Любовь — дитя. Я был пред ней не прав, Ребенка взрослой женщиной назвав. У. Шекспир — 115 сонет — Когда б на то случилась ваша воля, Гореть бы, верно, мне на медленном огне… Вы ненавидите меня — до боли, И это весело вдвойне. Канцлер Ги «Вы ненавидите меня так страстно»
— Не подходи, luned. Я не хочу пугать тебя. Оставь меня одного. Ты уже ничем не сможешь… Я опустилась на колени возле эльфа, протянула к нему трясущиеся руки. Замёрзшими пальцами коснулась его щеки, опасливо положила свою ладонь ему на лицо, размазывая стылый пот. Меня саму била крупная дрожь. Но я молчала, стиснув губы, давя в себе плачь. — Я знаю, Седрик. Знаю. — Luned… — Не бойся, послушай… Остров Яблонь, он правда… правда существует. Там так хорошо. Тебе понравится. Если захочешь, там будет, как здесь. Как в твоём лесу. — Squaessʼme, luned. — А ещё там много пичужек. Разных. Устанешь их пересчитывать. И, если захочешь, можешь… Можешь ставить там свои капканы. Там Геральт до них не доберётся. Будешь ставить капканы на Дикую Охоту. А Эредин будет в них наступать и ругаться. Это будет смешно. Тебе понравится. Тебе там понравится. Правда. — Luned, ты слышишь? — Слышу. Да, теперь я слышу. Это твой лес. Даже глупые кролики пришли с тобой попрощаться. Видишь, какой ты хороший, дедушка Седрик. Тебя даже кролики любят. — Мой лес… Va fail, luned. Va fail. — Va… Я замолчала. — Смерть Иорвету! Белок на су-ук! — Заткнись. Девчурка остановилась, отвлекаясь от погони. Вопрошающе уставилась на меня. — Тётечка, вы что-то мне сказали? Я посмотрела на ребёнка и вдруг почувствовала тошноту. От её доверчивого, слегка испуганного взгляда мне стало не по себе. — Дядечка! А, дядечка? А вы тот самый? Тот самый дядечка, который взбучил белок? Который прогнал Иорвета?! Девчурка забыла обо мне и обратилась к капитану. Я вздрогнула, но поворачиваться к нему не стала. Роше подкрался к нам незаметно или, возможно, шёл за нами уже какое-то долгое время. — Эй, малышка, — улыбнулась Бьянка, — скорей догоняй своих друзей. Они сейчас убегут. Но девчурка и не думала так просто отвязываться. Она подошла поближе к капитану и восхищённо задрала наверх голову, норовя разглядеть «дядечку» повнимательней. — А мой тата сказал, что дюжее белок и не приходилось рубать! Хмырные эльфы! Нелюдей на шибеницы! Роше вдруг садистски осклабился, и голос его прозвучал с долей важности: — Славная девка. А теперь брысь. Впредь не лезь к незнакомым дядечкам, иначе твой «тата» надерёт тебе за такое зад. Девчурка порскнула наутёк, вереща при этом, как если бы темерец хлестнул её веником. Пока я бдела за драпающей впопыхах малявкой, капитан прессовал меня своим смурым взглядом. Он, видимо, ждал объяснений. Я ничего не произнесла и склонилась, чтобы подхватить сундук. Бьянка поспешно оградила меня. — Хватит! Я же сказала: не думай тащить это сама. Если и ты мне рядом грохнешься, то придётся думать, как тащить и тебя заодно с твоим барахлом! — возмутилась воёвница. — Это барахло Трисс, — осматривая выцветшую крышку сундука, вступилась я. — Там её вещи. Ещё лекарства. А Геральт… Я умолкла, замалчивая слова. Геральт на меня сердился. — А ведьмаку некогда заниматься твоей ерундой, — голос капитана стеганул меня по затылку. — Да. — Мы скоро отплываем, а ты всё ещё на другом конце Флотзама, заставляешь тягать Бьянку какой-то засранный сундук. Итак, как я уже сказала, ведьмак был в ярости. И всё случившееся валил на меня. Ни на экспансивного капитана Синих Полосок, ни на пафосного Иорвета, ни на лживого Лето, ни на паникёрствовавшего Лютика и даже ни на речивого Опарыша. А на меня. Дескать, из-за меня ускользнул Убийца Монархов, из-за меня Полоски схлестнулись с белками, из-за меня пострадала Меригольд и из-за меня наложил в портки Лютик. Но самым охуительным было то, что все вокруг абсолютно были с этим солидарны. И каждый не преминул мне это озвучить вслух: — Она сама-то хоть жива? — спросил Золтан. — Ну девка наворотила делов лиха, — гыкнул «грузин». — Ох, стыдно признаться, но когда я увидел в борделе кровь… Кхм. Ужасное было зрелище. Наша милейшая Трисс сейчас в серьёзной опасности, — прикинул Лютик. — С меня хватит. Роше, когда мы отплываем? — пасмурный тон ведьмака. — Как только, так сразу, — глумливый голос капитана. Кажется, Роше оставался единственным, кого всё относительно устраивало. Он-то в отличие от нас с Геральтом не остался в минусе: Лоредо повязал, Иорвета жахнул, меня ножом ткнул. Ещё и Геральт не спешил покидать его команду, вопреки моему пророчествующему бреду. — Милсдарыня, почуньте… В себя приходьте, милсдарыня кудесница, — заныл Опарыша. — Пожалуйста, хватит галдеть все разом, умоляю… Так я пришла в себя после долгого времени беспамятства. Но, хоть мне и выпал случай отлежаться в койке, моя физиономия всё равно весила, как назревший плод. Рыдания за минувший день не пропали без пользы. Я ощущала себя бульдогом, у которого очень болела голова. А ещё бок и рука. Но никто из моих знакомых не помышлял давать мне отсрочки. Все галдели. А потом слово взял ведьмак. Он вылил мне на голову ледяной поток своих умозаключений по поводу моей бабской несообразности. А после вышел из комнаты, утащив за собой толпу темерцев. Необходимо было готовиться к скорейшему отплытию. Со мной остались Бьянка, Опарыш и Золтан. Бьянка присела возле меня и обняла за плечи. Она ждала, что после этого случая я снова заплачу. Но я не издала ни звука. Все слёзы без остатка мне уже довелось выплакать. Была лишь сухая тоска. И вот теперь я стояла посредь узкой улочки. Рядом бесполезно стоял сундук, который я успела набить вещами из нашей с Трисс комнаты. А сложила я всё, до чего могла прикоснуться. Я всё ещё тешила себя мыслью, что мне выпадет возможность пересечься с чародейкой хотя бы ещё раз. И тогда я смело скажу ей, что я сберегла, в отличие от Геральта, её вещи в целостности и сохранности. — Тебя кто-то одевал, или ты сама такая рукожопая? — любезно осведомился Роше. Он угадал. Одевалась я сама. Я непричастно оглядела себя спереди, пожала плечами. Лично меня всё устраивало. Если учесть, что я первый раз влезла сама в броню, то выглядела я вполне прилично. Наверное. Утомлённая, я вспомнила, как нынешним утром пыталась сперва пристроить на себе нужной стороной синий поддоспешник. Стёганка была явно предназначена на мужчину и выглядела на мне не по размеру: низ закрывал мне колени и болтался, как сарафан. Дальше последовала кольчуга с тяжёлыми плотными металлическими колечками. Выглядела она немного странно: её как будто рвали зубами эндриаги… С запоздалым ужасом я поняла, что так оно и было. В этой кольчуге явно кого-то сожрали до меня. Ну а дальше последовало самое пекло. Я попробовала обвесить себя ремнями. Вначале я запуталась, потом связала самой себе руки, затем едва не удавила себя втихомолку. Кончилось всё тем, что ко мне на помощь подоспел Опарыш. В тот момент я уже начинала задыхаться, когда он с открытым ртом возник в дверях. Солдатик учтиво перекинул мне через плечо кожаный ремешок, сцепленный серебряной брошкой, затянул, как подпруги у лошади, остальные части. Вдел мне нож в чехол на бедре. Со словами «вы, милсдарыня, окочуритесь по холодку», прикрыл мне плечи неведомо откуда взятой меховой накидкой. Я принюхалась и почуяла запах дохлого кролика. Меня чуть не вырвало на Опарыша. — Как корова в седле, — добавил Роше, пессимистично оглядывая меня с ног до головы. Я снова промолчала. Сил спорить не было. Ни сил, ни желания. Капитан с ироничной тревогой посмотрел на меня, а затем снова спросил: — И? Никакой искромётной шуточки в ответ? Я снова ничем ему не ответила, лишь пристально уставилась на него своим сухим взглядом. Роше, как и любой мужчина, явно почувствовал подвох. Раз женщина молчит, значит обижена в троекратном размере. А уж в моём частном случае я притихла потому, что готовлюсь к полному и безоговорочному ломанию его корабля. Капитан взволновался — это было очевидно. Он подступил ко мне порывистым шагом, раздосадовано ухватил под локоть, одёрнул в сторону. Не выпуская моей обмяклой руки, принялся грубо, по-мужицки оправлять на мне кольчугу. Так меня папа в детский садик одевал: с ворчанием, дёргано, торопливо, так как мы как всегда опаздывали. Я не сопротивлялась, даже когда кольчуга обожгла острым краем мне кожу чуть ниже шеи. Послушно стояла, понуро уставившись в соседний домишко, и думала, что место Седрика там, на сколоченной вышке, сейчас пустует. Никто не распивает под деревом водки, не расставляет капканы на эндриаг и прочих местных чудищ. А ещё где-то в лесу во мхе зарыта брусника. Роше не выдержал, психанул. Моя вялая кондиция начинала его нервировать. Он отпихнул меня, рьяно кинул Бьянке: — Дьявольщина! Если эта юродивая собирается носить форму Синих Полосок, то пускай хоть носит её как солдат. Это тебе не шубу в трусы заправлять! Бьянка! Разберись с ней. Бьянка слега удивлённо отшатнулась, когда темерец с решимостью подошёл к сундуку, схватил его за боковое кольцо и попёр, оставляя на земле взрытую полосу. Стоило капитану трактором отъехать от нас на безопасное расстояние, как девушка деликатно хохотнула. — Давно не видела его в таком приподнятом настроении. Я уныло пожала плечами. Мне теперь было как-то всё равно, что у Роше было приподнято.***
«Персифаль» пребывал на прежнем месте. Его никто не угнал, никто не растаскал на дровишки и никто даже не затевал к нему приближаться ближе, чем на арбалетный выстрел. Всё потому, что на берегу сидел Яцек, непривычно ухмыляясь дурною рожей. На коленях его лежал взведённый арбалет. — …но, при чём тут, собственно, хохлатка?! — тарахтел возле него Лютик. — Яртышник ещё. Серпуха, — серьёзным тоном отвечал тому солдат, жутко щерясь в издевательской ухмылке. Я первый раз видела, как Яцек улыбался. Обычно у него рожа кирпича просит, а тут… тут просит отвернуться и бздеть восвояси. Выглядел солдат как Гуимплен. Но Лютик явно пытался храбриться: — Пентюх! Какая ещё серпуха?! Только нежные лилии, скромные гладиолусы, изящные фрезии… — Медуница? — Нет-нет! И ещё раз нет! О Боги! Неужто ты никак не возьмёшь в толк, что дамы предпочтут садовые экземпляры флористического искусства, нежели какие-то там никлые хохлатки и чистотелы! Чистотелом своим ты можешь себе только зад подмазать, ежели муравьи тебя не цапнут! А женщине такое дарить не смей! Но на крайний случай сойдут и ромашки. Замечу попутно, что не стоит также очищать целый луг. Тут сойдёт и один скромный цветочек. Если ты, конечно, пребываешь лишь на подступах к… О! Арья! Ягодка! Я остановилась рядом с Яцеком, в недоумении глянула на Лютика, высказывая свой интерес к их беседе. — Как твоё здоровье, ягодка?.. — Я в порядке, спасибо. Ну, рука немного побаливает. А так в целом норм. О чём вы тут разговариваете? Яцек, что у тебя с лицом? Солдат сконфуженно кашлянул, стирая рукой свою разбойничью ухмылку. — Ничего серьёзного, госпожа. Лютик метнул в солдата разгневанным взглядом, словно тот посмел осквернить достойную тему. — Дорогуша, ты представляешь, этот дундук смеет тут со мной спорить на тему флирта и ухаживания за дамами! — Хм. — Не «хм»! А я вполне серьёзен. Тебя ещё многому предстоит научить, мой друг. — Чего вы тут сбились в кучу? — к нам из воды вышел Роше. Только что он передал на борт мой сундук с помощью Опарыша и ещё трёх-четырёх помощников. — Начинаем грузить остатки с берега. Яцек встал с деревянной коробки, собрался тащить её на корабль. Я успела задать Лютику вопрос: — А чем тебе не угодили хохлатки и яртышник, Лютик? — Вот ты бы, ягодка, была бы в большем восторге от подаренной тебе фрезии или какой-то там хохлатки? — Мне эта аристократичность ни к чему, — отозвалась я без особого энтузиазма. — Хохлатка вполне сойдёт, если дарит её приятный мне человек. — Зверобой? — вставил Яцек. — И зверобой мне нравится, — пожала плечами я. Бард не собирался сдаваться. — Арья, не думал, что тебя так просто… увлечь каким-то зверобоем, — буркнул Лютик. — А как же утончённая натура? — Да хоть одуванчик, — снова козырнула я. — Ага, и птичьего помёта сверху, — не смог сдержаться Роше. — Ты мне вначале этот помёт достань. Думаешь, тут всё так просто? — я недовольно упёрла руку в бок. — Тут акцент на внимании. Вот кто тут из всех вас действительно ничего в чувствах не смыслит, так это ваш капитан. Я специально отвернулась и поглядела на Яцека. Солдат кивнул. — Не моя специальность, учти, — с заискивающей гордостью отозвался капитан, становясь при этом мрачнее тучи. — Конечно не твоя. Кто ж тут спорит? Посмотрите на меня, — я вяло попыталась изобразить из себя Роше. — Я грозный Вернон Роше. Я круче, чем Чак Норис или даже чем Ван Дамм — кидаю в баб своими ножичками, когда ими закрываются, как заложниками. А всё почему? Да потому что я болт кладу на вашу романтику и жанр попаданчества. У меня другая цель — бороться за свободную Темерию. Лютик прыснул со смеху, но тут же увял, как роза от мороза, когда Роше перевёл на него свой уничтожающий взгляд. — Иди-иди, — я вяло помахала капитану ладошкой. — Мне твой помёт уже ни к чему. Мне вон уже сколько всего надарили. Вначале тролль, потом Опарыш куропатку подарил. — Какую ещё куропатку?.. — обронил капитан, явно испугавшись, что конкурировать ему придётся с достойными соперниками. — А вот такую. Прекрасная куропатка! С душой подаренная. Мне даже Йорвет подарок сделал. И это было очень мило. Пока не встрял ты, Роше. Ты всё испортил. И продолжаешь портить. Куда мы плывём? К Хенсельту? Ты издеваешься? Вспомни, что я тебе говорила… — Хватит. Молчи. Сейчас не время. Беседуй дальше на тему цветочков. Я снова не стала спорить. Устало обернулась к Лютику и снова пошатнула его веру в собственные ограниченные возможности: — А почему, Лютик, ты говоришь, одной ромашки вполне достаточно? Может, девушка захочет много ромашек. — Арья, не расстраивай меня, — покачал головой бард, — это же моветон! — То есть как она с голой жопой скачет, — снова встрял Роше, — так это манеры высшего общества, а как про ромашки речь зашла — так сразу моветон? Внутри меня шевельнулась злость. Но я воздержалась от эксцентричных выкриков. — Как приедем, обязательно загляни в бордель, Роше. Тебе, я гляжу, давление нужно сбросить. Очень советую тебе взять Зоську Свистушку. Тебе понравится. В особенности уссышься от восторга, если попросишь ее спеть гимн Темерии. Капитан даже бровью не повёл. — Решила добавить в наш разваливающийся брак третьих лишних? — Какой ещё брак? Сдался ты мне, как оливка в салате. Как там пелось?.. Как не крути, но мы не пара-не пара. Вот такая вот у нас запара-запара. Я не заценила твои понты, — я демонстративно выставила перед собой руку, в которой до этого побывал его ножик. — Сэнт и баста, сеньор Роше. Ну а ты, Лютик. Чего доебался? Что плохого, что мне нравятся обычные цветы? У меня вот в мире как раз одни только эти твои… как там. А мне, может, ковыль нравится. Или лопух. — Хм… — Да и полынь сойдёт. — Такое смутное чувство, что ты говоришь о растениях, которыми собираешься подтираться, — снова голос Роше. Я помолчала, подставив лёгкому ветерку лицо. — Ты прав, — обессиленно согласилась я вдруг. — Этим хоть при случае подтереться можно. А потом я отошла, чтобы не мешать грузить тюки с провизией. Села на вытоптанную траву, повыше от песка, и начала наблюдать за солдатами.***
Роше впрямь оказался заправским жлобом. В этом я убедилась окончательно, когда он не согласился подгонять свой дурацкий корабль поближе к берегу. Якобы сядет на мель, застрянет, ещё какая-то вздорная чепуха. — И что тогда ты предлагаешь? — мрачно позвала я. — Оставим тебя на берегу, — откликнулся с корабля Роше и помахал мне ручкой. Геральт ушёл в каюту и выходить, чтобы помогать, решительно не желал. Да к тому же его не хило полоснули скояʼтаэли, теперь он снова зализывал раны. На этот раз в гордом одиночестве. Но если с коробками, тюками и собственными телами солдаты ещё кое-как управились, то мы с Лютиком и Золтаном остались не при делах. Однако совсем скоро в нашем полку убавилось: краснолюд с обезьяньей прыткостью взобрался на корабль с помощью троса. — Эм, братцы! Не соизволите подсобить? — жалобно крикнул Лютик, стоя рядом со мной по пояс в воде. Кто-то из солдат подал ему руку, и бард тоже с завидным пронырством взобрался вслед за другом. Я осталась одна. Не считая Опарыша. — Милсдарыня, позвольти… Я покачала головой, глядя, как солдатик жалостливо приседает возле меня. — Нет, Урлик, не поднимешь. Тебе только грыжи не хватало. Даже не думай. — Невзгаличисся, милсдарыня! Подыму! Вы, дескать, как нияда. Опарыш слезливо попробовал меня обхватить, словно обняться захотел, но я отошла. Солдатик от горя едва не учинил себе суицид: поскользнулся на чём-то в воде и упал, едва не ударившись головой о киль. — Урлик! Как ты?.. Только вот Опарыша мне ещё хоронить раньше времени не пришлось бы! Я принялась вытаскивать барахтающегося в воде солдатика. Опарышу казалось, он тонет. Хотя воды нам было по пояс. Некоторые из солдат, бывших на корабле, побросали свои дела и кинулись наблюдать за нашим плаваньем. Представления не вынес Роше. Капитан, на чём свет стоит ругаясь, спрыгнул в воду, обдав нас с Урликом сшибающей волной. — Что вы мне тут разыгрываете?! — Я сейчас поднимусь, подожди. Не устраивай истерик, — я попробовала унять ссору. Не вышло. — Быстро влезла на корабль! Хватит мне тут под корабль в воде мочиться! Урлик, мать твою, раз, два, вперёд! Влез, быстро. Опарыш, бросив на меня виноватый взгляд, ловко взобрался наверх. Роше уставился на меня истребляющим взглядом. — Совсем зад отъела на местной жратве? — Не хами. У меня рука болит. Из-за тебя. — Залезай. — У меня не выходит. Я пробовала. — Дьявольщина, всё приходится делать самому. Я не двинулась с места, угрюмо молчала. Капитан, которому уже не терпелось отплыть, не стал дожидаться моего подходящего настроения. Сгрёб в охапку, ударил о внешний борт, словно глуша рыбу. Сил, чтобы вырываться, у меня не было. Моя кровь ещё не восполнила внутренние запасы. Но от столь жёсткой грубости я всё же включилась в работу: — Отпусти! Мне больно! А-а-а-а-а-а! Зачем ты лупишь меня башкой о корабль?! Я тебе, блять, не парадная бутылка, чтоб меня расшибать перед плаванием! — Заткнись! Цепляйся руками! Ну! Подтягивай свою задницу! Я завизжала темерцу в ухо, когда он сжал мою рану на боку. Капитан покачнулся, но меня не выронил. Только навалился вперёд, пытаясь удержать равновесие, и прибил меня спиной к кораблю. Ткнул своим грязным пятаком мне в грудь, но удачно напоролся на кольчугу. Расцарапал себе щёку. Зашипел от злости. — Сука… Чтоб тебя козой в переулке, шельма! — Отпусти! Мне больно! Ах… Ай! Солдаты едва не попадали в воду. — Капита-а-ан… — опасливо прогудел мне кто-то в голову. — Хватайте её и тяните! Тяните её, блять, на корабль! Руки наверх вытяни, дура! — А-а-а-а-а-а! Больно! Ненавижу тебя! Ненавижу! — Чего орёшь?! Что на этот раз?! — Мой бок… Чёрт, ты взял меня за рану! Роше требовательно схватил обе мои руки и завёл мне их наверх. Я боднула виском темерца в скулу. А потом меня кто-то потащил вверх. — А-а-а-а! Вы мне руки оторвёте! Не надо! Рука! Моя рука! — Дьявольщина! Опарыш, блять, пусти! Дай я её переверну! Мы её так сломаем. От боли, от гнева и праведной женской злости я заартачилась, влепила капитану коленкой в челюсть. Роше ухнул, выпустил меня. Опарыш, потеряв подмогу снизу, не смог тягаться с моим весом. Я рухнула в воду на Роше. Капитан, уйдя под воду с головой, попробовал встать, но я пришибла его своим тельцем и незамедлительно заставила вернуться обратно на глубину. А затем я принялась бить по воде руками, как тюлень. Перед моим носом жалобно всплыл шаперончик. — А-а-а-а-а! Помогите! Тонет! Он тонет! И тут прямо у моего носа из воды грозно, как бегемот, возник Роше. Вначале показалась его съехавшая набекрень стёганая шапочка, затем нос, ворот, плечи, мундир. По его лицу бежали ручейки водицы. Взгляд смотрел куда-то мимо меня, хоть мы и стояли с ним почти впритирку. Какое-то время все молчали: я, он, на корабле. А потом Роше зарычал, как будто увидел на моём месте Иорвета. Я успела истерично всплеснуть ручками. Темерец рывком развернул меня, толкнул обратно к кораблю. Прежде чем я успела предпринять прыжок, чтобы всё-таки ещё разок попробовать взобраться самой, как он стиснул мою задницу и запустил мною, как из катапульты. Если бы дело происходило на пляже, я бы радостно завизжала и отлетела на глубину, уйдя под воду. Но не в случае, когда я расплющилась харей о деревянный бок корабля. Сверху меня уже хватали и пытались затащить наверх.***
— Арья? Что с тобой?.. Бьянка коснулась ладонью моего лба. — Бьянка, мне нужна твоя помощь. — Пойдём, тебе лучше прилечь. Ты вся бледная, ещё не оправилась… — Бьянка, у меня проблема. Воительница, обхватив меня за плечи, приостановилась. — В чём дело? Тебя тошнит? Мне хотелось плакать. И плакать по одной лишь естественной причине. Я в очередной раз пожалела, что не выяснила этого вопроса у Трисс заранее, понадеявшись, что во сне-то месячных быть не должно. Ошиблась. — У меня… кровь. — Что? Где? Рана вскрылась? Скоты. Я же говорила, чтобы они поднимали тебя осторожней. — Бьянка, у меня… в штанах кровь. Ну, это. Красный цветок расцвёл, или как тут у вас говорят. Воительница сделала странное лицо, а потом вдруг засмеялась. Да, я тоже посмеялась бы над ней, если Роше выдавил бы у неё матку во время крепких темерских объятий. Бьянка взяла меня под ручку и повела в трюм, выгоняя всех мужиков по пути. Геральту тоже предстояло покинуть единственную каюту. Сделал это ведьмак без лишних просьб. Он даже не глянул в мою сторону. Просто вежливо вышел, когда Бьянка сказала, что мне требуется отдохнуть. Мне почему-то стыдно было начинать с ведьмаком разговор, и я тоже не стала ничего произносить. Молча дождалась, пока он натянет подлатник и выйдет. А потом началось моё мучение. Некоторые из солдат, прислушавшиеся к нашему с Бьянкой разговору через дверь, потом сразу же побегут докладывать Роше, обезумевшие от любопытства и ужаса. А разговор у нас с ней получился таковым: — Что, прямо так беру и сую себе жгут в жопу? — А ты думала? Первый раз, что ли? Тебе уж сколько лет, не махонькая. — У меня дома были приспособления поудобней просто. Прокладки с крылышками. Цветастенькие такие. У тебя таких не найдётся? Пожалуйста, скажи, что это всё представление, сжалься надо мной и сунь мне втихаря прокладку в карман… — Не понимаю, о чём ты. Больно, кстати? — Да. Как будто нож под низ воткнули. — Подожди, суй пока, я сейчас. — А поменьше нет? Не влезает. Отвернись, мне стыдно! — Нашла чего стесняться. Скверно быть бабой. — Ага. — Всё? Сунула? — Вроде… — Встать с этим сможешь? — Я лучше полежу какое-то время. Привыкну. Чёрт, как болит. — Держи. Я обычно её для себя и рву. — Чьё это? Выглядит, как мужская. — Неважно. — Бьянка… чьё это?! Бьянка скрестила руки на груди, напустила на себя суровый вид. Слишком суровый. Кажется, солдатка пыталась дурачиться. Я обречённо закатила глаза. — Только не говори, что… — Да расслабься. Она сто раз порванная. Класс. Спасибо, капитан, что снабдил нас тампонами на время нашего круиза. Хоть не старый шаперон, и на том спасибо.***
Когда я очнулась, рядом сидел Опарыш. Стоило мне перевернуться с бока на спину, как солдатик вскочил на ноги. — Милсдарыня кудесница… Взбудил?! То ли разбудил, то ли возбудил — я не поняла. Я сонливо покачала головой. — Сколько сейчас времени? Я осторожно села и глянула на койку. Бьянка подложила мне на всякий случай соломы. Солома кололась и разъезжалась, становясь никчёмной. Крови не было. — Вечорить пора. Я вам вот… принёс. Я уставилась на глиняную миску, в которой салатом были навалены зелёное яблоко, сухой ломтик мяса, картофелина, яйцо и огурец. — Спасибо. Я потом съем. — Ештися зарасс! — испугался Опарыш. — Вам надыть! Ато чахнуть будете… Ищо это. Милсдарыня. Я принялась без аппетита жевать ломтик мяса. Но стоило солдатику замяться, как я встревоженно глянула на него. Я что, всё-таки успела испачкать что-то в каюте кровью? — А вы… не горюньте с капитаном. Он того, как кобель: укусит, а за шо — не скажет. — Какое точное сравнение, Опарыш. Очень хорошее.***
Из каюты я не выходила вплоть до следующего дня. Живот сильно не болел, но при резких движениях всё равно чувствовался дискомфорт. Я абсолютно ничего не понимала. Последний раз меня так нещадно крыло с месячных давным-давно. К тому же какого чёрта во сне делают месячные? Или, чтобы кошмар был полным и безоговорочным, месячные должны всё-таки присутствовать? Порой я, конечно, вставала с койки, пыталась размяться. Ко мне периодически, как доктор Пилюлькин, заглядывала Бьянка. Рвала мне рубаху капитана. Рвала беспощадно, с женским остервенением. В остальное время меня никто не беспокоил. Голоса шумели на палубе. Мужикам было весело и без меня. Пару раз я вскакивала с койки, когда Роше начинал на кого-то орать. Орать он начинал внезапно и довольно-таки суматошливо. Мне всякий раз начинало казаться, что на нас напали белки-пираты. Я осторожно выбралась из каюты. Надевать на себя затраханные доспехи сочла ненужным. Выползла на палубу в штанах, рубахе и синем поддоспешнике. Поддоспешник натянула из расчёта, что, если протеку, конфуз не раскроется сразу. Погода была расчудесной. Но мы почему-то уже приближались к берегу. «Персифаль» пытался пристроиться к заводи, шурша о тростник своими выпуклыми боченями. — Что это ещё за место? — напряглась я. Берег обступал сплошной забор зарослей. Вместо песка у края воды поблёскивала трава. Роше ровным голосом, без суеты командовал Полосками, и я не спешила лезть к нему с расспросами. — Бьянка, куда мы приплыли? Бьянка остановилась. Она как раз спешила выполнять какое-то важное дело. Потом девушка указала пальцем в перчатке на небо. — Скоро начнётся гроза. Лучше переждать. — Гроза-а… Я задрала голову и уставилась на чистейшее небо. Пока корабль, мерно покачиваясь, затихал у берега, я всё ещё стояла под мачтой и разглядывала небо. Ни облачка. Солдаты принимались доставать из-под палубы оружие, завёрнутое во избежание сырости в кожаные чехлы. — Они хотят сойти на берег? Зачем? Не проще ли остаться на корабле? Куда они? Бьянка по-кошачьи потянулась, подняв руки над головой. Потом довольно улыбнулась: — Тут вполне спокойное место. Не волнуйся, мы уже далеко отплыли от Флотзама. А ребятам как раз не помешало бы искупнуться. — Иску… что-о? Я пришибленно завертела головой. Я была не в том состоянии, чтобы мешать мужикам с запланированным шашлыком на берегу. Поэтому голосить не стала. Признаться, от непрерывного покачивания меня тошнило ещё больше. Спуск на берег мог сойти за избавление. Жаль только, я купальника не прихватила. У меня с собой только кроличий костюм. Ах да, ещё месячные совсем некстати. Роше на меня даже не глядел: понял, что ко мне лучше близко не подходить, дабы самопроизвольно не произошёл очередной конфуз. Я тоже особой активности не проявляла. Стояла на носу корабля, разглядывая форштевень. Никак не могла взять себе в толк, куда и зачем ведут различные тросы и верёвки. Солдаты начали прыгать в воду. Яцек вместе с «грузином» спускали якорь. Все были заняты делом. Суета обещала быть долгой. Я смотрела на залив. Меня клонило в сон. Мерещился зов кукушки.***
Роше недовольно молчал, пытался сосредоточиться на ситуации. — Вы посадили-таки его на мель своей неосторожностью, — пробормотал капитан, разглядывая вгрызшийся в траву киль судна. — Да мы пёрнуть не успели, он жахнул! — оправдывался лысый солдат. — Заткнись. Придётся толкать. — Ну, видь, толкнём. — Куда ты полез, идиот? Дождёмся, пока гроза пройдёт мимо. Вода должна как раз подняться. Я воспользовалась аварией и попробовала спрыгнуть. Воды было по щиколотку, и за свой и без того мокрый зад я могла не опасаться. Лютик любезно поймал меня снизу. Вдохновенно охнул, когда я едва не переломала ему хребет. Поставил рядом с собой, как ценную барышню, отряхнул. — Ох, ягодка, неважно выглядишь… И этот нелепый вид. Зачем ты нацепила на себя это рваньё? — Нам сейчас не до балов и маскарадов, Лютик. А мой вид сойдёт для сельской местности. Бард удручённо покачал головой. Потом с корабля сошёл Геральт. Он был снаряжён, словно собрался бросить нас тут к чёртовой фене и следовать за Трисс автостопом. — Геральт! Куда ты собрался с таким грозным видом? — встревожился Лютик. Ведьмак по обыкновению сохраняя спокойное выражение лица, окинул нас с бардом своим неестественным взглядом. — Если Роше собирается устраивать здесь дневку, то пусть будет готовым к тому, что за задницу его в любой момент может цапнуть здешняя фауна. — Опять трындишь, ведьмак, — к нам подошёл капитан, шурша сапогами по воде. — Твоё право торопиться выручать свою подружку, но ты должен наконец понять, что рисковать кораблём я не намерен. Тут отличное место для стоянки. Но ты прав: за задницу цапнуть могут. Геральт отвернулся.***
Зрелище повергло меня в эстетический шок. Бьянки тут явно никто не стеснялся (все свои), и это вполне объяснимо. Но вот от того, что меня даже не попробовали занести в список женщин, я едва не выругалась вслух. — Ягодка! Ягодка! Настоятельно рекомендую опробовать воду! Купаться одно наслаждение! — передо мной выплясывал Лютик, будучи в одних мокрых, слипшихся от воды портках. Я сидела с открытым ртом, вереща в молчаливой истерике. И не могла закрыть глаза. Мой взгляд периодически сам приковывался к голым торсам и мокрому белью. Синие Полоски, для резвости хряпнувшие пивка, устроили нудистский пляж. Кто-то скрёб свои доспехи на берегу, сидя в одних штанах; дальше шёл уровень тех, кому уже было по барабану на состояние своего обмундирования; тех, кто предпочитал любоваться на воду, проветривая причиндалы на ветру, ну и за ними, в воде, шли непосредственно купальщики. Купальщики тоже подразделялись на два типа: первые мыли себя, вторые стирали. Бьянка была среди тех, кто стирал. Я была среди тех, кто смотрел на всё это безобразие. Золтан сидел рядом со мной и оттачивал лезвие своего топора. Краснолюд не желал лезть к солдатам, чтобы те снова не начали осыпать его своими циничными шутками. Поэтому в празднике жизни не участвовали только мы с ним. — Лютик! Как тебе не стыдно? Прикройся, девка ж смотрит, — без особой острастки в голосе посоветовал Золтан. — Ягодка, тебя что-то смущает? — елейным голоском позвал меня бард, ставя руки в боки. Я чуть не поперхнулась. Однако отругать позорника не успела. Вернулся Геральт и сел возле краснолюда, отложив ножны на траву возле себя. — Ну как? Всё ли чисто? — всё с той же весёлостью полюбопытствовал Лютик, продолжая нависать надо мной во всей своей красе. — Да. Пока можем сидеть. Но, как сядет солнце, лучше не сходить с корабля. Лютик, отойди от Арьи. Ты ей солнце загораживаешь. Лютик обиженно засопел, а потом подсел к ведьмаку и начал о чём-то того расспрашивать. Что-то про Йеннифер. Мы дружной компанией какое-то время посидели, приятно жмурясь под лучами вечернего солнца. После я вдруг снова почувствовала колотьё усталости и прилегла на бок, отвернувшись ото всех. Трава на берегу была шелковистой, и на ней лежалось даже лучше, чем на койке в каюте. Я задумчиво погладила зелень, с интересом наблюдая, как мерцает свет на мелких травинках. А потом на мою руку кто-то едва не поставил сапог. Так как в моей голове сонливо комкались мысли, я не стала отдёргивать руку. Лишь слегка приподняла её и пальчиком начала соскребать засохшую грязь с носка возникшего передо мной сапога. Роше какое-то время озадаченно молчал. Его начинало беспокоить моё психическое состояние. — Что ты делаешь? — Чищу тебе сапоги. Они у тебя такие грязные. — Ты совсем рассудка лишилась? — Не хочешь — не буду, — я отстала от его сапога. Капитан снова умолк. Но оставлять меня наедине с моей шизофренией не собирался. — Вставай. — Не хочу. — Вставай. — Зачем? — С тебя достаточно неприятностей. Поэтому вставай. — Не встану. — Не заставляй меня тебя тащить. — Я не заставляю. Можешь не тащить, разрешаю. — Вставай. Сейчас прекрасная возможность тебя хоть чему-то научить. — Что? Мне это не нравится. Чему ты собрался меня учить? — я всё ещё продолжала лежать на боку, подложив согнутую руку себе под голову. Но при последней фразе темерца вдруг напряглась. — Плавать. Повисло неловкое молчание. Золтан кашлянул. — Я умею плавать. — Не ты ли мне в пьяном бреду жаловалась, что тебя в детстве не учили плавать? Роше занёс надо мной сапог — чтобы оглушить, наверное, — но вовремя передумал. Вспомнил, что сапог у него грязный. — Вставай. Я не буду в этот раз считать до трёх. — С чего вдруг такая забота обо мне? Да и вообще, я умею плавать, отстань! Перестань уже от меня чего-то требовать! — А ты перестань давать поводы за тебя беспокоиться! — обозлился вдруг темерец. Лютик отдёрнул на себе портки, поднёс ладошку ко рту и издал удивлённое: — У-у-у-у! — Молчи, Лютик. Не издавай звуков. А то и тебя окунут куда-нибудь головой, — посоветовал Геральт. — Молчу-молчу. — Что ты… Что ты делаешь?! — я извернулась, как гусеница, которую схватили за жопу. Наконец разглядела темерца. Он, как воистину скромный мужчина, оставался в штанах и рубахе. На том спасибо. Но он зачем-то встал у меня в ногах и начал стягивать с себя сапоги. Босиком встал на траву. Опасливо хрустнул костяшками пальцев. — Последний раз говорю: вставай. — Не ожидала, что у меня дэдди ишьюз, — в растерянности обронила я, оглядывая темерца. — Раз мой мозг выдаёт такое… Капитан схватил меня за щиколотки и поволок вниз по склону, попутно стягивая сапоги и с моих пяток. Я заголосила. Задёргалась. От боли в ногах на какое-то время затихла. А потом и вовсе охренела, когда надо мной, как сосенки, начали проплывать голозадые мужики. — А-а-а-а-а-а-а-а! Сука! Сука, пусти! Ненавижу тебя, Шайтан! Сгинь! Блять, намотайте хотя бы полотенце! Бля-я-я! А потом Роше меня выпустил. Я ловко перекувыркнулась на четвереньки, вскочила, начала отползать. Но капитан легко скрёб меня со спины и возобновил поползновение. Мои ноги поволоклись по земле. — Пусти! Пусти! А-а-а-а-а! Блять, прикрой свою морковку, чувак! Роше! Сука! Пустил меня! Я в одежде! У меня… У меня Темерия не в порядке! Солдаты ржали, потешаясь над задумкой своего капитана. Капитан, судя по содроганию, тоже давил в себе смех. Однако участие во всей этой вакханалии, устроенной явно, чтобы поднять всем настроение, я принимать была не готова. — Тихо! Стой! Не надо! Дай разденусь! Только не… Только не в воду! Не-ет! Моя задница утонула под водой. Одежда начала тяжелеть, брякнуть. Я поняла, что всё потеряно. Интересно, как отреагирует темерец, когда я всплыву кверху жопой? Я расслабилась и позволила себе получать удовольствие. Благодаря воде капитан волок меня уже с меньшим трудом. Около голого Яцека он приостановился, и пока я исступлённо глазела на волосатую грудь солдата, Роше поудобней перебрал меня, как обезьяну, себе наперёд. Наш сцепленный кораблик пошёл дальше, в роли носа, расталкивающего воду, выступала моя задница. Я придала указательные пальцы к вискам, зажмурилась. Поднатужилась. Роше заметно напрягся: — Что ты пытаешься сделать? — Пытаюсь управлять своим сном! — выдавила я. — Ну же. Давай! Слушайся меня, чертова шизофрения! Я открыла глаза и впритык уставилась на темерца. В изумлении раззявила рот. — Блять! Сработало! — Что? Я схватила темерца за щеки и принялась оттягивать их в разные стороны. — У тебя стало лицо молодого Клинта Иствуда! Боже мой. Боже… Хотя постой, — я скептически отвела назад голову, досадливо вгляделась в капитана. — Или оно таким и было? Ну хоть не Вернон Дурсль, и на том спасибо. — Отцепись, блять, от моего лица! — Роше пытался выдернуть из моих рук свои щеки. — А ты отцепись от меня! Я же сказала, что умею плавать! — я подавила в себе желание отгрызть ему ухо. Лишь с размаху вдарила лбом ему в лоб, не желая больше, чтобы лицо Иствуда смущало меня в столь непозволительной близости. Роше остановился, освободил одну руку, потёр лоб. — Поплывёшь сейчас, как щучка. — Иди-ка ты по щучьему велению в пизду! — Видишь вон то облако? — капитан задрал взгляд и, стараясь изобразить серьезный вид, указал кивком на небо. Я задрала голову, глянула на облако. — И? — На что оно по-твоему похоже? — На матку? — Почти. Оно похоже на то, как двое людей не спешат с решениями. Так что в пизду как-нибудь в другой раз. — Ну всё. Это уже ни в какие ворота. Быстро пусти. — Сосредоточься. Вначале учимся плавать по-собачьи. — Пусти, блять! — Давай, верти руками. Я придержу тебя за пузо. — Какое пузо?! Я почувствовала, как самодельный тампон начинает выскальзывать из моей задницы. — Что? На камень напоролась? — мрачно спросил Роше, всё ещё удерживая меня в воде за талию, размышляя, самое ли время меня топить или стоит ещё насладиться моими страданиями. — Бля-я… — протянула я. — Ты, сука, доигрался. У меня твоя рубашка вывалилась. — Моя рубашка? Хорошо, что наш разговор уже никто не мог слышать. Солдаты были поблизости, но капитан специально отошёл туда, где ошивалось поменьше голых мужиков. — Так. Сейчас я тебе скажу одну вещь. И ты с криком бросишь меня и уперднёшь на берег, зовя на помощь Геральта. Понял? Даю тебе минутку, чтобы ты был морально готов. В воде мы были по самый подбородок. Точнее, подбородок Роше. Мои ноги как водоросли колыхались у него за спиной. — Готов? — Та-ак… — Моя Темерия сегодня ведёт кровопролитную войну. —… — Хм… Моя Темерия сегодня не в форме. Как тебе, блять, ещё намекнуть? — Так, всё. Сейчас ты у меня поплывёшь. — Да япона ж твоя мать, Роше! Мне больно плыть! И не жми ты меня так сильно, иначе я на тебя, как кальмар, брызну! Да что же это такое… Чего ты до меня вообще вдруг доебался? Иди лучше лягушек через задницы надувай! — А вот это мне уже не нравится. — Да ты ж склеротик хренов! Ау! На что твоя Темерия похожа? Да-а-а! Понял наконец? По морде вижу, что понял! Из меня, блять, кровища хлещет! Пусти! Минуту мы простояли в воде в неловком молчании. Бросать меня, как вдруг возникшего монстра, темерец почему-то не собирался. А я ведь специально его плечо отпустила: удерживать капитана при бегстве я не намеревалась. — Та-ак, а плавать-то ты умеешь? — наконец изрёк Роше. Я закатила глаза. Пока обдумывала приличный ответ, темерец добавил: — Кого тебе там Урлик подарил, ты говорила?.. — Что? — Курицу? Куропатку? Хм. Да, я понял его юмор, — капитан вдруг деланно засмеялся. — Что, прости?.. — Вблизи ты похожа на куропатку. — То есть я тебя секс-символом прошлой эпохи назвала, а ты меня куропаткой?.. — Секс — чем?.. Я решила, что пора наконец воспользоваться своей гордостью. Должна же у меня быть какая-то гордость. Плюс ещё женская гордость где-то завалялась. Я сделала серьёзное лицо, оттолкнулась от темерца, пнув его пяткой в промежность. Капитан инстинктивно увернулся, я попала ему в тазовую кость. Я отплыла, как выдра, а затем развернулась и, гордо выпрямив спинку, поплыла на животе в сторону камышей. Мне предстояло сменить тампон. Без свидетелей.***
Бьянка яростно разрывала останки рубахи своего бестактного капитана. — Бьянка! Почему ты его не остановила? — Вот ведь скоты! — девушка была в ярости. Она просто-таки кромсала бедную тряпицу своими когтями, как кошка охуевшую мышку. — Вцепились в меня, с места не дали сдвинуться! Я уж было подумала, капитан напился и собрался тебя топить! Он говорил, что от тебя надо избавиться, чтобы ты не проболталась кому не следует… Вот я и подумала. Из нас двоих она больше походила на жертву, будто это её с месячными затащили в воду и назвали куропаткой. — Держи. Спустись к воде, если хочешь без свидетелей. — Что?! — Да не бойся ты. Чего они только не видели. — Бьянка… — Иди. Я покараулю. — Ну да ну да. Бьянка вдруг молодцевато засмеялась, вскинув подбородок. Я вздохнула и поползла по крутой каменной осыпи вниз, к камышам. Стоило мне спуститься и задрать на себе мокрый тяжёлый поддоспешник, как голос Бьянки сверху оповестил меня, что всё чисто: — Ну как? — Нормально. Сейчас, я быстро. Я замотала стёганку в рульку у себя на груди, чтобы та не мешала мне видеть свои гениталии. Начала снимать мокрые, липнувшие на бёдрах штанидзе. Стоя уже с голой жопой, вдруг оглянулась и уставилась в заросль камышей у меня за спиной. Выждала минутку. Пожала плечами и смело поменяла себе тампон. Натянула штаны. Швырнула себе грязную тряпку за спину, в камыши, уничтожая этаким способом все улики. Но вдруг у меня за затылком раздался какой-то странный, стенающий звук. Словно кто-то фальшиво дунул в дудку Йорвета. Я обернулась и завопила так, что Роше, наверное, окончательно поседел там у себя на берегу. Напротив меня с моей использованным тампоном на вздутой башке стоял утопец. Он был чуток ниже меня ростом, но своего шарма от этого не терял. Как переизбытком крема от загара, он был сплошь обмазан слизью. У него под мышкой я увидела прогнившую дырку. Очень заманчиво. Чудовище шевельнуло выпуклыми, как у рыбы, глазищами. Мотнуло головой, скидывая мой тампон. Жабры на нём заурчали. Я завизжала ещё громче, сорвала голос. Кинулась вверх, по насыпи, но мелкие камушки предательски спустили меня обратно под лапы утопца. Сверху уже громыхал голос Бьянки. Что и кому она кричала, я не разобрала. Но от её криков моё положение пока что оставалось без изменений. Холодная, как селёдка под шубой, лапа водяного легла мне на талию. Обхватила поперёк туловища и поволокла в камыши. Так, Роше, ты явно подкупил этого чувака. Боясь, что тварь вцепится мне в шею, как вампир, я принялась мотать головой. Нечаянно попала утопцу в глаз рукой. Монстр взбешённо закряхтел, затряс головой, пригибая меня к земле. Мы с чудищем одновременно поняли, что тащить меня в воду нет необходимости. Лучше покончить со всем, не отходя от тампона. Я попутно поймала себя на мысли, что хорошо, что передумала пописать здесь же, минутой ранее… А потом в утопца кто-то с разгона впиндюрился. Я упала, царапая через штанины колени, поползла. — Геральт! — вскричала я, оборачиваясь, но тут же моя радость стухла. Роше вдел в утопца железяку, и теперь оба стояли, изумлённо поглядывая друг на дружку. Точнее, чудище зарычало, недовольное тем, что в его и без того хрупкое тельце кто-то посмел воткнуть чужеродный объект. Капитан дёрнул руку вниз, распарывая чудовищу брюхо. Вместо возникшей крови или вываливающихся кишок его железка увязла в липкой консистенции мертвяка. — Ух ты ж… — едва ли не с восторгом выронил темерец. А потом трупоед осерчало огрел капитана лапищей по груди. Роше успел схватиться за рукоять и снова дёрнуть меч. Железо полоснуло утопца по харе, лопая чудовищу плацентные глаза. Ну а дальше возник Геральт, всегда приходящий, как истинный герой, в последний момент. Он в прыжке занёс серебряный меч и отсёк утопцу-извращенцу голову. Я бы с удовольствием поглядела, как из трупоеда вытекает клейкая жидкость, как ведьмак загребает рукой его мозг, но в тот момент я едва не заплакала по новому кругу. Роше, сидящий на земле возле утопца, скалил зубы, одной рукой давя на себе узкие борозды ран. Я подползла к нему на коленках, остолбенело выставила перед собой руки, будто не зная, за какое место схватить темерца. В голове уже мерцала красная вспышка. Такого не должно было случиться! Это же Вернон Роше! Почему его ранили?! В игре не было таких функций, как ранить Вернона Роше! Он всегда бегал как огурчик! И почему, чёрт возьми, он без своей кольчуги?! Без шаперона?! Это вообще тот Вернон Роше? — Вы все тут — ролевики поганые! — я схватилась за голову, тщась не сойти с ума. — Всё. Хватит! Заканчивайте представление, очень вас всех прошу. Это уже не смешно, ребят. А ты… ты вовсе не похож на настоящего Роше, у тебя слишком яркий костюм, и ещё… Я вспомнила мёртвого Седрика. Из глаз прыснули слёзы. — Какой отвратительный сон, — наконец я заплакала в голос. Роше с отвращением покосился на мою жалкую физиономию и сдержанно произнёс: — Больно здесь мне, а рыдаешь почему-то ты. Дьявольщина. — Не… не умирай. Рош… Роше, — я начала икать. — Да не собираюсь я помирать. — Даже не пробуй умирать… Ты не можешь умереть. Я так не хочу. Я так не играю. Не умирай, пожалуйста. — Мда, — протянул Лютик, вклиниваясь между ведьмаком и Бьянкой. — Что, капитан, не дождались Зоськи Свистушки? Роше ему ничем не ответил.***
— Поганая рана, — ответил мне Геральт. — Чёрт тебя дери, ведьмак, плесни в меня уже своей хренью, и давай заканчивать с этим, — возмутился капитан, лёжа как волосатая сосиска на койке. Как знаки маркировки качества на его правой грудине и руке синели какие-то тату-гербы и эмблемы. — Я не буду в тебя ничем плескать. Корабль едва ощутимо покачивался из стороны в сторону. У меня перед глазами всё расплывалось от выступивших слёз. Но вытирать их рукой я не думала: не хотела привлекать лишним движением чьё-либо внимание. Я сидела на сундуке у стены, неотрывно глядя на темерца. Почему я не могла поменять тампон на корабле?! Почему мы вообще встали на стоянку? Какого хрена у меня начались месячные? Почему первым прибежал он, а не ведьмак? Рассуждать уже было поздно. Бьянка нервозно взмахнула рукой. — А что тогда? Что тогда, Геральт? Ведьмак без особой ясности посмотрел в мою сторону. — Покажи мне вещи, которые ты собрала… взяла у Трисс. Я вскочила с сундука, схватила с кошелька на поясе ключ, не с первой попытки попала им в скважину, крутанула. Геральт отодвинул меня в сторону и начал раскапывать из-под вороха тряпья небольшие склянки. — Мне нужно время, — Геральт уселся на пол возле сундука, начал извлекать со своего пояса какие-то щепотки специй. — Геральт… — позвала я. — Не мешай, — грубо отозвался ведьмак. — А он… он же не умрёт от яда? Геральт не ответил, всецело отдавшись в работу. Сидел он недолго, каких-то три-четыре минуты. — Водка есть? — буркнул ведьмак. — Ржаная, сойдёт? — отозвалась с беспокойством Бьянка. — Вполне. Солдатка передала ведьмаку почти что пустую бутыль. Геральт зачем-то встряхнул водку и, откупорив, влил немного, облив пальцы, в склянку. — Все выйдите. — Зачем? — в один голос спросили у ведьмака я, Бьянка и откуда-то взявшийся Лютик. — Просто выйдите, — велел ведьмак. — Нет… я останусь! Геральт! — я подскочила к нему и слёзно уставилась на того снизу вверх. — Арья, выйди. Не тяни время. — Ты убьёшь его! Ему нельзя это пить! Ведьмак одной рукой сгрёб меня и выволок за дверь, едва ли не ударив напоследок. Когда дверь в каюту захлопнулась, Бьянка вдруг вспыхнула и быстрым шагом поднялась на палубу. Лютик остался со мной. Я села на пол и начала ждать. Я ждала криков, ругани. Но услышала лишь, как Лютик мерно тренькает по струнам лютни.***
Геральт вышел к нам час спустя. А может, и больше. Мне было достаточно проблематично отсчитывать время. Лютика успел сменить Золтан, затем вернулась Бьянка. Ко мне даже прибегал Опарыш, предлагал съесть очередное глупое яблоко. Я рассердилась на него и кинула ему же в лоб его же яблоком. — Пусть отлежится, — выронил ведьмак, глядя на Бьянку. Солдатка кивнула, затем зашла в каюту. Меня остановил Геральт. — Не лезь. Идём лучше перекусим. — Геральт, а он… живой ведь? — Живой. Так мы перебрались на палубу. Солдаты ужинали в сердитом молчании. С нашим появлением Синие Полоски заметно приободрились. А заслышав, что капитана ждёт скорая поправка, выволокли бочонок с пивом. Над рекой курился туман, тлеющий на чёрной глади. Наступил поздний вечер. Сыто квакали жабы на берегу. Плакать больше не хотелось. Бьянка совсем скоро присоединилась к нам. Она выглядела вполне довольной. Дождавшись, пока все усядутся на палубе и в достаточной степени углубятся в перебойную беседу, я обошла вдоль бортика пирующих и, стараясь не выдавать суетливости, спустилась вниз. Моё исчезновение, конечно же, совсем скоро заметят, и это будет иметь, увы, не самые хвалебные последствия. Но в тот момент я действительно считала себя неуловимой ниндзя. Каюта была не заперта, и я тихонечко зашла, лишь нелепо скрипнув доской на полу. Роше спал, устало закрыв лицо сгибом локтя. Я какое-то время постояла, разглядывая капитана в отключке. У меня возникло смутное предположение, что он притворяется спящим. Но любопытство пересилило принципы. Я подкралась поближе. Задумалась. Хм. Странно. Очень странно. Мне, конечно, приходилось видеть голых по пояс мужчин, не только во сне, ага, но всё же. Всё же что-то мне расплывчато подсказывало, что я не видела ни одного подходящего арта на Роше. Я видела его в интернете в разных позах от разных виртуозов, а тут… Тут передо мной лежал какой-то мужик. Конкретный такой, с тёмной порослью волос на груди, с ужасно волосатыми подмышками. Слегка разукрашенный блёклыми шрамами. Я слегка наклонилась, вглядываясь в налепленную ему на грудине примочку. Едва не хихикнула, представив, что примочка была на липучке, и при снятии отодрала бы Роше волосняк. Темерец вдруг горестно вздохнул, словно уловив мои мыслишки, и я едва не наложила в штаны. Но стоило мне прислушаться, как я поняла, что вздыхал он во сне. У меня отлегло от сердца. Я постояла ещё какое-то время, подвергая осмотру его тело. Если не брать в расчёт грубость и затемнения волос, то туловище у него вполне ничего. Фитнес-упражнение «набей-рожу-супостату» действительно развило его мускулатуру. Я воровски провела взглядом по ярко выраженной линии плеч, удовлетворённо кивнула. Молодец, мужик, плечи что надо. Потом заинтриговано спустила взгляд ниже, на точёные узкие бёдра. От волнения едва не потыкала пальцем в края перевёрнутого треугольника, уходящего под штаны. Теперь понятно, почему на мужских туалетах значки в виде перевёрнутого треугольника. Я присела на корточки, вытянула шею. Вблизи разглядывать рубцы и порезы оказалось даже куда увлекательней. Мне не хватало только лупы. Голос у меня над плечом едва не заставил меня отшатнуться. — Чем ты там занята? — Считаю, сколько у тебя кубиков. Раз, два, — я начала специально показывать пальцем на его живот. — Какие к чёрту кубики? А, делай что хочешь. — Восемь. Или шесть? Я не знаю, под грудью считать? — Под грудью? — сонно спросил Роше. — Вот эти, — я тыкнула пальцем ему под левую грудь. Темерец вздрогнул, будто я ему шприц воткнула, и издал вкрадчивый стон. — Щекотно?! — обрадовалась я. — Что ты вытворяешь?! Дьявольщина. Можешь меня не тыкать? Я не могу дёргаться. — Могу. Роше убрал руку с лица и недовольно посмотрел на меня. Затем бессильно откинулся на подушку, отвернул голову к стене. — Роше, ты злишься? Если злишься, то всё хорошо. — Разве? — Значит, есть силы злиться. Я рада. Правда. — Удивительно. — Что удивительно? — Сдохни я от того утопца, у тебя была бы возможность примкнуть к белкам. Ты разве не ждала удобного случая? Очень жаль, спешу тебя огорчить. Я уцелел. А потом я ещё встану и пойду снова тебя топить. Потому что не до конца уверен, что ты действительно умеешь плавать. И будет в камышах новое чудище. Куда страшнее предыдущего. — Вот ты мне тут сейчас что-то трындишь, — с улыбкой отозвалась я, — а я радуюсь. Хорошо, что ты жив. Можешь меня хоть какашкой болотной называть, ты только не умирай. Я тебя не ненавижу, Роше. — Какашкой? — Ага! — Болотной? — Ага. — Мне не нравится, как звучит. Лучше уж куропатка или… хм, а вот когда ты начинаешь ржать, то становишься похожей на тюленя, который хочет чихнуть. Я засмеялась, словно обрадованная таким аскетическим сравнением. Роше как-то странно посмотрел на меня, теряясь в догадках, здорова ли я, или у меня не только вся кровь уплыла по течению Понтара… — Ну слава богу! Живой! — повторила я. — А значит… значит, есть ещё возможность. — Возможность? — Возможность выжить мне до конца всего этого. — Рассчитываешь, что я всякий раз буду кидаться на утопцев, которым взбредёт в голову оттрахать тебя в камышах? Можешь забыть. Это был первый и последний раз. — При чём тут твои утопцы?! Я про другое. А, ты всё равно не поймёшь. Всё. А теперь ложись на бочок и засыпай. Ой, ты же не можешь. Тогда закрывай глазки. Я попробовала погладить темерца по головке, но капитан вдруг отвернулся. — Что ты затеяла? — Тебе нужно поспать, спи. Я не буду тебя больше щекотать. Даю слово. — Я глаз не сомкну, пока ты со мной в одной каюте. — Наверху холодно, я больше не вылезу. Я тут буду. А ты спи. Даже если храпеть будешь, я тебя не буду будить. — Та-ак. — Не такай. Закрой глаза. Ну. Я снова предприняла попытку погладить темерца по голове. На этот раз капитан, стиснув зубы, позволил мне почесать ему пальцем маковку. Взглядом Роше едва не поломал палубу над собой. — Да расслабься ты, — я пальцем легонько надавила ему на складку между бровей. Роше нахмурился ещё суровей. Я вдруг вспомнила Седрика. Как мы сидели с ним под деревом. Как я пыталась массировать ему виски, а его глупые косички мешались. Моя рука застыла у темерца на волосах. Взгляд я отвела в сторону, будто ожидая, что услышу голос эльфа. Luned. Роше поднял на меня глаза, выждал, понял, что я не собираюсь отходить от него. Вынудил себя сомкнуть веки. Попробовал расслабиться. Вместо этого напрягся ещё больше. Я принялась поглаживать его по коротко стриженым сухим волосам, представляя под рукой недавнего пёсика из Биндюги. Тютелька в тютельку. Сидели мы так довольно долго. Я устала прочёсывать ему всю голову, я вышелушила у него всех блох. Наконец, я ощутила, что он слегка успокоился. Потерял бдительность. Тогда я отстала от его головы и села рядом на пол. Обхватила руками коленки и снова вспомнила Седрика. Послышался глухой гром. Частый дождь застучал по палубе.***
На следующее утро я настояла на своём непосредственном участии во время лечебно-диагностических процедур. Геральт счёл, что капитан вполне годен. Тогда перешли к следующему этапу. Этап «обмажь темерца вонючей какой». Пока Роше втирал сам себе в царапины серо-зелёную жижицу, я, как любопытный ребёнок, сидела рядом и наблюдала за его терпимостью. — Больно? — Ты можешь… помолчать какое-то время? — Роше, а это правда, что ты сам из себя стрелы вынимал? — Дьявольщина. Из-за тебя надавил! Ещё одно слово, и я ткну тебе пальцем с этим говном прямо в глаз. — Это, наверное, было больно… да? Очень? Или терпимо? Когда ты мне руку проткнул, было больно. — Ты серьёзно спрашиваешь, больно ли, когда в тебя всаживают стрелу? На скулах у капитана выступил нездоровый фиолетовый румянец, когда он отёр палец о царапину. — Роше. — Что ещё?! Всё, смотри сюда. — Зачем? Темерец прицелился, наводя палец, обмазанный кашицей, мне в глаз.***
Вечером разговор продолжился. Стоило капитану усесться, скрестив ноги, на полу, как я подползла к нему с койки. — Давай я помажу. — Пошла от меня… — темерец обхватил своей пятерней меня за лицо и толкнул от себя. —. подальше. — Мне скучно. Я хочу себя чем-нибудь занять. — Поднимись на палубу. — Ага. — Попроси Яцека достать для тебя якорь. — Ага… — Обвяжи его вокруг своей ноги… — Я серьёзно. Я потянула руки к глиняной миске, от которой воняло лечебной кашицей. Роше интуитивно вырвал с пола миску, поднял у себя над головой. Бодались мы недолго. Я ткнула пальцем ему под сиську, и он сдулся. — Ой, как чмокает! — восторгалась я, жамкая пальцами кашицу. — Дай сюда. — Нет. Всё, мажу. Готовься. — А-а-ах… холера тебя подери! — Роше выпучил глаза, прикусил губу. Уставился на меня, как на врага народа. — Что? Так больно?! — Нет, блять, просто твои чуткие пальцы трогают меня за сердце. — Оу, как это мило. Ты серьёзно? — Я уже давно пожалел, что не оставил того утопца. Надо было дать ему утащить тебя в кусты. А! Дьявольщина… Нарочно? — Нет. Всё. Вот так сойдёт? Роше помолчал, как-то странно глядя мне на волосы. — Сойдёт. Только поживей. — Какой ты волосатеньки-и-ий! — А каким мне нужно быть? Лысеньким? — Ага, как мальчик. Лысенький, как мальчик. Кстати, сколько тебе лет, Роше? А? — А тебе? — Женщинам такие вопросы не задают. Это тебе на будущее. А вот тебе, наверное… Так, давай подсчитаем, — я деловито обмакнула палец в миску. — Если при первой встрече с Геральтом Фольтесту было сорок, то тебе, наверное, было… Двадцать? Стой. Ты говорил, что спился бы. Значит, больше. Тридцать? Прошло шестнадцать лет примерно. Не знаю. Сколько тебе? Тридцать с чем-то? Сорок? Хм. — Твоё какое дело? — Даже если тебе пятьдесят, ты хорошо сохранился, — я ободряюще хлопнула темерца по плечу. Роше покачнулся, как будто я его дубиной двинула. — Та-ак. — Ух ты ж отважный сеньор-темерец, — я с увлечением водила пальцем по царапинам, как следует рассредоточивая лекарство. — Раз по борделям ходишь, значит вполне ещё молод. Ага. Думаю, всё. — Смотри сюда. — Куда? Роше прицелил палец, который был испачкан в кашице.***
А на следующий вечер на палубе разыгралось веселье. В центре всеобщего внимания крутилась песня. Только когда «баллада» начала звучать по третьему кругу, до меня вдруг дошло, о ком вообще проповедь. И то лишь благодаря ржущей Бьянке под боком. — Ты серьёзно подпеваешь этой песне? — вытирая слёзы, обратилась она ко мне. — А что? Очень весёлая! Задорная! Пиратская! — Глупая! Про тебя ж горланят! Пока я думала, обо что бы обтереть руки после еды, чтобы, когда я подойду к Лютику, пальцы не соскальзывали с его горла, на палубу поднялся Роше. Поднялся он вовремя. «Грузин» только начинал прочищать горло. Синие Полоски, подстёгиваемые хмельным весельем, готовились подпевать. Пока оркестр налаживался, я подкралась со спины к Лютику, подставляя к его горлу, как нож, куриную ножку. — Стоять, падла. Твоих культяпок дело? — сипло прохрипела я ему в ухо. Лютик вскинул опасливо руки, словно его и впрямь прижучил грабитель. — Клянусь! Клянусь, что этот ужас не имеет практически ничего общего с моей… — Чё? — Понимаешь, ягодка, эти вахлаки исковеркали моё творение! — Но сырьё-то ты им сунул? Ох, Лютик, по тебе челябинские геи плачут. — Кто-о?! Я выпустила барда и глянула на Роше. Темерец как раз, ничего не подозревая, сел на палубу среди своих солдат, принял у кого-то полную до краёв кружку пива. Что-то весело выкрикнул. Сделал глоток. А потом жахнула песня. Капитан сочно выплюнул пивом в сидящего напротив Опарыша.Йо-хо-хо-хо! На борт девку подыму, Жадно попку ей сожму! Пропил я рассудок! Дьявол! Ткнул меня меж грудок!.. Ночи с ней я жду ~ Аву-у-у! Аву-у-у-у! Солью гонит поутру! Днём я с ней ублюдок, Только ночью — очень чуток… Долг мужской блюду… Их-а-а! Их-ха-ха-а! Вой приветствует луна-а! Их-а-а! Их-ха-ха-а! Морской волк испил до дна! Их-а-а! Их-ха-ха-а! Эка ведьма! Эк жадна! Иха-а-а! Их-ха-ха-а! Сгинула моя душа!