***
— Как ваше самочувствие, Кэрол? — спросил Док, вероятно, пытаясь втереться ко мне в доверие, произнеся сокращение моего имени. — Никто не зовет меня Кэрол. — Я не имею ни малейшего интереса в общении с ним. — Хорошо. Кэролайн. Как обычно зовут вас друзья? Он что, блин, издевается? Я пожала плечами: — Кэрри или Кэр. Да, обычно только так. Порой по девичьей фамилии — Адлер. — Я вижу у вас эмоциональную замкнутость, Кэролайн. Это особенно проявляется в отношениях с близкими. Мне довелось наблюдать ваши взаимоотношения с мужем, пока вы оба здесь находились. Он решил копаться в моей голове? Серьезно? Уверена, я способна со временем справиться с любыми своими проблемами. На случай необходимой помощи у меня есть Роуз. — И что в них не так? — Напомните, сколько лет вы состоите в браке? — Джеймс начинает действовать мне на нервы. — Будем считать, пять лет. К чему это вы? — Вам трудно проявлять настоящие чувства, поэтому вам приходится притворяться. И это притворство стало вашим привычным состоянием — защитной реакцией. Даже такая сильная трагедия, которая произошла, лишь ненадолго выбила вас из зоны комфорта.— Джеймс выдержал некоторую паузу. — Вместе с тем присутствует комплекс вины — вы берете на себя ответственность за то, к чему, вероятно, не имели прямого отношения. — Вы поклонник Фрейда и Юнга? — мне совершенно не хочется слушать о наборе каких-то комплексов. Джеймс усмехнулся: — Именно потому, что мы с вами отчасти коллеги, Кэролайн, я бы не хотел проводить стандартный курс терапии. Я думаю, вы согласитесь просто поговорить. А я клянусь сохранить все ваши тайны в пределах этого кабинета. Разве вам не хотелось бы поговорить с кем-то, с кем у вас нет общих знакомых? Кажется, у меня нет выбора, ведь этот мужчина вправе вручить мне скверное заключение по итогу курса: — Идет. Мы попробуем, но я сразу скажу, что вы мне не нравитесь. — Почему же? И мы начали говорить о том, как я не люблю кабинетных психологов, и как мне не нравится, что я сама отчасти являюсь таким специалистом. Да и не специалистом вовсе. Я даже поделилась с Джеймсом тем, что хотела бы навсегда покончить с этой профессией, но боюсь, что ничего кроме я не умею. Я не достигла успехов в собственном развитии, и мое личное дело служило мне хоть каким-то утешением. Это было чем-то, за что я хотя бы немного могла себя уважать: я представляла себя со стороны, сидящую в кресле перед клиентом — такую деловую и важную. Херня это все. Я не состоялась как личность и у меня на самом деле чертова дюжина разных комплексов. Даже мой брак построен на одном из них, ведь мои собственные родители сподвигли меня на это. С раннего детства сначала бабушка, потом мама пичкали меня наставлениями по поводу моего будущего, а именно — раннего брака, который стал какой-то семейной болезнью. Вероятно, именно из детства произрастала моя неспособность всесторонне развиваться, ведь меня растили как свинью на убой — нужно быть верной женой и классной матерью. Америка 21 века? Не слышали! Я рассказала Джеймсу, что на самом деле мой брак — фальшивка и просто защищает меня от нападок родителей. Благодаря этому браку у меня появилась свобода действий, я обрела самостоятельность, но оказалась неспособна с ней справиться, поэтому обречена на бесконечную опеку со стороны мужа. На работе я была настолько зациклена собственным шагом к успеху, что в конечном итоге все обернулось самоубийством клиента. Я постоянно стремлюсь доказать, что я чего-то стою, но так и не убедила в этом даже саму себя. И, вероятно, единственный человек, который верит в меня — это Люк, и у меня нет тому объяснения. Но теперь мы разводимся, а я, пользуясь всей этой суматохой с полицией, так и не решилась задать ему чертов прямой вопрос по этому поводу. Я просто трусиха. — Довольны откровениями, Джеймс? Наше время вышло. — Несмотря на живой диалог, а точнее даже монолог, как это и должно быть, я упрямо считала минуты до окончания сеанса. — Более чем, Кэролайн. Прежде чем вы уйдете, я хочу сказать следующее: вытаскивайте себя из выдуманного вами образа. Вспомните себя в юности, вспомните школьные, университетские годы, и тогда, быть может, вы найдете ответ, почему ваш муж относится к вам именно так. Откройте самой себе свои настоящие эмоции и перестаньте считать их недостойными вас. Наладьте контакт со своим прошлым и постарайтесь понять, где именно произошел серьезный надлом. Дослушав Джеймса до конца, я коротко попрощалась с ним и поспешила покинуть кабинет. На душе легче не стало — появилось ощущение «вывернутости» наизнанку. «Истина в вине» — пришла в голову знаменитая фраза, и я внезапно решила дать ей шанс. Прошло уже достаточно времени для того, чтобы все лекарства, которыми меня напичкали в больнице днями почти недельной давности вывелись из организма, и я могла со спокойной совестью напиться. Слишком много потрясений, от которых хочется хоть ненадолго абстрагироваться.***
— Надо же, ты выдержала весь сеанс, — удивился Люк, когда я наконец вернулась к нему в машину. Мне даже не пришлось сомневаться, что он снова курил. Проигнорировав его издевку, я решительно произнесла: — Думаю, нам обоим не помешает встряхнуться. Как насчет того, чтобы завалиться в бар и напиться, как в старые добрые времена? Люк посмотрел на меня так, словно я спятила, но в глазах заиграли бесята. — Ты решила, что раз все идет через задницу, то и черт с ним? — Я решила, что хочу провести в беспамятстве хотя бы один вечер. И я могу быть уверена, что со мной все будет в полном порядке, если рядом все время будешь ты. — Не могу гарантировать, — Люк засмеялся, словно что-то задумал.***
Так, мы отправились в ближайший к дому бар, расположенный буквально в одном квартале ходьбы. Люк предусмотрительно оставил машину в гараже, ведь за руль этим вечером он точно уже не сядет. Атмосфера бара показалась мне той, что надо: слегка задымленное помещение, приглушенный свет, достаточно много посетителей, занятых каждый своим делом — кальяном, видеоиграми, игрой в дженгу, опустошением шотов. Мне показалось слегка непривычном, что на мне никто из окружающих не задерживает взгляда — сегодня я явно не в форме — оно и понятно. Нам долго не удавалось найти свободный столик, и я уже думала занять место за барной стойкой, как Люк резко схватил меня за руку и повел в направлении только что освободившегося дивана. — Прекрасно. А теперь давай сделаем то, за чем пришли, — усмехнулась я, и принялась изучать коктейльную карту, пока Люк расслабленно растянулся на пол дивана. — Надеюсь, это не твой мозгоправ тебе посоветовал? — Нет, но он навел меня на мысль, — наспех ответила я. — Выбирай уже! Люк нехотя сосредоточился на меню. Я знаю, что ему в последнее время тоже крайне нелегко. Он старается полностью контролировать происходящее, узнавать информацию о ходе расследования из первых уст, постоянно поддерживает связь с коллегами и, вероятно, если бы не он, я бы давно потерялась в череде событий и натурально сошла с ума. — Спасибо тебе. — Мои слова словно бы прорезали окутывающий нас шум и прозвучали четче, чем мне бы хотелось. Люк ничего не ответил, только лишь перевел взгляд на меня, установив зрительный контакт между нами. Что-то подсказывает мне, что это не та благодарность, на которую он рассчитывал. — Я должна быть достаточно пьяна, чтобы вести с тобой диалоги «глаза в глаза». Заказывай! — Как мне кажется, я здорово вышла из неловкой ситуации. Мы наконец сделали заказ, и только когда передо мной оказалась целая цепочка из нескольких шотов, я вознамерилась заговорить с Хеммингсом. На самом деле нам необходимо обсудить целую гору всего, но… Без алкоголя я, вероятно, никогда не решусь. Причем важно, чтобы не только я была немного пьяна, но и Люк, который очень кстати заказал виски со льдом. Так он накидается даже быстрее меня. Сначала тема нашего разговора была из разряда «ни о чем». Мы обсудили Лиз, Австралию, моего нового психотерапевта Джеймса и в целом старались касаться только позитивных вещей, даже забавных. Но когда я выпила достаточно для того, чтобы осмелеть, решила начать разговор о наболевшем. — Мне действительно интересно, почему вы расстались с Эшли, — произнесла я, и поспешила запить сказанное парой глотков текилы. Люк криво ухмыльнулся, покрутив в руке искрящийся рокс. — Это сложно, Кэр, — его выражение лица приобрело страдальческий вид. — Твои первые действительно серьезные отношения за очень долгое время, — не сдаюсь я, но напряжение между нами как-то заметно возросло. — Так и есть, — попросту ответил Хеммингс. — Вероятно поэтому им не суждено было перерасти в нечто большее. Я посмотрела Люку в глаза, как бы намекая на то, что жду подробностей. Он вот-вот сдастся. — Ты ведь понимаешь, что играешь сейчас на моих чувствах? — его голос стал гораздо серьезнее. — Она действительно нравилась мне, очень нравилась. Но она требовала слишком многого за крайне короткий срок. Эшли словно бы начала управлять мной и решать за меня, что мне делать с собственной жизнью, и этим напомнила мне тетю Джейн. Тогда я понял, что она того не стоит. Просто осознал, что наш брак слишком много для меня значит… — Осознал, и подал на развод? — я не сдержалась, мои слова прозвучали довольно резко. Вместе с тем я не дала Люку произнести что-то очень откровенное, что мне было бы трудно принять «в лоб». Кажется, первое, что я должна сегодня наконец признать — весть о разводе чертовски сильно меня задела. И я искала оправдания в собственной неполноценности и никчемности, в прозрении Люка и в чем только не, чтобы приглушить боль. Черт возьми, почему я могу ослаблять тиски собственного сознания только под действием спиртного? Все остальное время подобные мысли под строжайшим запретом. — Так вот в чем дело, — Люк кивнул, наконец сложив дважды-два. — Сначала я думала, что ты решил развестись, чтобы быть с Эшли. Но потом я узнала, что к тому времени вы уже расстались. Так почему, скажи мне, ты это сделал? Ты не мог знать, что с Майклом что-то произойдет и тебе придется быть моим адвокатом, тем более что процесс развода может затянуться на полгода, а то и больше. Тогда в чем дело, Люк? — Сейчас не время это обсуждать, — отрезал Хеммингс. — По-твоему, я не заслуживаю знать, почему ты со мной разводишься? Ты сплошное противоречие, Люк! — Мне срочно нужно выпить еще. — Ты влезаешь даже не в душу, Кэролайн, ты вгрызаешься прямо в мозг! Я говорю, что сейчас не время это обсуждать, потому что я не хочу, чтобы твоя первая ассоциация в будущем о моих намерениях была связана с этим блядским периодом в жизни. — Люк заставил свой голос звучать твердо, чтобы до меня наконец дошло, что он имеет ввиду. — Я и так все знаю, Хеммингс. Нужно быть полной идиоткой, чтобы не замечать или продолжать отрицать. Просто… Быть может, если ты это официально признаешь, то и я смогу. Но мне потребуется время. — Сейчас мы как никогда похожи на школьников, которые чертовски боятся признаться друг другу в симпатии. — Не сейчас, Кэрри, — Люк произнес эти слова уже в разы мягче — своим привычным, слегка бархатным голосом, который проявляется, когда он старается говорить тише. В остальное время его голос заметно выше. — А, может, сейчас как раз самое время? — я неожиданно осмелела, что сравнимо с желанием прыгнуть с утеса ради адреналина. Люк, вместо того чтобы ответить, потянул меня за плечо к себе и настойчиво поцеловал. Конечно, это идеальный уход от разговора. Внезапно мне захотелось вложить в этот поцелуй благодарность за все подмеченные мной проявления заботы, за все, что он сделал для меня за последние несколько дней; за то, что был рядом каждую минуту, когда я буквально сгорала от боли и пережитого ужаса, ненавидела и презирала себя. Мне давно пора перестать принимать его как данность; обесценивать эту слепую верность, объясняя ее скорее неврозом, нежели чем действительно глубоким чувством. Пора открыть глаза и отважиться принимать реальность такой, какая она есть. Но как только я начинаю всерьез задумываться о том, что наш с Люком брак держится на сокрытых чувствах, мгновенно возвращаются колоссальные сомнения в данном предположении. Он никогда не говорил мне ничего, что обычно говорят возлюбленной, а мне какого-то черта необходимы вербальные подтверждения. Губы Люка влажные и горячие, со вкусом терпкого виски и едва уловимым привкусом сигарет. В нос ударил сладковатый запах парфюма вперемешку с его собственным тончайшим ароматом, который обычно запоминался на постельном белье в те редкие моменты, когда мы плевали на всякие рамки и засыпали вместе. Это особенно ощущалось утром — первый запах, с которым просыпаешься — сладковатый, манящий, и от которого я всегда старалась сбежать как можно скорее. От откровенных мыслей и доли выпитого алкоголя появилось головокружение. Люк мягко запустил руку в мои волосы, притянув еще немного ближе к себе. Другая рука опустилась на талию. Совсем не хочется отстраняться, но и продолжать столь нежно касаться его губ становится просто невыносимо — тело требует продолжения, но мы находимся совсем не в том месте, чтобы это себе позволить. Я выпила слишком много, чтобы оставаться тем «выдуманным образом», о котором говорил Джеймс, но слишком мало, чтобы не давать отчета собственным действиям. Кажется, я наконец рискнула и поддалась тем чувствам, которым напрочь запретила проявляться, которые стали моим собственным табу. Но я не могу быть уверена, что это не алкоголь и пережитый стресс дают мозгу тайм-аут. — Ты дрожишь, — медленно отстранившись, в самые губы произнес Люк. Я вовсе не заметила эту дрожь, но ощущала, как в ушах отдается частое биение сердца. Дыхание Люка многократно участилось и теперь он старается привести его в норму. — Ты помнишь наш месяц во Флориде? — слова оказались неожиданными даже для меня самой. Говоря современным языком, я просто ловлю флешбэки. Люк облизнул губы, и посмотрел мне в глаза: — Это было так давно, — вновь прошептал в самые губы так, что мне даже стало щекотно. — Иногда я вспоминаю дни, проведенные там. Раньше мне даже казалось, что там между нами впервые произошло что-то настоящее, не просто очередная забава. — Мне нужно рассказать тебе так много, — произнес Люк, зачарованно глядя на меня. Сейчас мое сердце готово сломать пару ребер и выскочить наружу. — Нет… Ты прав, сейчас не время, — я резко пошла на попятную. Не знаю, что меня напугало именно в эту секунду, но я ощутила острое желание скрыться с глаз Хеммингса немедленно. Как будто я резко отошла от наркоза или меня облили холодной водой. По взгляду Люка можно догадаться, что он понял — я попросту соскочила с темы. — Мне надоел здешний шум. Как насчет возвращения домой? — Я оплачу счет, — ответил Люк, затем на мгновение коснулся губами моей щеки, поднялся с дивана и направился в сторону барной стойки. Единственное, в чем я могу быть точно уверена — Люк неоднократно обдумывал «нас». Он столько раз пытался строить отношения на стороне, но каждый из них оканчивался посиделками на кухне с бутылкой вина и рассказом о том, что все опять не сложилось. И ни разу до разрыва с Эшли Люк не испытывал горечь и грусть — еще ни разу не переживал разрыв как таковой. А теперь он признается, что Эшли показалась похожей на злополучную Джейн. Более того, именно с Эшли началось наше отдаление друг от друга. Неужели кончились игры, Люк? За время, пока Хеммингс оплачивал услуги бара, я успела выйти на улицу. В воздухе пахнет осенью — еще далекой, но уже дающей о себе знать. Жизнь в Нью-Йорке не затихает ни на секунду, и этот непрекращающийся шум города в какой-то степени успокаивает. Меньше чем за неделю моя жизнь полностью перевернулась. Как будто огромный метеорит разрушил мир, который я устраивала вокруг себя годами. И моя личная трагедия в масштабах этого огромного города просто мелочь, о которой и думать не стоит. В такие моменты задумываешься о собственной незначительности. — Я искал тебя в зале, — сказал Люк, как только вышел из дверей заведения. — Прости, не предупредила. Мы молча направились к дому. Хотя мне очень не нравится называть этот коттедж домом. И от этих мыслей становится необычайно тоскливо. За считанные дни я превратилась в улитку, лишившуюся любимого, привычного панциря. Особенно сейчас, в ночи шагая в направлении места, где все мне чужое, я остро ощущаю потерянность. Меня вытеснили из собственной жизни и теперь я не знаю, что буду делать дальше. Когда подобные вещи случаются с другими людьми, они стремятся в родительский дом, с которым связаны, в котором могут почувствовать себя лучше. Только не в моем случае. Сейчас мне стыдно даже думать о том, что придется смотреть в глаза матери и отцу, объясняя, как все трещит по швам и какая я неудачница. Честное слово, я лучше утоплюсь. — Кажется, ты хотела встряхнуться сегодня, а не заставить себя страдать еще больше — сказал Люк. Конечно, для него не осталось незамеченным мое поникшее настроение. — Я думала, мне станет лучше, что боль отпустит… — Но стало хуже, — подытожил Люк, причем так, словно он сам неоднократно проверял этот факт. Люк обернулся, когда я резко остановилась и почувствовала себя омерзительно жалко, ведь вот-вот готова расплакаться прямо посреди темной улицы: — Я просто не знаю, что делать дальше. Как дальше жить? Хеммингс сделал короткий шаг навстречу ко мне, и я, оказавшись в его объятиях, издала какой-то жалобный писк, а из глаз крупными каплями покатились слезы. Эти объятия заставили меня чувствовать себя в разы хуже. Лучше бы он ушел, но разве смог бы? Какое-то время мы просто стояли, не взирая на все, что происходит вокруг: ни на проезжающие автомобили, ни на велосипедистов, ни на редких прохожих. Если отбросить мои эмоции, момент потрясающий. Нет ничего лучше, чем находиться в объятиях единственного человека во Вселенной, которого по-настоящему можешь назвать своим, в котором уверен больше, чем в себе самом. — Кэролайн Мэри Адлер, я, Люк Роберт Хеммингс, клянусь тебе, что всегда буду рядом, всегда буду твоей опорой, и никогда не позволю никому причинять тебе боль. Отныне и навсегда, — четко и выверенно произнес Люк прямо над моих ухом. В этот самый момент мое сердце болезненно сжалось, а ноги предательски подкосились, но я смогла устоять. — Эти слова…* — Тогда я не поклялся тебе в ответ, но ведь никогда не поздно наверстать упущенное, правда? Люк осторожно поцеловал меня в макушку и еще сильнее прижал к себе. — Я никогда не смогу в точности прочувствовать те боль и страх, что ты испытываешь сейчас. Но я обещаю, что все опять станет хорошо, слышишь? Просто доверься мне. — Слова Люка производят эффект анестезии. Мне становится легче, как ребенку, которому пообещали что-то хорошее взамен на его успокоение. Не в силах произнести ни звука, я несколько раз кивнула. — Пойдем, иначе ты совсем замерзнешь, — проговорил Люк и взял меня за руку, но я тут же высвободилась. — Стой. — Что такое? — Я не хочу, чтобы ты клялся мне в чем-то лишь потому, что однажды я поклялась тебе. Ты свободен выбирать свой путь, свою жизнь и… — Не глупи, Кэрри. Я давно уже выбрал. Идем домой.