Flashback 2
Порой воспоминания накрывают меня с головой. Я думаю, вспоминать что-либо или просто размышлять о прошлом очень полезно — это помогает сделать верный шаг в будущее. После лекции мистера Льюиса мне следовало идти на биологию, но Люк попросил меня провести время с ним. — Мне жаль, что тебе пришлось прогулять, — как-то сухо и невзначай произнес он, пустым взглядом глядя себе под ноги. — Не страшно, — говорю в ответ, хотя на самом деле с учебой у меня полная задница. И проблема вовсе не в том, что я тупица или лентяйка, просто никто не воспринимает меня всерьез. Многим моим одногруппникам преподаватели делают всякие поблажки, кому-то даже помогают с трудоустройством (засчитывают как практику). На меня же вечно смотрят с снисхождением, даже если я сдаю экзамены на отлично, что случается очень редко. Будто я недалекая какая-то или юродивая… Мы с Люком направляемся в недорогое кафе неподалеку от главного здания университета. Это место пользуется популярностью у студентов, которые не могут похвастаться личными счетами в банках и пентхаусами с видами на залив. Только когда мы усаживаемся за дальний, самый неприметный столик, Люк решает продолжить, а точнее начать заново разговор. — Джейн звереет на глазах, называет неблагодарным мальчишкой и делает все, чтобы испортить мне жизнь еще больше, — горькая усмешка срывается с губ друга. — При этом она угрожает, что если посмею съехать, то… — То что? Что произойдет, Люк? Она закидает окна съемной комнаты камнями? Наймет кого-нибудь, чтобы тебя убить? — я давно перестала сдерживать свое возмущение по поводу этой дамы. — Она больше не заплатит за мою учебу ни цента! Это ты понимаешь?! — парень внезапно взрывается, а я закусываю губу, думая о том, что должна была это предвидеть. И предвидела, кстати, просто не смогла промолчать. Однажды я рассказала о том, с кем приходится жить Люку моей маме и она была в ужасе. Еще бы. А ведь я даже, ради всего святого, умолчала о непристойностях. — Остался год, Хеммингс, — грустно, но с толикой ободрения тихо произношу. Люк громко хмыкает. — Кэролайн, психолог в тебе сегодня сдох что ли? Как ты не понимаешь, что… — Все не так, просто я не знаю, как помочь тебе… — перебиваю Люка, не в силах скрыть сочувствия в голосе и даже оттенка вины. Я чувствую себя виноватой в том, что не могу за пару минут решить проблему друга, чтобы он перестал страдать. Душевного разговора тут недостаточно. — Я тоже. Какое-то время мы просто сидим друг напротив друга, изредка сталкиваясь тревожными взглядами. Я так ненавижу видеть боль в этих голубых глазах, которые почему-то ассоциируются у меня с небом в Австралии. Довольно глупо, конечно. Просто мне кажется, что за столько лет жизни в Америке, эта страна так и не смогла стать для Люка настоящим домом. Но, как говорят, наш дом всегда с нами или даже в нас самих: в Хеммингсе навсегда отпечаталась яркая Австралия. Где бы он ни был. — С твоей учебой невозможно еще и работать… — обреченно проговариваю я, но тут меня посещает отличная идея. — А что насчет твоей мамы?! Люк поднимает на меня взгляд, полный противоречий. — Мы не общаемся столько, сколько я себя помню. Если ты перебираешь все невозможные пути решения моей проблемы, то помощь инопланетян куда реальнее, чем это, — отчеканивает парень, а я тяжело вздыхаю, хотя вера в лучшее во мне не угасает. — Вспомни себя год или два назад. И посмотри на себя сейчас — словно два разных человека, Люк. Ты смог преодолеть все страхи и наконец залечил «травму детства». Теперь ты уверенный в себе и у тебя есть девушка… даже две… хотя совсем недавно были другие и я считаю, что ты пустился во все тяжкие, но все-таки это намного лучше, чем два года назад. Все меняется к лучшему и… — Благодаря. Тебе, — отрывисто произнес Люк, перебив меня. Чувствую, как мое лицо вспыхнуло от смущения. — Я просто твой друг, я лишь была рядом. И буду до тех пор, пока ты сам не решишь, что я тебе надоела, — под конец усмехаюсь, но Люк остается предельно серьезным. — Обещаешь? — в голосе Люка прозвучала странная хрипотца. — О-о-о, нет, Хеммингс, ради тебя я даже поклянусь! — Отлично, тогда положи руки на стол, чтобы я их видел. Так ты не скрестишь пальцы, — парень наконец улыбается, и мое настроение резко улучшилось. — Хорошо. Люк Роберт Хеммингс, я, Кэролайн Мэри Адлер, клянусь в том, что всегда буду рядом, всегда буду твоим другом и никогда не позволю никому причинять тебе боль. Отныне и навсегда, — под конец клятвы мне уже трудно сдерживать хихиканье. Я смотрю в смеющиеся глаза друга и понимаю, что это все стоит его улыбки, потому что человека, настолько привыкшего к грусти, я еще не встречала.Flashback end
В дальнейшем я убедилась, что эта шутливая клятва, произнесенная ради смеха, стала самым важным в наших с Люком отношениях. С того дня я начала усердно искать способ, как можно связаться с мамой Люка. Он не хотел ничего слышать о том, что можно ее найти, поэтому мне пришлось делать все самой. Я уцепилась за эту идею железной хваткой. Когда мои собственные поиски ни к чему не привели, я пошла на крайние меры: напросилась к Люку в гости. Джейн по понятным причинам ненавидела меня. Но мне повезло, ведь в тот день она ушла «по делам» сразу, как пришла я. Пришлось долго уговаривать Хеммингса разрешить мне порыться в вещах Джейн (в ее записных книжках, фотоальбомах и прочих вещах, где могло быть упоминание о матери Люка), чтобы найти «зацепки». И когда дело практически дошло до ссоры с другом, я отыскала среди старых журналов и газет конверт, на котором была незнакомая мне марка. Конверт оказался от некой Элизабет Хеммингс, приславшей письмо восемь лет назад. Восемь. Это одновременно подтверждало и то, что она существует, и то, что она не забыла о сыне, хотя нельзя было так утверждать, ведь конверту было восемь лет. Найденное письмо заставило Люка пересмотреть свои взгляды на обыск и прочее. Он загорелся идеей связаться с матерью. Единственная наша надежда была на то, что адрес остался прежним. Люк написал на заветный адрес письмо, и когда пришел долгожданный ответ — я стала для Хеммингса тем человеком, который сотворил для него еще одно чудо. А мне всего лишь повезло.***
С «появлением» мамы жизнь Люка улучшилась в сотню раз. Он был невероятно счастлив и неизмеримо благодарен мне. Через какое-то время (грубо говоря, прошло полгода) проблемы начались у меня. Я уже упоминала, что в нашей семье женщины рано выходят замуж. По этим меркам можно сказать, что в свои двадцать один я в глазах мамы уже была «старой девой». Это кажется глупым со стороны; кто-то даже возразит, что это полная чушь, но, черт возьми, в каждой семье заморочки разные. А факт остается фактом: мама упрямо подыскивала мне парня. Это было настолько унизительно, оскорбительно и раздражительно, что я представляла это собственным концом света. Сначала у мамы были строгие критерии и рамки, но время шло, и вот уже она пыталась выдать меня за кого попало, хоть за кого-нибудь. Разумеется, я рассказывала обо всем Люку, и когда он услышал о том, что моей маме приглянулся аптекарь — он вдруг сказал, что я могла бы выйти за него. Идея была сумасшедшей, но вскоре она превратилась в план под названием «Идеальный брак»: крепкая дружба и свободные отношения; один холодильник и две кровати; одна свадьба и все мамы счастливы. Несмотря на то, что в брак мы вступали «свободный», свадьба была самой настоящий (не только из-за вида, чтобы убедить мою мать). Люк хотел, чтобы я чувствовала себя настоящей невестой — так он вновь выражал свою благодарность. А перед тем, как сказать традиционное «согласен», Хеммингс вспомнил мою шутливую клятву в кафе и поклялся в том же. Люк стал для меня первым и главным «делом» и остается им до сих пор. А потому можно смело утверждать, что наш брак основан на трех китах: бесконечная благодарность с одной стороны, клятва в духовной верности с обеих и готовность помогать всегда и во всем с другой стороны.