Мы долго сидели в темноте и говорили ни о чем. В узкую щель между шторами на больших окнах просачивается искрящийся свет большого города. Там, за окном, ночная жизнь кипит: гул машин у светофоров, переменный вой сирен, приглушенный шум, тысячи огней и огромные светящиеся небоскребы, от которых захватывает дух — все это там, где-то в другой стране, в другом мире. А здесь тишина и покой. Никогда бы не подумала, что, закрывшись в номере отеля и выключив свет, можно попасть в такую чарующую, таинственную атмосферу. Здесь самые тихие голоса кажутся громче, но мягче; беззвучные усмешки имеют свой шарм; темнота не пугает, а убаюкивает. Верно говорят, что ночью исчезают маски. В темноте нечего прятать и скрывать. Кажется, что самые страшные тайны, произнесенные вслух, навсегда останутся во мраке этой ночи; а самые безумные желания кажутся гораздо ближе.
Майкл сидит поверх одеяла, откинувшись на спинку кровати. Я, укутавшись в плед, сижу напротив него, но боком, чтобы смотреть в окно. Как я уже упомянула, мы говорили о самых разных вещах, которые сейчас кажутся абсолютными и чрезвычайно важными, но уже завтра превратятся в незаметные мелочи, о которых даже нет времени думать. Сейчас мы молчим — вовсе не оттого, что закончились темы для разговора, а просто потому что в молчании больше правды и очарования. Каждый думает о чем-то своем.
— Кэрри, — голос Майкла вдруг прорезает приятную тишину.
Я совершенно напрасно киваю, готовясь слушать. Мы в темноте, он этого не увидит. Хотя, возможно, почувствует.
— Ты когда-нибудь задумывалась о том, как идеально в фильмах изображают психопатов? — его голос сейчас звучит совсем иначе, чем обычно. Я впервые заметила, что он красивый и притягательный, тихий и неторопливый. Такой, что хочется слушать и слушать.
— Нет, зато замечала, что такие психи становятся любимчиками зрителей. Я имею ввиду поехавших персонажей, героев.
Майкл шумно усмехнулся.
— Потому что их преподносят интересными, не такими, как все. Словно какой-то новый тренд… Теперь куда больше шансов привлечь к себе девушку если сказать, что лежал в психбольнице, чем похвастаться дорогим авто…
— К чему ты это, Майкл? — с интересом спрашиваю и меняю позу: сгибаю ноги, обнимаю руками колени и опускаю на них подбородок.
—
К тому, что сходить с ума — это страшно. Все равно что терять себя по частицам. Каждый день ты меняешься, становишься все более ненормальным. Мир перестает быть для тебя прежним: забываются интересы, меняются принципы, надоедают люди. Ты начинаешь абстрагироваться от всех, жить в безумии, которое поглощает тебя с каждым днем. Можно сказать, что те, кто не замечает, что у них едет крыша — счастливчики. Потому что понимание того, что ты был нормальным, а стал вдруг психом, запускает процесс саморазрушения. Просто однажды что-то щелкает в голове — и ты уже катишься по наклонной вниз. Будущее перестает существовать, когда теряется прошлое. Когда уже с трудом можешь вспомнить, каким ты был. Все способно перевернуться вверх дном за каких-то полгода! А мысль о том, что это необратимо, летит за тобой по той же наклонной, словно кирпич, который неминуемо достигнет места назначения. И ты еще жив, но давно вычеркнут из всех списков, как и из самой жизни. Хэппи-энд.
Я слушала Майкла и по телу бежали мурашки. Он говорил так складно и с такой болью, словно прочувствовал на себе смысл каждого произнесенного слова. И снова эти полгода…
Я не нашла слов, чтобы что-то сказать. Так не хочется казаться равнодушной, но что предпринять? Лишь сильнее кутаюсь в плед и тяжело вздыхаю, все еще переваривая услышанное. И все же я не смогла не повернуть голову в сторону юноши. В темноте я с трудом могу разобрать очертания мебели, попадающие под просачивающийся между шторами свет, не говоря уже о лице Майкла.
Он сломлен, разбит, он измучен и изувечен. Я не в силах помочь, но могу быть хотя бы рядом. Он ведь просил.
— Ты молчишь, а должна была встать и уйти…
— Почему?
— Потому что нормальные люди побоялись бы того, кто рассказывает подобные вещи, — Майкл говорит ровно и безразлично.
— Мне уйти? — мягко задаю вопрос и слышу в ответ очередную усмешку.
— А ты хочешь?
— Нет.
— Тогда останься.
Какое-то время мы вновь молчим. Я боюсь пошевелиться, словно от этого зависит моя жизнь. Просто смотрю в темноту, восстанавливая в памяти слова Майкла, стараясь запомнить точный порядок предложений и каждое слово. Повторяю одними губами словно молитву.
— Тебе кажется, что ты сходишь с ума? — задаю вопрос, когда вспоминаю, что мне не за молчание Клиффорды платят деньги.
— Ты же не думаешь, что можно оставаться в порядке, живя с моей проблемой?
— Но… Я просто к тому, что ты, возможно, запутался. Тебя пугают твое состояние и жуткие проблемы со сном. А в действительности ты нормален. Просто устал… — даже не знаю, кого я пытаюсь успокоить из нас двоих.
Майкл молчит около минуты, а потом снова решает заговорить:
— Ты даже не представляешь, как это больно…
— Больно что? — я поворачиваюсь к нему, сложив ноги по-турецки.
Могу поклясться, что чувствую на себе взгляд Майкла сквозь темноту.
— Больно засыпать, больно просыпаться, больно бодрствовать весь день, понимая, что пытки повторятся, как в замкнутом круге. Физическая боль чередуется с душевной. Хорошо, что ты не можешь представить себе этот кошмар — я не хочу, чтобы тебе было больно.
— И так уже полгода?
— Возможно, немного больше, чем шесть месяцев. А если это подробить на дни, то выходит больше ста восьмидесяти дней моего пребывания в Аду. За это время я успел потерять все, чем дорожил, и в первую очередь себя. А ежедневная боль въелась в меня настолько, что я перестал ее замечать. — Майкл тяжело вздохнул и добавил: — Это ты ожидала услышать при нашей первой или второй встрече? Не думаю.
Теперь все встало на свои места, но легче не стало ни на йоту. Я прониклась глубоким сочувствием к этому парню.
— Тебе нужно попробовать заснуть…
— Я не могу, — он прошептал в ответ.
— В прошлый раз получилось!
— Сегодня я не хочу пить. Я всем доволен и ничего не хочу.
— Тогда зачем мы приехали в отель?
Майкл пошевелился на кровати, видимо, поменяв положение.
— Я хотел провести время с тобой. — Я почувствовала его дыхание возле левого уха и вздрогнула. Мне показалось, что сейчас произойдет что-то страшное, но парень сидит неподвижно и, кажется, не собирается делать со мной ничего дурного. Я незаметно повернула голову влево и ощутила его дыхание на переносице.
— Можно? — тихо спросил Майкл и, не дождавшись ответа, коснулся пальцами моей щеки, после чего нащупал непослушную прядь волос и заправил мне за ухо. Эти едва ощутимые прикосновения стали причиной, по которой мое тело словно пронзила сотня крохотных электрических разрядов.
В темноте я не вижу лица Майкла и основываюсь только на ощущения от прикосновений. Он гладит меня по волосам так, словно от более ощутимого прикосновения я тресну, как древняя китайская ваза. Я бы даже предположила, что он боится лишний раз меня тронуть, и наслаждается малым.
— Ты дрожишь, — прошептал Майкл, а мне стало за себя неловко.
— Пустяки, — чуть слышно ответила я, чувствуя, как пальцы юноши слегка путаются в моих волосах. Он делает все очень медленно, словно убаюкивает сам себя. А я стараюсь сидеть неподвижно, лишь бы его не спугнуть.
Пальцы Майкла холодные. Я поняла это, когда он вновь провел ими по моей щеке.
Он опустил руку мне на колено неосознанно, без всяких подтекстов, а я неожиданно вздрогнула и юноша резко отстранился и отсел от меня обратно на то же место, где сидел ранее. Я ощутила толику разочарования и укол совести.
— Прости, — мягко произнесла я.
— Нет, это я позволил себе лишнее.
***
Я проснулась, когда в номер прокрался яркий солнечный свет. Сначала я заметила, что заботливо укрыта пледом, а потом осмотрелась и нашла внимательные глаза, наблюдающие за мной. Майкл сидит в кресле напротив кровати и едва заметно улыбается.
— Черт, это ты должен был спать, а не я! — чувствую себя виноватой и, по правде говоря, я даже не помню, как уснула.
Клиффорд закатил глаза и улыбка на его губах стала шире.
— Я же сказал, что не усну.
— Но…
— Позавтракаем вместе? Как в прошлый раз, — Майкл быстро меня перебил, чем выбил из колеи.
Вспомнив, что я вчера не смыла макияж и, вероятно, за ночь все поплыло и сейчас я похожа на пугало, я вскочила с кровати и бросилась в ванную.
Ну конечно! Тушь слегка размазалась с нижних ресниц, зато в остальном все не так ужасно, если не считать хаос на голове. Я умылась, почистила зубы и вернулась в комнату, чтобы найти свою сумку, в которой есть расческа. Майкл сидит на том же месте и не сводит с меня глаз.
Я расчесала волосы, привела на себе в порядок слегка помятую одежду и накрасила губы. Делать это при Клиффорде было неловко, но уйти в ванную я не решилась.
— Ну что, ты, кажется, пригласил меня на завтрак? — улыбаюсь, получая в ответ такую же милую улыбку.
— Твой брат даже не побеспокоился позвонить и узнать, где ты? — вдруг спрашивает Майкл, и я хмурюсь.
— Возможно, его самого не было дома и он не знает, что я ночевала не в своей постели. А вообще я не маленькая…
— Кто сказал, что опекать нужно только детей? — придрался к моим словам Клиффорд и я махнула на него рукой.
***
Завтрак прошел в точности как и в прошлый раз: мы покушали, поговорили на нейтральные темы. Майкл спросил, увидимся ли мы снова. Я ответила ему «да» не только потому, что так велят деньги Клиффордов на моем банковском счете. Просто я действительно хочу увидеть Майкла снова.
