Social Whore

Всю ночь мне снились беспокойные сны. Один за другим окутывали меня колючим одеялом тревоги и странных предчувствий. Из раза в раз я намеренно просыпалась, переворачивалась на другой бок и какое-то время боролась с желанием окунуться обратно в сонную бездну. Так я надеялась, что сон не продолжится. Казалось, ночь длится уже целую вечность. Несколько раз я протягивала руку к телефону, чтобы посмотреть время, и каждый раз удивлялась, что с последнего пробуждения прошло каких-то полчаса. Мою голову никак не могли покинуть размышления о деталях смерти человека, о котором сегодня выйдет статья. Я также всеми силами боролась с мыслями о Хеммингсе, который уже вечером будет в городе. Эти тревожные мысли приправлялись страшными событиями, рожденными моим больным воображением. Мне приснилось, что Люк снова спас меня от психованного Майкла, и когда я уже с облегчением вздохнула, Хеммингс содрал с себя лицо, словно маску, под которым оказался этот же самый псих. Он смеялся, и смех его был подобен лаю шакала. Кажется, Люк изначально начала был прав — мне не стоило ввязываться в это дело Клиффордов. Принимая во внимание все вышесказанное, утро выдалось по-настоящему тяжелым. Говорят, что на новом месте всегда спится лучше и крепче, но этот дом с самого начала не вызывал у меня приятных эмоций. Видимо, это взаимно. Голова, словно колокол, реагирует на каждый поворот и отдает боем, который на мгновение парализует меня, а после боль отступает, но ненадолго. Добравшись до сумки, я наспех ищу небольшой футляр для лекарств на случай первой необходимости. Небо за окном еще не прояснилось и, кажется, день намечается пасмурным, серым. Не решаюсь включить в комнате лампу, поскольку знаю, что из-за яркого света в глазах меня пронзит дикая боль и тогда точно взвою. Поэтому приходится искать таблетки на ощупь. Я помню, что кладу аптечку всегда в конкретное место, но сейчас что-то идет не так. Тут ко мне в руку попадает какая-то миниатюрная вещица вроде четок или браслета с круглыми деревянными бусинами. Поспешно достаю его из сумки и подхожу к окну: это не мое, я никогда раньше не видела эту вещь. Точнее… От посетившей меня догадки болезненная пульсация возле виска усиливается, заставляя меня поморщиться. Моя сумка провела некоторое время в машине Майкла. Именно эта сумка. Мне и в голову не пришло проверить, все ли на месте, когда я ее забрала при встрече. Тем более, меня в жизни не посетила бы мысль, что мне наоборот могли что-то подкинуть. Браслет выглядит не новым, и не покупным. Каждая бусина — бугристая, ее вырезали вручную, а оставшиеся неровности пытались отшлифовать специальной бумагой. Что это, черт возьми, такое? Смахивает на ву-ду — самой смешно. Но так или иначе, мне не нравится, что эта непрошеная вещь находится у меня. Голову снова пронзила острая боль. Я бросила браслет на подоконник и вернулась к сумке. Спустя пару секунд нахожу аптечку и иду с ней на первый этаж в кухню. Еще на лестнице слышу, как зазвонил телефон. Кто может звонить в такую рань? На часах еще нет семи. Запив двойную дозу лекарства достаточным количеством воды, я возвращаюсь на второй этаж, чтобы посмотреть, кто звонил. Номер оказался не определен. Кажется, сегодня прекрасный день, чтобы его не жить. Головная боль не дает моему мозгу нормально функционировать, поэтому я не придаю значения ни анонимным звонкам, ни странным браслетам. Только бессильно падаю на кровать и погружаюсь в темноту. Я проснулась в четвертом часу. Сознание просветлело, вернулись мышление и способность анализировать. По-прежнему чувствую себя уставшей, но головная боль отступила. Как же прекрасно, когда ничего не болит, черт возьми. Неспешно сползаю с кровати, взгляд падает на браслет, оставленный на подоконнике. Он может принадлежать только Майклу. Но зачем было подкладывать его мне? В голову лезут лишь крайне противоречивые и сверхъестественные мысли. Подобные догадки не должны посещать голову практикующего психолога, однако я ничего не могу с собой поделать. Когда ситуация выходит из-под контроля, ненароком обращаешься к суевериям и чему-то хтоническому. Потому что гораздо проще зацепиться за мысль, что двуликий псих Клиффорд мог узнать то, о чем я ему не сообщала, именно через какую-то вещь, которая в данный момент прослужила неким медиатором. Бред, не правда ли? Но иначе пришлось бы прибегнуть к теории, согласно которой вторая личность Майкла вездесуща и имеет демоническую природу. Одно другого не исключает, но хотелось бы думать, что способности психа ограничиваются самодельной вещицей. И ведь, опять же, самодельной. Кажется, я впадаю в настоящую ересь. Все-таки решив отбросить пагубные мысли, начинаю планировать сегодняшний день так, чтобы не оставить в нем место собственному схождению с ума. От браслета, однако, решаю как можно скорее избавиться. Его можно сжечь или утопить, можно просто выбросить в мусорный контейнер. Поскольку я решила не вестись на поводу у всяческий суеверий, третий вариант — то, что нужно. Выхожу из дома, направляясь к большим мусорным бакам на углу улицы. Накрапывает мелкий дождик, холодные капли служат предзнаменованием ранней осени. Уже собираюсь выбросить проклятую вещицу в урну, как на глаза попадается утренняя газета, которую даже не удосужились бросить в бак, и просто оставили возле него на асфальте. Разумеется, на главной странице располагается кричащий заголовок, никак не относящийся к интересующей меня статье. Газета уже успела промокнуть, но меня это не останавливает, разве что труднее перелистывать на нужную страницу. «Убийство на Запад-Гранд-авеню» — гласит заголовок, и я сглатываю болезненный ком в горле. Все-таки убийство? Пробегаю глазами по статье и замечаю, что ее частично отредактировали. Например, добавили пару фактов. Во-первых, личность жертвы не подтверждена никем из родственников. С ними не удалось связаться. Во-вторых, самое, на мой взгляд интересное: «…полиция занимается поиском пропавшей женщины.». Карен?! Если все мои опасения подтвердятся, очень скоро копы нападут на мой след. Разумеется, я никого не убивала, но вопросов ко мне будет немало. Более того, согласно законом Соединенных Штатов, я фактически занималась незаконной деятельностью, которую запросто можно сравнить с преследованием, вторжением в частную жизнь, и… Ну, по-хорошему, я обязана была сообщить соответствующим органам о том, что Майкл Клиффорд представляет потенциальную угрозу обществу. И, если совсем уходить в дебри расследования, я в каком-то смысле поспособствовала убийству. В то время как Клиффорду светило принудительное лечение, я решила проникнуться сочувствием к мальчику, который, как мне казалось, может себя контролировать, даже когда напал на меня же. Дерьмо. Внезапно меня посещает еще одна мысль. Люк с самого начала забил тревогу и направился со мной «в гости» к Клиффордам, чтобы донести до них, что их сын опасен. Но ведь это нетипичный для него поступок. Тогда мне казалось, что Люк послушал меня, и решил обойтись без суда и следствия, но сейчас до меня наконец дошло, что он не мог мне помочь иначе. Он не мог представлять мои интересы в качестве адвоката, являясь моим мужем. Разумеется, он мог обратиться к кому-нибудь из своих коллег, но… Это же Люк. Все проблемы, касающиеся меня, он привык решать сам. И если я права, столь скорое возвращение Хеммингса из отпуска в Австралии тоже связано только со мной. Черт возьми… Он скинул мне статью незаконно, попросил меня ничего не предпринимать, чтобы не усугубить ситуацию. Хвала богам, что мне хватило, действительно хватило ума не впутываться. Более того, я избежала встречи с Клиффордом. Этому парню нужна помощь, но в данный момент я не могу так рисковать. Все зашло слишком далеко и, честно говоря, я боюсь что-то делать, не получив одобрение Люка как специалиста. Твою мать. Мне нужно дождаться вечера. Я даже не могу позвонить Карен, чтобы убедиться, что с ней все в порядке, либо удостовериться в обратном. Хотя почему же? Заскакиваю в дом, чтобы взять сумку, в которой лежат ключи от машины. Сажусь в машину, завожу мотор и направляюсь к какой-нибудь станции метро, которая находится достаточно далеко от любого из тех мест, где я бываю чаще всего. Мне кажется, так надежнее. Возле метро всегда есть телефонная будка, откуда можно сделать бесплатный и анонимный звонок. С определенным риском, разумеется. Однако на полпути я решаю, что все же лучше позвонить с собственного мобильного. Ведь анонимный звонок наверняка привлечет внимание копов куда больше, чем звонок от некой Кэролайн Хеммингс. Ребята полицейские начнут копать, и в итоге найдут меня и спросят, отчего мне понадобилось звонить анонимно? Выглядит подозрительно, как ни крути. Черт, мной уже овладевает паника. И главное, мне как будто совершенно плевать, что Майкл мог убить собственного отца, я лишь забочусь о том, чтобы замести собственные следы и подготовиться к диалогу в рамках расследования. Дрожащими руками набираю номер Карен. Пошли гудки: один, два, три… Ответа не последовало. Черт, дольше звонить не имеет смысла. Я попыталась. Телефон не выключен, но это ничем мне не помогает. Гудки вовсе не гарантируют, что с Карен все в порядке, и что вообще телефон при ней. Раздается звонок, и я вздрагиваю всем телом, едва не выронив телефон из рук. Незнакомый номер. Проклятье. Решаю ответить, короткое «алло» прозвучало неубедительно. — Кэролайн? Здравствуй, это Эшли. — Этого мне еще не хватало. Коплю в себе гром и молнии, чтобы утроить настоящее стихийное бедствие для этой осмелевшей особы. — И что тебе нужно, Эшли? — мне даже не приходится как-то менять голос, чтобы он звучал натянуто и враждебно. — Я бы хотела поговорить. — Девушка, кажется, решила идти во-банк. Иначе зачем так рисковать, и звонить мне в отсутствие в городе Люка? — Поговори. — Мы можем встретиться? — А мне это нужно? — я готова плеваться ядом и покрыться чешуей. Кажется, вопрос застал девушку врасплох. Еще бы, что на такое ответить? — Я заходила утром, чтобы вернуть вещи Люка. Видимо, тебя не было дома, но кто-то другой там был. — Что?! — Я знаю, что Люка нет в городе, а у тебя явно нет влечения к уличному искусству. — Что ты, блять, несешь?! — с губ срывается мат, я даже не пытаюсь сдерживаться. Я не сразу заметила тревогу в голосе Эшли, потому что вовсе не собиралась анализировать ее настроение и тон. Но теперь я ясно услышала, как, несмотря на испуг, она старается говорить со мной на равных. — Ты можешь не кричать в трубку? Я только на секунду заглянула в квартиру, потому что дверь была открыта. Но я поспешила уйти, и сразу позвонила тебе. — Я сейчас приеду. Ты, вроде бы, хотела встретиться. — Бросаю трубку прежде, чем девушка откажется. Она поняла, что ей придется вернуться со мной в квартиру, хотя заставлять я ее, конечно, не собираюсь. Видимо, вещи Люка еще при ней. Мне интересно, когда они с Хеммингсом успели порвать, но сейчас куда важнее, что, черт возьми, произошло в моей квартире. Не больше, чем за сорок минут я добралась до своего дома. К моему удивлению, я еще издали заметила Эшли возле двери. Наспех припарковав машину, я вышла. — Ты все это время была тут? — я бросила небрежный взгляд на девушку, обнимающую пакет с предполагаемыми вещами моего мужа. Сейчас у нас с Эшли как будто лет десять разницы. Она выглядит как вчерашняя школьница, перепуганная приставаниями студента-старшекурсника на тусовке. — Мне следовало уйти? Ты, кажется, хотела, чтобы встреча состоялась, — она пожала плечами, смерив меня недоброжелательным взглядом. Наша переглядка удалась. — Неважно, — бросаю я, и быстрым шагом направляюсь в подъезд. Эшли все же увязалась за мной. Мы поднялись на лифте на нужный этаж, вплотную приблизились к двери, и я замерла. Что за ней ожидать? Какое, к черту, уличное искусство?! — Может, позвоним в полицию? — робко спрашивает позади меня Эшли, и как раз этот вопрос заставляет меня решиться податься вперед. Мгновение — и я замираю в шоке. В прихожей, примыкающей к ней гостиной и кухне как будто прошелся тайфун. Перевернуто вверх дном все, что можно было перевернуть. Больше всего досталось дивану, который был вспорот в нескольких местах, из прорезей обивки торчит наполнитель. Я перевожу взгляд с мебели на стены, исписанные красным: «Сука». Надписи явно сделаны баллончиком с краской. Именно это увидела Эшли и решила как можно скорее до меня дозвониться. Я же не тороплюсь убираться отсюда как можно дальше, намереваясь проверить остальные комнаты. Я боялась открывать дверь ванной комнаты, но там еще все вполне культурно: большая надпись на зеркале с тем же словом, сама ванная заполнена алой водой. Тогда я прохожу вглубь квартиры к своей комнате, слышу, как Эшли тенью следует позади. Открываю дверь, и в тот же миг возле моего уха раздается истошный крик девушки, которая тут же затыкает руками рот. У меня только темнеет в глазах, кружится голова и подкашиваются ноги. Схватившись о дверной косяк, я кое-как возвращаю самообладание, до боли закусив губы. Прямо в центре моей кровати — кровавое месиво: изуродованный труп животного, раскиданный по частям. На полу в одном метре возле нее все измазано кровью. Я спиной почувствовала, как Эшли отвернулась и сползла спиной по стене. Подкатывает рвота, но, я очень кстати ничем не завтракала. На полусогнутых ногах прохожу в комнату, и только теперь вижу, что это была собака. «Сука». — Кэр… — слышу шепот Эшли из коридора. Точнее, это даже не шепот, а какой-то сдавленный хрип. Я оборачиваюсь и из открытой двери в мою комнату открывается вид в открытую Эшли комнату Люка. Прямо перед кроватью, ровно по центру — тело с неестественно свернутой набок шеей. Висит неподвижно. Под ногами как будто исчез пол, темнота наступила мгновенно.