In For The Kill

Try another city, baby, Another town, Wherever i have gone, Wherever i’ve been and gone, Wherever i have gone The blues come following down. Living is a gamble, baby, Loving’s much the same, Wherever i have played, Wherever i throw them dice, Wherever i have played The blues have run the game. Maybe tomorrow, honey, Some place down the line, I’ll wake up older, So much older, mama, Wake up older And i’ll just stop all my trying. Catch a boat to england, baby, Maybe to spain, Wherever i have gone, Wherever i’ve been and gone, Wherever i have gone The blues are all the same. (Jackson C. Frank — Blues Run The Game) Клаус пинком открыл дверь в Бойню и внес Кэролайн в дом, буквально чувствуя напряженный взгляд Марселя, упирающийся ему между лопаток стальным клинком. Фрея схватила Жерара за руку, когда тот сделал резкое движение вперед, наблюдая за тем, как Клаус укладывает Кэролайн на диван и на вампирской скорости перемещается к низкому буфету, наливая себе бурбон. На лице создателя все еще виднелись черные вены, и никто не мог с уверенностью сказать, что он предпримет в следующий момент. Сдержавшись и лишь сломав Кэролайн шею, а не впустив в ее вены яд, Клаус показал ранее невиданное великодушие и терпение, но Марсель знал, что его отец не прощает подобной дерзости. По крайне мере, он не мог припомнить случая, когда бы Майклсон проявил подобное милосердие. Пальцы Фреи крепко сжимались на его запястье, но Марсель продолжал сверлить Клауса взглядом до тех пор, пока тот не кинул стакан в камин, а заостренные черты лица гибрида не осветили вспыхнувшее пламя и янтарные искры. Первородная ведьма вздрогнула и прикрыла глаза, понимая, что злость брата достигла своего апогея, и это все ее вина. Если бы она не сказала ему, что видела Кэролайн, то, возможно, у них был бы шанс уладить все тихо, но разве могла она, когда наблюдала искры магии и буквально чувствовала вибрирующее поле единственной силы, что сейчас могла навредить Клаусу? Мощи, дарованной не ковеном Близнецов, но артефактом, что был украден из хранилища Давины. — Выйди, — приглушенное рычание Клауса разрезало гнетущую тишину, заставив Марселя поморщиться. — Что ты собираешься делать? — голос Жерара слегка дрожал от напряжения, и он окинул Кэролайн мимолетным взглядом, что не укрылось от внимания Клауса, разозлив его еще больше. Эта чертова девчонка умудрилась за какие-то три месяца перетянуть всех на свою сторону, и теперь собственный сын не хочет выполнить приказ! Фрея прикрыла глаза, оттягивая Марселя назад, когда тот попытался сделать аккуратный шаг в сторону Кэролайн, чтобы прикрыть ее от Клауса. — Обычно, я не повторяю дважды, Марсель, — прошипел Клаус, загораживая Кэролайн, и в его глазах вспыхнул янтарный огонь, потому что он знал, что не сдержится и переломает пасынку каждый палец, если он еще раз посмеет коснуться ее. — Но для тебя сделаю исключение: тронешь ее еще хоть раз и отправишься в Сад без рук. — И Кэролайн составит мне компанию? — сардонически поинтересовался Марсель. — Засадишь ее туда только потому, что она взяла какое-то кольцо, пылившееся в хранилище несколько веков, чтобы избежать боли? Клаус ринулся к Жерару быстрее, чем кто-либо мог заметить. Ярость требовала выхода, подбираясь к поверхности кожи из самых глубин темной души гибрида, и если Клаус не мог выбить дурь из Кэролайн, то он выбьет непослушание из Марселя, который, видимо, заразился от этой блондинистой пигалицы неуместным бесстрашием. Марсель зашипел, когда пальцы создателя обхватили его горло, чувствуя как когти Клауса впиваются в кожу, пуская кровь, что окрашивала воротник белоснежной рубашки в алый. — Клаус, нет, — Фрея кинулась к брату, накрывая его ладонь своей в попытке успокоить, но, казалось, что Клаус уже с трудом ее слышит. — Я сказал: выйди, — по слогам повторил гибрид, глядя в потемневшие глаза Марселя. — Марсель, — умоляюще прошептала Фрея, пытаясь образумить Жерара. — С ней все будет в порядке, обещаю. Клаус ослабил хватку, позволяя пасынку отдышаться, и он мгновенно схватился за горло, чувствуя, как медленно затягиваются раны, нанесенные первородным гибридом. Последний взгляд Марселя разрезал кожу Фреи, когда он развернулся и вышел из Бойни, громко хлопнув дверью. Он тоже винил ее в произошедшем, и осознание того, что, выбрав сторону Клауса, она теряет всех близких, обожгло сердце первородной ведьмы. — Он приведет Элайджу, — Клаус вытер кровь с рук о свой пиджак, а потом с раздражением скинул его, даже не удостоив сестру взглядом. — Притащи сюда эту старую интриганку, пока все не узнали, что происходит на самом деле. Внутри Фреи что-то закипело, и она развернулась к брату, готовая сказать, как ей осточертели его приказы, его планы, кровь и тайны, что окружали каждый их шаг, словно туман луизианские болота, но поняла, что зашла слишком далеко, чтобы теперь отступать или винить его в чем-то. В конечном итоге, Клаус не смог бы заставить ее, если бы Фрея сама не хотела помочь, и все жертвы, что они приносили… Они уже были принесены, а значит дороги назад больше не существовало. — Нет нужды никуда меня «тащить», Никлаус, — гибрид и ведьма резко обернулись, когда в Бойню вошла Эйвелин, прижимая к груди один из своих старых гримуаров. Амулет на груди у Клауса налился тяжестью, когда жрица пробормотала слова на своем языке, не сводя глаз со старинной реликвии, складывая узловатые старческие пальцы в отгоняющем сглаз жесте. От количества магии, повисшей плотной завесой в гостиной, Фрее стало нечем дышать, и она схватилась за горло, чувствуя, как из глаз текут слезы, а сила амулета хлещет ее по щекам, не давая возможности защититься от его яда. — Это и есть твоя «помощь»? — угрожающе тихо начал Клаус, медленно приближаясь к креолке, стараясь сдержать свою злость и не убить ее, не дожидаясь объяснений. — Ее магия ожила, разве ты это не чувствуешь? — Эйвелин вздернула подбородок, встречая его взгляд. — Кольцо вернет ей равновесие и только тогда, ты сможешь сделать то, что задумал. — А как ты объяснишь это? — заорал Клаус, закатывая рукав хенли и демонстрируя креолке ожоги, которые еще секунду назад были скрыты чарами амулета. Шрам на его спине взорвался пульсирующей болью, и он слегка поморщился, но учащенное дыхание испуганной жрицы мигом согрело черную душу, заставив его глубоко вдохнуть этот запах страха, наслаждаясь им. — Амулет и кольцо — одно целое, — Эйвелин отступила на полшага, видя расплавленный янтарь в глазах первородного, который сулил ей лишь смерть и страдания. — Ее магия может ранить тебя, но мы оба знаем, что девочка никогда не сможет причинить тебе настоящего вреда. Клаус едва ли не захохотал, услышав это заявление. Да будь на то воля Кэролайн, то она бы тотчас стерла его с лица земли, забрала детей и уехала, чего теперь он совершенно точно не мог допустить, а эта старая карга пытается заговорить ему зубы, ссылаясь на какие-то чувства, которые якобы испытывает к нему девчонка! Нет, это только он, первородный гибрид, был настолько ослеплен своим желанием прикоснуться к Кэролайн, проникнуть в ее мысли, что не заметил, как вокруг него плетется заговор! Это только Клаус не мог погрузить клыки в точеную шею, наплевав на собственные чувства, и дать девчонке то наказание, какое она заслуживает: несколько долгих и мучительных часов травление ядом. — То есть, мне следует полагаться лишь на счастливое стечение обстоятельств и надеяться, что Кэролайн не пожелает моей смерти? — сардонически осведомился Клаус, оглядывая Эйвелин бешеным взглядом, раздувая ноздри словно хищник, у которого нет сил и желания контролировать жажду крови. — Ник, это глупо, — попыталась вставить Фрея, — Кэролайн знает, что если умрешь ты, то и она… — Ты хоть понимаешь, сколько людей, не относящихся к моей кровной линии желают мне смерти, сестра? — прошипел Клаус, буквально испепеляя ее взглядом. — И как легко они могу воспользоваться зеленой девчонкой, чтобы причинить мне вред?! Я уже не говорю о том, что есть вещи гораздо хуже смерти, и ты сама это знаешь. — Она не настолько сильна, чтобы убить тебя, Клаус. У кольца и амулета общая магическая природа, поэтому Кэролайн способна пробить щит, но не более, — Эйвелин выдержала паузу, скользя рассеянным взглядом по Фрее, что всеми силами пыталась не отключиться, чувствуя лишь удушающее сердцебиение магии. — Так смирись с тем, что твой воспалённый разум считает «заговором», умерь свою паранойю и радуйся, что я по чистой случайности преподнесла тебя второй источник на блюде. — Я не верю в такие случайности, Эйвелин Лаво, — проскрежетал Клаус, выпуская когти и с силой проводя ими по эбеновой и блестящей щеке жрицы, оставляя на ней шрам, почти такой же, что возник на лице Кэролайн, когда она приняла свою магию. — И что на счет смерти Кэролайн? Ты сказала ей, что кольцо может убить ее? Свести с ума? Разделить навеки? Или об этом ты решила умолчать, позволяя ей радоваться мнимому равновесию, которое отравляет ее каждый день? Эйвелин поморщилась и метнула быстрый взгляд на Кэролайн, чье безмятежное и спокойное лицо так резко контрастировало с бурей вокруг. Она кинула девочку, пришедшую за помощью, в самую гущу битвы, и нет ей прощения за это, но… Она должна была справиться, была рождена для этого. Все линии на ее ладонях, звезды, выстроившиеся на небе в день и час ее рождения, каждая крапинка в голубых глазах — все говорило о том, что этот путь для Кэролайн избрали сами лоа. — Она все знает, — кивнула Эйвелин. — И это был ее выбор. Уважай его. — Когда придёт время, ведьма, — сладко прошипел Клаус почти ей на ухо, тихо и невесомо, давая обещание, которое обязательно будет выполнено. — Ты заплатишь за каждый свой неверный шаг. И моли лоа, чтобы Кэролайн дожила до этого момента, потому что иначе весь твой род последует за тобой. Я клянусь тебе в этом. Эйвелин стойко выдержала его взгляд, принимая его клятву и моля всех духов, чтобы она не ошиблась в расшифровке своих видений. Механизм был запущен и теперь двигался со стремительной скоростью, разрушая на своем пути все устои и законы магии, о чем напоминало поблекшее сияние агата, висевшего на шее у первородного. Фрея резко вздохнула, чувствуя как воздух наполняет легкие, а голова кружится от пульсирующего прилива крови. Эйвелин обошла Клауса, приблизилась к первородной и положила руку ей на лоб, шепча какие-то заклинания, от которых Фрея обмякла в кресле, не в силах пошевелиться. — Будешь столько сил тратить на защитную магию, и очень скоро упадешь замертво, — гаркнула креолка, словно забыв о всех угрозах и искаженном яростью лице первородного гибрида, что стоял позади. — Ты же знаешь, что амулет защищает его лучше, чем когда-либо сможешь ты, — Эйвелин повернулась к Клаусу, смиряя его неприязненным взглядом. — И чем ты заслужил подобную преданность? — Она моя сестра, — огрызнулся Клаус, не желая показывать, что его мертвое сердце слегка сжалось при виде слабости всегда могущественной Фреи. — Одна твоя сестра знать тебя не желает из-за твоей убежденности в том, что их безусловная любовь может простить все, — проворчала Эйвелин, стирая со лба ведьмы пот. — Но есть вещи, Клаус Майклсон, которые простить нельзя. Глаза Клауса снова вспыхнули желтым при мысли о Ребекке и о том, что эта старуха считает себя вправе читать ему мораль, но гневную тираду, готовую вырваться из его рта, прервал тихий стон боли Кэролайн, которая дернулась, пытаясь прийти в себя. — Никлаус! — в Бойню ворвался Элайджа, а за ним Хейли, которая тут же кинулась к Кэролайн, которая пыталась открыть глаза, но лишь морщилась от неяркого света. — Можно узнать, что здесь происходит? — старший первородный кинул обеспокоенный взгляд на Фрею, и Клаус в который раз почувствовал, как его тошнит от этой вечной заботы Элайджи, от его отеческого тона, который на самом деле прикрывал желание получить то, в чем им было отказано тысячу лет назад. — Уверен, что Марсель тебе уже все сообщил, — сардонически протянул Клаус, наливая себе еще бурбона. — Как видишь все живы, поэтому можешь успокоиться и перестать играть в парламентера. Хейли метнула на Элайджу обеспокоенный взгляд, понимая что поведение Клауса никак не вяжется с тем, что несколько минут назад рассказал им Марсель, на шее которого до сих пор виднелись следы от когтей. — Думаю, мисс Форбс будет не очень довольна, когда очнется, — настойчиво отозвался Элайджа. — Поэтому парламентер может еще понадобиться. — Мисс Форбс, — Клаус со стуком отставил от себя стакан и приложился прямо к графину, жалея, что не может вонзить в брата кинжал, уложив его в гроб на десятилетие-другое, — должна радоваться, что ей не оторвали голову или не бросили в Сад за то, что она тут устроила. Поэтому она заткнет свой рот, останется в Бойне до тех пор, пока я великодушно не прощу ее, и прекратит собирать себе сторонников прямо у меня под носом! — гибрид метнул злобный взгляд на Хейли, которая ответила ему не менее выразительно. — Не смотри на меня так, волчонок, — елейно пропел Клаус, облизывая с губ горечь бурбона. — Кэролайн получит куда менее суровое наказание, чем ты, когда пыталась выкрасть моего ребенка. На скулах Элайджи заходили желваки, когда он двинулся на брата, желая в очередной раз сбить с него спесь, которая дарила ему мифическое право напоминать о том, что должно было быть давно похоронено и забыто. Фрея устало закатила глаза, глядя на то, как Клаус выжидающе ухмыляется, когда Элайджа расстегнул пуговицы на манжетах рубашки и закатал рукава, ожидая, что брат бросится в атаку, но тут комнату огласило приглушенное рычание. Опасное, тихое, такое вкрадчивое, что у обычного человека волосы на затылке встали бы дыбом, а из горла сами бы собой вырвались молитвы. Первородные синхронно обернулись, ожидая увидеть желтый отблеск в глазах Хейли, но вместо этого полумрак комнаты поглотил весь свет в глазах Кэролайн, наполнив их непроглядной тьмой ярости, которая легко смогла бы соперничать со злостью первородного гибрида. Воздух вновь наполнился тяжелым запахом неконтролируемой магии, и Фрея с Эйвелин невольно выставили перед собой руки, пытаясь оградиться от нее. Хейли удерживала рассвирепевшую вампиршу за руку, что-то успокаивающе шепча, но Кэролайн вряд ли была способна различить хоть одно слово. Ее потемневшие глаза видели лишь Клауса. Его наглую ухмылку, переломившую контур пухлых губ, ямочки, потерявшиеся в двухдневной щетине и напряженную шею с бьющейся жилкой, явно выступавшей на гладкой коже, в которую так и хотелось погрузить клыки. Элайджа примеряюще поднял руки, все еще помня, на что способна эта девушка, когда ее гнев вырывается наружу неконтролируемой волной, и сделал медленный шаг в сторону, отчего улыбка Никлауса стала еще шире: его старший брат явно собирался уступить девушке право попытаться научить Клауса хорошим манерам. Гибрид чуть опустил голову вниз, встречая тьму в глазах Кэролайн янтарной вспышкой, будто напоминая ей, кто тут альфа, и как легко ему переломать ее шею еще раз. От подобной явной демонстрации силы, что вызвала в ней еще одну волну оглушающей ярости, верхняя губа Кэролайн дернулась, обнажая белоснежные клыки. Угрожал ей! Внушил! Сломал шею и отчитал, как неразумное дитя, сделав из нее лишь какую-то слабую девчонку, которая должна подчиняться! При всех! Да черта с два она спустит ему это! Кэролайн знала, что у нее нет шансов против первородного гибрида, но если он думал, что она перестанет бороться за свою независимость от него, за право принимать решения самостоятельно, то он ничего не знал о Кэролайн Форбс. — Ну ладно тебе, love, — внезапно насмешливо начал Клаус, хотя его голос сочился предвкушением от желания проверить, на что способна Кэролайн в гневе, купающаяся в своей яркой и прекрасной тьме. — Если я простил тебя за дерзость, то и ты просто обязана меня простить. В конце концов, мы же друзья? — в последнем слове было столько скрытого подтекста, столько намека на тот злополучный день в лесу Мистик Фоллс, когда Кэролайн поддалась своим чувствам и отдалась ему полностью и без остатка, получив взамен лишь вид его удаляющейся спины, что ее тело невольно содрогнулось от нахлынувших воспоминаний. — Ты сломал мне шею, Клаус, — прорычала Кэролайн, вырываясь из рук Хейли. — Не будь такой королевой драмы, милая, — усмехнулся Клаус. — То, что я проткнул тебя торшером и укусил, ты пережила гораздо спокойнее. Элайджа что-то пробормотал и закатил глаза, отступая еще на шаг, как бы открывая Кэролайн путь к действию, и Клаус едва заметно кивнул, будто приглашая ее попробовать справиться с ним, специально раззадоривая ее злость. Кэролайн вывернулась из хватки Хейли и бросилась на Клауса, который никак не был готов к тому, что она ринется в атаку снизу, а не сверху, собираясь лишь удержать ее на месте. Его самоуверенность сыграла с ним злую шутку, и разъяренная вампирша сбила его с ног подножкой, с невероятной силой прижимая первородного гибрида к полу, вдавливая его голову в осколки разбившегося графина с бурбоном. — Посмотрим, будешь ли ты спокойным, когда я сломаю твою шею на глазах у всех, — прошипела Кэролайн ему в лицо, с явным удовольствием чувствуя первородную кровь на своих пальцах. Ее запах манил и жёг небо, ведь она все еще помнила, какова она на вкус. Ни на что не похожая, теплая и прохладная одновременно, хмелящая и прочищающая все мысли, будто самое изысканное вино, остающееся на языке сладостью винограда. Клаус схватил ее за руку и с силой вывернул кисть, ухмыляясь от ее голодного вида, который вызвал его запах. Как приятно было осознавать, что она все так же хотела его, хоть и продолжала обманывать себя каждый день. Похоже, Клаус выполнил свое желание в тот день в лесу Мистик Фоллс — стал ее призраком, ее самым большим секретом и откровенным желанием, от которого она не в силах была избавиться. Кэролайн зашипела от боли и дёрнулась назад, но гибрид успел схватить ее за плечи, меняя их местами и подминая под себя, наслаждаясь узором темных вен на ее заострившемся лице, лихорадочным жаром ее тела под ним, ведь он так и не успел познать, каково это — ощущать Кэролайн снизу, взяв ее в тот день бессчётное количество раз стоя, а потом позволив ей оседлать его и почувствовать себя королевой, какой он всегда хотел ее видеть. — Хочешь моей крови, love? — прошептал Клаус ей в губы, борясь с искушением скользнуть по ним языком и ворваться в глубины ее влажного и жаркого рта прямо здесь, при всех, наплевав на ее сопротивление и то, что подумают надоедливые родственники. — Тебе стоило только попросить. Элайджа вскинул брови и перевел взгляд на окаменевшую Хейли, которая не совсем понимала, какого черта здесь творится, и что им надо сделать. Видимо, старший первородный предпочитал не вмешиваться, и хоть Фрея выглядела обеспокоенной, Эйвелин с едва уловимой усмешкой наблюдала за тем, как Кэролайн и Клаус разносили гостиную Бойни, перекидываясь не совсем приличными фразами. Наверно, стоило бы остановить их, но Хейли ощущала какую-то смутную уверенность в том, что Кэролайн способна за себя постоять, и ей было интересно, чем закончится это противостояние, учитывая то, что оба явно наслаждались схваткой. — Я вмешаюсь, если все зайдет слишком далеко, — прошептал Элайджа ей на ухо, оставляя смазанный поцелуй в районе щеки, от которого у Хейли мгновенно вскипела кровь. Кэролайн снова зарычала, когда Клаус сильнее впечатал ее в пол, едва уловимо проводя своим носом по ее скуле, скользя прямо вдоль вздувшихся на скулах вен. Осколки графина теперь врезались в ее шею, и гибрид, не сдержавшись, наклонился к ней ближе и скользнул языком по мраморной коже, слизывая пряную и сладкую кровь, словно издеваясь над ее выдержкой. — Это ты попроси, — ощетинилась Кэролайн, вцепляясь в его запястья клыками, прорезая кожу и жадно глотая кровь Клауса, чувствуя, как ее пульс буквально зашкаливает и оглушает от возбуждения и ярости. Клаус зашипел, хватая ее за подбородок, но Кэролайн не отступила, продолжая жадно вгрызаться в первородную плоть, вцепляясь в шею Клауса ногтями. Словно его кровь — то, что дарило ей неимоверную силу, уверенность и мощь, чья сила влекла ее непреодолимо и постоянно, словно какой-то магнит, к которому Кэролайн была рождена тянуться. — Думаешь, все еще не зашло слишком далеко? — прошептала Фрея, озабоченно смотря на Элайджу, который массировал плечи Хейли, казалось, уже вообще отключившуюся от происходящего. — По-моему, все прекрасно, — невозмутимо отозвался Элайджа. Клаус почувствовал, как Кэролайн выгнулась ему навстречу, обхватывая торс ногами и пытаясь снова поменять их местами. Тугой узел животного возбуждения в паху затягивался все сильнее, и девушка ухмыльнулась, тяжело дыша ему в губы, явно чувствуя, как сильно ему хочется поставить ее на четвереньки и жестко оттрахать, будто они звери. А разве они ими не были в тот момент? — Думаю, уже хватит, Кэролайн, — процедил Клаус, сжимая пальцы на ее челюсти так сильно, что она почувствовала, как хрустят кости, и была вынуждена разжать зубы и раскрыть рот, принимая его жаркое дыхание еще ближе. — Я решу, когда хватит, — прошипела Кэролайн, пользуясь его замешательством, чтобы со всей силы ударить гибрида по лицу и отшвырнуть от себя. Элайджа присвистнул, глядя, как Кэролайн и Клаус пытаются отдышаться по разным углам и обуздать ярость и возбуждение, которые никак не желали утихать. Глаза гибрида окрасились в желтый цвет, а клыки вспороли десна, что могло означать только одно: Клаус больше не намерен развлекаться и теперь явно зол. Волк внутри него ощетинился и встал на дыбы, готовясь подчинить себе непокорную самку, и гибриду стоило больших усилий, чтобы не обратиться, полностью утратив контроль. Хейли дернулась под руками Элайджи, но тот властно удержал ее за плечо, желая увидеть, что будет дальше. Кэролайн зарычала, когда Клаус начал медленно приближаться к ней, двигаясь аккуратно, но уверенно: то ли охотник, приметивший зверя, то ли зверь, настигнувший добычу. Она чувствовала его животный запах, от которого у нее щипало ноздри, и девушка чувствовала, как тьма внутри нее ликует, чувствуя достойного соперника. — Прекрати, love, — почти приказал Никлаус, вызывая у Кэролайн гневную гримасу. — Успокойся, и мы поговорим. Это зашло слишком далеко, и Клаус не ожидал встретить настолько сильное сопротивление от юной девчонки, которая еще и в сотни раз младше и слабее его. Надо признать, что это противостояние было слишком возбуждающим, но ее наглость начинала действовать Клаусу на нервы, поэтому он боялся, что просто не сдержится и вырвет ей сердце, позабыв о любых чувствах, кроме всепоглощающего желания доказать свою власть над ней. Невозможность заполучить Кэролайн, подчинить ее, буквально лишала гибрида возможности мыслить холодно и расчётливо. Элайджа напрягся, чувствуя ту тонкую грань, которую Кэролайн почти переступила, рискнув в открытую мериться с Никлаусом силой. — Ты больше не посмеешь приказывать мне, Клаус, — прорычала девушка, так же медленно ступая ему навстречу, ничуть не боясь звериного оскала на его лице, который являлся зеркальным отражением ее собственного облика. — Не посмеешь применить силу, чтобы заставить меня подчиниться. — Кэролайн, остановись прямо сейчас, иначе я за себя не ручаюсь, — угрожающе просипел Клаус, останавливаясь в двух шагах от девушки, которая внезапно склонила голову набок, насмешливо глядя на него своими иссиня-чёрными глазами. — Продолжаешь угрожать, — пропела Кэролайн, игриво накручивая светлый локон на палец, и стало понятно, что перед ними уже не Кэролайн, а что-то другое. Что-то темное и могущественное, и от этого Эйвелин снова пробормотала защитное заклинание на креольском, не веря своим глазам. — Ты так долго живешь на этом свете, Клаус, но все еще не понял: прежде чем повелевать, надо научиться повиноваться. Бокор выжигает раскаленной печатью символ веве ночного трикстера на спине Никлауса, и он падает лицом в жидкий черный мазут, не в силах пошевелиться, так как разум уже покидает его тело. Боль и кровь. Его тело бьется в непривычной бессмертному первородному агонии, пока дух совершает путешествие за много тысяч километров, чтобы, наконец-то, разгадать одну часть головоломки. — Он хочет стать всемогущим. Но сначала ему придется познать слабость, — шепчет Нивард, и Клаус слышит его слова, что врезаются в кожу вместе с раскалённым металлом. Фрея открыла рот, чувствуя, как магия Кэролайн клубится вокруг них удушливыми волнами, подтачивая защитное поле вокруг Клауса. Размывая его, словно волны размывают берег. Разве может быть совпадением, что ее слова зеркально отразили то, что говорил ему старый жрец в Кап-Аитьеене? Клаус смотрел на Кэролайн с нескрываемым восхищением, будто она была редким бриллиантом, а он — страстным коллекционером. Будто она была водой, а он — путником, которого уже много дней мучила жажда. Она была такой прекрасной и обворожительной в своей ярости, в своей тьме, в ореоле пульсирующей магии и могущества, перепачканной в его крови, которая так восхитительно смотрелась на ее фарфоровой коже. Да, он готов был перегрызть ей горло, но все-таки… Все-таки, это была Кэролайн, его Кэролайн. Его маленькая, солнечная Кэролайн, вдруг ставшая сосредоточием вибрирующего мрака в самом эпицентре солнечного сияния. И это манило, интриговало его. Заставляло хотеть ее так, как никогда прежде, хотя казалось, что большего желания он испытывать не в силах. Ищи, Никлаус Майклсон. Ищи великую силу, рожденную в Любви. И силу темную, что породила Ненависть. Кэролайн, или кто бы теперь ни занял ее место, склонила голову набок и на ее губах появилась ухмылка, которую Никлаус раньше не видел. Она стояла спиной ко всем, поэтому лишь гибрид видел, как кожу ее скулы разрезал призрачный шрам, из которого тонкой струйкой к шее начала стекать кровь. — Все оказалось не так просто, Каррефур? — сладко пропела она, и Клаус знал, что лишь его слух уловил эти слова. Амулет на его шее ожил, распространяя холодные нити по груди, которые будто застывали, наливая мышцы свинцом, усыпляя гибрида и будя в нем что-то еще. Знакомая тьма всколыхнулась в разуме, поднимая голову, и на мгновение глаза Клауса стали такими же непроницаемо черными. — Нашел одну часть головоломки, — продолжила тень Кэролайн, приближаясь к гибриду плавной походкой, все еще улыбаясь холодно и с каким-то извращенным обожанием. — И потеряешь то, чего желаешь больше всего. Как и он когда-то. Тень скользнула по его шее прохладными руками, собирая кровь с кожи, а потом провела пальцами по своим пухлым и сухим губам, слизывая алую и пряную жидкость. Так порочно и откровенно, будто одна из тех гаитянских жриц, выгибающихся около ритуального столба, чьи запястья были украшены ритуальными татуировками. — Довольно, — резко отозвался Никлаус, хватая тень за запястья и прижимая ближе. — Кэролайн! Девушка моргнула и поморщилась, будто его слова принесли ей физическую боль, и вздрогнула, когда Клаус снова позвал ее, усиливая хватку до хруста тонких костей. Тьма облачком чернил растворилась в голубой радужке ее глаз, а шрам на щеке поблек и исчез, будто его никогда и не было. Гибрид успел подхватить оседающую на пол Кэролайн, прежде чем Элайджа и Хейли смогли приблизиться к ним. — Все нормально, — отмахнулся гибрид, прижимая дрожащую девушку к себе, слегка морщась, когда пальцы брата скользнули по ее обнаженному плечу. Кэролайн едва заметно дернулась в его руках, чувствуя руки Клауса на своих волосах, но не вырвалась, продолжая доверчиво прижиматься к нему, будто час назад он не сломал ей шею. — Что это было? — едва слышно прошептала Кэролайн ему в плечо, цепляясь за его руку как утопающий. — Последствие ношения этого чертова кольца, — Клаус метнул разъяренный взгляд на застывшую Эйвелин, в чьей душе в одинаковой степени бушевали страх и ликование от того, что она не ошиблась. — Ты будешь в порядке, love. Больше это не повторится. — Я кому-то навредила? — Кэролайн продолжала прятать лицо на его груди, будто боясь узнать, что она снова что-то натворила, вернуться в то время, когда она отключила чувства. Ей было так страшно, но почему-то в объятиях Клауса страхи рассеивались, и она верила его словам. Она будет в порядке, она в безопасности. У Клауса во рту пересохло от трогательной доверчивости в ее голосе, которую он слышал лишь раз, когда спас ее от Аларика в школе Мистик Фоллс. И это больно резануло по подсознанию, заставляя его почувствовать липкую дурноту, подступающую к горлу. — Только мне, милая, — хрипло отозвался он, оставляя на ее макушке смазанный поцелуй и раскачивая в своих объятиях, будто маленького ребенка. — Но ты явно этого хотела, и я не могу тебя винить. Кэролайн вымученно рассмеялась и тихо всхлипнула, шумно вдыхая его запах, забывая, что они не одни. — Я разнесла гостиную, — промямлила она, прикрывая глаза и подстраивая свое дыхание под такт движений Клауса, который продолжал укачивать ее в объятиях. — Прости, я обязательно все отремонтирую… Да и пора было заменить те жуткие портьеры, а шкафы отдать на реставрацию. Следы от пальцев и бурбона уже не оттираются, и на свету на черном лаке это очень видно, поэтому я подумала, что можно перекрасить их в… — Тихо. Отдыхай, подумаешь об этом завтра, — Клаус не смог подавить улыбку, как и Элайджа, который лишь покачал головой и отошел налить себе еще бурбона, в который раз убеждаясь, что он ни черта не понимает в отношениях этих двоих. — Я опять все испортила, — всхлипнула Кэролайн. — Нет, — Хейли опустилась перед ней на корточки, и встретила предупреждающий взгляд Клауса, который ясно говорил о том, чтобы она подбирала слова. — Ты просто хотела, чтобы тебе не было больно. Это нормально, Кэролайн. И боль пройдет, притупится со временем. Я знаю. Клаус почувствовал, как Кэролайн напряглась в его руках, и неохотно выпустил ее из своих объятий, настороженно следя за каждым движением. Девушка потерянно оглядела осколки стекла, сбитые картины и кровь, разлитую по полу, и резко отступила назад, когда Хейли попыталась взять ее за руку. Гибрид рыкнул, предупреждая, чтобы ее никто не трогал, и тоже поднялся, преграждая Кэролайн выход из комнаты, будто чувствуя каждую ее эмоцию. Светало, и первое обещание солнца прорезало темные окна Бойни, отражаясь в стекле цветами печали и разочарования. — Нет, — Кэролайн почувствовав, как из глаз сами собой брызжут соленые и злые слезы. — Нет, она не утихнет, Хейли. Ты знаешь, что убийца Джексона обречен на вечные муки, ты получила свою месть, а я… — девушка резко сделала еще шаг назад и подняла руку, призывая Клауса остановиться и не подходить ближе. — Все, что есть у меня — воспоминание о крови Рика на моих руках, и осознание того, что я не смогла за него отомстить. Что Рейна Круз все еще жива, на свободе и хочет убить всех, кто мне дорог, — Эйвелин сочувственно выдохнула, когда лицо Кэролайн вновь исказилось от рыданий. — Боль не пройдет. Клаус попытался ухватить ее за руку, но Кэролайн прошмыгнула мимо так быстро, что ему достался лишь порыв воздуха, наполненный ее запахом и остаточной магией. Элайджа и Хейли ринулись за ней, но гибрид остановил их, смотря на то, как тяжелая дубовая дверь раскачивается туда-сюда, едва слышно скрипя. — Мы не пойдем за ней? — подала голос до этого притихшая Фрея, которая с опаской смотрела на брата, прекрасно понимая, что только что произошло, и что это может означать для них. — Я пойду, — хмуро отозвался гибрид, все еще видя яркие нити магии Кэролайн, оставляющие светящийся след в темноте сада. — Позже. Ей нужно немного побыть одной. * * * Ее старенький джип, который Марсель пригнал с того злополучного шоссе, тихо шипел, протестуя против бешеной скорости, которую выжимала из него Кэролайн. От слез она не видела дороги и лишь чудом никого не сбила, выезжая из центра города и направляясь к его границе, хоть и прекрасно знала, что не сможет пересечь ее из-за внушения Клауса и оставленных в доме Элайджи девочек. Ей просто надо было на секунду вырваться из этого проклятого сверхъестественного мира, который душил ее каждую секунду, заставлял принимать неверные решения и все глубже погружаться в вязкий омут тьмы. Хотя бы одна чертова секунда без всего того, что навалилось на нее. Чтобы почувствовать себя свободной и снова живой, какой она ощущала себя несколько часов назад. Если бы на то была воля Кэролайн, то она бы забрала своих девочек и уехала прочь-прочь-прочь от всей этой магии, продала бы душу за то, чтобы просто стать нормальной, хоть на одно мгновение. Ее время истекало, она чувствовала, как с каждым нарастающим лучом рассвета ее тело буквально тянет назад, к той Кэролайн, которая безмятежно спала, и которой утром придется столкнуться с последствиями своих действий. И наконец-то принять прошлое. Вербена слишком сильно ослабила ее организм, и из раны все еще течет кровь, но Кэролайн продолжает двигаться, думая лишь о девочках и Рике, которые ждут ее дома. Осталось совсем немного, она различает мигающую табличку пожарного выхода на том конце коридора, когда слышит крик Деймона и… Черт, не может его оставить одного, бросить друга ради своей семьи, хотя должна, просто обязана вернуться домой живой. Кэролайн оборачивается, прислушиваясь к шуму в студии. Смотрит на табличку с надписью «выход». Выбор, выбор, выбор. Она кидается на крик Деймона с такой скоростью, что сама не понимает, в какой момент приняла решение, но чем ближе она приближается к студии, тем четче понимает, что Сальваторе кричит не от боли, а от ужаса. И когда Кэролайн оказывается рядом с ним, то не сразу понимает, чья кровь оросила его руки. Так много крови, и это странно, ведь не может у вампира быть столько крови. Деймон хватает ее за руки и тянет куда-то в сторону, но она все не может сдвинуться с места, лихорадочно пытаясь определить, куда его ранили. Шум, гул, крик и этот мерзкий, тошнотворный и удушающий булькающий звук, с которым кровь вытекает из разорванных артерий. И Кэролайн понимает. Еще прежде, чем увидеть тело Рика, она знает, чувствует, что это его кровь, его сердце, его разорванные артерии. И кричит так, что Деймон лишь сжимает ее в своих стальных объятиях, хватает за шею до хруста, пытаясь заставить Кэролайн отвернуться и не смотреть, но она не может. Не может поверить, что все закончилось вот так. Разрывает клыками свою кожу, кожу Сальваторе, собирая живительную вампирскую кровь в ладони, чтобы насильно влить ее в Рика, заставить вырванное сердце вернуться на место, а артерии срастись. И продолжает кричать и видеть в синеве радужек глаз Деймона, как ее сердце разрывается на части. И потом обращается в пепел. Кэролайн резко дала по тормозам, чувствуя, как внушение Клауса начало стучать в голове отбойным молотком, когда она достигла дамбы Миссисипи. Слезы застилали глаза, и она издала истошный крик, стуча по рулю руками в бессвязной ярости, идиотской попытке успокоить боль. Еще громче, еще сильнее, пока горло не начало болеть, чтобы ничего не осталось, ни капли. Кэролайн кричала-кричала-кричала, пока не начала задыхаться, пока кислорода не осталось совсем, а металлические детали машины не нагрелись до температуры расплавленной лавы. Выбив дверь, она буквально вывалилась на отвратительно теплый асфальт, срывая ногти, скребя по нему, как одержимая, пока слабость в коленях не прошла, и она не смогла встать. Рыдания вырвались из ее горла страшным воем, когда она поднесла руку ко рту, чувствуя, как пачкает лицо грязью и собственной кровью. Запрокинула голову, глядя на безразличные и холодные звезды, что начали гаснуть на светлеющем небосводе. И снова закричала, на этот раз тише, почти скуля, била ногами по решетке старенького джипа, который Аларик купил ей на день рождения со своей скромной зарплаты до тех пор, пока металл не прогнулся под ее силой. — Умер, — скулила Кэролайн, снова падая на землю, поджимая колени к груди, трясясь от истерики, которая никак не хотела прекращаться. — Все ушли, бросили. Мать, с которой она не попрощалась. Стефан, приславший ей бесстрастное письмо, и оставивший после себя лишь воспоминание о том, как она сидела на автобусной остановке с чемоданами и тряслась от рыданий, потому что выбрала любовь, а не своих детей. Тряслась, пока не перестала слышать собственные всхлипы за шумом ливня, а он так и не приехал за ней. Рик, который стал ее семьей, вдохнул в нее жизнь, а потом погиб, спасая ее. Все ушли. Кэролайн утерла слезы, сгибаясь пополам от тупой боли в районе груди. Воды Миссисипи успокаивающе шумели, унося вдаль все то, что она так долго держала в себе. Дамбу прорвало. — Эй, помнишь ту песню? — Рик улыбается, сворачивая на центральную площадь опустевшего города. — Мне не до песен сегодня, — отмахивается она, окидывая годовалых близняшек придирчивым взглядом, думая о том, что траурные черные платьица смотрятся на них совсем глупо. Сегодня годовщина смерти Лиз, и они приехали в Мистик Фоллс, идет дождь, а в такие дни Кэролайн словно становится призраком: почти безмолвным и бесплотным. — Лиз любила ее, — продолжает Рик, и только он может напоминать ей о матери таким тоном, что у Кэролайн становится тепло на душе. — Ту, которую она всегда просила ставить, когда мы собирались на День Поминовения. Кэролайн хмурится и качает головой, но все-таки улыбается, потому что семья — это когда люди могут напоминать о любимых, что давно покинули их, так будто они все еще где-то рядом. — Да ладно тебе, Кэр! — он смотрит на нее абсолютно не верящим взглядом. — Позорище! Джексон Фрэнк! Про блюз? Кэролайн понимающе кивает и улыбается, вспоминая мать, которая любила заставлять ее подпевать старой кассетной записи, хоть и маленькой девочке всегда казалось, что эта песня ужасно грустная. — Может, споешь? — внезапно серьезно просит он, и Кэролайн отвечает непонимающим взглядом. — Лиз всегда говорила, что эта песня утоляет боль. Кэролайн почувствовала, что слезы закончились ровно в тот момент, когда над Луизианой прогремел первый раскат грома. Пора было перестать бояться теплых дождей. Небо затянулось серыми тучами, закрыв стареющую луну и звезды, и Кэролайн улыбнулась, чувствуя, как и боль начинает отступать. Жизнь должна была продолжаться, несмотря ни на что, и она просто обязана найти в себе силы снова быть счастливой. С магией или без, но боль должна отступить, потому что у нее все еще была семья. Огромная, любящая и сумасшедшая семья, которую она будет защищать до своего последнего вздоха. Капля дождя упала на ее скулу, охлаждая разгоряченную кожу, и Кэролайн поняла, что впервые за три года встречает с улыбкой летнюю грозу. — Спой, — просит Аларик, явно подтрунивая и канюча словно маленький. — Тебе станет легче, а я просто люблю, когда ты это делаешь. Мычание на кухне за готовкой не в счет. — Милая, спой, — умоляет мама, крепко держа ее за маленькую ручку, и одергивая подол красивого праздничного платья. — Ты всегда такая счастливая, когда поешь. И я становлюсь счастливой вместе с тобой. Кэролайн улыбнулась, пытаясь вспомнить слова, которые навсегда останутся в душе воспоминанием о вкусе соленой карамели и счастья сквозь все невзгоды. — Жизнь — это игра, малышка, — тихо напевает Кэролайн, чувствуя, как дождь усиливается, словно тоже хочет стать частью грустной песни. — Любовь — тоже игра. И где бы я ни играла, где бы не бросала кости, где бы я ни играла, блюз остается со мной. Звук приближающейся машины заглушил шум дождя и бурных вод Миссисипи, которые будто начали бежать быстрее. Кэролайн чувствовала, что и ее мертвое сердце бьется быстрее, наполняясь жизнью, в которой нет места сожалениям. — Езжай в другой город, малышка, в другой городок. Но где бы я ни была и откуда бы ни уезжала, блюз следует за мной. Клаус двигался медленно и осторожно, боясь спугнуть тонкий и красивый голосок Кэролайн, который звучал удивительно сильно и чисто в окружающем шуме природы. Он никогда не слышал, как она поет, и ему сложно было вспомнить, слышал ли он когда-нибудь, что-то настолько же завораживающее, удивительно светлое и печальное. Желая показать Кэролайн всю красоту искусства, он никогда и подумать не мог, что она сама может нести в этот бренный и серый мир нечто вечное и удивительное. Он остановился, когда поравнялся с ее машиной, наблюдая за сжавшейся девушкой, словно завороженный. За тем, как капли дождя стекают по ее коже, как трепещут ее веки, и бледный здоровый румянец заливает щеки как знак возвращения солнечной девочки к жизни. Первородный гибрид, видевший все чудеса этого мира и остававшийся равнодушным и пресыщенным, стоял и не мог пошевелиться, наблюдая подлинную красоту эмоций той, что еще помнила, каково это — быть человеком и ощущать бешенное биение жизни под кожей. Его маленькая прекрасная колибри. — Может быть завтра, малышка, где-то там, за чертой, я проснусь постаревшей, такой старой, мама, — Клаус тяжело сглотнул, когда Кэролайн откинула голову и нахмурилась, вкладывая в свою песню каждую песчинку из своего уничтоженного сердца, будто слепляя его заново. — Я проснусь постаревшей, и просто перестану пытаться. Ему хотелось вновь прижать ее к себе, и пообещать, что больше никогда и никто не причинит ей боль, потому что он не позволит. Что он найдет способ воскресить ее мать, заставит Аларика восстать из могилы, лишь бы его солнечная девочка не плакала, но он молчал и стоял вместе с ней под дождем, понимая, что в скором времени сам предаст ее. Потому что не может поступиться своими принципами, своими желаниями и безопасностью семьи даже ради Кэролайн, чьи слезы заставляли его черное сердце кровоточить. Его слабость, которая не имела права на существование, и которую он сохранит в вечности прекрасным воспоминанием. Запомнит именно такой: страдающей, но окруженной ярким светом, который, наконец-то, вернулся к Кэролайн во всем своем ярком великолепии. — Отправься на лодке в Англию, малышка, или в Испанию. Но где бы я ни была, где бы я ни была и откуда бы ни уезжала, блюз остается прежним, — Кэролайн открыла глаза и посмотрела на Клауса так, будто всегда знала, что он тут, чувствуя его обволакивающее и успокаивающее присутствие, хоть эта связь, что возникла между ними снова и окрепла… Она не должна была существовать в принципе. Но Кэролайн больше не хотела бороться, потому что она верила Клаусу, и хотела, чтобы он верил ей. Совсем не страшно было признаться себе в этом, но внутри у нее все-таки что-то кольнуло, когда она подумала о том, как много раз Клаус причинял боль ей и ее близким. Но ее мать была тысячу раз права: прошлое должно оставаться в прошлом. — Ты без охраны, — едва ли не застенчиво сказала Кэролайн, и Клаус невнятно кивнул, но улыбнулся, вызывая в ней желание еще раз почувствовать его сильные объятия. — Ты светишься, — вдруг выдал он, протягивая ей руку и помогая подняться. И сразу притягивая ее непозволительно близко, зажмуриваясь и наслаждаясь ее вибрирующим теплом, согревавшим его сердце, когда она прижалась щекой к его груди и уткнулась носиком в ткань хенли, медленно и размеренно дыша. — О чем это ты? — засмеялась Кэролайн ничуть не смущаясь близости, будто это было нормально для них… общаться вот так легко и непринужденно. — Сильно я тебя треснула, да? Клаус ответил на ее смех, вдруг резко хватая Кэролайн за талию и поднимая в воздух, прижимая к себе так близко, как это только было возможно, зарываясь пальцами в ее мокрые волосы. — С возвращением, love, — прошептал гибрид, задевая ее ушко своими пухлыми губами, отчего Кэролайн прерывисто вздохнула и покраснела, наверное, впервые обнимая его в ответ. — Думаю, что оно больше мне не нужно, — прошептала девушка, слегка отстраняясь и рассматривая колечко Мари Лаво на своем пальце. Клаус замер, почувствовав, как амулет на его шее снова начинает нагреваться, а все его естество кричит о том, чтобы он заставил Кэролайн оставить кольцо. Ее глаза казались такими синими в первых лучах рассвета, и Клаус поздно начал понимать, что она словно тает, притягиваемая заклинанием обратно к своему телу. Позволит ей его снять, и Кэролайн останется с ним на этом шоссе в лучах рассвета. Прекрасная, желанная и живая. Но он потеряет надежду воплотить свой план в жизнь. Ему нужна ее магия, второй источник, чтобы сделать то, ради чего он убивал, калечил и страдал, проходя ритуал за ритуалом, приближаясь к цели. — Клаус? — Кэролайн нежно провела ладонью по его лицу, видя, что он отчего-то колеблется, как что-то подтачивает его изнутри. И ей так хотелось бы, чтобы Клаус рассказал ей, поделился, снял свою броню, как заставлял ее снимать свою каждый день, пока она была потеряна и разбита. — Оставь его, милая, — отзывается гибрид, стараясь не смотреть в ее синие глаза. — Оно еще может тебе пригодиться. Повинуясь внезапному порыву, Кэролайн привстала на цыпочки, чувствуя как тело ее продолжает таять в лучах рассвета, и оставила на его плотно сжатых губах сухой поцелуй, прикладывая указательный пальчик прямо в ямочку на его щеке, и Клаус мгновенно приоткрыл рот, успевая властно скользнуть по ее сладкой нижней губе горячим языком и едва вспомнить вкус ее поцелуев, прежде чем Кэролайн со смехом отстранилась и полностью исчезла. А Клаус остался один на пустом шоссе, под тугими струями дождя, все еще чувствуя ее теплый, солнечный поцелуй, и вязкую горечь своего предательства на языке.