In For The Kill

Fortunately I have enough of you, You say it’s not where we are, It’s not what we choose, Looking out from all that you have built, With red skies I will drift. Ooh, ooh, he-hell no. I am wild eyed and waiting. (London Grammar — Wild Eyed) Когда под одной крышей оказываются два вдребезги разбитых сердца, начинают происходить странные вещи. Все началось с оконных стекол, и Эйвелин только ухмыльнулась себе под нос. Они покрылись испариной, и, когда дети побежали посмотреть на сад, мир снаружи казался им почти призрачным и будто совершенно чужим. Если кому-то в те дни случалось останавливаться на втором лестничном проеме Бойни, перевеситься через перила и прислушаться, то можно было обнаружить, что воздух наэлектризовался и еле уловимо сверкал алым где-то под самым потолком, будто мотылек бился о стенки лампы. Поздно ночью луна не заглядывала в окна к тем, кто сладко спит, но мучала своим светом убегающих и неприкаянных, которым почему-то было невдомек, что спальни их разделяла лишь тонкая стенка. Летние дожди шли сильнее, а белоснежные цветки олеандров гнили под тяжестью обильной влаги: никакие заботливые и нежные руки их не спасали. Эйвелин Лаво сжимала в руке вновь обретенную реликвию своего рода и, хмурясь, наблюдала, как Кэролайн с остервенением обрезает некогда спасенные ею цветы под проливным дождем. На Новый Орлеан шла буря: доки закрыли, Миссисипи вышла из берегов, а на болотах стало опасней, чем прежде. По телевизору сообщали, что синоптики не понимают причину непогоды и не могут сказать, когда над городом Полумесяца вновь засияет солнце, но Эйвелин-то было известно, что должно произойти. Она была к этому готова, хоть и грядущие события были ей не по душе. — Элайджа уже вернулся? — Хейли, промокшая до нитки и перемазанная грязью, зашла с заднего входа, еле стягивая с ног резиновые сапоги, полные воды. — Дороги в Байу закрыты, туда даже в обход не добраться. — Еще бы, — пробурчала старая жрица вуду, ковыляя к волчице и протягивая накрахмаленное полотенце. Ее замучил артрит, никакие зелья и притирания не помогали, а виной всему упрямство. Уж Эйвелин было известно, что это оно причина всех человеческих бед. — И будет только хуже. — Ты о чем? — Хейли терзало какое-то внутреннее беспокойство, будтото она упускала то, что сновало под самым носом. Словно раздражающая и неуловимая пушинка, которая щекочет веки и скулы. — Сама посмотри, девочка, — гаркнула Эйвелин, тыча пальцем в окно. — Думалось мне, что никого более упертого, чем Никлаус Майклсон я уже на своем веку навстречу, но жизнь преподносит сюрпризы даже таким старухам. Хейли протерла продрогшими пальцами запотевшее стекло и вгляделась в бурю. Наверху девочки громко смеялись, раскладывая кубики в знакомые слова: «ведьма», «сифон», «гибрид», «ковен», «стая», «семья». А Кэролайн все резала и резала секатором погибшие ветки олеандров: острый слух волчицы улавливал надрывный звук трения пластин заржавевшего металла. Вжик-вжик-вжик. Словно последний взмах крыльев умирающей божьей коровки. — Черт знает что, — подвела итог Хейли и под озабоченный взгляд Эйвелин открыла дверь в сад. Ледяные капли обожгли лицо, и она повела плечами, прогоняя мурашки, прежде чем решительно направиться в сторону беснующейся непонятно от чего Кэролайн. Вжик-вжик-вжик. Волчица поморщилась и на мгновение застыла, оглядываясь по сторонам, будто в поисках поддержки. Вся ее решимость неожиданно улетучилась, будто она пересекла какую-то невидимую завесу, отделявшую реальный мир от мрачного вакуума пустоты. — Кэролайн! — крикнула Хейли. — Иди в дом. — Еще минуту, — глухо отозвалась девушка, засохшие цветы под ее пальцами обращались в прах. — Они погибли. Столько трудов насмарку. — Нет, сейчас! — Кэролайн резко обернулась и невидящим взглядом уставилась на подругу. Хейли и сама удивилась стальным ноткам в собственном голосе, и боясь окончательно растерять всякую уверенность, схватила девушку за руку и потащила в дом. Эйвелин что-то пробормотала на креольском, когда секатор удалось вынуть из оледеневших пальцев Кэролайн. Ее била такая крупная дрожь, что даже зубы стучали, хотя всем известно, что вампиры не мерзнут. Хейли метнула острый взгляд в сторону Хоуп, которая спустилась на кухню, чтобы попросить молока, но испуганно застыла в дверях, наблюдая за взрослыми. Почувствовав немую просьбу матери, девочка тут же скрылась из виду, будто чувствуя, что сейчас ее привычная строптивость может только навредить. — Что случилось? — Хейли с грохотом придвинула стул и уселась напротив Кэролайн, опираясь подбородком на деревянную спинку. Она хотела спросить про их с Клаусом вечернюю вылазку еще утром, но не успела из-за начавшейся бури: надо было навестить стаю до того, как дороги закроют. Кэролайн покачала головой и поднесла к лицу ладонь, внимательно рассматривая пальцы. Что-то сверкнуло алым под ее дневным кольцом, и все в комнате зажмурились, ощущая особенно остро скорбь и боль всех потерь, которые были у них в жизни. — Это твое, — тихо проговорила девушка, протягивая маленькое колечко Эйвелин. — Оно мне больше не нужно. Хейли вздрогнула и перехватила запястье креолки, не верящим взглядом уставившись на Кэролайн. — Только не говори мне, что это… — бледнея, прошипела волчица. — Клаус знает, — устало отмахнулась Кэролайн, раздражённо вытирая капли дождя с щеки. — Знает, что вы украли это чертово кольцо у него из-под носа? — Хейли буквально задохнулась. — Совсем с ума сошли?! — Это реликвия моего рода, — высокомерно заявила Эйвелин, пряча кольцо в складках юбки. — Ни ковен, ни Майклсоны не имеют на нее права. Я лишь взяла то, что и так мое. — Это  — Новый Орлеан! — Хейли вскочила и начала расхаживать по кухне из стороны в сторону. Кэролайн продолжала молча пялиться в противоположную стену, и это безмерно раздражало. — Здесь не может быть ничего твоего! Это все принадлежит семье Майклсонов! Моей семье, Эйвелин! Кэролайн находится под нашей защитой, а ты крадешь у нас из-под носа опасный магический артефакт и отдаешь его ей! — Хейли, не кричи, голова раскалывается, — безразлично протянула Кэролайн, устало потирая виски. — Не кричи?! — волчица с суровым лицом захлопнула дверь, прислушиваясь к возне девочек на втором этаже. — Кэр, ты хоть понимаешь, сколько у Клауса врагов? Ты знаешь, что Эйвелин пришла сюда не по своей воле, а из-за Хоуп? Ты знаешь, как ненавидит нас Бланш, все хунганы и бокоры их ковена? Ты понимаешь, что причинить вред тебе — это все равно что всадить Клаусу нож в спину? — Кэролайн передернуло, и ее плечи вдруг опустились, будто на них лежал весь груз этого мира. Хейли обернулась к Эйвелин, ее глаза сверкали янтарным светом. В комнате стало жарко. — Зачем ты дала ей кольцо? Для чего оно? — Не смей разговаривать со мной в таком тоне, Хейли Маршалл! — отрезала Эйвелин. За окном грянул гром, и все три женщины вздрогнули, чувствуя, как кровь в их жилах начинает остывать, а разум проясняться. Когда напряжение уходит из воздуха, а тучи уже не отливают пурпуром, то и дышать становится легче. — В моем сердце нет ненависти к Никлаусу, лишь жалость к его одиночеству. И не стала бы я вредить solèy la, если бы от этого вреда не вышло бы пользы! Так что попридержи язык, девочка! Я не для того пожертвовала всем и пришла в этот дом, чтобы выслушивать угрозы и оскорбления. Щеки Хейли порозовели под строгим взглядом старой жрицы, и она с шумом выдохнула, в полном бессилии опускаясь на стул. — Я всегда ценила твою помощь нам, Эйвелин, — примирительным тоном начала волчица, зная за собой привычку сначала говорить, а потом думать. — Но мы говорим о Клаусе. И о том, что он может сделать с теми, кто нарушает законы города. Кэролайн, все еще сверлящая стену невидящим взглядом, неожиданно громко хмыкнула и закатила глаза. Она и сама не понимала почему, но вся эта ситуация ее забавляла. Как же легко Клаусу удавалось манипулировать и проворачивать свои дела, при этом оставаясь в стороне от последствий. Постоянная ярость Кола на брата становилась все объяснимей: жизнь в константном напряжении и ожидании расплаты за действия других была невыносима. — Он ничего не сделает, — Кэролайн посмотрела на Эйвелин, и поняла, что старуха тоже это знает. — По крайней мере, пока. И я хочу знать почему. Жрица вуду спрятала кольцо в складках своей юбки. Она чувствовала, что его магия ушла, впиталась через кожу в тело Кэролайн, осталась там, куда стремилась долгие столетия. Где-то под ребрами, в глубине зрачков, в уникальных рисунках на кончиках пальцев, чтобы bo fènwa могла одним прикосновением усмирять ту сущность, что когда-то была спрятана. — Я слышу голоса и вижу чужие сны, — Хейли с удивлением отметила, что в голосе Кэролайн появились стальные нотки, когда она вцепилась взглядом в лицо Эйвелин Лаво, будто когтями. Стекла на кухне запотели настолько, что не было видно дорожек от дождевых капель. — Но ты уже знаешь об этом. Утверждение прозвучало как пощечина, хоть Кэролайн и не собиралась никого ни в чем обвинять. Внутреннее ощущение, что так было суждено прочно засело в ее голове, пустило корни, и теперь оставалось только смириться. В конце концов, в глубине души она всегда знала, что их судьбы с Клаусом связаны, просто не представляла, что настолько крепко. Настолько разрушительно. — Я знаю, но другого выхода не было, — решительно отрезала Эйвелин. — Ты сама пришла ко мне, девочка, сама попросила помочь. — И теперь я прошу объяснить, в чем на самом деле заключалась эта помощь, — в тон ей отозвалась Кэролайн. Хейли поежилась от холода, что исходил от нее: дыхание другого мира, далекого и недоступного даже для тех, кто обращался в волка при полной луне. — Ты не просто помогла мне пережить боль, ты подселила в меня что-то… — Никогда не имела дела с веретняками, — строго отозвалась креолка, усаживаясь за стол и придвигая к себе доску, на которой лежал репчатый лук, такой жгучий, что, при наличии у человека нечистой совести, оставлял ожоги и волдыри. Ее старческие пальцы обхватили кожу, фиксируя корешок перед нарезкой. Кожа ее рук осталась темной и сухой. — Жрицы моей религии не занимаются подобными глупостями. Лоа сами решают куда и в кого им вселяться, но ты, bo fènwa, ты… случай особенный. Ты родилась такой и ничего тут не попишешь. Я лишь разбудила ту, что ждала своего часа. — Ту? — переспросила Хейли, поворачиваясь к Кэролайн и пытаясь понять, известно ли ей, о чем говорит старуха. — Что это значит? — Это значит, что этот голос, эти сны — не чужие ей, и нечего им сопротивляться, — Эйвелин резко нажала ладонью на рукоять ножа, разрезая луковичную головку надвое. — Ты уже сама все поняла, bo fènwa. Кольцо связано с тем амулетом, который Никлаус привез с Гаити точно так же, как шрамы, что появляются на твоем лице, связаны с проклятым веве, выжженным на его коже. Вы как ключ и дверца. Такая сильная магия не может быть односторонней, все в этом мире должно находиться в равновесии. И ты, девочка, не позволишь ему упасть во тьму. Звенящую тишину, которая повисла в комнате, можно было бы легко разрезать ножом и положить в кипящий на плите бульон, чтобы вышел понаваристей и слегка горчил. Кэролайн молчала с таким лицом, будто не узнала для себя ничего нового, и это пугало и вселяло надежду одновременно. — То есть, ты взвалила на Кэролайн ответственность за все выходки Клауса? — неверующе уточнила Хейли, поражаясь тому, насколько все присутствующие были спокойны. — С помощью этого кольца? Что за амулет Клаус привез с Гаити? Для чего он? Кэролайн резко встала и подошла к двери, прикасаясь дрожащими пальцами к полированной деревянной поверхности. На долю секунды у всех заложило уши, и когда девушка вернулась на свое место, Хейли поняла, что их дальнейший разговор не должен покинуть пределы кухни. — В этих снах… я видела жреца, который говорил, что сделает Клауса всемогущим. В обмен на его душу, — Кэролайн посмотрела на Хейли так, будто от одной мысли, что у Клауса все еще есть душа, ей становится спокойней. Надежда в ее глазах вспыхивала раскаленными углями. Лихорадочная, отчаянная надежда. — О, да, — кивнула Эйвелин. — И он сдержал свое слово. Но ни один жрец не помог бы Никлаусу Майклсону, если бы не было способа обуздать подобную силу. — Но зачем было вообще ему помогать? — ошарашенно спросила Хейли. Перспектива скрывать подобное от Элайджи совсем ее не радовала, но посеять вражду между братьями, не разобравшись в ситуации… Она знала к чему могли приводить подобные ссоры. Может, для всех остальных отсутствие Ребекки и было чем-то нормальным, неизбежным, привычным за те столетия, что они провели вместе, но Хейли было плохо без нее. И она была не готова пережить еще одну потерю. — Что за безумец мог позволить Клаусу завладеть подобной силой? Повинуясь какому-то необъяснимому порыву, Кэролайн прикоснулась рукой к ладони Хейли, даря ей поддержку и будто обещая, что вместе они справятся. Кончики ее пальцев слегка покалывало, как бывало всегда, когда даешь клятвы, которые, хочешь или нет, придется выполнять. Кэролайн знала это, магия внутри нее подсказывала, что такие обещания на ветер не бросают, и она готова была платить, слишком быстро смирившись с тем, что и она теперь часть этой странной, покалеченной и проклятой семьи. Всегда и навечно, bo fènwa. — У каждого пророчества есть срок исполнения. Стало быть, пришел черед этого, — твердо ответила Эйвелин, и если бы в этот самый момент кто-то не потревожил заклятие глухоты, наложенное на стены комнаты, то Хейли и Кэролайн заметили бы волдырь, взбухший на ее пальце. Клаус зашел в кухню, глубоко вдохнув носом воздух, словно волк, учуявший запах чужака на своей территории. Кэролайн смело посмотрела ему в глаза, гордо вскинув подбородок. Ей не нужно было присматриваться к янтарным всполохам в глубине его зрачков, чтобы понять: он распознал ее заклинание. — Я помешал, — утверждающе протянул гибрид, и его губы растянулись в ухмылке. — Да, — быстро ответила Кэролайн, пока Хейли старательно делала вид, что интересуется нарезкой лука. — В прочем, нам не привыкать. Гибрид на мгновение застыл, настороженно всматриваясь в ее лицо. Отсутствие неприязни в ее голосе больно полоснуло по нервам, но оконные стекла начали отпотевать, и это заставило Эйвелин громко хмыкнуть. Нечистая совесть малая плата за починку такой хрупкой вещи, как сердце бессмертного. — Прогуляемся? — галантно поинтересовался Клаус, и удивленно вскинул брови, когда Кэролайн без малейших колебаний согласно кивнула. * * * Фрея поняла, что что-то изменилось сразу, как переступила порог Бойни: внутри пахло лавандой и горечавкой, а голоса, раздающиеся из кухни, звучали так гулко, что она не могла определить их обладателей. Шторм, обрушившийся на Новый Орлеан, не имел естественных причин, но вот магии в нем было хоть отбавляй, и, если честно, от такой концентрации неконтролируемой мощи у старшей Майклсон начиналась мигрень. Слишком много тайн ей приходилось хранить и слишком много сил тратить на защиту Клауса от пагубного воздействия амулета. В итоге это приводило к тому, что она ходила вялая, раздраженная, то и дело проверяя, не пошла ли носом кровь. Фрея знала, что ее попытки оградить брата от злого рока бесполезны, но ничего не могла поделать. В конце концов, что еще ей оставалось, если нельзя было поделиться своими тревогами ни с Элайджей, ни с Колом? У Вселенной есть забавная привычка: все свои тайны она прячет по одним и тем же сосудам. И сегодня на плечи Фреи взвалился еще один тяжкий груз, и эту тайну нужно было скрывать даже от Клауса. В попытках проследить за передвижениями Кола, который день ото дня становился все более решительным в своих попытках докопаться до правды, она почувствовала в городе присутствие той, которая, как все думали, не должна была вернуться в Новый Орлеан еще добрую сотню лет. Фрея озабоченно посмотрела на кухонную дверь, за которой кто-то шептался, а потом почувствовала, что уши заложило. Ведьма раздраженно хмыкнула, решив, что чужих секретов ей не нужно, и уже была готова идти к себе, чтобы принять ванну и обдумать все происходящее, как в дом зашел явно раздраженный Клаус, отряхивая дождевые капли с ворота кожаной куртки. — Где тебя черти носят? — злобно прошипел он сестре, в один большой шаг пересекая комнату. — У нас проблемы. — Это шокирует, — устало протянула Фрея. — Что на этот раз? — Обгорелый труп одной из шестерок Марселя, — выплюнул Клаус, хватая ведьму за руку и волоча ее за собой в кабинет. Фрея рассеянно заметила, что все стекла в доме запотели, и ей от этого почему-то стало легче. Будь первородная о себе менее высокого мнения, может и она бы запомнила народную мудрость, известную старухам, которые неизмеримо младше, чем была она. Но дочь Эстер не считала нужным тратить время на глупые приметы, поэтому причина собственного внезапного спокойствия осталась ей неизвестна. Клаус буквально швырнул сестру на диван, и с грохотом принялся переставлять хрустальные графины, в поисках особо выдержанного бурбона. — Разборки между фракциями? — уточнила Фрея, с опаской глядя на разъяренного гибрида. — У нас под окнами? — прошипел Клаус, залпом осушая стакан. — Он был новообращённым и вряд ли успел нажить себе таких врагов, которые бы не побоялись устроить подобное. — Если у тебя есть предположения, то выскажи их. У меня сегодня нет настроения играть в загадки, — устало протянула ведьма, откидываясь на спинку дивана и закрывая глаза. Капли с кончиков ее светлых волос проникали под ворот кофты и неприятно холодили спину. — Предположения? — гибрид вскинул брови и обернулся, смотря на сестру так, будто она сказала несусветную глупость. Этот взгляд был у Кола и Клауса один на двоих, и Фрея его люто ненавидела. — У меня есть больше, чем предположения, сестра. У меня есть ответ. Рейна Круз. Усталость мгновенно ушла из тела Фреи, она открыла глаза и напряженно вытянулась, вся обращаясь вслух. Значит, в город Полумесяца пожаловали сразу две гостьи, несущие в себе яд и опасность. — Она здесь? — Клаус покачал головой. — Если она знает о нашем плане…. — Это не важно, — отмахнулся гибрид. — Главное, она где-то поблизости. И это как нельзя кстати, если бы не одно «но». — У нас нет камня, — Фрея понимающе кивнула, и от лихорадочного блеска в глазах Клауса ей вдруг снова стало страшно. — Я думал, что эти идиоты из Мистик Фоллс хоть на что-то сгодятся, — гибрид злобно усмехнулся, будто эта мысль была чистой воды абсурдом. — Но оказалось, что даже от ребенка больше пользы. — Что ты имеешь в виду? — напряженно спросила Фрея, наблюдая с какой нежностью пальцы брата очертили грани амулета. От его яркого сияния у ведьмы неприятно засвербело в районе переносицы. — У Элизабет есть некая связь с одной небезызвестной тебе, но, несомненно, мертвой жрицей вуду, — Клаус снова сделал глубокий глоток из стакана, и закинул голову наверх, наслаждаясь тем, как бурбон опалил горло. — Ее, конечно же, надо немедленно оборвать, пока девочка не сошла с ума… Фрея позволила Клаусу насладиться драматичностью паузы, хотя истинное понимание его намерений все-таки заставило ее разочаровано рассмеяться. — Или пока она не узнала слишком много, — лицо ведьмы скривилось, и она покачала головой. — И не рассказала Кэролайн, да? Клаус грозно посмотрел на сестру и, отставив от себя бокал, придвинулся ближе, опустился на корточки, заглядывая ей в глаза. Воздух в комнате сгустился, и Фрея с трудом сглотнула ком в горле, чувствуя, что от брата исходит какая-то странная энергия.… Будто она посягнула на то, что лучше не трогать. Разбередила старую рану. — Думай, как тебе угодно, дорогая сестрица, — сладко пропел Клаус, но яд капал с его языка, прожигая насквозь. — Элизабет надо избавить от Мари Лаво раз и навсегда, мы ведь оба с этим согласны? — Фрея настороженно кивнула. — И этим займешься ты. Как и поисками камня Феникса. Клаус резко встал и направился к выходу, по пути вновь надевая еще не высохшую куртку. Фрея ясно видела, как вздулась вена на его шее, как были напряжены мышцы спины, и ей вовсе не хотелось и дальше испытывать судьбу, но обида горькой слизью застряла у нее в горле, и слова сами вылетели изо рта. — Я уже пыталась, ты же знаешь, — это прозвучало жалобно и жалко, и ведьма почувствовала, как на нее вновь накатывает тошнота и усталость. — Значит, ты плохо пыталась, — Клаус перешел на свистящий шепот и открывал дверь. — Я знаю приемы Рейны. Как и любая охотница, она прячет приманку у жертвы под носом. Ищи чужую магию, возможно, она каким-то образом воспользовалась чужими маскирующими чарами… — гибрид на мгновение замолчал, прислушиваясь к собственному учащенному сердцебиению. Инстинкты практически никогда его не подводили, и теперь Клаус чувствовал, что он нащупал верную тропу. — Начни с ведьмы Беннет. Пошли кого-то за ее кровью, если понадобится. — А как же Кэролайн? — едко поинтересовалась Фрея. — Ты не собираешься ей сказать? Рейна может идти за ней. Его взгляд был подобен обжигающему пламени, но старшая Майклсон твердо выдержала его, подняв вверх тонкие брови. Не только Клаус обладал силой, с которой стоит считаться. Жаль, что Фрея забыла про это из-за слепой сестринской любви. Она не одна из его поданных. Она — его старшая сестра, первородная ведьма, благодаря которой он получит то, о чем мечтал. — Я отвечаю за безопасность Кэролайн, — резко отрезал Клаус. — Не стоит за нее беспокоиться. Как ты могла удостовериться, даже мы иногда не можем с ней справиться. Фрея долго прислушивалась к тихому звону хрустальных бокалов, потревоженных резко закрытой дверью. Она размышляла о том, что делать с монстром, которого она сама помогла создать. * * * Воздух пах подгоревшими шкурками каштанов и озоном, иными словами: вовсе не летом. Даже солнце сегодня казалось маленьким и будто покрытым голубоватой дымкой, как бывает в морозные дни далеко на севере от реки Миссисипи. Таких резких перепадов погоды, как в этом году, Луизиана не видела уже давно, на памяти старейшего жителя, приходившегося Эйвелин далеким кузеном, лет восемьдесят. Он любил рассказывать о том дне, когда река покрылась тонким слоем льда в начале февраля, и ребятишки кидали верхушки рогозов на гладкую поверхность, зачарованно смотря, как они все скапливаются и скапливаются на поверхности, пока по ней не пошли трещины. Но то были дни, предшествующие Марди Гра, и никто и бровью не повел. Чего еще ждать от времени чудес, когда зима неохотно уходит из теплых краев, где ей не дали повластвовать вдоволь? От лета никто в Новом Орлеане никогда не ждал ничего хорошего: сплошные ураганы, наводнения, пожары и толпы туристов, лоснящихся от пота, с жирными после бенье пальцами. Это лето не стало исключением, но даже старожилы поговаривали, что что-то не так. Конечно, многие знали, что представляет собой город на самом деле, кто им правит, сколько в нем сосредоточено первозданной магии. Знали и боялись того, что с собой могут принести природные катаклизмы: тьму и огонь. Клаус кивком головы приказал охране не идти за ними, в глубине души желая и угодить Кэролайн, и сделать так, чтобы она поняла: он знает, что ей нравится, а что нет. Но, если она и заметила этот великодушный жест, то виду не подала, продолжая медленно идти по садовой дорожке, изредка окидывая погибшие олеандры грустным взглядом. Размякшие от влаги лепестки цветов усеивали землю бело-розовым покрывалом. — Они ядовиты, — отметил Клаус. Кэролайн подняла на него внимательный взгляд и улыбнулась, кивая. — Но не для тебя, — с изрядной долей сарказма ответила она. — Ну, кустик аконита ты тоже умудрилась протащить через охрану, love, — ухмыльнулся гибрид. — Твоя страсть ко всему опасному начинает меня беспокоить. Кэролайн подавила смешок, рвущийся наружу, и повернулась к нему, складывая руки на груди. Это было весьма забавно, видеть, как первородный гибрид слегка напрягается в ожидании ее ответа на свою провокацию. Их игра, начатая когда-то давно в Мистик Фоллс продолжалась, и никто не мог с уверенностью сказать: хорошо это или плохо. В конце концов, они знали друг друга достаточно долгое время, чтобы прекратить вкладывать дополнительные смыслы в любое произнесенное слово. Но проблема заключалась в том, что доверие в их отношениях было зыбким, непрочным, но, тем не менее, в какой-то мере нерушимым. В конце концов, в чем могут быть уверены хвост и голова уробороса? Лишь в том, что без одного из них, существование теряет всякий смысл. — Я отдала кольцо Эйвелин, — от ее цепкого взгляда не могла ускользнуть ни единая эмоция на лице гибрида. Клаус кожей чувствовал, как чьи-то невидимые руки ощупывают внутренности, сжимают в пальцах его мертвое сердце, стараясь отследить ритмы его биения. — Последовала моему совету? — его губы растянулись в улыбке, явно говорящей о чувстве превосходства. Кэролайн раздраженно зашипела и подошла на шаг ближе, почти прижимаясь носом к его широкой груди. Амулет на его шее разогрелся, посылая по телу возбуждение, с которым надо было считаться. — Я последовала собственному совету, — отчеканила Кэролайн. — Если ты забыл, это была моя идея. Клаус нагнулся, едва уловимо проводя носом по ее лбу. Сопротивляться было невозможно даже сейчас, спустя столько лет. От Кэролайн пахло дождем, листьями малины и землей, и он не мог не знать, насколько это опасно, желать ее, хотеть быть рядом, подчинить и забрать себе. Я не думала, что потеряю контроль, предам своих друзей, свои убеждения, почувствую то, что почувствовала, а ты просто исчезнешь. Возможно, он ушел не потому, что знал, что она вернется. Возможно, он просто сбежал, чтобы не быть слабым. — У меня все еще есть вопросы, — Кэролайн мягко уперлась ладонью ему в грудь, отодвигаясь. Ее щеки раскраснелись, а глаза блестели, и это было поистине завораживающее зрелище. — Ты же знаешь, что я не дам ответов, — резко прорычал Клаус, накрывая ее руку своей, сжимая почти до боли. Почему эта девчонка вечно чего-то требует? Почему ей так важно, что он делает с собой и со своим городом? — Тогда мы будем говорить на твоем языке, Клаус, — голос Кэролайн приобрел металлические нотки, и она смело посмотрела ему в глаза. Шрам на его спине засаднило. — Предлагаю торг. Я скажу тебе, что знаю я, а ты… — Что знаешь ты? — гибрид оскалился, чувствуя, что теряет контроль над ситуацией. Кэролайн не могла ничего знать. Возможно, старуха и рассказала ей о кольце больше, но уж точно не рискнула бы открыть все. Эйвелин, как и Нивард, понимала: ритуал начался, и его нельзя было остановить. Иначе жрецы никогда бы не позволили ему зайти так далеко. — И что же это, love? — невинно переспросил Клаус, стараясь взять себя в руки. Ее пальцы медленно поглаживали тыльную сторону его ладони, будто она пыталась успокоить дикого зверя. И, черт возьми, это работало. — Я скажу, — Кэролайн безошибочно читала напряжение в его взгляде, и от этого по ее телу прокатилась волна адреналина. Она нашла нужную точку, и собиралась аккуратно, но упорно давить на нее, пока не узнает всю правду. — Но тебе придется снять с меня внушение. Внутренности Клауса обожгло огнем, из горла послышалось утробное рычание, а в глазах загорелись янтарные всполохи. Его ярость рождалась где-то в затылке и распространялась во все стороны, да с такой силой, что воздух вокруг резко нагрелся. — Нет, — прорычал гибрид, и запястье Кэролайн хрустнуло под давлением его пальцев. Попроси звёзды с неба, сердце Стефана на блюде, жизнь Рейны, — поверь, рано или поздно, но я кину ее голову к твоим ногам, — вечности, защиты, моей крови или короны. Проси, о чем хочешь, но не о свободе. Не о правде. Кэролайн смотрела на него так, будто понимала, и это больно било куда-то под дых. Она не могла понять, она не могла читать скрытое в его глазах. Клаус был готов к слезам, крикам, обвинениям и проклятиям. Он ожидал удара или поток магии, который приковал бы его к земле, он бы принял холодное безразличие или презрение. За свою долгую жизнь Майклсон научился безошибочно читать людей, и думать, что его ничто и никто не сможет удивить. Наверно, это было так. Но на каждый закон Вселенной есть свое исключение, которое лишь подтверждает правило. Чертова Кэролайн, упрямая и несносная девчонка. — Хорошо, — девушка мягко улыбнулась несмотря на то, что плюсневые кости в руке лишь начинали срастаться после железной хватки первородного гибрида. — Мы обсудим это за ужином. Ее тон не подразумевал отказ. Кэролайн говорила так, будто ей нельзя перечить, и, Бог свидетель, она была единственным человеком, которому Клаус готов был это позволить, хоть и понимал, что играть с ней опасно. Особенно теперь, когда Рейна Круз рыскала где-то рядом. — Договорились, love, — хищно улыбнулся он, надеясь, что еще может выиграть эту борьбу. — Сегодня в девять, — Кэролайн сжала его шею, оставляя на щеке смазанный поцелуй. — Это свидание. Не опаздывай. События прошлого вечера всплыли в его памяти: ее бархатная кожа под его ладонями, пряный вкус на языке и громкие стоны. Мягкие округлости грудей, и сила, с которой ее бедра сжимали его, пока он толкался так глубоко, как только мог, ища успокоения, которое могла подарить лишь Кэролайн. Клаус знал, что совершает ошибку, но снова не мог устоять.