In For The Kill

Watching her strolling in the night so white Wondering why itʼs only after dark In her eyes a distant fire light burns bright Wondering why itʼs only after dark Burning burning in the flame Now I know her secret name You can tear her temple down But sheʼll be back and rule again In my heart a deep and dark And lonely part wants her And waits for after dark (Tito and Tarantula — After Dark) Целый день Фрея провела с Давиной, пытаясь наложить заклинание поиска на кольцо Мари Лаво. Они терпели неудачу раз за разом, пока у маленькой ведьмы не началось кровотечение из носа, а появившийся Кол с перекошенным от злости лицом, не потребовал прекратить попытки. Фрея лишь опустила глаза в пол и плотно сжала губы, чувствуя, как на место обычной обиде на младшего брата приходит раздражение, которое приходилось сдерживать из последних сил. — Не понимаю, кто мог наложить такую мощную защиту, — прошептала Давина после того, как Кол усадил ее в кресло, аккуратно придерживая за талию. — Никогда не видела, что бы обычные поисковые заклятия вызвали такое истощение. — Чужая охранная магия, другой природы, — Фрея вылила дымящуюся шипучую жидкость в кухонную раковину, и обернулась к ослабевшей ведьме. — Это может быть только кто-то из ковена Бланш. — Мы уже выяснили, что перемирие не было нарушено, — раздраженно прошипел Кол. — Хочешь развязать войну без обоснованных подозрений? — С каких это пор ты стал таким пацифистом? — Фрея слегка повысила голос. — С тех пор, как Ник исчез на три года, и мы, наконец-то, поняли, что значит жить без его постоянных приступов паранойи! — глаза Кола недобро блеснули, и Давина схватила его за руку, удерживая на месте, что-то шепча на ухо. — Если ты не хочешь, чтобы Давина помогала мне, то так и скажи, — жестко ответила первородная ведьма, складывая руки на груди. — Но я не собираюсь закрывать глаза на то, что кто-то посмел обокрасть нас! — Вообще-то я могу сама решить… — резко начала Давина, пытаясь подняться с кресла, но тут же была усажена обратно Колом, который сдавил ее плечо так, что она возмущенно зашипела от боли. — Я прекрасно знаю, что дело не просто в краже, сестра, — опасно тихо прошипел Кол, надвигаясь на сестру. — Мне знакомо это колечко, знаешь ли. Когда-то в Кемии я создал нечто подобное, и одна bo fènwa* украла идею, чтобы избавиться от некоего духа, заключив его в ловушку, — Фрея гордо вскинула подбородок, встречая горящий взгляд брата, который был знаком ей слишком хорошо: Кол был обречен вечно стремиться к магии, чувствовать её всем своим существом, но не быть способным создать ее своими руками. — И зачем это, дорогая сестрица, Нику сдалось это кольцо? — младший Майклсон понизил голос настолько, что Фрея невольно наклонилась ближе. — Эти вместилища всегда имеют две части: ключ и дверца. Вы это искали на Гаити? Во что Ник хочет нас втянуть, Фрея? Воздух в комнате начал потрескивать от напряжения, заставляя волосы первородной ведьмы наэлектризоваться, а руки подрагивать от желания выплеснуть агрессию на брата. Кол подобрался слишком близко к их тайне, практически погрузил руки в прошлое, вороша его в поисках ответа, как золотоискатель баламутит воду, ища драгоценный металл. И Фрея не могла позволить ему найти его. Младший первородный отлетел к противоположной стене, и не успел подняться, как схватился за голову, чувствуя, как каждый нерв кипит от напряжения. — Фрея! — закричала Давина, подбегая к Колу и хватаясь за него, пытаясь нейтрализовать заклинание. — Прекрати! — Твои допросы начинают мне надоедать, Кол, — прошипела Фрея, сжимая руки в кулаки. — Я бы настоятельно советовала тебе поменять свое отношение, потому что в данный момент эту семью разрушает вовсе не Клаус. Ты серьезно думаешь, что эта кража — не показатель неповиновения? Не хочешь новой войны, братец? Тогда возьми себя в руки и найди того, кто подрывает авторитет нашей семьи, — ведьма разжала ладонь, и Кол рухнул на пол, пытаясь отдышаться. Давина рассерженно посмотрела на Фрею, но промолчала, зная, что в разборки между членами этой семьи лезть не стоит. — Сделаю вид, что я поверил тебе, сестра, — глаза Кола были налиты кровью, когда он смерил Фрею озлобленным взглядом, предостерегающе подняв руку, когда Давина попыталась потянуть его к выходу из комнаты. — Но если ты думаешь, что защищаешь Ника, то ты еще не усвоила самого главного: защищать надо лишь от него. — Что здесь происходит? — на кухню вошел Элайджа, как всегда настороженно оглядывая разбушевавшихся родственников. Кол ухмыльнулся, смерив брата саркастическим взглядом. — Старые добрые семейные ссоры, — заявил Кол, взяв за руку Давину. — Все как ты любишь, брат, но, к сожалению, ты не успел вовремя, чтобы нас разнять, — младший первородный скорчил гримасу и хлопнул старшего брата по плечу. — Но я уверен, у тебя еще будет шанс использовать твой любимый отеческий тон. «Ведите себя прилично!» — напоследок громко воскликнул Кол, передразнивая голос Элайджи. Давина тихо попрощалась, снова смерив Фрею неприязненным взглядом и вышла вслед за Колом. Первородная ведьма раздраженно закатила глаза и устало вздохнула, усаживаясь на один из высоких барных стульев и слегка крутанулась на месте: она любила Давину, но иногда ее преданность Колу просто выводила Фрею из себя, заставляя думать, что младший брат, и без того всегда отдаленный ото всех кроме Ребекки, нашел себе новую семью, перестав воспринимать всерьез их «всегда и навечно». — Просвети меня, — Элайджа подошел к сестре и положил свою руку поверх ее, слегка сжимая и успокаивая. — Ты же знаешь, что у нас с Колом никогда не было особенно теплых отношений, — кисло улыбнулась Фрея. — И эта сцена не имеет никакого отношения к теории вашего с Никлаусом заговора, которой он так одержим? — как бы невзначай поинтересовался Элайджа, подходя к кухонному шкафу в поисках бурбона. Разлив по стаканам янтарную жидкость, он пододвинул хайбол к Фрее, которая лишь хмыкнула и выпила залпом содержимое, полностью игнорируя тот факт, что лишь недавно прошло обеденное время. — А разве ты ей не одержим? — сардонически поинтересовалась ведьма, склоняя голову набок. — Я не спрашиваю, что вы делали на Гаити, — пожал плечами Элайджа. — Пока не спрашиваю. Никлаус не умеет останавливаться, когда ему что-то нужно, но я научился доверять ему, и, я надеюсь, что мне не придется об этом жалеть. Фрея неопределённо мотнула головой, выпивая еще одну порцию бурбона, и зажмурилась, наслаждаясь приятным теплом, разливающимся по телу. — Но, все-таки, у меня есть вопрос, — в голосе Элайджи послышались металлические нотки, и первородная ведьма резко открыла глаза, встречая серьезный взгляд брата. — Из библиотеки Бойни пропали некоторые записи, которые могли бы помочь одной молодой особе и ее друзьям в поисках, — старший первородной наклонился ближе к сестре, не давая ей возможности разорвать зрительный контакт. — И мне стало интересно: почему Никлаус так не хочет, чтобы мисс Форбс нашла способ покончить с Рейной Круз? * * * Клаус вернулся в Бойню только к полуночи, когда дети уже давно спали, а Хейли с Элайджей тихо переговаривались между собой в спальне, и их маячившие в окне второго этажа тени казались лишь обманом света и мрака, затерявшимся среди полупрозрачных штор. Пересекая внутренний двор, первородный не смог сдержать улыбку при виде аккуратно подстриженных розовых кустов и развороченной земли у подножья аркад первого этажа, где под лунным светом отливали вибрирующим фиолетовым знакомые цветы… Клаус улыбнулся еще шире, подходя ближе и присаживаясь на корточки перед вытянутыми соцветиями, похожими на маленькие колокола. В носу мгновенно защипало от резкого запаха, и гибрид едва ощутимо провел пальцами по нежным цветкам. Кожа на руке покраснела, заставляя его тихо рассмеяться в темноту, поднимая взгляд на темные окна спальни Кэролайн. Маленькая нахалка. — Даже не знаю, где она раздобыла аконит, — Эйвелин вышла на крыльцо, сжимая в руках пучок белладонны, ягоды которой она ловко отделяла от листьев, собирая черные плоды в ладонь. — С тех пор, как ты вернулся в город, его нигде не найти. Все боятся, что это будет расценено как подготовка заговора. — Страх делает людей еще большими глупцами, — ухмыльнулся Никлаус, демонстрируя старой ведьме свою ладонь, на которой не осталось и рубца. — Даже оскорбительно, что кто-то может думать, что мне свойственны слабости оборотня. — Особенно теперь, когда ты носишь этот амулет, — резко отозвалась Эйвелин, и ее глаза загорелись в темноте южной ночи. — Ты стал почти неуязвим. — Почти, — недобро скривился Никлаус, разворачиваясь к жрице спиной и направляясь к дому. — Тебя это гложет, да? — голос Эйвелин достиг его разума так стремительно, что на мгновение глаза Клауса окрасились в желтый цвет. — Зверь, загнанный в ловушку, желающий обхитрить природу, обойти ее законы. Неужели, недостаточного того, что само твое существование нарушает баланс? Клаус медленно обернулся, и Эйвелин увидела, как его лицо прорезают вены, отдаваясь трещинами в ее собственном бесстрашии. Он надвигался на нее медленно, но неумолимо и бесшумно, как хищник к жертве, который уже чувствует ее слабость, запах крови от разорванных жил и терпкий вкус победы на языке. Несмотря на все свое могущество, Эйвелин Лаво была слаба перед ним. Не в ее силах было пробить поле защиты, вибрирующее алой тьмой, отчего волосы у нее на руках вставали дыбом. — Ты видишь один падающий лист и думаешь, что знаешь, откуда дует ветер, — угрожающе тихо прошипел Никлаус. — Но поверь мне, ведьма, в ловушке оказался вовсе не я. — Я знаю, что меня ждет, — Эйвелин гордо вздернула подбородок, стараясь скрыть внутреннюю дрожь. — Нивард… — из горла Клауса вырвался утробный рык, — и те пятеро. Я видела их. Первородный гибрид оскалился, обнажая клыки, и Эйвелин показалось, что это лицо — всего лишь маска, под которой скрывается нечто гораздо большее, чем желание стать неуязвимым. — Где кольцо? — голос Клауса перестал напоминать человеческую речь, превратившись в первобытное рычание, смысл которого можно было понять лишь на уровне глубинных человеческих инстинктов. — Ты уже понял, что является вторым источником, неправда ли? — продолжила Эйвелин, осознавая, что это единственный ее шанс сложить последние кусочки паззла. — Поэтому вернулся. Все думают, что ты защищаешь ее, но я знаю, Клаус. Знаю, что ты не способен ничего сделать без личной выгоды. Ярость затопила нутро гибрида обжигающей лавой и, не способный справиться с волчьей сущностью, он вцепился пальцами Эйвелин в горло, припечатывая ее к перилам крыльца с такой силой, что металл жалобно заскулил и прогнулся. Волк оскалил зубы, чувствуя страх жертвы, улавливая гулкое биение артерий и вен под кожей, желая разорвать ту, что посмела посягнуть на то, что зверь прятал глубоко внутри, тщательно оберегая от посторонних глаз. Он был готов убить, растерзать, забрать жизнь Эйвелин Лаво, которая могла встать между ним и тем, что было его по праву. Ведьма тяжело дышала, не решаясь больше говорить, лишь наблюдая за тем, как в Клаусе боролись две сущности: оборотень, требующий крови, и первородный вампир, который готов был пойти на все, чтобы добиться того, что ему было нужно. Клаус понимал, что если правда вырвется наружу раньше времени, то он потеряет многое, но если он не сохранит Эйвелин жизнь, то все годы скитаний будут потрачены впустую. И этот выбор… О, как нечасто Клаусу приходилось делать столь сложный выбор, жертвуя своими желаниями и инстинктами. — Скажешь хоть слово, и, поверь, перед тем, как я убью тебя, ты увидишь смерть всего своего рода, — Эйвелин не смогла сдержать вздоха, когда первородный выпустил ее из цепкой хватки, отступая на шаг, чтобы вновь принять человеческое обличье. — Не в моих силах помешать тебе, — прошептала Эйвелин, хватаясь за горло и пытаясь отдышаться. — Более того, сама того не зная, я помогла тебе. Клаус прищурился, ощущая, как из-за проснувшегося внутри волка, запахи стали казаться ярче, и теперь аконит практически разъедал ноздри, но было и еще кое-что… Аромат, что успокаивал, проникая в легкие из-за приоткрытого окна спальни на втором этаже дома, и от этого его глаза перестали гореть желтым. — Где кольцо? — уже спокойнее проговорил он, пытаясь удержаться за видение растрепавшихся по подушке золотых локонов, за звук ее размеренного дыхания, которые помогали ему сдерживаться. — И почему в ту ночь, когда ты его украла, я почувствовал это? — Веве, выжженное на твоей спине, — понимающе кивнула Эйвелин, стараясь сохранять спокойствие на столь зыбкой почве. — Ты почувствовал силу второго источника. Кольцо — проводник. И оно пробудило то, что тебе нужно. Клаус почувствовал, как волк внутри снова напрягся, принюхиваясь, еще не до конца осознавая, что только что сообщила ему ведьма. — Каким образом? — прорычал он, снова делая резкий шаг вперед, хотя инстинктивно он уже понимал, знал, с самого начала ощущал, что что-то происходит за его спиной. Эйвелин не успела ответить: тишину, нарушаемую лишь тяжелым дыханием старой ведьмы, разорвал телефонный звонок. Марсель. Первородный поднял трубку, продолжая сверлить креолку предупреждающим взглядом, который явно говорил о том, что они еще не закончили. — Что бы это ни было, разберись сам, — рявкнул Клаус, не собираясь в очередной раз возиться с трупами, которые новообращенные Жерара не убирали за собой. Сегодня днем ему пришлось сорваться, оставив Кэролайн, когда между ними только тронулся лед, из-за того что в одном из закоулков набережной полиция обнаружила иссохшее тело Рена, одного из новичков. Конечно, между вампирами и раньше случались стычки, но никогда так близко от Бойни и ни разу с тех пор, как Клаус вернулся в город. И если днем первородный лишь кинул Марселю небрежное «разберись с этим», то сейчас он был готов уничтожить весь этот выводок ничтожеств, что не умели справляться со своими эмоциями. — Боюсь, что без тебя у меня не получится, — в трубке раздался голос Фреи, и Клаус понял, что был настолько сосредоточен на бешеном сердцебиении Эйвелин Лаво, что не услышал ревущую музыку. — Если ты звонишь потому, что напилась, то я не тот брат, который будет забирать тебя из бара, — раздраженно отозвался Клаус. — Не сомневаюсь, — кисло ответила Фрея, понимая, что вступать в полемику с ним сейчас бесполезно. — Но я трезва как стеклышко. И у нас проблемы. Клаус перевел взгляд на Эйвелин, которая явно уловила последние слова Фреи и теперь выглядела гораздо более напряженной, чем можно было ожидать. — Элайджа что-то подозревает, — чуть тише продолжила Фрея, чтобы ее голос смог расслышать Клаус, но не Марсель, который явно находился где-то рядом. — Я убедила его в том, что ты передал информацию друзьям Кэролайн, а ей не обязательно знать способ покончить с Охотницей. Пока он поверил, но я не знаю, что будет если они с Колом решат… Гибрид раздраженно выдохнул: его братья, постоянно лезущие туда, куда не просят, уже начинали вызывать у Клауса мигрень. Элайджа никогда не сделает ничего за его спиной, но Кол… Эта вечная головная боль, обличенная в тело младшего Майклсона, с колоссальными познаниями в колдовстве… Кол сможет разгадать шараду за секунду, если дать ему хотя бы одну подсказку. — Я разберусь с Колом, — отрезал Никлаус. — Это все? Сердце Эйвелин забилось чаще, вторя музыке, раздающейся из телефона. Старая креолка прошептала заговор, успокаивающий злость, а потом метнула быстрый взгляд на окно спальни Кэролайн. Мимолетный, но, без сомнения, испуганный. И что-то внутри у Клауса заклокотало от злости. Кэролайн. Его боль и его наваждение. Чертова Кэролайн, вечно путающая все его планы своим сладковато-пряным ароматом, звонким смехом и синими глазами. — Нет, — Фрея явно не обратила внимание на грубость брата. — Кэролайн. Ну конечно. Кэролайн. Всегда она. В его мыслях, желаниях, снах и, теперь, реальности. Врывается, как солнечный луч, рассеивающий тьму. А потом множит эту же тьму в его сердце. — Она здесь, — неуверенно продолжила Фрея. — И ведет себя не совсем, как… Как Кэролайн. Эйвелин шумно выдохнула, переводя взгляд на вновь пожелтевшие глаза первородного, который развернулся к креолке, не желая верить, но уже понимая, каким образом она ему помогла. — Этого не может быть, — прорычал Клаус в трубку, на вампирской скорости перемещаясь в спальню Кэролайн. Застыл на секунду у двери, вспоминая их утренний разговор, но потом с рыком распахнул ее, врываясь в прохладное помещение. Аромат, что еще несколько минут назад успокаивал его волчью сторону, теперь казался триггером, вызывающим агрессию и такое слепящее чувство собственничества, что гибриду пришлось буквально приказать себе успокоиться, чтобы не разбудить спящую девушку. Хотя, он уже прекрасно знал, что Кэролайн проснется только с рассветом. Ее лицо выглядело таким спокойным и безмятежным. Клаус никогда не видел ее настолько… юной. Наверно, это глупо, ведь во сне большинство людей выглядит спокойными, но впервые за все время гибрид осознал: Кэролайн была всего лишь ребенком, когда ее обратили. Подойдя чуть ближе, все еще слыша отдаленный шум музыки и дыхание Фреи на той стороне провода, которые казались чужими и неуместными в этой спальне, Клаус склонился над Кэролайн, чувствуя странную и обжигающую смесь из ярости и спокойствия при виде того, как тень от ресниц на ее щеках чуть дрожит в свете неярких уличных фонарей. — Клаус, — голос сестры показался ему далеким и чужим. — Мне кажется, тебе стоит приехать. Кэролайн пахла древней магией, солнечным светом и морем, а еще тайными решениями, принимавшимися за его спиной. — Буду через десять минут, — рыкнул Клаус, невесомо скользя пальцем по аккуратному носику девушки, от чего она чуть улыбнулась во сне. — Надеюсь, что тебе снятся хорошие сны, Кэролайн, потому что в реальности тебя ждет настоящий кошмар. * * * Кэролайн в жизни не чувствовала себя лучше, свободнее, привлекательнее, сильнее, чем в самой гуще шумной толпы на Брубон-стрит, посреди вечного праздника, ведь сегодня она знала, что ей не придется сдерживать себя. Она просто сможет отпустить контроль. Совсем. Никаких компромиссов. Никаких воспоминаний. Сегодняшний день принес слишком много тяжелых мыслей, которые включали себя необычно тепло, которое она чувствовала, когда приоткрыла Клаусу свои мысли, тяжесть внизу живота при воспоминании о том, как его язык скользил вокруг ее пальца. Неправильные чувства. Неуместные. Особенно на фоне того, что никто из ее друзей так и не взял трубку. Кэролайн хмуро посмотрела на телефон, убеждаясь, что пропущенных звонков нет, а потом почувствовала, как магия затрещала на кончиках ее пальцев от внезапного иррационального желания выбросить ненужный гаджет в ближайшую мусорку, но она быстро взяла себя в руки. В конце концов, Элайджа сказал ей, что пару дней у них не будет связи, а значит она вполне может начать психовать, когда пройдет больше, чем двенадцать часов. И когда кто-нибудь из них выйдет на связь, Кэролайн им головы поотрывает за то, что посмели пропасть так надолго. Сейчас, когда ее рациональная сторона отдыхала, она могла признаться, что злилась больше на себя, чем на Бонни или Деймона: она жила в Новом Орлеане почти три месяца, но в обширной библиотеке первородных так и не нашлось ничего, что помогло бы уничтожить Рейну Круз. Кэролайн почувствовала, как ее глаза потемнели при мысли об Охотнице. Ей бы следовало расспросить Клауса о ней вместо того, чтобы притворяться, что они могут быть друзьями. Та, другая Кэролайн, могла себя обманывать, но сейчас в ее силах было признаться себе еще и в том, что чувства, которые она испытывала, когда первородный находился рядом, были какими угодно, но не дружескими. Ей надо было выпить. И желательно много, чтобы не чувствовать этой обжигающей жажды, что зарождалась внутри. И дело было не только в крови. С этим она могла справиться даже утратив контроль. Запирать свои чувства и желания было гораздо сложнее. Бар под запоминающимся названием «До рассвета», отсылающим к известному фильму, показался ей подходящим местом для вампира, желающего забыться, поэтому Кэролайн подмигнула охраннику, сдерживающему толпу желающих зайти в шумное заведение, и с удивлением поняла, что даже не придется применять внушение, чтобы он пустил ее без очереди. Видимо, облегающее платье с открытыми плечами делало свое дело, и девушка, как и вчера, не смогла сдержать улыбку от осознания того, что она привлекательна. В баре было на удивление светло и шумно, и Кэролайн критически подумала, что, наверно, сделать освещение в «Кюрасао» настолько приглушенным, — было не лучше идеей. Облокотившись на барную стойку и пробежавшись глазами по меню, девушка постучала ладонью по отполированному дереву, привлекая внимание бармена. Мимолетное чувство дежавю о первом вечере того дня, когда она отключила эмоции после похорон матери, на мгновение кольнуло ее в сердце, но Кэролайн отмахнулась от неприятных ощущений: спустя годы боль сменилась светлой грустью, несмотря на то, что ей часто не хватало Лиз. Особенно, когда дело касалось ее девочек. — Такой красивой девушке подойдет «Мимоза», — молодой бармен, который явно получал удовольствие от флирта с подвыпившими клиентками, скользнул оценивающим взглядом по лицу Кэролайн. — Если тебе уже исполнилось восемнадцать, конечно. Вампирша ухмыльнулась, наклоняясь ближе к нему, так, чтобы он смог рассмотреть черный отблеск в ее глазах. — Девушке подойдет «Смерть в полдень», умник, — властно сказала она, c удовольствием наблюдая, как зрачки парня расширяются. — И побыстрее. Бармен согласно кивнул и в следующую секунду уже вновь улыбался, смешивая абсент и шампанское в шейкере. Девушка откинулась назад, покачиваясь в такт музыке, оглядывая посетителей и полураздетых танцовщиц, которые призывно и зажигающе извивались на столах, иногда позволяя себе утянуть в танец кого-нибудь из одиноких мужчин. Да, это место было определённо не из тех, куда приходят чинно пропустить коктейль после тяжелого трудового дня. Клиенты бара «До рассвета» явно были настроены пить и веселиться, пока ноги не перестанут их держать, а значит Кэролайн не ошиблась с выбором места. — Держи, красотка, — бармен пустил ее коктейли по стойке и Кэролайн ловко его перехватила, сразу делая большой глоток, невольно вспоминая Энзо. — Милые словечки оставь для тех, на кого они могут подействовать, — скривилась девушка. — Еще. Парень удивленно приподнял бровь, но снова потянулся к абсенту, продолжая рассматривать необычную клиентку, которую, казалось, не трогали заинтересованные взгляды, которые кидали не нее мужчины. Если девушка приходит в бар одна и садится за стойку, то она точно ищет знакомства или хочет выговориться, но этой блондиночке явно было не нужно ни то, ни другое. — Ты приезжая? Я тебя здесь раньше не видел, — спросил он, когда блондинка осушила вторую порцию, громко стукнув стаканом по стойке. — А ты знаешь всех в городе? — язвительно поинтересовалась Кэролайн. — Практически, — усмехнулся парень. — Я здесь родился и вырос. Кстати, меня зовут Нил. — Как много ненужной информации, — сморщилась девушка. — Будь добр, налей мне еще, Нил. — Да, ты явно настроена на разговор, — присвистнул мальчишка, пожимая плечами. — Ну ничего, все сначала упираются, а спустя три коктейля уже рассказывают мне все свои тайны, заливая стойку слезами. Кэролайн откинула голову назад и засмеялась, и это был тот тип смеха, от которого внутри все холодеет. Нил еще никогда не видел, чтобы глаза подобной голубизны были наполнены такой горечью. — Поверь, если я начну изливать тебе душу, то заливать слезами стойку будешь ты, — пренебрежительно и едко отозвалась она, а Нил почувствовал, как у него засаднило ладони: ощущение, знакомое многим любителям лезть не в свое дело. Дождавшись, когда надоедливый парень уйдет обслуживать других посетителей, Кэролайн откинулась на спинку высокого барного стула, прикрыв глаза и прокручивая в тонких пальцах шот с коктейлем. Сквозь темноту она улавливала отблески сверкающих разными цветами софитов, а быстрая и зажигательная музыка отдавалась пульсацией в районе груди. Кэролайн выгнулась, откидывая голову назад, когда абсент обжег небо, а пузырьки шампанского оставили на языке сладкую горечь, а затем облизнула губы, чувствуя, как мелодия тянет ее в самую гущу танцопла. Оказавшись в центре толпы, девушка запустила руки в волосы и прикрыла глаза, позволяя разуму полностью отключиться, оставив лишь слепящее желание эмоциональной разгрузки и веселья до упада. Ей было плевать, что платье задралось, порочно обнажая бедра. Плевать, что если бы сальные взгляды оставляли следы на коже, то она бы заблестела в ярком электрическом свете. Плевать, на то, что скоро наступит рассвет, и ей вновь придется вернуться к прежней жизни. Хриплый голос пел что-то о девушке, что появляется только с наступлением темноты, но Кэролайн едва ли вслушивалась в слова и была способна проводить какие-то аналогии, когда все ее тело было расслабленным и гибким, как никогда прежде. Будто все скопившееся напряжение постепенно вытекало из ее натянутых жил, позволяя крови течь свободно и легко, даря спокойствие и отдых. Кэролайн даже не заметила голубовато-золотое свечение, следующее за ее движениями, словно послушная тень. Едва ли бы она обратила внимание на то, как лампы под потолком начинают искрить, когда она поднимает руки или кружится вокруг своей оси в каком-то древнем ритуальном танце, который известен лишь посвящённым. И совершенно точно Кэролайн было невдомек, что под определённым углом на ее левой скуле можно было заметить шрам, глубоко распоровший нежную кожу. Когда девушка открыла глаза, то заметила лишь мерцающую золотую пыль на ладонях, которую она сбросила привычным движением, будто всю жизнь училась справляться с всплесками магии. Проведя пальцами по тому месту, где еще секунду назад на лице алел порез, Кэролайн скользнула пальцами по губам, ощущая вкус собственной крови. Sa ki mal isit la.** Гул в ушах нарастал, словно по инерции расщепляя любые материальные преграды на своем пути, и совсем скоро Кэролайн уже не слышала ни музыки, ни шума толпы. Будто в замедленной съемке она наблюдала, как пробка вылетела из бутылки с шампанским, стукнувшись о трубы под потолком, а потом приземлилась где-то за столиками. Обернувшись к стойке, чувствуя, как к горлу подступает комок тревоги от слов на чужом языке, что обжигали мочку уха, Кэролайн увидела знакомый женский силуэт, скользивший сквозь толпу к выходу. Девушка обернулась, и в мигающем свете Кэролайн рассмотрела ее лицо, черты которого буквально кричали о принадлежности к семье, что когда-то построила этот город. — Ребекка, — беззвучно проговорила Кэролайн, все еще не веря своим глазам. Чуткий слух первородной уловил тихий зов, и она застыла на месте, смиряя Кэролайн долгим взглядом. — Ребекка, — уже громче окликнула ее Форбс, протискиваясь сквозь танцующих, сама не до конца понимая, почему ее мертвое сердце так бешено колотится. Расталкивая людей локтями, Кэролайн продолжала звать первородную, но она исчезла, прежде чем девушка успела осознать, привиделась ли ей Ребекка или нет. Кэролайн застыла, втягивая носом воздух, пытаясь из тысячи запахов вычленить тот, который мог бы принадлежать сестре Клауса, но когда ей показалось, что она, наконец-то, ухватилась за эту тонкую нить, кто-то положил ей руку на плечо. Издав приглушенный рык хищника, чью охоту прервали, Кэролайн резко обернулась, встречая теплый взгляд того уличного художника, что накануне нарисовал ее портрет. — Кэролайн? — он смущенно улыбнулся, одергивая руку, когда заметил, что девушка настороженно отодвинулась. — Не хотел вас пугать. Видимо, мне суждено в ваших глазах выглядеть чокнутым преследователем, но, клянусь, я случайно зашел сюда. Брэндон пытался перекричать музыку, и Кэролайн поморщилась от того, как его голос бил по чутком слуху. — Здравствуйте, — через силу улыбнулась она, отчаянно желая оказаться на улице, чтобы понять, в какую сторону могла уйти Ребекка. — Простите, Брэндон, я была бы рада поговорить, но мне нужно… — Опять убегаете? — разочарованно спросил мужчина, и Кэролайн почувствовала укол совести за то, что была с ним резка. — Нет, вовсе нет, — улыбнулась девушка. — Мне показалось, что я увидела знакомую, хотела поздороваться, но, знаете… — Кэролайн обернулась к выходу, чувствуя, как тревога отступает. — Может, мне действительно просто показалось. В конце концов, если Ребекка действительно вернулась в город, то Клаус точно в курсе, а Кэролайн незачем лезть в их семейную драму. Что бы между ними ни произошло, это не ее дело. И Клаус не сказал ей ни слова, явно избегая ответа на прямой вопрос Кэролайн, хоть она и видела, что его тяготит разрыв с сестрой. Но он не пожелал делиться с ней, а она, как полная дура, взяла и выплеснула на него то, что даже Бонни не решалась сказать. Кэролайн почувствовала, как начинает злиться на этого гибрида-манипулятора, который охотно влезает в чужие мысли, не желая делиться собственными. — Может выпьем? — девушка развернулась к Брэндону и одарила его самой милой улыбкой из своего арсенала мисс Мистик Фоллс. — Да, конечно, — слишком уж быстро кивнул мужчина, и Кэролайн не могло не польстить, что, в отличие от того же Марселя, Брэндон был заинтересован в ней, а не в соревновании с Клаусом Майклсоном. Уличный художник, наверно, даже не знает, кто это такой, если только не интересуется новостями финансов. И это было как глоток свежего воздуха, потому что, с момента ее приезда в Беззаботный город, она жила в тени этого имени. И меньше всего на свете, Кэролайн хотелось бы снова оказаться в чьей-то тени. — Что вам заказать? — Брэндон явно напрягся, увидев, каким разочарованным взглядом мальчишка-бармен одарил Кэролайн. — Нил знает, — девушка не смогла удержать от того, чтобы не подразнить их обоих, хоть и знала, что в обычном состоянии никогда бы себе такого не позволила. Брэндон пил дешевый скотч, и резкий запах неприятно ударил в ноздри вампирше, отчего-то разжигая жажду. Залпом осушив свой коктейль, Кэролайн заказала еще один, даже не думая о том, что бармену может показаться странным, что столь хрупкая девушка выпила пять порций коктейля, который и взрослого мужчину сбивает с ног. — Не думал, что вы посещаете подобные заведения, — Брэндон смущенно посмотрел на нее и мило улыбнулся. — Знаю, что это снова звучит странно, но я наблюдал за вами, когда вы приводили своих девочек на занятия. И вы казались мне такой серьезной и… — Все контролирующей? — Кэролайн засмеялась, покачав головой. — Можете считать, что в некотором роде у меня раздвоение личности, — лицо Брэндона удивленно вытянулось, и девушка поняла, что совсем разучилась общаться с незнакомыми люди в неформальной обстановке, поэтому поспешила добавить: — Я шучу. Брэндон снова улыбнулся, но на этот раз с явным облегчением, а Кэролайн подумала, что не стоит втягивать его в хаос, в который превратилась ее жизнь. Душа у нее израненная и выгоревшая, и она будет жить вечно. Дети Кэролайн могут призвать дождь и грозу, коли пожелают. А их отца лишила жизни та, что оставила крестообразный шрам на теле Стефана, видевшийся ей в лужах, на которые она смотрела до рези в глазах, пока сидела на той автобусной остановке. И внезапно ей захотелось по-другому ответить на вопрос, заданный Клаусом в тот вечер, когда она сказала девочкам, что Аларик мертв. — Его смерть разбила тебе сердце? Так же, как и исчезновение Стефана? Смерть твоей матери? — требовал ответа он, выдирая из ее сердца те эмоции, которые она так отчаянно поклялась похоронить. — Я не любила его! Слышишь ты, бессердечный ублюдок! — кричала в ответ Кэролайн, прижимая руки к груди, словно могла рассыпаться от этих слов, обратиться в прах. — Я не любила Рика! Он был моей семьей! Единственной, которая у меня осталась! Его смерть не разбила мое сердце, она уничтожила меня! Кэролайн вздрогнула, чувствуя, как невысказанная правда осела оскоминой на языке. Она должна была сказать не это. Должна была признаться, выплеснуть из себя всю правду до последней тошнотворной капли, что выступала на лбу липким потом в те бессонные ночи, когда она натирала до блеска серебро на темной кухне, вслушиваясь в отдаленные звуки веселья Нового Орлеана. Смерть матери оставила в ее душе пустоту, которая со временем превратилась в светлую грусть. Детям суждено хоронить своих родителей. Исчезновение Стефана разбило ее сердце, и это, в который раз, убедило ее в том, что любовь, такая, что соединяла Елену и Стефана, — не для нее. Сердечные раны можно излечить. Они затягиваются. Смерть Рика не уничтожила ее, ведь тогда от Кэролайн должно было остаться хоть что-то. Горстка пепла. Ошметки плоти. Нити мыслей и несбывшихся желаний. Кэролайн же просто умерла вместе с ним в той студии, смотря на то, как кровь вытекает из раны на его груди. Боже, сколько было крови. Пропитавшей ее одежду, въевшейся в ладони и кончики волос. И она должна была упасть на колени перед Клаусом, который лишь постоянно ранил ее, заставлял вспоминать, как чувствовать не только ненависть, но и боль, печаль… Желать чего-то так сильно, будто Кэролайн все еще была способна ощущать жизнь. Она должна была сказать Клаусу «спасибо». Вдруг перед ее глазами снова возникло лицо Ребекки и ее колючий взгляд, в котором сквозило… разочарование? Кэролайн моргнула, возвращаясь в реальный мир, где напротив нее сидел Брэндон, явно ожидающий ответ на какой-то вопрос. — Простите, — девушка покачала головой, прогоняя наваждение. — Наверно, алкоголь ударил в голову. О чем вы спрашивали? — Можно на «ты», — Брэндон нервно постукивал пальцами по краю стакана, явно ощущая себя неловко. — Я хотел предложить потанцевать, но, наверно, это дурацкая идея… Я ужасный танцор. — Нужна смелость, чтобы признаться в таком, — засмеялась Кэролайн. — Но я готова проверить твои навыки. Может даже поделюсь парочкой своих секретных движений. — Неужели? — он явно принял правила их маленькой игры, приподнимая одну бровь, сразу становясь в разы увереннее. — И почему все красивые девушки умеют танцевать? Это делает жизнь мужчин куда сложнее. — Твоя жизнь станет еще сложнее, если ты сейчас же не исчезнешь, — Кэролайн резко развернулась, встречаясь с хмурым взглядом Марселя. Черт. Кто бы мог подумать, что приемный сын Клауса ведет такую насыщенную ночную жизнь. Брэндон слегка побледнел, явно не понимая столь явного выражения агрессии со стороны незнакомца. — Марсель, познакомься, это Брендон. Мой друг, — с нажимом объявила Кэролайн, сверля вампира суровым взглядом, каким она обычно награждала нерадивых официантов в «Кюрасао». — Он же человек, — едва слышно прошептал Марсель, оглядывая чуть дрожащую ладонь, которую Брэндон протянул ему для рукопожатия. — Извини нас, мы на секунду, — Кэролайн расплылась в милой улыбке, чувствуя, что готова придушить Марселя за то, что испортил ее «обычный» вечер своими вампирскими заскоками. — Какого черта? — прошипела она, вставая со стула и оттискивая Жерара подальше от Брэндона. — «Он же человек»?! Серьезно? — Сюда едет Клаус, — в тон ей ответил Марсель. — И если ты не хочешь, чтобы внутренности твоего нового друга оказались на полу этого бара, то лучше тебе пойти со мной. Кэролайн почувствовала, как внутри у нее все холодеет, а пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки. Была только одна причина, по которой у Марселя мог быть такой напряженный вид: его создатель явно пребывал в не самом лучшем расположении духа. И девушка догадывалась, что послужило тому причиной. — Эйвелин, — прошептала Кэролайн, автоматически прикасаясь к колечку Мари Лаво, что пряталось под ободком ее дневного кольца. — Не знаю, что вы сделали, но он просто в ярости, — Марсель вцепился в ее руку чуть повыше локтя и бесцеремонно потащил к выходу. — Скажи, что она жива! — потребовала девушка, с ужасом глядя в темные глаза Жерара. — Клянусь, если он тронул ее хоть пальцем… — Кэролайн, не глупи! — Марсель дернул ее на себя с такой силой, что Кэролайн пришлось выставить руки и упереться в его грудь, чтобы не упасть. — Я знаю, что у Клауса к тебе особое отношение, но, поверь, сейчас тебе лучше закрыть рот, опустить глаза в пол и молить о прощении, даже если ты считаешь, что поступила правильно, и это будет самым большим унижением в твоей жизни! — Это не имеет никакого отношения к Клаусу! — огрызнулась Кэролайн, когда Марсель пинком открыл дверь бара, вытаскивая ее на улицу. — Я сделала то, что было лучше для меня и не собираюсь оправдываться! Я не его подданная, Марсель! Не его сестра, не его собственность, в конце концов. Какого черта я должна трястись из-за каждого своего шага? — Ты действительно не понимаешь, да? — прошипел Жерар, приближая свое лицо к ней настолько близко, что Кэролайн ощутила его горячее дыхание у себя на щеке. — Не важно, что ты думаешь, чего хочешь или кем себя считаешь, Кэролайн! Это Новый Орлеан, и когда ты приехала сюда, то автоматически подписала договор, который предписывает соблюдать определённые правила! И в эти правила совершенно точно не входит пункт о проворачивании каких-то дел с сильнейшей из жриц вуду за спиной у Клауса Майклсона! — И что теперь? — выплюнула Кэролайн, храбро встречая его взгляд. — Мне надо упасть на колени перед королем и молить о пощаде? Заливаться слезами раскаяния? Смириться с тем, что меня заперли в этом чертовом городе как в ловушке, и теперь тысячелетний убийца-психопат распоряжается моей жизнью? Кэролайн не хотела этого говорить, но страх за Эйвелин и едва уловимое чувство вины, коловшее сердце, разжигали в ней столь непреодолимую злость, что слова сами вырывались из ее рта ядовитым облачком пара. — Для начала ты могла бы перестать швыряться столь патетичными фразами, love, — за спиной Кэролайн раздался насмешливый и спокойный голос, но развернувшись и встретившись с Клаусом взглядом, Кэролайн ощутила, как холодная ярость первородного буквально заставляет ее колени подогнуться. — Но, учитывая твой юный возраст, я могу простить тебе это. Она не могла вымолвить ни слова, пока Клаус медленно приближался к ним, сопровождаемый молчаливой охраной и Фреей, что как тень следовала за братом повсюду. Ухмылка первородного вызывала инстинктивное желание бежать без оглядки, заставляла превратиться в жертву с бешено бьющимся сердцем, что ожидает своей смерти. Почувствовать себя абсолютно беззащитной перед самым опасным хищником на земле. Марсель опустил голову, когда в глазах его создателя мелькнул оранжевый отблеск, напоминавший о волке, что явно поднял голову и обнажил клыки. — Еще раз увижу, что ты прикасаешься к ней, Марсель, — опасно тихо прошипел Клаус, мельком взглянув на пальцы Жерара, впившиеся в белоснежную кожу оголенных рук Кэролайн, — и составишь компанию тем, кто коротает вечность в Саду. Жерар резко и как-то дёргано кивнул, как одна из тех собачек, которые водители ставят на приборную модель машин, и Кэролайн почувствовала, как страх и чувство вины отступают, и к ней возвращается ярость. — Поехали домой, Кэролайн, — приказал Клаус, и, не дожидаясь ответа, двинулся в сторону машины, прекрасно зная, что все его миньоны послушно последовали за ним. — Я с места не сдвинусь, пока ты не скажешь мне, что ты сделал с Эйвелин, — отчеканила Кэролайн, складывая руки на груди. Фрея прерывисто выдохнула, а Марсель закатил глаза, хотя было в этом жесте едва уловимое восхищение этой храброй маленькой вампиршей. Клаус медленно обернулся к Кэролайн, и его зрачки окрасились в золотистый цвет от подобного неповиновения. Несколько секунд между ними царило ледяное молчание, которое нарушалось лишь перешептыванием подвыпивших прохожих, с удивлением рассматривавших странную компанию. А потом произошло то, от чего волчья сторона Клауса буквально взбесилась, рванув стальную цепь, на которой он ее обычно держал, с такой силой, что из груди гибрида вырвалось звериное рычание, заставившее Фрею, Марселя и молчаливых охранников вздрогнуть. Ответом расплавленному янтарю послужил ониксовый блеск глаз Кэролайн, чьи черты лица опасно заострились, хоть вены еще и не выступили на бледной коже, подчиняясь стальному контролю. — Кэролайн… — тихо начала Фрея, делая шаг по направлению к Форбс, но Клаус поднял руку вверх, останавливая сестру, и сам двинулся навстречу неподвижной девушке. Чего ему только стоило не переместиться к ней на вампирской скорости, чтобы сломать зарвавшейся нахалке шею! Посмела бросить вызов ему! Прилюдно! Зная, на что он способен в гневе! Клаус оскалился, и Кэролайн обнажила клыки в ответ, когда он подошел к ней настолько близко, что исходящая от него странная красновато-черная энергия обожгла ей кончики пальцев. — Сядь в машину, — медленно, почти по слогам, он буквально вытолкнул эти слова из своего горла свистящим шепотом, от которого у более разумных людей волосы бы встали дыбом. — Или что? — в тон ему ответила Кэролайн, задирая голову, позволяя ему рассмотреть все оттенки тьмы в ее глазах. — Снова внушишь? Посадишь в этот твой Сад? Или не станешь церемониться и просто утопишь в ближайшем фонтане? Это же так в твоем стиле, Клаус. Все решать силой. — Поверь, Кэролайн, агония от укуса покажется тебе Раем, если я решу применить к тебе силу, — Клаус слегка нагнулся к ней, будто подчеркивая, насколько она слабая по сравнению с ним. А еще он хотел почувствовать ее запах. Этот пряный, острый, возбуждающий запах хищника, который наконец-то осознал свою силу. Запах древней магии, что буквально бурлила вокруг нее, наполняя гибрида невиданной силой и энергией. И несмотря на то, что желание придушить ее прямо здесь было велико, Клаус не мог не почувствовать гордость: Кэролайн уже не была маленькой девочкой, которую он когда-то оставил в лесу Мистик Фоллс. — Я тебя не боюсь, — голос Кэролайн слегка дрогнул. — Очень глупо с твоей стороны, love, — прошипел Клаус. — Ведь я - единственное в этом бренном мире, чего тебе стоит бояться. Кэролайн могла быть храброй, безрассудной и отчаянной. Могла быть вампиром, заключать в себе частичку магии ковена Близнецов, носить сотни амулетов и кольцо Мари Лаво, что будило в ней эту темную и неизведанную сторону. Но Клаус был первородным гибридом, и его руки сомкнулись на ее шее, переламывая позвонки, с такой скоростью, что будь она хоть втрое старше, — ничего не смогла бы поделать. Марсель ринулся к падающей девушке, но Клаус ловко подхватил ее, поднимая на руки, окидывая пасынка предостерегающим взглядом. — Внушите прохожим, — процедил он охране, которая тут же ринулась исполнять приказ. Стюарт открыл дверь машины и переглянулся с Фреей, когда Клаус излишне бережно уложил Кэролайн на заднее сидение, едва заметно скользнув пальцами по ее подбородку. На его ладонях можно было ясно различить алеющие ожоги, которые, впрочем, практически мгновенно исчезли. * * * Рейна знала, что Стефан Сальваторе, кровь которого она чувствовала за много миль, не сможет запутывать следы вечно. Рано или поздно, почувствовав себя в мнимой безопасности или устав бесконечно убегать, он вернется в склеп, где покоится спящая красавица. И обнаружит, что Камень Феникса, который он оставил в гробу три года назад, исчез. Глядя на то, как его друзья, сформировавшие маленький и бесполезный отряд спасения, разжигают костер на южном склоне горы Спрингер, она думала, что было бы так легко послать туда кого-нибудь и перерезать горло… Хотя бы этой докучливой ведьме, что пытается пробить ее защитные заклятия. Но сейчас было не время. Отец научил ее выжидать, когда добыча выбьется из сил, потеряет ориентацию и сама придет в руки, даже не осознавая, какую роковую ошибку совершила. — Новости из Нового Орлеана, — к ней подошел один из подручных и, после того, как Рейна кивнула, продолжил. — Все идет по плану. Охотница улыбнулась темноту, следя за тем, как солнце садится над горными вершинами Аппалачи, окрашивая заснеженные пики в прекрасный неоновый оранжевый цвет, что, казалось, заключал в себе всю неуемную энергию жизни. Совсем скоро солнце сядет и над городом Полумесяца. Единственное, чему отец научил ее перед смертью — это ждать. * Поцелованная тьмой (креол.) ** Зло уже здесь (креол.)