалог с этим порождением вселенского зла, который вдруг возомнил, что может лезть к ней в душу… Девушка застыла перед дверями с матовыми стеклянными вставками, за которыми столпились многочисленные мамочки, ожидающие своих чад с занятий, почувствовав, что гибрид переместился к ней на вампирской скорости и теперь стоит непозволительно близко. Клаус ухмыльнулся, накрывая своей рукой ее дрожащую ладонь, которая сильно сжимала круглую ручку. Девушка вздрогнула, чувствуя на своей открытой шее его горячее дыхание, буквально опалявшее кожу до нервов. Кэролайн не могла развернуться, не могла отворить дверь, не могла даже пошевелиться, наблюдая за их нечетким отражением в мутном стекле. Клаус придвинулся ближе и нагнулся к ее уху, слегка царапая нежную кожу девичьей щеки своей трехдневной щетиной. Ему не стоило так пугать и смущать ее своей близостью, но разве можно было удержаться? Воздух раскалился до температуры кипящей лавы, и Кэролайн невольно прикрыла глаза, делая глубокий вдох и стараясь не откинуть голову назад, на плечо гибрида, где под майкой на бледной коже темнела татуировка пера с разлетающимися птицами. Амулет из агата на груди у Клауса потеплел и засветился, озаряя мизерное пространство между ними желтоватыми бликами. И если бы Кэролайн могла повернуться к гибриду лицом, то поняла бы, что это свечение вызывает внутри какой-то мистический жар, гипнотизирует и манит подойти ближе и прикоснуться. Скользнуть ладонью по горячей коже, а потом ощутить этот потрясающий контраст прохладного камня и жара тела первородного… Ноги совсем перестали ее слушаться, и она поняла, что вот-вот упадет, когда почувствовала, как губы Клауса скользнули по ее уху, оставляя за собой невыносимую пульсацию где-то под кожей. Поддавшись искушению, первородный на секунду обхватил нежную мочку губами. Осторожно. Едва уловимо и, будто бы, невзначай. Словно сквозь пелену сна девушка почувствовала, как ее сережка-гвоздик с крошечным бриллиантом, — подарок Аларика на прошлогодний День Рождения, — звякнула о появившиеся клыки гибрида, который едва сдерживал своего внутреннего волка, уже вставшего на дыбы, готового броситься на свою законную добычу. И этот звук отрезвил Кэролайн, отчего она вздрогнула и слегка съежилась, зажатая между горячим телом первородного и холодным матовым стеклом. — Да, ты говорила мне что-то подобное, — горячо прошептал Клаус. — Правда в тот момент мне было сложно сосредоточиться, love. На тебе было слишком мало одежды. Девушка буквально подавилась воздухом, но Клаус не дал ей времени на достойный ответ, открыв дверь и буквально вталкивая ее в помещение, пропахшее цветочным парфюмом и новенькими кожаными сумками, цена на которые варьировалась от месячной зарплаты Кэролайн до стоимости ее первой машины. — Ты был в теле моего бывшего парня, — прошипела раскрасневшаяся Форбс, одаривая всех женщин, что заинтересованно уставились на них, дежурной улыбкой и выпрямляя спину. — Это все детали, милая, — вальяжно протянул Клаус. — Главное — суть. Ответом ему послужил лишь злобный взгляд голубых глаз: Кэролайн не успела придумать достойный ответ, так как к ним уже спешила Мейси Коулман, цокая своими высокими шпильками по мраморному полу. Этот размеренный и противный звук был призван оповещать всех, что перед ними жена сенатора, примерная мамочка и глава комитета раннего детского развития в одном лице. Идеально уложенные волосы, блестящие от лака, сверкающий бриллиант в пять карат на безымянном пальце и твидовый костюмчик от Шанель — настоящий ночной кошмар для Кэролайн Форбс, новенькой для всех этих идеальных домохозяек, которые отчего-то сразу ее невзлюбили. Впрочем, Хейли и Фрея очень ясно объяснили девушке, чем продиктована такая неприкрытая враждебность: Кэролайн красива, ей не дашь больше двадцати, у нее двое детей и молодой богатый любовник, за которого они приняли Кола, когда тот увязался за ней на прошлой неделе, рассказывая непристойные анекдоты и играя бровями, пока Кэролайн и Хейли пытались насильно вытащить его из дамского общества. Сама мисс Форбс упорно отказывалась признать тот факт, что банальная женская зависть объясняет колкие фразочки, которые щедро кидались в ее адрес. И сколько бы Хейли ни советовала ей послать этих чокнутых мамаш далеко и надолго, Кэролайн не привыкла отступать от трудностей, поэтому, сделав шаг вперед и загородив собой Клауса, девушка продолжала улыбаться до боли в мышцах лица. — Кэр, дорогая, здравствуй, — пропела Мейси даже не взглянув на нее, сосредоточив все свое внимание на обольстительно улыбающемся мужчине за ее спиной. — Каждый раз с новым мужчиной! Завидую тебе! Представишь нас? — Клаус Майклсон, Мейси Коулман, — кисло отозвалась Кэролайн, не чувствуя в себе никаких моральных сил ответить на издевку. — И он не мой мужчина, а отец Хоуп. Интонация ответа получилась слишком резкой, поэтому Клаус удивленно поднял брови, ровняясь с хмурой Кэролайн и пожимая руку Мейси. — Майклсон? Тот самый Клаус Майклсон? — Кэролайн закатила глаза, ожидая, что в любую минуту Мейси хватит удар от восторга. И вампирша сможет пару раз пнуть бездыханное тело. — От лица муниципалитета я выражаю вам огромную благодарность за щедрые пожертвования в наш фонд… — Не стоит, миссис Коулман, — мягко отозвался Клаус, явно наслаждаясь этим цирком. — Мы с мэром Ландрье старые друзья, и я всегда рад помочь нуждающимся. Кэролайн не выдержала и громко фыркнула, одаривая самодовольного гибрида скептическим взглядом, благодаря чему Мейси все-таки обратила на нее внимание и брезгливо поджала губы. Клаус помогающий нуждающимся! Ха! Ну если они нуждаются в том, чтобы им переломали нужные конечности или высосали всю кровь, то тогда первородный гибрид просто Мать Тереза. — Значит вы муж… — Мейси на секунду замялась, пытаясь припомнить имя Хейли, которая пару раз нахамила жене сенатора так, что Кэролайн поклялась больше не брать ее забирать детей с балета. — Хейли, — резче чем следовало ответила Кэролайн, ощущая резкий прилив раздражения. — Не такое уж и сложное имя. И нет, они не женаты. Мейси посмотрела на болтливую девчонку взглядом, который ясно говорил ей закрыть свой рот, ибо она вообще не имеет никакого права голоса. — Прошу прощения, мистер Майклсон, — Мейси заискивающе улыбнулась, делая неопределённый жест рукой в сторону Кэролайн. — Память иногда меня подводит. Вы же понимаете, работа в комитете, воспитание детей, — женщина издала элегантный смешок и наклонилась ближе к Клаусу, который придал своему лицу самое заинтересованное выражение и, под возмущённый взгляд Кэролайн, тоже придвинулся к Мейси. Запах ее цветочных духов резал обостренное волчье обоняние, но выражение лица блондинистой упрямицы стоило того. — Не хватает времени даже на личную жизнь, если вы понимаете о чем я. — О, миссис Коулман, я вас прекрасно понимаю, — бархатным голосом отозвался Никлаус, демонстрируя ямочки на щеках, и Кэролайн решила, что больше никогда никуда с ним не пойдет. — Требуются годы, чтобы научиться гармонично совмещать все сферы нашей сложной жизни. — Я уверена, мужчина вашего положения делает это легко, — томно прошептала Мейси и, — Кэролайн не могла поверить своим глазам, — закусила нижнюю губу в откровенно эротическом жесте. — Может дадите пару советов за бокалом отличного вина? Вы собираетесь посетить сегодняшнее открытие бара вашего брата? У Кэролайн буквально вскипела кровь от подобной наглости, и она с сжала руки в кулачки, пытаясь сконцентрироваться на болезненном ощущения от собственных ногтей, впивающихся в кожу. Эта невыносимо вульгарная женщина что, завуалированно предложила первородному гибриду завести с ней интрижку? Прямо вот так? У нее на глазах? Кэролайн пожалела, что рядом не было Хейли, которая уж точно бы нашла пару крепких словечек, чтобы заткнуть эту стерву. Эйвелин называла таких женщин пренебрежительно и резко: «souyon»*. И хоть Кэролайн не имела ни малейшего представления, что означает это слово, она буркнула его себе под нос, будучи уверенной, что ее никто не услышит, а если и услышит, то вряд ли поймет. Естественно, Мейси не обратила ни малейшего внимания на шепот Кэролайн, но чуткий слух Клауса уловил креольское слово, прекрасно ему известное, и на его лице появилась та самая ухмылка, от которой обычно у женщин начинают дрожать коленки. — Конечно, миссис Коулман, — Клаус пробежал взглядом по открытым ключицам и глубокому декольте раскрасневшейся жены сенатора. — Я ни за что бы не пропустил это мероприятие. Кстати, его организовывала мисс Форбс, поэтому, я уверен, вино в самом деле будет отличным. Кэролайн начинала потихоньку закипать от поведения первородного, так открыто флиртующего с этой никчемной пигалицей на глазах у всех. Когда Давина неохотно передала ему изысканное приглашение на открытие, напечатанное на плотной бумаге бордового цвета, которую неугомонная блондинка лично выбирала несколько дней, Клаус лишь мельком взглянул на золотистые буквы, обозначающие время и место, а потом довольно беспардонно заявил, что уже давно не посещает подобные мероприятия. И теперь он с этой жуткой улыбочкой соглашается прийти в «Кюрасао»**, чтобы давать советы Мейси Коулман о том, как ему удается совмещать массовые убийства с почетной ролью короля и воспитанием ребенка! И еще Кэролайн думала о том, что вино, с легкой руки Кола, может превратиться в абсент, а непринужденный соул сменится шумными битами безвкусной современной танцевальной музыки. И тогда, ко всему прочему, расфуфыренная надменная дамочка решит, что у нее совсем нет вкуса. — Неужели? — Мейси сузила глаза и оценивающе посмотрела на Кэролайн, словно не могла понять, как эта мелкая сошка попала в круги высшего общества. — У тебя есть опыт в организации мероприятий, Кэролайн? — Я… — уверенно начала девушка, собираясь рассказать о своих многочисленных достижениях в качестве организатора в Мистик Фоллс, вечеринок для сотрудников канала в Далласе и череды нескончаемых семейных праздников и Дней Рождений, но Клаус перебил ее, мягко приобнимая за талию и притягивая к себе. Вот хам! Да как он смеет после их флирта с Мейси лапать ее своими ручищами?! Никлаус не смог сдержать довольной улыбки: Кэролайн была больше похожа на насупившегося воробья, который вот-вот выклюет первородному оба глаза. — В нашей семье Кэролайн всегда занимается вещами подобного рода, — елейно сообщил Клаус Мейси, у которой глаза стали размером с пятак. — У нее настоящий талант. Кэролайн поперхнулась воздухом, услышав свое имя в контексте ненормальной первородной семейки, и готова была уже начать протестовать, но тут Мейси снова обрела дар речи. — Ну тогда я непременно должна оценить ее способности, — холодно отозвалась сенаторская жена, неприязненно глядя на Кэролайн. — Как вы знаете, я занимаюсь всеми благотворительными банкетами и аукционами, которые проводит наш муниципалитет. Без ложной скромности могу сказать, что я лучшая… — Ну все, хватит, — вдруг резко отрезала Кэролайн, чувствуя что у нее вот-вот потемнеют глаза, и она вцепится этой невыносимой особе в горло. Она хотела вырваться из объятий Клауса, как следует намылить шею Мейси Колуман, которая посмела открыто оскорблять ее. В последнее время Кэролайн и так не отличалась терпением, а такие неприкрытые издевательства и вовсе доводили ее до ручки. Кэролайн уже открыла рот, чтобы доходчиво объяснить этим двоим, где находится то волшебное место, куда они могли бы пойти вместе взявшись за руки, продолжая свои светские беседы, но внезапно хватка Клауса стала сильнее, и девушка не смогла сдержать шипение, чувствуя, как его цепкие пальцы давят на нежную кожу. Мейси продолжала гневно смотреть на перебившую ее девушку, когда Клаус, с теперь уже пугающей улыбкой, склонился над ней, глядя прямо в глаза. Кэролайн почувствовала исходившую от него опасность так отчетливо, что у нее зашевелились волосы на затылке. Нельзя было с точностью сказать, что первородный гибрид сделает в следующий момент: оторвет Мейси голову, вырвет сердце или осушит, а потом внушит всем присутствующим просто забыть, что она вообще существовала. И только одно было совершенно ясно. По какой-то непонятной причине Клаус был очень зол. Кэролайн зажмурилась, молясь, чтобы в момент кровопролития из балетного зала не выбежали девочки, а потом умоляюще прошептала, чтобы он держал себя в руках. Клаус вздрогнул, разрывая зрительный контакт с Мейси, которая инстинктивно сжалась, но не могла двинуться с места, находясь под внушением. Его внутренний зверь скалил зубы и требовал крови, а амулет на шее жег кожу, питаясь от его ярости. И все эти чувства были настолько сильными и иррациональными, что Клаус и сам не мог объяснить себе, с чего вдруг тысячелетняя выдержка подвела его. Женское соперничество никогда его не трогало, но Кэролайн выглядела настолько усталой и рассерженной, что он просто не смог сдержать собственных инстинктов. Он бы вырвал сердце этой болтливой идиотки и даже не испачкал бы кровью одежду, а потом преподнес его Кэролайн на серебряном блюде. Но вместо этого он прислушался к тихому шепоту перепуганной девушки, и, вновь склонившись над притихшей Мейси, почти прорычал: — Если ты еще раз посмеешь сказать в адрес Кэролайн то, что может не понравиться мне или ей, то будь готова к тому, что ты и твой муженек будете до конца своих жалких жизней возить пьяных туристов по Миссисипи, — Клаус предупреждающе поднял руку, когда почувствовал, как Кэролайн рядом с ним дернулась, пытаясь что-то сказать. — И не забудь рассказать всем, что Кэролайн Форбс самый лучший организатор мероприятий в штате, на фоне которого твои приемы для богатеньких спонсоров выборной компании сенатора Коулмана — всего лишь детские утренники в дешевой забегаловке. А теперь пошла вон. Кэролайн в шоке смотрела, как Мейси невыразительно кивнула и послушно направилась в сторону остальных мамочек, которые уже с болезненным интересом поглядывали на их компанию. — Идиотка, — выплюнул Клаус, резко выпуская Кэролайн из объятий, из-за чего она чуть было не потеряла равновесие. — Говорят, что завистник умирает не один раз, а столько, сколько раз слышит похвалу сопернику. Это будет ей уроком. — Ты что это творишь? — прошипела пришедшая в себя Кэролайн, потирая руку чуть повыше локтя, где уже наливались синяки от цепких пальцев первородного гибрида. Клаус ответил ей не менее красноречивым взглядом и лениво протянул: — Цитирую Бальтасара Гарсиана***, а ты? Гибрид уверенным шагом направился к дверям балетного класса, откуда с минуты на минуту должны были выйти девочки, не забывая одаривать улыбающуюся ему стайку замужних дамочек кривой ухмылкой. Кэролайн кинулась за ним, чувствуя как вихрь из раздражения, досады и благодарности закручивается где-то в районе желудка, вызывая желание громко окрикнуть Клауса и высказать ему в лицо всю ту мешанину чувств, которые он способен был в ней вызвать. — Зачем ты это сделал? — чуть повысила голос Кэролайн, когда Клаус устало привалился к стене, прикрывая глаза. — Потому что ты не смогла этого сделать, — неожиданно резко отозвался гибрид. — Тебе стоит почаще вспоминать, что ты вампир, милая. Это решает массу бытовых проблем. — Я не собираюсь пользоваться внушением для того, чтобы навязывать людям уважение к себе! — взвилась Кэролайн, тыча в Клауса пальцем. — Его нужно добиться! И что это за пассажи про «нашу семью»? — гибрид продолжал устало потирать глаза, и девушке приходилось буквально подпрыгивать на месте, чтобы он, наконец-то, соизволил обратить на нее внимание. — Мы не семья, Клаус! Первородный отнял руку от лица, одаривая Кэролайн тяжелым взглядом, и девушка подумала, что, наверное, именно так ощущается ветер, приносящий цунами. Ледяной, колючий и хлесткий. — Ты это знаешь, я знаю, но ей, — Клаус кивнул на Мейси, которая что-то увлеченно рассказывала своим подругам, — знать необязательно. Хочешь чего-то добиться? Используй все доступные средства. Особенно, если твой оппонент не брезгует играть грязно. Не позволяй другим думать, что ты слаба. Потому что это не так, — гибрид нагнулся к застывшей девушке и обдал ее жаром своего дыхания, отдающим тмином и мятой, но Кэролайн чувствовала лишь исходящий от него арктический холод. — Ты бессмертна, Кэролайн, и глупо не пользоваться всеми преимуществами своего положения. — Если это был краткий экскурс в историю твоего взлета к верхушке социальной лестницы сверхъестественного мира, то спасибо, но я не заинтересована в том, чтобы все считали меня жестокой и параноидальной манипуляторшей-психопаткой! — Кэролайн выпрямилась, чувствуя необычайный прилив сил и уверенности в собственной правоте, смело встречая взгляд Клауса. — Дело вовсе не в том, как высоко ты взбираешься, Клаус, а в том, какими путями ты достигаешь целей. И твои способы едва ли мне близки. Так что, будь добр, впредь не вмешивайся в мои дела. Кэролайн была очень горда своей маленькой речью, пусть и понимала, что вряд ли ей удастся что-то доказать этому черствому древнему с каменным сердцем, но внезапно Клаус расхохотался, да так громко, что все присутствующие заинтересованно повернулись в их сторону. — Ты еще так молода, love, — снисходительно отозвался гибрид, качая головой, и Кэролайн почувствовала непреодолимое желание залепить ему хлесткую пощечину. — Я всего лишь пытаюсь упростить твою жизнь. Поверь, за вечность у тебя будет достаточно поводов убедиться, что единственное, что помогает тебе выжить в этом никчемном мире — сила и отсутствие каких-либо моральных принципов. — Не надо оправдывать свой мерзкий характер возрастом, Клаус, — гневно прошипела Кэролайн, внимательно прислушиваясь к финальным аккордам поклона в балетном классе. — Это не мир сделал тебя таким, это ты исказил мир вокруг себя. Ты никому не доверяешь, никого не любишь, не ставишь ничьи интересы выше своих, и люди отвечают тебе тем же, — девушка глубоко вздохнула, стараясь угомонить бешеное сердцебиение при виде потемневшей радужки сине-зеленых глазах гибрида, которая опасно блеснула оранжевым. — Да, да. Я не могу сблизиться с людьми потому, что даже не пытаюсь их понять, — скучающим тоном отчеканил Клаус, но Кэролайн чувствовала, знала, что попала своими отравленными словами прямо в цель. Задела, вскрыла все раны, нарывы в окаменелом сердце, и от этого, почему-то, все внутри нее ликовало. Значит, Клаус еще способен был что-то чувствовать, несмотря на все напускное безразличие, на всю кровь, что покрывала каждый сантиметр его кожи, на всю необъяснимую и иррациональную жестокость его поступков. — Мы уже проходили этот этап, милая, и я думал, наши отношения перешли на новый уровень. За пять лет можно было бы и сменить способ манипуляции. — Мне ничего от тебя не нужно, чтобы тобой манипулировать, Клаус, — неожиданно мягко отозвалась Кэролайн, стараясь заглянуть в его глаза, но первородный старательно отводил взгляд, уставившись куда-то поверх ее головы. — Я не собираюсь менять или спасать тебя, я даже не имею никакого права читать тебе мораль. Но я не желаю слушать про прогнивший мир, в котором можно выжить только с помощью убийств и запугиваний. Я знаю, каково это. Чувствовать только ненависть и злобу, которые грызут изнутри, окрашивают мир в черный цвет, отставляя лишь одно желание… И я не хочу так жить. Я борюсь с этим. Возможно, я проиграю, и ты окажешься прав, но сейчас это мой выбор, — девушка пожала плечами и обернулась к открывшимся дверям балетного зала, из которого гуськом начали выбегать девочки в белоснежных купальниках и шифоновых юбочках, шурша балетками по полу из дубовых досок и на ходу вынимая шпильки из тугих пучков. — Тогда, после бала, ты поблагодарил меня за честность. Может, и в моих словах есть доля правды, верно? Клаус будто окаменел, наблюдая, как Кэролайн бежит навстречу к девочкам, не в силах ни последовать за ней, ни сказать что-либо в ответ на эту искреннюю речь. Он даже не мог сказать, что чувствовал. Злость за то, что эта девчонка посмела отчитать его? Обиду за то, что Кэролайн не приняла его помощь? Желание схватить ее тоненькую шейку, припечатать к стене, сказать, что он не позволит ей командовать, указывать ему? Прорычать ей прямо в лицо, наблюдая, как Кэролайн съеживается, что она не имеет права рассуждать о ненависти, его характере и мотивах, когда сама ни черта не знает. Заорать, что это его город, и, если на то будет его воля, он вырвет языки всем женам сенаторов, и никто не посмеет ему и слово сказать? Клаус молчал, до скрежета сжимая зубы, и чувствовал, как внутри у него что-то неприятно саднит. — Я поймала себя на мысли, что хочу забыть все ужасные вещи, которые ты сделал… Она умирает. Его яд блуждает по венам, заставляет кровь кипеть, пробирается к сердцу, к легким, к мозгу, что уже наполовину одурманен галлюцинациями. Ему не жаль. В груди нет зияющей раны, которая не дает вздохнуть. Ему не больно, он ничего не чувствует. Клаусу не страшно, когда он садится напротив Кэролайн и смотрит ей прямо в глаза. Он не хочет заорать, перевернуть низкий журнальный столик, найти жалкого щенка Локвуда, который заставил первородного смотреть на результат своей ненависти, своего желания выиграть, наказать, продемонстрировать собственное могущество. Клаусу все равно. Ему тысяча лет, его сердце не может разрываться на части от вида умирающей девчонки, которая никогда не сможет перестать ненавидеть его. — Но ты не можешь, не так ли? Кэролайн манипулирует им, он знает это. Она хочет спасти свою жизнь, отчаянно цепляется за остатки сознания, едва слышно хрипит, выталкивая из груди нужные слова, которые смогут помочь ей выкарабкаться из лап смерти. — Я знаю, что ты влюблен в меня. А любой, кто способен на любовь, может быть спасён. — У тебя галлюцинации. Клаус говорит быстро и четко, отрезая последние пути к отступлению. Кем эта девчонка себя возомнила? Любовь — это слабость. Липкая хворь, которая превращает великих в жалкое подобие самих себя. Он испытывает к Кэролайн определённый интерес. Как энтомолог к редкой бабочке, которую хочется сделать самым ярким экземпляром коллекции. Это не любовь. Это всего лишь его Тьма, желающая заполучить Свет. — Наверно, я никогда не узнаю. Клаус смотрел, как Кэролайн на секунду обернулась к нему через плечо, одаривая странным взглядом, будто могла прочитать его мысли. Будто она тоже вернулась в прошлое, в гостиную ее дома в Мистик Фоллс, где была одержана ее первая серьёзная победа над великим и ужасным Никлаусом Майклсоном. Джози и Хоуп тут же повисли на светловолосой девушке, словно две обезьянки, а Элизабет, выпрямившись, молча стояла рядом, терпеливо ожидая, пока мать на ходу освобождала ее мягкие светло-русые локоны из прически. И если бы она решилась сказать хоть слово, то поведала бы этому знакомому незнакомцу, что аура у него черная, словно уголь, но с разноцветными золотистыми крапинками: темный небесный покров в звездную ночь. Она беспокойно клубилась вокруг него, чем-то потревоженная, и на свету Лиззи четко видела светящиеся нити неопределенного цвета, что тянулись от отца Хоуп к ее матери, окруженной потускневшим подрагивающим светом. Они были и темно-красными, почти бордовыми, и желтыми, и травянисто-зелеными, синими, как морские глубины, а потом белоснежными. Элизабет наклонила голову набок и прищурила один глаз, стараясь уловить, в какой момент эти волшебные «ленточки» меняют свой цвет. Кто — то ласково нашептывал ей на ушко слова на незнакомом и смешном языке, звучащем как шум прибоя на берегу Гудзона, куда родители возили их с Джози на День Независимости. Лиззи уже слышала что-то подобное, в тот день, когда на аккуратно подстриженной лужайке их дома появился истекающий кровью мужчина, которого видела только она. Тот самый мужчина, который не сводил с ее матери странного и непонятного для ребенка взгляда. — Милая, ты в порядке? — Кэролайн озабоченно провела ладонью по щеке дочери, а потом проследила за ее взглядом, со смутной тревогой понимая, что Элизабет смотрит прямо на Клауса. — Папочка! — заверещала Хоуп, бросаясь к отцу, который тут же подхватил ее на руки, целуя в розовую щечку. — Ты не поверишь! Мы с Джози будем ромашками! На концерте на следующей недели! — Хоуп восторженно верещала, крутя головой, словно неваляшка, стараясь завладеть вниманием и Клауса, и Кэролайн одновременно. Джози крутилась у ног матери, повторяя все па, которые они выучили на сегодняшнем уроке. — Ромашками? — скривился Клаус, показывая, что его не устраивает выбор простого полевого цветка, но поймав суровый взгляд Кэролайн, смягчил тон. — Это замечательно, принцесса. — Лиззи будет бабочкой, — с деловым видом сообщила Джози, приседая в плие, используя материнскую руку в качестве станка. Кэролайн с улыбкой посмотрела на молчащую дочь, собираясь ее поздравить, но Элизабет только кивнула, не поднимая глаз от пола. Стена между ними становилась прочнее с каждым днем, и у Кэролайн было ощущение, что она вязнет в застывающем бетоне, замурованная заживо, неспособная достучаться до собственного ребенка. Она бы сделала все, абсолютно все, чтобы дочь простила, чтобы снова пришла делиться своими детскими секретами и переживаниями, чтобы Лиззи снова начала петь, улыбаться… — Главная роль! — заявила Хоуп, когда Клаус поставил ее на землю, и она принялась запихивать форму в свой маленький рюкзачок. — Эта мерзкая Лили Коулман разревелась прямо в классе, когда мисс Бушард сказала, что бабочкой будет Лиззи, — младшая Майклсон и Джози довольно захихикали. — Хоуп, нельзя так говорить, — Кэролайн старалась быть строгой, но не смогла сдержать улыбки, смотря на каменное выражение лица Хоуп, которая являлась почти копией своего сумасшедшего папаши. — Она же говорит всякие гадости, — упрямо заявила Хоуп, насупившись. — Почему нам нельзя? — Потому что… — начала Кэролайн, помогая малышке развязать завязочки на юбке, но неожиданно ее перебил Клаус. — Потому что обычные люди только и могут, что говорить гадости, принцесса, — гибрид ехидно улыбнулся ошеломленной Кэролайн. — Джози, почему бы тебе не использовать то заклинание, которое показал Кол на прошлой недели? — Какое еще заклинание? — повысила голос Кэролайн, сурово глядя на улыбающуюся Клаусу дочь. Тоже мне, папаша года! Не удивительно, что Хейли всегда нервничает, когда девочки проводят слишком много времени в Бойне! Клаус, конечно, не отличался любовью к ближнему, но Кэролайн и подумать не могла, что он будет советовать детям использовать магию на обычных людях. А с Колом она еще поговорит о том, чему он учит девочек. Чего доброго все закончится бейсбольными битами в виде подарков на День Рождения! Джози и Хоуп увлеченно рассматривали свои белые балетки, шурша кожаными подошвами по светлому паркету. Кэролайн перевела взгляд с макушек этих «ангелочков» на невинное лицо Клауса, который поднял брови, ожидая очередной порции нотаций. — Знаете что? Это не важно, — сурово отрезала девушка, присаживаясь перед детьми на корточки и внимательно глядя им в глаза. — Что бы это ни было за заклинание, я запрещаю использовать любую магию вне стен дома. Все понятно? Хоуп и Джози нехотя кивнули. — Кажется, Колу предстоит выслушать кучу «гадостей», — будничным тоном заявил Клаус, подмигивая Элизабет, которая внезапно улыбнулась ему в ответ, а потом нагнулся к окаменевшей Кэролайн и прошептал ей в самое ухо: — Хотя, поверь, хруст сломанной шеи приносит гораздо большее удовлетворение. На этот раз Клаус все-таки решил оставить последнее слово за собой. * * * Хейли внимательно слушала возбужденный рассказ Кэролайн об отвратительном поведении Клауса сегодня днем, попивая коктейль «Голубые Гавайи» на основе ликера Кюрасао, которого, из-за открытия бара, было в их доме больше, чем питьевой воды. Вкус у него был не менее странным, чем неестественно синий цвет: пряный, немного цитрусовый, молочный и сладкий одновременно. Кэролайн как раз делала себе такой же, тряся шейкер в руке с такой силой, что Хейли на секунду зависла, наблюдая за этим. К их женским посиделкам должна была присоединиться Фрея, но их с Клаусом что-то задержало, и эти тайные отлучки здорово нервировали Элайджу и Кола, который до сих пор разговаривал с братом сквозь зубы. Если честно, волчица была почти настроена пойти на сегодняшнее открытие, предвкушая, что они с Кэролайн отлично повеселятся, — а с тех пор, как Ребекка уехала, громко хлопнув дверью напоследок, веселья в ее жизни было не слишком много, — но Форбс заявила, что у нее какие-то важные дела. И теперь Хейли чувствовала смутную тревогу, пытаясь понять, стоит ли расспросить девушку об этих «делах» поподробнее. Волчица не хотела быть навязчивой, но не могла скрывать, что она, как и все в их семье, привязалась к Кэролайн и ее детям гораздо сильнее, чем следовало бы, учитывая историю их взаимоотношений. У Хейли никогда не было подруг в прямом смысле этого слова. Ребекка, Фрея и даже Давина были для нее скорее семьей, чем друзьями, которых она выбрала сама. Еще в Мистик Фоллс, Маршалл не могла не завидовать общению Елены, Бонни и Кэролайн, и теперь, когда она стала старше и на многие вещи смотрела по-другому, эта зависть переросла в желание обрести такую же дружбу. Она полюбила эти вечера в женской компании со сладкими коктейлями, носившими смешные названия, споры, веселые истории, смех до икоты и просмотры фильмов, которые Кэролайн безапелляционно называла «шедеврами кинематографа». Несмотря на то, что Хейли чувствовала, что Кэролайн держит дистанцию и иногда впадает в меланхолию, мучаясь от бессонницы и страшных воспоминаний, волчице хотелось пробить лед. Возможно, рассказать о Джексоне, о своей боли и страхах, извиниться за то, как она вела себя много лет назад, и не думать о том, что будет, когда Кэролайн уедет. Стыдно признать, но иногда Хейли ловила себя на мысли, что начинает ревновать Кэролайн к ведьме Беннет, с которой блондинка могла часами говорить о чем-то по телефону. После этих разговоров Форбс всегда выглядела разбитой и утомлённой, и хотя Фрея советовала не лезть к ней с расспросами, Хейли и так знала причину удрученного настроения Кэролайн: след Рейны затерялся где-то в Небраске, а Стефана все еще не нашли, как и способа покончить с Охотницей раз и навсегда. — И тут он советует девочкам использовать магию! — Кэролайн сделала большой глоток из стакана и слегка поморщилась. С водкой она явно переборщила. — Ты можешь себе представить? — Очень даже могу, — Хейли пожала плечами. — Когда у Хоуп стали проявляться первые признаки магии, Клаус так обрадовался, что подарил ей гримуар Эстер. К счастью, она тогда еще даже не могла держать головку прямо. — Серьезно?! — Кэролайн прицыкнула языком и плюхнулась на стул рядом с волчицей, пытаясь представить, как Хоуп в колыбельке грызет уголок старого фолианта своим беззубым ротиком. — И ты позволила? — Конечно нет, — с оскорбленным видом отозвалась Хейли. — Я устроила настоящую истерику, с криками и так далее, но Клаус никогда особо не прислушивался к моему мнению, — волчица многозначительно посмотрела на Кэролайн. — Сказал, что я не имею права голоса, Хоуп его дочь и так далее… — Вот хам! — с искренним негодованием воскликнула Кэролайн. — Это он вынашивал ее девять месяцев, значит?! Его дочь! Подумать только! — Да уж, — протянула Хейли, отпивая обжигающую жидкость из стакана. — Но это же Клаус. — Я убью тебя и всех, кого ты знаешь, — пробасила Кэролайн, копируя акцент первородного гибрида, и Хейли захихикала. — Ты же знаешь, что он никогда бы не сказал такого тебе, — немного погодя отозвалась волчица, склонив голову набок. — Если бы я сказала то, что ты высказала ему сегодня или тогда, когда вы сбежали от Стюарта… Боюсь, даже Элайджа не смог бы меня защитить. Кэролайн уставилась на Маршалл так, будто она только что сообщила ей, что ученые доказали, что Земля плоская. Ее сердце предательски сжалось, а щеки порозовели, и девушка пробубнила что-то невнятное, отводя глаза. — Да брось, Кэр, — Хейли откинулась на спинку стула, широко улыбаясь. — Ты и сама знаешь, что ты… Особенная. Волчица впервые назвала ее сокращенным именем, и Кэролайн на секунду нахмурилась, пытаясь понять, нравится ли ей это. В прошлом у них с Хейли были проблемные взаимоотношения, — она пыталась увести одного ее парня, отправила двенадцать гибридов на смерть, сломала ей шею, а потом еще и переспала с несносным навязчивым гибридом, — и Бонни отчаянно убеждала подругу, что волчице не следует доверять, а Тайлер вообще специально позвонил ей с Аляски, куда уехал со своей новой девушкой, чтобы в очередной раз подробно выразить свою ненависть к Клаусу Майклсону и «этой гибридской подстилке». Но отчего-то Кэролайн чувствовала себя с Хейли спокойно и расслаблено, хотя иногда ей и хотелось задать Маршалл пару провокационных вопросов по поводу их общего прошлого. Про предательство гибридов, секс с Клаусом и ее нездоровый интерес к Тайлеру. С другой стороны, ее мать всегда говорила: кто прошлое помянет, тому глаз долой. Пусть Кэролайн и не всегда следовала этой мудрости, но сейчас ей почему-то хотелось забыть все обиды. Хейли Маршалл не была святой и умела это признавать. И после правильной Елены, высокоморальной Бонни это было… Облегчением? Кэролайн нравилась эта Хейли, нравились их гармоничные и крепкие отношения с Элайджей, нравилось то, что, при желании, она могла бы рассказать волчице о том, что чувствовала сегодня, когда Клаус стоял за ее спиной, сжимая горячими пальцами дрожащую ладошку. Кэролайн могла бы признаться Хейли в том, как сладко тянуло внизу живота, когда гибрид шептал ей на ухо. Как, — всего на секунду, — ей захотелось, чтобы Клаус обхватил ее шею своей рукой, потянул на себя, и окончательно уничтожил всякое расстояние между ними… — Вздор это все, — заявила Кэролайн, пряча глаза, хотя горящие щеки выдавали ее состояние. — Клаус — тысячелетний параноик-психопат. Я никогда не питала иллюзий, что для него я что-то большее, чем вызов его самоуверенности… — девушка немного помолчала, вспоминая лес в закатных сумерках, в котором осталась совсем одна, а потом сделала большой глоток «Голубых Гавайев». — И он это доказал. Хейли тяжело вздохнула, обдумывая свой ответ. Возможно, ей стоило сказать, что в тот вечер, когда они с Клаусом остались наедине, было выпито слишком много алкоголя, что никто из них никогда не испытывал к другому хоть что-то близкое к симпатии или любви, что это был просто секс… Но волчица знала: ни она сама, ни Кэролайн не готовы к этому разговору. — В любому случае, это все не имеет никакого значения, — внезапно весело отозвалась Кэролайн, чокаясь с Хейли бокалом и поддевая смешным зонтиком ярко-красную вишню, с видимым удовольствием кладя ее в рот. — Знаешь, в моей жизни было достаточно проблемных мужчин. Думаю отдохнуть столетие-другое. Найти того, кто разобьет мне сердце, я всегда успею. — Мудрое решение, — Хейли утвердительно кивнула и засмеялась, наблюдая за тем, как Кэролайн корчит рожи, пытаясь завязать узелок из веточки от вишни. — Рик так всегда говорил, — Кэролайн победно улыбнулась, когда у нее наконец-то получилось выполнить задуманное, и гордо продемонстрировала Хейли узелок. — Знаешь, на годовщину смерти моей матери, когда мы ходили на кладбище, я непременно начинала плакать… — Хейли напряглась, боясь спугнуть момент откровенности, и придвинулась ближе к Кэролайн. — А Рик начинал громко ругаться, рассказывая ей о том, что я постоянно «развожу сырость». Будто она была жива и стояла рядом, понимаешь? — девушка подперла рукой голову и прикусила губу. — Он это умел. Смеяться, когда грустно. Хейли тоже улыбнулась, и, повинуясь внезапному порыву, взяла Кэролайн за руку, глядя ей прямо в глаза. Долго и пристально, давая понять, что она знает, чувствует, эту боль. — Мне очень жаль, — прошептала волчица, сильнее сжимая тонкие и холодные пальцы блондинки. — И мне жаль, — прошептала Кэролайн. — Давина рассказал мне про Джексона… Наверно, он был удивительным человеком. — Они оба были, — Хейли положила голову на плечо Кэролайн, уже не думая о том, что они не настолько близки, чтобы так открыто выражать свои эмоции. В комнате воцарилась та особенная тишина, которая возникает тогда, когда все барьеры рушатся, и люди, хранящие одну боль, понимают, что между ними зарождается особая связь. Связь, основанная на страшном и горьком понимании потери другого человека. Связь, которая сильнее любых прошлых обид. — Девочки, простите, что я задержалась… — в комнату влетела Фрея, закидывая сумку на столешницу. — Я помешала? — первородная ведьма в нерешительности застыла, протягивая руки к шейкеру, где еще оставалось коктейля на добрые две порции. — Нет, конечно, — Кэролайн ободряюще улыбнулась Хейли, и повернулась к сестре Клауса, вскидывая брови. — Судя по виду, тебе надо выпить. — Ты даже не представляешь, — выдохнула Фрея, чувствуя, что прервала нечто важное, но не улавливая недовольных ноток в голосе Кэролайн. Старшая Майклсон налила себе коктейль и залпом осушила стакан под удивленный взгляд Хейли. — Когда мы уехали три года назад, Давина сотворила заклятие, которое не позволяет ведьмам из другого ковена входить на кладбище Лафайет без разрешения, — устало выдохнула ведьма, наливая себе очередную порцию алкоголя. — Но сегодня днем кому-то удалось прорвать защиту. Хейли нахмурилась, не совсем понимая, зачем кому-то понадобилось так рисковать: с тех пор, как Клаус вернулся в город, все знали, что подобные выходки равносильны самоубийству. — Неизвестно, кто это был? — с тревогой поинтересовалась Кэролайн, и Хейли удивилась, что ее так интересуют дела ведьм. — Нет, но этот кто-то явно обладает уникальным даром, — Фрея покачала головой и тяжело вздохнула. — Клаус и Кол чуть не поубивали друг друга. Марселю пришлось их разнимать. Давина весь день пыталась наложить поисковое заклятие, но что-то блокирует его. — Поисковое? — сдавленным голосом спросила Кэролайн, чье сердце буквально пропустило удар. — Что-то пропало? — Из хранилища ковена исчезла реликвия, и я ума не приложу, кому она могла понадобиться. Эйвелин дома? — Фрея устало протерла виски. Алкоголь уже начал разливаться по венам, расслабляя напряженные мышцы, но в голове по-прежнему неприятно гудело при воспоминании об искаженном яростью лице Клауса и оскорблениях, которые выкрикивал взбешенный Кол. Младший первородный был уверен, что кража как-то связана с пребыванием старшего брата на Гаити и требовал ответов, но Фрея не имела права нарушить молчание, а Клаус считал, что не должен ничего никому объяснять. — Нет, — Хейли покачала головой. — Она вроде бы собиралась навестить Бланш. А что? Кэролайн почувствовала, как кончики пальцев начинает покалывать от напряжения, а задняя часть головы пульсирует. Во рту появился вяжущий привкус горькой лакрицы, хотя она в жизни не ела эти мерзкие черные конфеты. — Пропало то, что когда-то принадлежало Мари Лаво, — Фрея устало вздохнула. — И, если честно, это меня это очень тревожит. * * * Кэролайн ворвалась на мансарду, где жила Эйвелин, словно торнадо, громко припечатав дверь к стене. В комнате стоял странный обволакивающий запах, приятный и отталкивающий одновременно. Внутри у нее все еще сжималось от страха после слов Фреи, которая все-таки уговорила Хейли пойти на открытие «Кюрасао», безапелляционно заявив, что им надо расслабиться. Форбс молилась, чтобы ее расплывчатое объяснение о «срочных делах» не вызвало подозрений. Девушка даже представить не могла, что Клаус сделает со старой ведьмой, если узнает, что она нарушила закон. И все из-за нее. Из-за того, что Кэролайн Форбс оказалась слишком слаба, чтобы справиться со своими проблемами без помощи магии. — А вот и ты, solèy la, — Эйвелин обернулась к ней с широкой улыбкой, зажигая последние свечи, что были расставлены по всей комнате. — Как раз вовремя. — Почему ты не сказала мне, что собираешься проникнуть на территорию ковена под самым носом у Клауса? — зашипела Кэролайн, подлетая к застывшей ведьме. — Потому что ты бы не согласилась на это, — засмеялась Эйвелин. — Тебе нужен этот ритуал, девочка, но ты слишком много думаешь о других. — Если Клаус узнает… — Кэролайн с благодарностью и страхом смотрела на старую женщину. Ее лицо при таком освещении выглядело гладким и почти молодым. Тени смягчали глубокие морщины, и можно было легко понять, что в молодости Эйвелин Лаво разбила не одно сердце. — Не узнает, — отмахнулась жрица вуду. — А если и узнает, то я всего лишь забрала то, что по праву мое. Эйвелин вынула из кармана простенькое колечко из латуни и протянула его озадаченной Кэролайн. Металл оказался гораздо более тяжелым, чем предполагала девушка, а на внутренней стороне обода были филигранно выведены знаки веве, сияющие теплым светом в полумраке комнаты. — Надень на палец, на котором носишь защитное кольцо, — прошептала Эйвелин.- Никто и не заметит. Кэролайн послушно сделала то, что сказала ведьма, чувствуя как по руке проходят приятные обжигающие волны. — Умница, — Эйвелин сжала ее руку, рассматривая, как неприметное колечко засияло в тени лазурита. — А теперь нам надо поторопиться. Скоро полночь. — Ради этого ты пробила защиту Давины? — выдохнула Кэролайн. — Ради этого я бы пробила любую защиту, — сухо отозвалась Эйвелин. — Маленькая ведьма не имеет права хранить то, что принадлежит моей семье. — Но ты отдаешь кольцо мне? Почему? — Кэролайн окинула взглядом простыни, изрисованные знаками веве и надписями на непонятном языке, которые опасно краснели на фоне белоснежной ткани. Запах. Тот самый, который она уловила еще с лестницы. Пряный, мускусный и немного острый. Кровь какого-то животного. Кэролайн передернуло, когда она подумала о том, кого Эйвелин решила принести в жертву. — Я уже говорила, девочка. Тебе это нужно, — Эйвелин кивнула на кровать, взглядом приказывая Кэролайн лечь. Простыни оказались холодными и слегка колючими, сделанными из грубого льна, и Кэролайн почувствовала, как свежая кровь пропитывает одежду, окутывает ее приятным маревом, от которого голова тяжелеет, а под глазами пульсируют вены, готовые налиться черным цветом. — Когда Папа Легба откроет ворота, ты почувствуешь дурноту, — Эйвелин склонилась над ней, чуть раскачиваясь из стороны в сторону. — Не бойся и иди на зов. Эзрули будет ждать тебя. Кэролайн уверенно кивнула, закрывая глаза. Назад пути не было. Она была готова на любые жертвы ради своих девочек, и дурнота была меньшей платой за возможность вернуться к нормальной жизни. Тьма внутри нее зашевелилась, подняла голову и грозно зашипела, обороняясь от опасности. Она стремилась вырваться из-под контроля, снова взять верх, и Кэролайн почувствовала, как на лице выступают вены, а сквозь десна прорываются клыки. Сладкий запах крови ударил в голову. Девушка сильнее сжала руками простыни, стараясь сдержать эту неведомую первобытную силу, что рвалась наружу. Papa Legba, louvri pòtay lavil la. Papa Legba, louvri pòtay lavil la ak kite m 'pase. Louvri pòtay yo, yo, se konsa mwen ka remèsye loa a. **** Монотонный голос Эйвелин пульсировал в ушах, словно маятник старинных часов отбивал четкий ритм прямо у Кэролайн в голове. Темнота перед глазами закружилась, рисуя черно-белые картины: тело Аларика, забрызганное кровью, безжизненное лицо матери, погребальный костер, тлеющий в непроглядной ночи леса, где они с Деймоном стоят, крепко сжавшись за руки, провожая друга в последний путь. Автобусная остановка и холодные лужи под ногами. Мэтт, который говорит, что не любит ее. Тайлер, следующий за своей местью. Широкая спина Клауса, уходящего во тьму. Плач ее девочек, который прорывается сквозь пелену агонии от яда оборотня и растворяется в плотном и душном воздухе луизианских болот. Боль, боль, боль. Кэролайн закричала, даже не слыша, как Эйвелин читает призыв к духу, отбивая быстрый ритм ладонями. К горлу подступила тошнота, и девушка почувствовала, как чья-то горячая рука хватает ее и тянет на себя сквозь завесу тумана и слепящего света. Ezruli, ede nanm lan pèdi jwenn lapè. Separe vyann lan soti nan zo yo, nanm nan nan kò, doulè, kè kontan an.***** Обнаженная смуглая женщина улыбалась ей, пока Кэролайн кричала от боли, чувствуя себя так, будто с нее живьем сдирают кожу. Ее волосы блестели от масел, заплетенные в две косы, что спадали на полные груди и к низу, к тонким лодыжкам, унизанным браслетами. — Mwen beni ou, pitit fi ****** Кинжал с ручкой в виде королевской кобры, открывшей свой капюшон, блеснул перед глазами Кэролайн, и она зажмурилась, чувствуя как холодное лезвие распарывает кожу щеки. Обжигающая физическая боль принесла облегчение, и Кэролайн притихла, прижимая руку к кровоточившей ране. Женщина собрала тонким пальцем кровь с ее лица, а потом жадно слизала красную жидкость с собственной эбеновой кожи. Jwenn li! ******* Эйвелин упала на колени перед кроватью, на которой лежало неподвижное тело Кэролайн. Ее трясло от слабости, и она поняла, что уже не так могущественна, как прежде. Этот ритуал забрал почти все силы, и пройдет не одна неделя, прежде чем могущественная жрица вуду сможет снова использовать магию. Папа Легба пропустил Кэролайн к своей жене. Все получилось. От тела крепкой спящей девушки отделилась невесомая тень, приобретающая плоть с каждым шагом к открытому окну, из которого лился свет стареющей луны. Другая Кэролайн взмахнула длинными пшеничными кудрями и потянулась, глядя на начинающий свою жизнь Французский квартал, чьи огни заманчиво мерцали вдалеке. — Спасибо, — девушка улыбнулась Эйвелин и помогла ей подняться, прижимая свою горячую руку к старческой щеке. — Пора тебе повеселиться, девочка, — сварливо заявила ведьма, отряхивая платье от невидимой пыли, чувствуя неловкость от того, что кто-то видел ее слабость. — Негоже хоронить себя в этом доме. Тень Кэролайн улыбнулась, зажмурившись и вдыхая сладкий воздух Нового Орлеана, который стал пахнуть совсем по-другому. Сладкой ватой, коктейлем «Мимоза» и анисом. Кэролайн, на которой висел груз забот, боли и ответственности мирно спала на кровати Эйвелин, свернувшись калачиком. Безмятежно и спокойно, впервые за долгое время. Кажется, веселье только начинается.