Находка для шпиона

 — Мадонна, вас вновь изволит доставать сия паскуднейшая рожа? Могу ли на него нассать?  — Не, не надо. Это ж Иорвет. Не надо на него ссать.  — Как вам угодно будет. Просить пришёл я одолженья. Извольте выслушать?  — Изволю. Сезон первый, эпизод восемнадцатый. Разговор Арьи и Ферреро.

Она лежала на песке и грелась на солнышке. Женщина была ещё молода, но лицо её выражало отчаянную скуку. От господа бога ничто не укроется, и он сразу увидел, что эта женщина скучает от безделья. Тогда он, по безмерной доброте своей, вынул из глубокого кармана горсть блох и бросил их на женщину, говоря: — Женщина, праздность — мать всех пороков. Вот тебе занятие. С того дня у женщин завелись блохи. И от нечего делать они развлекаются тем, что ищут у себя блох. Французская сказка «Откуда взялись блохи»

Клочок бумаги из тубуса Лютика (почерк путанный, разгонистый) Variatio delectat. Ad futuram memoriam 1274, 7 число месяца Велен

Записано со слов боевой девы по имени Бьянка (ad informandum)

      … Нда. Штуковину эту мне Арья оставила. Она её просто забыла, мне так думается. На днях мы сидели с ней, лялякали. Она при себе эту причуду и держала, всё крутила, вращала, что-то про «фон» толкала, ещё про гром и молнии. Я как-то и не вслушивалась. Она ведь вечно о своём лопочет. Вот только потом она ушла, а эту хрень и оставила. Ну, я забери, думаю, потом ей возвращу. А то мало ли.       Но тут давеча Арья и пропала. Нда. Зачем-то рванулась вдогон за Геральтом. Она всегда чудаковатой была: хотела франтить, у всех на виду быть, но на сей раз уже перегиб. Хотя порой её бравада вызывает у меня искреннее восхищение, нда. А эту штуку её я так за пазухой и носила. Вот до сего утра. И пса своего она, видать, тоже на меня оставила. Я про эту шелудивую дворняжку, которую она назвала именем Роше. Славный пёсик. Хм, я вот думаю, а не взять ли нам его на «Персифаль»? Корабельный пёс нам бы пригодился, вот только капитан наверняка против выступит, швырнёт ещё бедолажку за борт. Нда, так о чём это я? Про причуду Арьину. Ага.       Вспомнилось мне тут, что с помощью этой причуды Арья всё пыталась связь наладить с кем-то. Говорила, что с помощью этого «бруска» можно связаться с человеком на расстоянии. Ну, я села и давай эту хрень в руках вертеть. Долго я с ней, чёрт подери, провозилась. И вдруг, гляжу — мерцает! В руке моей вот так вот взялось и засияло. Ожил артефакт, думаю. А ведь я даже понять не успела, каким-таким фокусом я его расшевелила. Нда. Я, значит, подношу его к лицу и говорю: «Арья! Эй!». Отвожу руку, вот так примерно, и снова зову. А артефакт как светится, так и светится, и ничего больше не происходит, чёрт его подери.       Я, значит, пытаюсь вспомнить, что ж там такое Арья всё твердила. Начинаю рукой с артефактом вокруг себя обводить, пытаюсь, как она показывала — связь поймать. Но связь как-то не ловится, чтоб ей пусто было. А я уже нелепо себя чувствовать начинаю, как дура последняя. Нда.       Значит, пока скачу, как коза, ко мне наш Роше и подходит. Видит, как я выплясываю на месте, будто меня блоха покусала, и как давай на меня за это кричать. Последнее время с ним тяжело приходится: никак Арью от сердца оторвать не может, от этого и злится. Гожий некуда.       «Ты чем тут, блять, заниматься вздумала? Вши заели? Заели, то иди на огне их выпарывай, и прекращай изъёбствываться! Всему тебя учить нужно?!» и всё в таком духе кричит.       А я ему на то: «Ничего ты, Роше, не понимаешь! Ты мне не отец, ты мне тут не указывай!»*       А он как начнёт лютовать в гневе, ка-ак даст мне по башке. Мол, командир я твой, сейчас получишь у меня… Вы, бабы, только мандой думать и умеете! Кхм, это я так. К делу.       Нда. Немного мы с ним побранились, и тут уже я ему в нос Арьину штуковину сую, как туз из сапога в последний черёд. Ха, сразу присмирел, злодеюка.       Выхватывает у меня из рук этот вахлацкий брусок и давай из себя знатока по делам магии строить. Так-то, нечего белым светом мутить! Кхм. А за то время, ну, что мы собачились с ним, артефакт уже и иссякнуть успел.       Ум хорошо, а два — ещё хуже. Роше, значит, эту хренотень и сяк и эдак. Нда. Он, конечно, мужик смышлёный, но в некоторых делах тупо в стену утыкается носом своим.       Я ему, значит: «Арья ж всё ходила, с каждым встречным к этой штуке лицами прикладывалась! С тобой, командир, уж и подавно. Должен был запомнить, как ею пользоваться, этой штукой-то».       А он мне: «С каждым встречным — да! А вот со мной, представь, блять, нет! Шельма». Э? Да не меня назвал, её. Арью, говорю. Совсем с горя тронулся.       Постояли, значит, мы ещё какое-то время, поспорили. А я вдруг вспоминаю, что Арья время от времени к уху прикладывала эту херь и вид делала, будто ждала всё, что сейчас эта безделушка ей к уху и присосётся. Я это Роше и говорю. Ну, значит, он ворчит, вот только всё-таки понимает, что иных предложений нету, а он в этих магических делах мелко плавает. Шапку снимает, значит, прижимает артефакт к уху. И ничего. Нда. Роше снова злится, уже пущее прежнего. Побаиваться, значит, начинаю, что вот-вот он расхерачит Арьину штуковину. А мне это надо? Чтобы потом ещё виноватой выставляться. Нда.       «Это мощный артефакт! Не маши им, Роше!» — я, значит, ему.       «А что, блять, ты мне предлагаешь с ним делать?! В зад себе сунуть?! Дьявольщина. На кой-лад ты мне это вообще показала?! Выброси. Нет, я выброшу, а то вы, бабы, любите всякую херомантию у себя складировать» — он мне на то. Да-да, так и говорит.       «Ничего ты, Роше, не понимаешь! Я как-то видела, как она с этой штукой обращается. Осторожно, ласково. Это магический предмет, Роше. Не стоит его недооценивать. Давай я попробую. С ним, уверена, ласковее нужно быть» — заявляю.       «Да я ласков, как Беллетейское солнышко, блять!» — он мне на то.       Я, значит, смотрю на него и такая: «Славненько. Тогда давай, Роше, согрей своей неповторимой лаской эту хуёвину, раз ты в состоянии это провернуть, и хватит уже тянуть кота за яйца!».       Ну, и что ты думаешь? Командир, зубами скрипя так, что аж глушно за версту стало, и начал эту штуку поглаживать. Я, значит, хохотать начинаю, говорю: «Капитан, ты бы так не напрягался, а то пупок с натуги развяжется…».       А потом тут ка-ак жахнет! Ка-ак заклокочет! Бу-бух! Бац! Как-то так. У меня аж сердце чуть не лопнуло. А Роше вот выстоял, не дрогнул даже. Стойко в портки наложил, стервец. С катушки не снялся.       «Что происходит?! Что это за ужасный звук?!» — спрашиваю.       А Роше сам, судя по его физиономии, хер знает. А в шуме, значит, голос слышится. Злой голос, истеричный. Женский, кажется.       Хватаю, значит, я артефакт и давай в него кричать: «Арья! Арья! Это ты?!»       А в ответ какой-то шум непонятный, грохот, стрёкот. И голос чей-то всё без устали орёт, что аж страшно становится: «Миз-зе-мизери!»*. Как-то так. Чужой язык, ни разу не слыхивала.       Роше мне такой и кричит, силясь этот вопль перекричать: «Что-то мне, блять, подсказывает, что на связи Нильфгаард».       Я ему, мол: «Сделай ты что-нибудь! Как это прекратить?!».       А капитан сам не знает, что делать-то. Начинает в руках сызнова эту штуковину вертеть. А на шум уже Тринадцатый подходит, видит артефакт, со знанием дела берёт и… чертовщина! Вопль умолкает.       «Девка та», — говорит, значит, Тринадцатый, — «Ещё во Флотзаме шарилась из угла в угол с этой гуделкой. Подсела как-то ко мне разок, говорит, давай, дядя-гузин, „сфыкаемся“. А мне ж любопытно стало, это ж что за словцо-то такое. Она и показала. Сюды вон тыкать, говорит. И „кэмра“ вылазит. Вот, капитан, ваше рыло, гля».       На словах этих крик обрывается и артефакт будто в зеркало обращается! Роше к носу подносит, нюхает, будто учуять подвох могёт. Я смотрю, значит, и если глаза меня не обманули, то там действительно — командировы ноздри отражаются! Да так чётко, нда.       «Дьявольщина», — говорит Тринадцатому Роше, — «Она что, и с тобой этим артефактом пользовалась?! Придушить бы её, блять»       А Тринадцатый со знанием дела ему и говорит: «Чудная табакерка, капитан. Мгновения останавливать умеет. Девка ваша занесёт её над головой и как скажет — остановись, мгновение! Ты прекрасно! * — таково и происходит. Не верите?» — говорит и показывать уже начинает, — «а вы вот сюда палец приставьте».       Мы с Роше смотрим, а артефакт в маленькое такое оконце обращается. Смотрю и вижу — Арья! Лицо только одно, как на рисунке, только взаправдашнее, а рядом ведьмак! Тоже взаправдашний!       Гляжу на капитана, вижу — лицом каменеет, глаз от морока не отводит. Молчит, о своём думает. Мы с Тринадцатым тоже молчим, не лезем. А потом командир возьми, да пальцем проведи — прямо по рисунку, где лицо Арьино. А морок возьми, да сменись! Вот уже «мгновение» такое, где она и чародейка рыжая, которую убийца королей забрал ещё во Флотзаме.       Артефакт, значит, Роше у себя у руках держит, а я пытаюсь «мгновения» «перебирать». Провожу пальцем осторожно по гладкой поверхности артефакта, а «мгновения» сменяют друг друга один на другой. Поразительно! От всего сердца заявляю, поразительно. Раньше, когда Арья артефакт этот показывала, я и думать не думала, что нечто дельное это может быть. А тут — вон. Она «мгновения» «крала». С нами всеми. Вот тут и ведьмак, и ты, бард, и эльф, тот, живой, взаправдашний, который во Флотзаме погиб, друг её, и я, и ребята. «Мгновение» за «мгновением». Понял, о чём я толкую? Ага.       «Остановись, мгновение» — говорит Тринадцатый, вспоминая её слова, «ведь ты прекрасно»       «Дьявольщина, со всеми успела…» — рычит Роше, а взгляд не отводит, смотрит внимательно.       Тринадцатый отходит, по своим делам куда-то. Остаёмся с командиром нашим вдвоём.       Удивляюсь тут, значит, а почему это, в самом деле, Арья с ним ни одного «мгновения» не создала? Странно это. И тут, будто в ответ, начинает морок меняться, и вижу я уже командира. Но не лицо его одно, как в прочих «мгновениях», где ещё Арья есть, а просто. Вот Роше идёт, вот сидит, вот курит. Вот умора! Не выдерживаю и говорю, мол, столько пустых «мгновений» Арья попусту «остановила»! Ничего толкового — один Вернон Роше.       Командир на это ворчать начинает, уже за меня принимается «мгновения» переводить своим уже пальцем, быстро так, будто быстрее себя «пройти» хочет.       «Юродивая, что с неё взять», — говорит, важничая, но я-то вижу, как довольно ухмыляется.       Смеюсь, значит. Весело отчего-то становится. Но тут что-то будто происходит. Он перестаёт «мгновения» просматривать. И по лицу его я понимаю, что нечто дурное он увидал. Заглядываю скорее в «артефакт». Смотрю, а понять не могу — кто эти двое, что с Арьей рядом в «мгновении» возникшем? Первая мысль у меня, что «мгновение» это ещё «далёкое», старое. Но потом понимаю, что хронология событий в «мгновениях» соблюдалась до этого, и всё было в порядке. Значит, на днях Арья этих «людей» встречала.       Что? Кто там был? Ведьмаки были. Взаправдашние, незнакомые. Глаза у обоих мерцают, будто белые блики. И рожи гнусные, звериные. У одного оскал, у второго прищур. И Арьино лицо посерёдке. Улыбается она, и ничего необычного.       А на груди у одного из ведьмаков кулон виднеется. Такой похожий Геральт носит. Только у того, незнакомого, кулон змеиный.       Как у убийцы.       А потом артефакт гаснет…       Так что вот так, бард. Как тебя там? Цветик? А. Лютик. Так что вот так, Лютик. Это всё, что я могу тебе сказать. Сомневаюсь, что ты можешь быть к этому причастен, но Роше придерживается своего мнения. Он позволил вначале мне переговорить с тобой… Только вот, боюсь, если ты мне так толком ничего и не скажешь…

***

      — Он вообще представляет, кто у меня муж?! Да он его порвёт! Голыми руками порвёт, как Тузик грелку! И это я не преувеличиваю! Он в натуре у меня ёбнутый.       Сайлес деликатно помалкивал. Выглядел полуэльф чуточку встревоженным. Его невзыскательная поза красноречиво свидетельствовала, что он о чём-то тревожно размышляет — согнув одну руку и выставив на неё вторую, подставляя ладонь к подбородку. Ей-богу, как красная девица пригорюнилась! Неужто ему жаль того извращенца?       — Пиздец какой-то! Он же… он же меня лапал! — я показательно сгребла себя за грудь.       Сгладить интимность жеста помогла прочная кожаная куртка с чёрным бархатным воротом. Эту куртку мне добыл Сайлес, обменяв по моей просьбе на неё мои облезлую тунику и ржавый меч — эти вещи мне всё равно были ни к чему. А в кожаной куртке было не только тепло, но и мягко. Ещё козырным фактором выступало то, что куртка сочеталась с бобровой шапкой. Мне так думалось.       — Сколько в этом дебильном мире извращенцев! Мелкий сучонок…       Сайлес перевёл взгляд на мою грудь, и что-то в нём ёкнуло. Он невпопад мотнул головой, будто разминаясь перед пробежкой, кашлянул. Я с недовольством уставилась на него впритык. Его молчаливое присутствие и нехватка с его стороны всякой рода поддержки начинали меня нервировать.       Вместе с Сайлесом мы тёрлись в комнате, отведённой мне и Геральту в «Котле». Комната располагалась на втором этаже, и это никак не влияло на то, что в ней вовсе не было оконцев. Скромный интерьер в краснолюдском вкусе: койка, сундук, стул, уютный камин, обложенный камнем, и пара-тройка ковров из шкур коров. На одной из таких шкур, бело-чёрной, я как раз сидела, будучи на койке. Шкурка была плотной и раскидистой, но на ощупь — будто тонкой и рвущейся. Мне доставляло удовольствие гладить её против и вдоль шёрстки. А ещё нравилось периодически вскакивать и носиться по просторной пустой комнате, похрустывая еловой стружкой на полу.       Что же касается Сайлеса, то тот также успел привести себя в приличный вид. Когда я проснулась тем утром после нездоровой спячки, полукровок уже выглядел иначе: смыл многодневную грязь, приоделся в куртку из тёмно-зелёного сукна, нацепил на спину колчан со стрелами, украшенные белыми перьями. На боку у него солидно болтались меч и кинжал. Можно подумать, полукровок вернулся в строй к скояʼтаэлям.       И только его медно-красные волосы были по-прежнему отросшими и лохматыми.       — Да кому нужны твои… ой-ей, трюфель, хватит придуриваться! С чего ты вообще решила, что тебя там кто-то лапал?! — возмутился Сайлес.       — Я же говорю, — терпеливо повторила я, — там был низушек! Он меня выволок из этой чёртовой бани, а перед этим… А! Он! Блять!       Сайлес от моего внезапного выкрика подскочил, напряжённо взмахнул руками.       — Ну?! Ну «что»? Ничего он не делал!       — А ты откуда знаешь?! — огрызнулась я. — А я вот тебе говорю — я эту кудлатую рыжую башку запомнила!       — Башку? — неуверенно переспросил полуэльф.       — Ну да! У меня там вообще всё плыло перед глазами, ещё пар этот! Но рожу этого пиздюка я запомнила!       — Ну-ну, — раздосадовано иронизировал Сайлес, пунцовея от волнения.       Фыркая, я помотала головой, пытаясь прогнать смущение. Стоило мне представить, что какой-то противный карлик тёрся об меня своим носом, пока я была в отключке, как мне тут же хотелось воззвать мысленный образ того, как Роше отколачивает его о скалу! Упоительное зрелище!       — Мелкий пиздюк, — огрызнулась я. — Я приняла его за Барсика.       — Е-э?!       — За моего кота.       Я ожидала враз схлопотать от Сайлеса язвительный ответ, но тот как-то подозрительно молчал. Можно подумать, ему наскучила моя болтовня.       Сделав глубокий вдох, я попробовала вернуть себе устойчивую психологическую кондицию.       — Пусть только попадётся мне на глаза, этот пигмей вонючий!       — Вонючий? Ты его так тщательно нюхала? — у Сайлеса вновь запершило в горле, он попробовал сглотнуть хрипотцу в голосе. Когда он успел простудиться?       — Да никого я не нюхала! Блядун масеписечный! Это он меня нюхал! О-он! Ему несказанно повезло, что здесь нет моего мужа!       — Мужа?! Только не говори, что какой-то amadan позарился на такой неуклюжий гриб, как ты! — кисло усмехнулся Сайлес.       Я гневно шибанула в него взглядом, и полукровок сызнова кашлянул. Выглядел он и в самом деле нездорово: горячечный взгляд, красные щёки, сбивчивые жесты. Точно подхватил местную хворь! Лишь бы ко мне с него не перекинулось.       — Как ты его назвал? — строго спросила я.       — Кого?       — Мужа моего!       — Недоумком, — буркнул полуэльф.       — Тогда ничего страшного. Иначе, — я сунула ему под нос кулак, — я бы тебе врезала. Усёк?       Сайлеса напрягла моя угроза, что не могло не удивлять: полукровок был выше меня и явно крепче, и что же всё-таки помогло ему поверить в праведность моих чувств — не понятно. Наверное, я и впрямь выглядела в этот момент грозно. Даже стоя перед ним в бобровой шапке.       Сайлес сцепил губы, растягивая рот в недовольной гримасе. Затем без энтузиазма заявил:       — Да кто в такое поверит. Ой-ей, муж у неё. Гляньте-ка на этот вздорный трюфель. Ещё возмущается.       — Вообще-то, с рациональной точки зрения, я — вполне себе нормальная баба! Сам вот всё твердишь — трюфель то, трюфель сё! А трюфель, да будет тебе известно, бармалей эгоцентричный, самый дорогой и вкусный гриб! То-то! Съел?! Накося выкуси!       — Ага, то-то свиньи только трюфели и хапают, — пробубнил полуэльф, не решаясь взглянуть мне в лицо.       — Та-ак, ты продолжаешь?! Продолжаешь моего мужа хаять?! Да он тебе за такое рожу бы начистил, — уже спокойней пригрозила я, тыча пальцем бармалею в нос.       — Ну-ну. И кто же этот невезунчик, за которого ты выскочила?       — Куда я выскочила?       — Замуж, пустоголовый ты трюфель.       — А вот не скажу! У него работа, знаешь ли, с военными делами связана. Не собираюсь я направо и налево разглашать…       — Тогда не словоблудствуй. А то муженёк по заднице надаёт.       — Да он уже по любому надаёт, — стушевавшись, промямлила я.       — Фу! Мерзость какая. Знать не желаю подробностей, — вспыхнул Сайлес, всплёскивая руками. — Картина маслом — какой-то старый пидорас дерёт по заднице трюфель! Блевать тянет.       — С чего ты решил, что он старый?! — едва не ляпнула в довесок: «как ты догадался?!».       — Да только у старого маразматика из бюрократов на тебя… кхм. Только такой захочет с тобой лечь.       — Какой ещё, блять, бюрократ?! Ты вообще сейчас о чём?! Ты чумку подхватил? С чего тебя так кроет?! — я попробовала потрогать полуэльфу лоб, но Сайлес резко отшатнулся. — И чего ты на меня въелся-то?! То «коалиция у нас», «давай выпьем», а то обзываешь последним словом и ещё мою интимную жизнь смеешь обнародовать!       — Несёшь какой-то вздор! Не стоило с тобой связываться. От тебя одни неприятности. Да-да, я просто не понял этого с самого начал — от тебя лучше держаться подальше! Ты не просто сумасшедшая, ты — наглая паршивка!       — Да что с тобой?! Тут вообще-то я должна злиться…       — Знаешь, что я тебе скажу?!       — Ну.       — Иди-ка ты, трюфель! Я сыт тобой по горло. Как только Йорвет тебя не прикончил сразу?! Подозреваю, насколько было велико его желание тебя удавить.       — А сейчас обидно было. Эй, рыжик, да что с тобой вдруг случилось? Не шипи на меня!       Сайлес обозлённо прищурился, и лицо его приобрело какие-то лисьи черты. Я бы не удивилась, заложи в этот момент полуэльф уши назад, как рассерженный рысак.       — Почему я вообще тут с тобой сижу? — прошипел он.       — Может, потому что тебе скучно?       — У меня полно и прочих дел! Мне некогда с тобой тут торчать.       — Ну и почему ты тогда со мной тут торчи-ишь? — с издёвкой дублировала я его вопрос, когда он повернулся ко мне спиной, собираясь уходить.       — Потому что мне некуда идти! — распалённо воскликнул полукровок, так и не обернувшись.       Прежде чем я успела опомниться и окликнуть его, Сайлес уже хлопнул за собой дверью.

***

      «Котел» я покинула вслед за Сайлесом. Вначале я планировала спуститься в таверну, чтобы найти там убежавшего полукровка, но его там не оказалось, как и не оказалось никого из знакомых мне краснолюдов.       Над Вергеном светило мутно-белое солнце, дрейфовали светлые облака, было где-то около полудня. На одинокой улице подле «Котла» хандрил таинственный торговец в конусообразном колпаке и круглых очках. В гору шла пара рабочих-краснолюдов. И больше никого. Был разгар дня, а город будто спал. Я догадалась, что местные жители в это время предположительно должны были быть на работе.       Я прощупала внутренний карман куртки и, как следовало того ожидать, не нашла ни гроша. Но так как мне заняться было всё равно нечем, я решила набраться наглости и подойти к торговцу.       Торгаш показался мне знакомым, и вовсе не потому, что мне приходилось видеть его в мониторе компьютера — он оказался точной копией торговца, разместившегося в лагере проституток. У того самого, которого я пыталась выкупить «волшебный» табак для Роше.       — День добрый, — отсалютовала я.       Торговец смерил меня равнодушным взглядом и причмокнул кончиком курительной трубки. Табак у него пах отвратительно. Я предположила, что табак был тем самым, «волшебным». Хорошо, что мне не хватило в тот раз денег на его покупку.       — Извините… мы с вами раньше не встречались? — добродушно спросила я.       Торгаш покачал головой, не вынимая изо рта трубки.       — Тогда… может, у вас есть брат? Ну, брат-близнец? Что вы на меня так смотрите?! Я говорю серьёзно. Совсем недавно мне приходилось видеть одного торговца, выглядящего в точности, как вы! Я не шучу. Он предлагал мне всякие вещицы, как например, этот табак. Кажется, я узнаю запах.       Дядька встревоженно вскинул кустистые брови. Одно стёклышко его очков было надтреснуто, и за счёт этого его взгляд показался мне сумасшедшим. Торговец поспешно вынул трубку изо рта, кашлянул дымом и принялся показывать мне какие-то жесты. Жесты были поразительно быстрыми и чёткими, будто тая в себе скрытый особый смысл. Так оно и было в действительности — я вспомнила, что торговец в лагере изъяснялся языком жестов.       — Вы пытаетесь мне что-то видимо объяснить, — догадалась я. — Я не совсем… понимаю. Я не знаю, как с вами так разговаривать. Да прекратите же размахивать руками, как идиот!       Торгаш сделал глубокий вдох, вынуждая себя угомониться. Выглядел дядька взволнованным. С еле сдерживаемым беспокойством он принялся медленно демонстрировать мне какие-то знаки. Я покачала головой.       — Не понимаю, сорян.       Торговец ударил себя по лбу и едва не сломал на носу очки. Пока я в недоумении наблюдала за ним, он залез в свою сумку у себя на поясе, где хранил свои товары, и извлёк с пылкой поспешностью какую-то доску. Доска была деревянной и испещрённой какими-то рунами. Не с первой секунды, но я всё-таки узнала в рунах язык здешнего мира.       — Я не умею читать, — расстроила я торгаша.       Дядька едва не задохнулся от отчаяния. Ещё бы чуток, и он разбил бы доску о колено одним махом. Торгаш пораскинул мозгами и предпринял очередную попытку указать мне на «руны». Водя подрагивающим пальцем по закорючкам, он принялся одними губами произносить буквы. И хоть он указывал мне на доску, я решила, что спорее будет следить за его ртом.       — Гы-дэ, — я начала медленно зачитывать его мысли вслух, — гы-дэ? Гы-дэ мы… ты? Где ты уитэла тофо че-элофека? Где ты видела того человека?!       Торгаш рьяно хлопнул в ладоши.       — Постойте, дядь, не суйте мне в нос свою доску! Давайте я лучше по губам попробую. Ага. Ага… Так он ваш брат?! Серьёзно?!       Торгаш начинал приплясывать на месте. Из таинственного странствующего интеллигента этот дядька вдруг превратился в странствующего скомороха. Колпак учёного потерял всякий смысл и выглядел теперь, как шутовской колпак. Торговец был серьёзно обрадован, заполучив от меня надежду, и эта надежда делала из него абсолютно другого человека.       — Я видела его по ту сторону мглы, — торопливо начала объяснять я: волнение торгаша передалось и мне. — Не верите?! Но я говорю правду! Я пришла в город вместе с ведьмаком. Что? Да-да, Геральтом из Ривии. С ним. Откуда вы узнали?! Что? Весь город прослышан? Эгей. Что? «Как»? Как мы прошли? А! Как поживает ваш брат! Хорошо поживает. Торгует. Я у него купила соль. Да, он здоров. Дядечка, скажите… то есть, кхм. Вы его ищете? Да не глотайте же вы слова! Помедленнее! А-а, мгла. Это всё из-за мглы? Вы потеряли друг дружку из-за мглы? Понятно. Не волнуйтесь, скоро ведьмак снимет заклятие. Думаю, ваш брат сразу же вернётся. Вам стоит оставаться в городе, тут безопасней. Что? Я не понимаю. Не отмахивайтесь!       Торговец выдохнул полной грудью и присел на деревянный заборчик, ограждающий карьер. Взгляд его мечтательно устремился в облака. Он стал выглядеть как человек, который наконец-то обрёл спокойствие за очень долгое время.       Я почувствовала укол зависти, но его тут же заглушило чувство заботы и радости за этого незнакомого проходимца.       Торгаш вспомнил обо мне не сразу, но я никуда не спешила уходить, и вскоре он начал сызнова мне что-то втолковывать.       — Я не понимаю.       Дядька откинул верх сумки, запустил туда руку и извлёк на ладони достаточно крупный круглый свёрток.       — И что это? Камень? Зачем вы таскаете с собой булыжники?       Торгаш бросил воровской взгляд по сторонам, пригнулся, тщась скрыть предмет, как ценное сокровище. Он медленно развернул тряпку и протянул мне руку. Вначале я решила, что дядька показывает мне уголь, потом — что драгоценный камень. От испуга у меня даже прервалось дыхание, но следом моё сердце предательски ёкнуло, вынуждая вспомнить, где мне приходилось видеть эту вещь.       — Это… камень снов? Один из камней, которые охраняют гарпии?       Торговец прижал палец к губам и нахмурил брови.       — И что в нём за сон? — шёпотом спросила я, проницательно глядя ему в лицо.       Дядька покачал головой. Он не знал, ему это было не столь важно.       — И зачем вы его вытащили?       Торговец аккуратно передал мне в руки камень. Моя покалеченная рука едва сгибалась, но мне удалось удержать подношение. Я осторожно покрутила камень, рассматривая его заострённые углы. Предмет будто был испачкан в земле, не удивительно, что вначале я не признала в нём никакой ценности — как кусок льда, в котором застыла чёрная грязь. Но если было покрутить камень в руках, наблюдая, как играет на свету остроганная поверхность, можно было подумать, что держишь дымчатый кварц*.       Предчувствуя подвох, я начала отнекиваться.       — С ума сошли?! Предлагаете мне таскать этот булыжник с собой?! На хрена? Что? Пла-тать? А, благодарность. В благодарность? Кому? Мне?! Да вы с ума сошли. Как я его просматривать буду?! В нём нет проёма для USB. А ничего другого предложить не можете? Вот же! Дядь, ну вы даёте. Я не возьму.       Торгаш внимательно посмотрел на камень, а потом с серьёзнейшим видом сделал какой-то жест, видимо, обозначающий, что возражений он от меня не примет. Затем он снова взялся за доску с рунами и указал мне на неё пальцем. После долгих мытарств дядьке всё-таки удалось истолковать значение оного подношения. Видите ли, сегодня утром он видел, как куропатки вели себя странно и счёл это за знак. И знак подвиг его на щедрость: торгаш решил избавиться от предмета, который имел непосредственное отношение к пернатым — от камня гарпий.       Каков прохвост! Лишь бы сбагрить мусор.       — Знак?       Торгаш кивнул.       — Мне?       Дядька вновь кивнул, два раза и быстро.       — Ну, ладно. Если бесплатно, то возьму. Хм.       Я попробовала куда-нибудь пристроить камень — подарок едва влез во внутренний карман, и теперь выпирал бугром. Как третья сиська.       — Супер.       Торгаш запустил руку себе в карман кафтана и в очередной раз что-то извлёк. Я приготовилась вновь артачиться, но дядька протянул мне маленький бумажный свёрток, от которого пахло чем-то сладким.       — Что это? Надеюсь, не фисштех?       Торгаш безмолвно рассмеялся, но головой для уверенности покачал. Он открыл рот и указал туда себе пальцем, намекая, что этот его подарок вполне пригоден для употребления вовнутрь.       — О, а вот это мне уже нравится. Спасибо. Что? Почему вы качаете головой? А? Ах, да. Прощайте.

***

      Камень тёрся о тело всю дорогу, вынуждая меня периодически смещать его у себя в кармане. Но как бы я не изъёбствовалась, «подарок» противно выпирал и портил весь мой стильный вид.       Районы эльфов встретили меня молчаливыми угрюмыми взглядами. Бойцы Иорвета не лезли ко мне с ножами, но и проявлять вежливость и показывать мне здешние достопримечательности они не спешили.       — Что ты думаешь о Драконоубийце? Ты веришь ей? — глухо донёсся мужской голос.       Единожды мне захотелось притаиться и подслушать разговор двух эльфов, но кажется, что они были в курсе моего присутствия. В любом случае, эльфы решили сделать вид, что им нет до меня дела.       — Я верю Иорвету, — приятным голосом ответила эльфка, отдыхающая возле ступеней.       — Помнишь… синие горы. Те времена, когда мы гуляли там ещё совсем детьми? — с весёлой тоской произнёс её собеседник.       — Помню. Ты звал меня Незабудкой.       — Да, верно. Ты очень любила эти цветы, всегда вплетала их в волосы…       — Я и сейчас их люблю, — эльфка улыбалась.       Я попятилась, покидая угол, вернулась обратно на тропку. Разговор эльфов не шёл у меня из головы. В мыслях просыпалась знакомая песня, что-то про синие горы. Как раз про них… Но внезапно меня что-то отвлекло. Я вдруг вспомнила наши распри с Роше и тотчас же прыснула со смеху. «Ты звал меня Незабудкой, как же» — усмехнулась я, — «Помнишь, ты назвал меня юродивой, потому что я очень любила помёт гарпий, который ты мне приносил, хм»! Суровая жёсткая романтика — это тема. А от ваших цветочков и ужимок только скулы сводит!       На самом деле весёлость моя выдалась плюгавой, я ощутимо поддавалась грусти. В любой момент готова была сесть на крылечко и пригорюниться. Почему-то в мыслях возник давнишний разговор с Геральтом и Роше…       — Саския? Обычная баба, — установил Роше.       Я неприлично засмеялась. Капитан и Геральт встревоженно повернулись ко мне.       — Обычная баба? Ну-ну, — я утёрла пальчиком слезинку в уголке глаза. — Да она тебя вверх ножками откинула!       — Та-ак.       — А-а, ну да, вы ж не в курсе, — я деловито закивала головой.       Ведьмак глянул на капитана, после вновь повернулся ко мне. На его бледном, нездоровом, как сказал бы Лютик, лице пыталось возникнуть выражение удивления. Но с мимикой у Геральта было туго. И лишь его брови, меняющий угол наклона, выдавали его содействие в разговоре.       — Я так угорала, когда первый раз игру проходила, — с весёлостью продолжила я, — ты такой ходил-ходил, весь из себя крутой, а тут она такая сверху на тебя — пш-ш, и тебя как сосиску сдуло…       — Сверху? — притворно испугался Геральт.       — Сосиску?! — без шутовства подхватил Роше.       — Давайте! Попробуйте угадать, когда вам двоим приходилось встречаться с… — я вдруг осеклась, испуганно уставившись в земляной пол.       — В чём дело? — Роше обеспокоенно опустил руки.       Возможно, мой несчастный вид дал им повод подумать, что я вот-вот начну задыхаться в очередной раз.       Я судорожно попыталась привести мысли в порядок. Если рассуждать здраво, а не как присуще юродивым, то, возможно, не стоит Роше знать, что тот вредоносный дракон — баба Иорвета по совместительству.       — То есть… — я попыталась напустить на себя серьёзный вид. — Я хотела сказать, что не стоит так отзываться о Саскии. И никакая она не баба. Меня ещё можешь бабой назвать. А вот Саския это тебе не… Геральт. Мне надо тебе кое-что сказать. Ты, наверное, должен знать.       Роше рассерженно клацнул зубами.       — Ага. Только не говори, что сейчас будешь меня выпроваживать из собственного шатра. Если охота побеседовать без свидетелей, оба проваливайте из моего лагеря. А что касается тебя, — капитан ткнул в меня пальцем, — если уйдёшь сейчас, назад можешь не возвращаться. Или ты считаешь, я спущу тебе всякую выходку? Хватит. Говори, что тебе известно о…       Геральт сделал предостерегающий жест рукой. Роше заткнулся, недовольно скосив рот.       — Ну? — буркнул капитан.       — Тебе не кажется, Роше, что Арья умалчивает из… вежливости. Каких-то своих соображений. Не начинай лютовать. Правд много, и о некоторых лучше не знать.       — От тебя, ведьмак, измены не ожидал, — заявил Роше. — Я глава темерского специального подразделения. И это моя работа. Моя работа заключается в выведывании правд. И в моём случае, лучше знать. Так что не пиздабольствуй тут мне.       Я с запоздалой осторожностью заметила, что раздавила в руке свёрток с угощением. Лизнула испачканный в сахаре палец, довольно причмокнула.       Когда я добралась до болотистой впадины, где располагались людские лачуги окраины, я вдруг с запоздалой тревогой отметила, что запах в воздухе приобрёл неприятный вкус — прелый, отходный. Неужели здесь всегда так пахло?       Я ожидала случайно встретить Геральта или Сайлеса, но судьба в тот день явно была ко мне не благосклонна. Мне пришлось испуганно подскочить на месте, когда кто-то ударил меня по заднице палкой. Роше?!       — Падай, Яга, я надысь тебя нагнул!       — Ась?!       От представленной наглости у меня злость комом застряла в горле. Я строго посмотрела на мальчонку с горшком на голове, тот щербато улыбался, показывая мне свой вздёрнутый грязный нос. Нос у него был испачкан глиной. До моего прихода он, наверное, играл в спасателя Малибу.       — Падай, говорю, Яга!       — Перестань! Если не выкинешь палку, я украду твой шишак.       — Не-ет! — жалобно заверещал мальчонка и решил заранее вступить со мной в неравный бой за право обладания шишаком — сызнова замахнулся своей деревяшкой.       Я невпопад нагнулась и выхватила у него из занесённой вверх ручонки палку. Горшечник завизжал, как маленький гоблин.       — Не ори! — буркнула я.       — Спусти! Спусти! — мальчонка запрыгал, тщась выхватить у меня палку, для пущего эффекта занесённую мною как можно выше.       — Отдам, если перестанешь верещать. Фу, замолчи!       — Тьфу на тебя! Тьфу! — малец попробовал плюнуть мне на сапог, но фокус не удался — слюнка бестолково сползла ему на подбородок.       — Мальчик, ты себя некрасиво ведёшь, — покачал головой я.       — Шкни! Яга…       — Не булькай, котелок.       «Котелок» надуто посмотрел на меня исподлобья, как на самого настоящего врага народа. Я с тревогой подумала о Сайлесе: эти двое были чем-то схожи.       — Ну? — терпеливо спросила я, вызнавая, успокоился ли тот.       Мальчонка собрал губы в комок, силясь не расплакаться от злости и обиды. Мне стало его жаль и в то же время жутко. Бессмысленный огонёк жестокости горел в его глазах, бросая на ещё детское лицо тень взрослого изуверского выражения. Поняв всю пагубность распри, я растерянно поспешила продекламировать стишок:       — Ты мне больше не подружка. Ты мне больше не дружок. Забирай свои игрушки. И не писай в мой горшок…       Мальчонка шутки не принял, так и остался стоять, земли в рот набрав. Я присела напротив, с неуверенностью заглядывая ему в глаза под козырьком горшка.       — Если ты больше не будешь драться, я верну тебе палку, и если захочешь, то мы сыграем с тобой в какую-нибудь игру. Любую, какую захочешь. А ещё у меня для тебя есть с собой подарок. Но если ты будешь так себя вести и капризничать, то я его тебе не отдам.       Мальчишка колебался, взгляд его тревожно метался от палки к моей бобровой шапке.       Я вкривь улыбнулась.       — Держи, — я возвратила ему его бестолковое оружие. — А это в качестве примирения. Знаешь, что такое «примирение»? Мир, дружба и фисштех.       Мальчонка остолбенело уставился на меня, во взгляде его ворохнулся испуг. Он знал значение последнего слова.       — Ой, нет… Я пошутила! Нет! Никакого фисштеха. Фисштех — это плохо.       — Мама́нька таковой грызла. Померла.       Я растерянно помолчала, подстреленная его прямотой и холодным смирением. Не нашла ничего другого, как спросить:       — Давно?       — На ту пору холодюга была. Яма не копалась.       Я помолчала. Мальчонка, накуксившись, ковырял палкой землю.       — Держи, — я протянула ему свёрток со сладостью, — это сахарный рулетик. Если возьмёшь, будем дружить.       В одно чудесное мгновение вся спесь бухнулась с мальца, он бросил палку и с детской глупой нетерпимостью потянул ручонки к угощению. Вырвав у меня из рук смятый бумажный комочек, решил всё-таки ради приличия посомневаться.       — Тёта, а эть ты туда чего не напихала? Обосрусь!       — Не обосрёшься.       — Ежели обосруся, тебя, тёта, измажу.       — Даже не буду уточнять, чем.       — Какахой.       Я начинала действительно тревожиться за то, как примет его желудок столь сладкий продукт.       Мальчонка сдвинул горшок на голове, чтобы получше видеть сказочную сахарную кулебяку. Глазёнки у него от восторга съехались к носу. Выглядел он в этот момент ужасно. Мне думалось, что малец будет долго и бережно разглядывать лакомство, но тот вдруг, как маленький зверёныш, распахнул пасть и начал с яростным упорством запихивать бумажку себе в рот.       Я с волнением бросилась вынимать обёртку у него изо рта.       — Да стой же ты! Это не надо есть! Фу! Брось!       — Ыгы-гы!       — Не говори с набитым ртом! Выплюнь бумажку!       — Ыгы-гы-э!       — Дьявольщина…       Я вытянула руку, с брезгливостью удерживая пальцами слюнявую обёртку. Мальчонка тем временем с остервенением дожирал угощение.       — Эка вкуснота! Тёта! А ишо набудешь?!       — А жопа не слипнется?       — А я ежели бабе?       — Какой ещё бабе?       — Бабушке! Много ль баб тут?! Бабушка да ты, Яга.       — Прекращай называть меня Ягой, — осердилась я. — Лучше уж тётей-Мотей. Тебя как звать-то, чудо в горш… шишаке.       Мальчонка, облизывая ладоши, протестующе покачал головой.       — А мне бабушка с негожими людьми говорила не якшаться.       — Говнюк бессовестный! Я же тебе рулетик дала! Мы теперь друзья, забыл? Не хочешь больше от меня рулетиков получать?       — Невелик проигрыш! Ты сама, тёта, чьих будешь?       «Темеровских» — едва не ляпнула я.       — Арья Старк из Винтерфелла, — гордо заявила я, желая произвести на мальца впечатление.       Горшечник сморкнулся в край своей курточки.       — О-о… а эть где ж село такое?       — Сам ты село! Это родовой замок Старков!       — А эть где?       — В Поволжье.       Тугое выражение лица мальчонки красноречиво засвидетельствовало, что горшок его не в состоянии больше был вмещать новую информацию.       Сбой программы, не достаточно памяти в жёстком горшке.       — Эгей, тёта! Энтать ты из воротил? Дворянка экая? Не схожа ты на дворянку. Брешешь! У таких баб обычно шубки разные, а ещё вещицы и жемчужницы. А у тебя, тёта, папаха мужицкая да и та обшмыганная.       — Я просто неудачно вышла замуж.       — Чхать мне, тёта, на твоё замужество. Не интересно вовсе!       — Да тут вот в чём дело — понимаешь, было это… не так давно. Полюбился мне один латник в шишаке, сдуру и выскочила. Автоматически понизилась в ранге. Из принцессы в свинью под седлом…       — Свинью? Какую свинью?       — Не забивай голову.       — У нас прежде тоже хрюшка была. Глисты заели.       — Какая прелесть.       Мальчонка закончил вылизывать ладоши, недотёписто утёр их о голые коленки и, приободрившись, посмотрел на меня с прищуром:       — Тёта, играть со мною будешь? Ажешь обещала! Обещала!       — Я на тебя обиделась. Ты же не говоришь, как тебя зовут.       — Ли́вен. Но соседские мальчишки кличут болыдрем.       Я пораскинула мозгами, стараясь припомнить, где мне уже приходилось слышать это словцо. В мыслях всплыл образ Одрина. Да-да, солдат что-то верещал про болдыря. Наверное, это разновидность нетопыря. Или не Одрин упоминал это слово? Я была уверена, что мне приходилось слыхивать об этом раньше. Что неудивительно — я ведь прошла быстрый курс молодого бойца в лагере Синих Полосок.       — Болдырем? А почему? — спросила я.       — Дразнят, почём зря. Всяческий день кричат: «Болдырь Ливен, болдырь Ливен! Вали! Вали! Ты нам противен!».       Я, сбитая с толку, немного помолчала. Ливен не выглядел сильно расстроенным, он будто и сам не понимал, что с ним происходит. Или, может, он просто-напросто уже смирился с уготовленной ему соседской детворой участью.       — Какая нескладная считалка! — нарочито с отвращением заявила я. — Тому, кто придумал эту гадость, не достаёт фантазии. А почему они не хотят с тобой играть? Может, из-за горшка? То есть, из-за твоего шишака?       Ливен с решимостью покачал головой.       — Эжь при чём тут мой шишак?!       — Ну… наверное, они завидуют твоему шишаку.       — Ничего ты, тёта, не смыслишь. Дурная ты! Но смешная.       — Нет, ну ты всё-таки попробуй в следующий раз без горшка к ним подойти. Вдруг, перестанут дразнить?       — Так шибче станут!       — Тогда… хочешь, я к ним подойду?       — На кой?..       — Хочешь, надеру этим высеркам зад? Ну, где эти гадёныши?       — Тёта, а ты смогёшь?..       — Я?! Ха! — я всплеснула рукой, словно жестом повышая тональность своего голоса. — Да я Госпожа Понтара! Укротительница строптивых троллей! Ты знаешь, что я верхом на тролле ездила? А ещё я могу предсказывать будущее! Сам ведьмак у меня будущее узнает!       — Ведьмак? Который на кулупов охотится? *       — Э-э… Да, тот самый ведьмак. А ещё я жена парня, который имеет доступ к королевской казне Темерии. Ну, раньше, во всяком случае, имел. Гроза опарышей и… знаешь, кто?       — Кто?!       — Продванст юзер, вот кто я!       — Э-э?! Тёта, ты взаправду кудесничать умеешь?!       — Да как два пальца.       — Тогда… ежели попрошу, смогёшь?! Смогёшь сколдовать?!       — Ну.       — Тёта, я хочу, шоб меня теперича болдырем не обзывали, а ишо… Чтоб под зад больше не давали! А то ак меня соседские гонют, я сюда иду играть. А тут вона эти гонют. Хочу, вон ак ты, тёта, остальные взрослые шоб были!       — Это кто ж тебе под зад-то даёт? Из взрослых кто-то?!       — А вон дают… а ишо за ухи дёргают!       — Да ёлки-палки! Пидорасы гнойные! Что за твари у вас тут водятся? А ну, малец, быстро показал мне этих ушлёпков, — я с готовностью начала закатывать рукава куртки. — И запомни, кто обзывается, тот сам так называется. Это не ты болдырь, а они — нравственные уроды с низкой социальной ответственностью.       Ливен с запальчивой радостью указал рукой куда-то мне за спину и громко, с восторгом закричал:       — А вон они! Вона! Сучары породистые! Слыхали?! Я не ублюдок! Эть вы — уродищи! Тёта ак сказала! Я тепереча ей верить стану…       Я ощутила, как дело завоняло керосином. До меня начала доходить вся скверность ситуации.       — Ли… Кому ты там кричишь? — вкрадчивым голосом спросила я у негодника.       — Эк вона! Вона! Эльфы ватажные! — запрыгал мальчонка, радостно хлопая в ладоши.       Вогнув голову в плечи, я трусливо обернулась. Привлечённый выкриками Ли, в нашу сторону направлялся районный патруль в составе двух эльфов из отряда Иорвета. У обоих наготове были сжатые кулаки.       — Essʼtuath esse! — в одном из полицаев я признала эльфа, пытавшегося поймать меня на днях. Кажется, его имя было Риан.       — Это было весьма грубо, dhʼoine, — суховато отозвался его напарник. — Ищешь себе на голову неприятностей?       Ли, заражённый моим преждевременным энтузиазмом, предпринял попытку выскочить вперёд и швырнуть в эльфов очередным ругательством, но я цепко ухватила мальчишку за ворот и отчаянно пихнула назад. Ли успел выдохнуть:       — Тошные рож…       Я зажала мальчишке рот рукой. Ли протестующе замычал, горшок сполз ему на нос, закрывая обзор.       Эльфы сердито уставились на ребёнка. Риан оскалил зубы, покачнулся, обуревая порыв злости. Товарищ его повёл себя сдержанней, лишь опасно нахмурил кустистые брови. Терпение скояʼтаэлей было на пределе.       — А! Граждане офицеры, чем могу помочь? — я натянула обходительную улыбку, вынуждая мальчишку не трепыхаться и не расшатывать ситуацию. Ли укусил меня за палец, но я стойко вытерпела фиаско, только улыбка моя смазалась и напугала эльфов пуще прежнего.       — Bloede arse! Этот брыдкий мальчишка снова шастает по округе, — высказался Риан. — Разве я не говорил тебе больше не появляться у меня на глазах, pavien?!       — Пускай бродит, где ему вздумается, — отозвался его приятель, — но то, что он сейчас выкрикивал, это чересчур. Вот как вы воспитываете своих детей, люди? Мальчишка слишком нагло себя повёл. Если вы не умеете воспитывать своих отпрысков, не перекладывайте свою ответственность на нас.       Для удобства я переместила Ли себе за спину, со шлепком опустила распятую ладонь ему на горшок. Горшок загудел, и мальчонка тихо охнул.       — Что, простите?! Не умеем воспитывать?! Кхм, да, не стану спорить. Но вот про ответственность и её перекладывание ты загнул, папаша!       — Папаша?! — от удивления у эльфа округлились глаза.       — Кaie не в меру длинноязыка, — процедил сквозь стиснутые зубы Риан.       — Да как вам не стыдно, вы, детины великовозрастные?! — я указала пальцем в безымянного эльфа.       — Que?..       — Как вам не стыдно шпынять ребёнка! Да ещё и болезного!       — Болезная тут только ты, человекообразное, — огрызнулся Риан.       — Помолчи, пока тёта разговаривает! — набравшись храбрости, осадила того я. — Ты какое вообще право имеешь тут выдрючиваться?! Ты тут кто, мэр города?! Тогда не пизди, говно ушастое. Свобода и равенство для всех, сука, понял?! Тут где написано, что твой газон, что по нему бегать нельзя?!       — Какой ещё газон, beann`chy?!       — Я спрашиваю: где сказано, что тут твоя территория?! Ты что, тут по кругу нассал?! Бегает ребёнок, ну и пускай бегает! Тебе сколько лет?! Я, конечно, понимаю, что тебе уже по возрасту пора ворчать и попёрдывать, но всё-таки соответствуй внешности! На вид ведь приличный юноша!       — Ты договоришься, человек, перестань, — покачал головой безымянный эльф.       — Самомнения этой ведьме не занимать, — ощерился Риан, хрустя костяшками пальцев. — Обрати внимание на её шапку, Дуртанг. Не знаю, где она её раздобыла, но такие похожие вещи мне уже доводилось видеть.       — Полагаешь, это действительно принадлежит ей? — без особого интереса спросил Дуртанг. — Она просто-напросто раздобыла эту шапку, не придумывай.       — Ты прав, не вижу на ней оружия.       — Сомневаюсь, что ты придерживаешься общепринятых правил чести и не бьёшь безоружных, — прищурилась я.       — Я уже убивал…       — …женщин? Ты уже говорил. Да-да. Похвастайся этим как-нибудь за выпивкой, — раздражение и злость вытесняли из моего сознания страх и инстинкт самосохранения.       — Что? Риан, когда это такое было? — с оглядкой спросил Дуртанг.       Брехун вспыхнул, взгляд его метнулся в сторону. Он снова оскалил сжатые зубы, но голос его прозвучал без должной уверенности:       — Thaess, amadan! А ты, человек, довольно насмехаться над нами!       Ли вприсядку выглянул у меня из-за ноги и громко прокричал:       — Хмыри! Хмыри ватажные!       — Хватит! Забыл, что я говорила? Не обзывайся! — осердилась я.       — Забирай этого щенка и убирайся отсюда! — ругнулся Риан, делая опасно-предупреждающий шаг вперёд.       — Иначе что?! — вспылила я. — Мы станем славным началом твоей «геройской» карьеры?! Ну, уж нет, дружок, я не хочу, чтобы меня приканчивал какой-то любитель! Я дам себя удавить только мастеру своего дела! Убийце женщин и детей со стажем… Например, своему мужу. Знаешь, скольких таких, как ты, он придушил?!       Поздновато, но я смекнула, что не стоило мне заходить так далеко. К несчастью, было уже поздно. Своими силами втянув себя в очередную неприятность, я даже не могла никого винить, кроме как себя саму.       Риан, прижжённый моими словами, гулко зарычал, порывисто хватая кожаной перчаткой меня за шею. Я отчаянно вцепилась тому в предплечья, надеясь ослабить его хватку. Дуртаг ворохнулся, будто бы не решаясь двигаться с места.       — Тебе конец, гадюка, — голос душащего меня эльфа задрожал непереносимой злобой. — Довольно ты склабилась! Недоносок будет следующим, как только…       Мальчонка выскочил, как чертёнок, и с упоением отвесил злобному эльфу пинчища. Не знаю уж, куда Ли так метко всякий раз попадал, но Риан побеждено отпрянул, утягивая меня за собой за воротник. Пока я кренилась вперёд носом, Ли сызнова успел атаковать взятого врасплох эльфа.       — Ach! Ach! — запыхтел Дуртанг, пытаясь поддеть мальчишку.       Риан звонко выругался, выпустил, наконец, мой воротник и начал поворачиваться корпусом в сторону, намереваясь перевести свой гнев на детёныша. Дуртаг тем временем уже словил мальчишку за курточку, попробовал вздёрнуть. Ли заартачился, заверещал.       — Ainmhi…       — Ух ты ж паскуда! — пропыхтела я, лихо всаживая согнутое колено эльфу между ягодиц. — Оставь ребёнка! У! Гандон!       Риан выгнулся, невпопад прикрывая зад рукой. Ли радостно зафыркал. Дуртаг почесал затылок.       — Ну! Давай! — делая подзывающие махи руками, пропыхтела я. — Вначале ж со мной, сказал, будешь бодаться! Ну?! Или силёнок только на детишек хватает? Или это у вас в отряде Иорвета — обычное дело?! Отсиживать зады в лесу, запугивая стариков и детей!       — Thaess aep!       — Аэп! Аэп! Да пошёл ты!       Я вскинула руки в оборонительном жесте, зажмурилась. Риан вцепился мне в шапку на голове, принялся рьяно трясти. Понимая, что вот-вот мои мозги взболтаются в идеальное смузи, я попробовала вцепиться в самого эльфа. Не сразу, но мне удалось сцапать его за нос. Мне захотелось попробовать скрутить ему нос в фигу — почти получилось. Риан зарычал и начал бить меня хлопками по шапке, намереваясь вбить меня в землю, как гвоздь. Я не осталась в долгу и сразу же попробовала подставить ему подножку, но эльф оказался устойчивее и твёрже стоял на ногах. Я сама едва не рухнула оземь. Только позже я пойму, что бил этот урод не в полную силу.       Конец баталии положил Бедвир. Он атаковал Риана со спины, жёстко сгрёб его согнутым локтем за шею и грубо отволок в сторону, роняя на землю.       Вместе с Бедвиром возникла незнакомая мне эльфка. Из-под тёмно-зелёной косынки у неё на голове потешно торчали мышиные уши. Однако лицо у эльфки были вполне серьёзным, а тёмные глаза пронизаны решимостью. Грубой беспечности к тому же ей придавала бордовая рубаха, запаханная лишь на пупе — белая ровная кожа в ложбинке между грудями оплошно притягивала взгляд.       Риан, не успев осесть на землю коленями, тут же вскочил, ощетинившийся, бледный.       — Bloede arse! — пролаял Риан, не сводя с предателя горячечного взгляда. — Что ты делаешь?! Вздумал защищать этих гнусных dhoine?       — Отставить, — решительно заявил Бедвир. — Показывай свои способности лучше там, на позициях, Риан. Продолжаешь смотреть, как дикий зверь? Бессовестный чёрт. Глотни табачного дыму, может, присмиреешь.       — Не строй из себя командира. Тебе никогда не стать таким, как Киаран.       Я похолодела. Киаран? Как я могла забыть о нём… Неужели, его не удалось спасти? От Ярпена мне удалось узнать, что Иорвет покинул Флотзам, захватив барку. Но могло ли так случиться, что Киаран к тому времени уже был мёртв?       — Не зазнавайся, идиот, — эльфка решительно подошла к Риану и с неодобрением толкнула того в грудь кулаком. Эльф даже не покачнулся.       — Не трогай, Гиттан, твоей бабьей трескотни ещё не хватало! — огрызнулся Риан.       — Бабьей, значит? — недовольно нахмурилась эльфка. — Полагаешь, женщины не способны встать наравне с мужчинами?       С тусклой весёлостью я вспомнила эту уверенную особу — это же Гиттан, эльфка-феминистка. Давай, сестра, дотрахай этому мерзавцу мозги.       — Glaeddyv dice, beanna, — с угрюмой тоской протянул Риан, отворачиваясь. — От твоих разговоров уши паклей тянет заткнуть.       Я подошла к Дуртангу и выдернула у того из рук мальчишку. Ли показал эльфу язык и сымпровизировал неприличный звук. Все остальные враз умолки и повернулись в нашу сторону.       — Есть ли смысл узнавать, что послужило поводом к ссоре? — вздохнул Бедвир.       — Бесчинство, — дерзостно высказалась я. — Кое-кому недостаёт не только воспитания, но и ответственности. Вам пора завязывать с национализмом. Как вам наглости хватает гнобить ребёнка?       — Вы только посмотрите на это жалкое ничтожество! — вспыхнул Риан, указывая на мальчонку. — Как можно оставаться настолько жалким?!       — Закрой рот, — велел Бедвир.       — Он всего лишь маленький человек! Он не сделал тебе ничего плохого! По какому праву ты его ненавидишь?! По праву кровной мести?! — закричала я.       Риан сделал медленный чёткий шаг в нашу сторону, встал вровень со мной. Не успела я оградить мальчишку, как эльф ударил его по голове. Мне показалось, что ударил, но тот лишь с резкостью сбил с его головы горшок. Мальчонка не пострадал, лишь перепугался до рёва.       — Человек? — прошипел эльф. — Будь это просто человеческий отпрыск, мне не было бы дела до его ничтожности. Все вы люди лишь жалкие приматы, и только смерть в ваших жизнях имеет хоть какое-то значение. Но это — самый настоящий выро…       Я даже не успела толком сжать кулак, просто ударила его по лицу здоровой рукой, едва не поломав кисть. Кожу на ладони будто обожгло хлыстом, представляю, как приятно в этот момент было самому эльфу. Риан не стал ждать момент для реванша, в следующий же миг попробовал наброситься на меня с немым рыком. Его тут же скрутили Бедвир и Дуртанг. Эльф, удерживаемый за руки, вытянул шею, силясь вырываться.       — Bleode!       Я с остервенением плюнула эльфу под ноги. Последнее время мне всё чаще выпадали случаи попрактиковаться в плевании, и это начинало мне уже потихоньку нравиться.       — Пошёл ты, сука, — буркнула я. — Тебе с этим жить. Не мне.       — Риан, прекрати! — Гиттан растерянно подошла к топчущимся на месте мужчинам, попробовала коснуться плеча Риана, но тот лишь огрызнулся.       Ли в это время не прекращал реветь, зажмурившись и вскинув нос.       — Эй, — я качнула мальчика за плечо. — Смотри. Сейчас будет фокус-покус. Хватит плакать, как девчонка! Смотри.       Я вскинула руки, прошлась пальцами по невидимым клавишам. Риан перестал вырываться. Гиттан подалась вперёд, закрывая собой нерадивого товарища от моей ведьмачьей мести.       — Трах! Тибидох! Дохс! Дохс! Заклинаю тебя, противный эльф, что будешь ты до конца своей длинной и скучной жизни ходить, как злой старикашка! Будешь вечно всем недоволен, и не будет тебе покоя. Трах! Тибидох! Дохс! Дохс! Теперь у тебя не закукарекает! Не видать тебе эрекции, как своих ушей, сука! Всё, малыш, а теперь бежим.       Я присела возле икающего ребёнка, подобрала с земли его шишак, поспешно обхватила его самого за туловище и попробовала приподнять. Мальчик оказался как самый настоящий медвежонок, увесистым и подвижным, тогда я неловко подхватила его под мышки и поволокла прочь.       — А-а! Тёта! Больно! Больно-о! — заверещал сопляк.       Я притормозила, поудобней хватая огрызка поперёк пуза, и уже уверенней потопала дальше. Не успев отойти от эльфов, я подняла голову. Передо мной вырос Иорвет. Атаман стоял прицельно у меня на пути, скрестив на груди жилистые руки. Косынка у него на голове была вздета вверх, и виден был скорбный порез на месте правой стороны лица.       Его обветренные губы дрогнули, тусклый взгляд оживился, но он так и не успел мне ничего сказать. Я подала голос первой.       — Прости, Иорвет. За Куэ прости, за Киарана. За жалость к вам прости. И за ненависть. Кажется, я ничего не могу с ней сделать.       — Вы люди столь беспечны, — равнодушно ответил атаман, не изменив остылого выражения, — ещё надеетесь на то, что мы способны верить вашим словам. Слишком много крови было пролито. Нам нет дела до вашего прощения. Ва́м с этим жить.       Я криво усмехнулась.       — Иорвет. Обычный выродок!       — За то время, что мы не виделись, тебя успели дурно воспитать. И меня это устраивает. А теперь, отдай эту вещь, — атаман указал мне на бобровую шапку.       — С какой-такой стати?! Когда это ты с белок на бобров перешёл? Тоже мне, законодатель лесной моды.       — Не испытывай моё добродушие, — Иорвет с усилием выдохнул. — Это просьба, которую передал vattʼgern. Он упоминал гробницу. Затерянное знамя…       — Тёта… я, небось, обоссался, — недовольно заявил Ли.       — Блять…       Я обречённо закатила глаза.       Иорвет, не размыкая плотно стиснутых губ, натужно рассмеялся.

***

      Бабушку Ливена звали Ану́к.       Это была настолько согбенная старушка, что когда я в первый раз её увидела, испугалась, что этот скукоженный одуванчик вот-вот надломится. Ещё больше я трухнула, когда её круглое опухлое лицо начало перекашиваться — я решила, что у бабусечки при виде меня случился приступ. Как позже выяснилось, так заторможено и усиленно Бабану́к улыбалась.       Бабанук носила умилительный желтоватый чепчик, не снимавшийся ни днём, ни ночью, длинные полосатые чулки и изгрызенную молью серую шаль. Щёчки у старушки были круглыми и будто бы мешали ей чётко разговаривать.       — Биёзовый веничек, — с какой-то маловнятной радостью сказала мне Бабанук, протягивая мне охапку сухих стебельков. Как я пойму немного позже, она просто не умела выговаривать букву «р».       — Э-э… берёзовый веник?       — Биёзовый веничек, — восторженно закивала бабусечка.       И тут я поняла, что день только начинал преподносить уготовленные мне сюрпризы. На очереди предстояло время в компании двух недееспособных личностей.       Бабанук уложила «биёзовый веничек», венец своих творений, на место, под сукно, и повела меня к столу. И тут мне предстояло ознакомиться с ещё одной её повадкой — передвигалась Бабанук с гиперпассивной скоростью маломощной черепашки. Пока она решительно и оперативно держала путь к столу, я успела спокойно оглядеть хибару изнутри и даже заскучать.       Покосившаяся хибара, в которой проживали Ливен с Бабанук, внешне представляла собой дачный сарайчик допотопных времён. В такое сооружение было даже не то, что заходить, а даже голову совать страшно. Но храбрости мне в тот день было не занимать.       Внутри хибара была неприютно пустой и серой. Декора добавляли только стёртая циновка и редкие овощи, разложенные на полках деревянного стеллажа: морковь, лук, помидоры. Напротив входной двери располагался хромой столик и котелок на треноге. В котелке что-то зловеще булькало.       Пахло в хибаре куриным помётом и вяленой капустой.       — Тёта! Тёта, я тебе стишок расскажу! — Ли стянул с себя мокрые портки.       — Не надо.

Я пойду на улицу, Там поймаю курицу! Привяжу её за хвост, Уроню её в навоз!

      Куда я попала?! За что? Неужели мне было мало бешеных эльфов, низушков, голых чародеек и немых торгашей?       Бабанук, шаркая по полу ботиночками с загнутыми носами, почти настигла стол.       — Мнучок, идёмьте кушать. Супчик. С мойковкой.       Я растеряно почесала затылок. Без шапки на голове было пустовато. Вдруг я увидела, как по полу семенит чёрный таракан. Таракан прервал своё шествие и с презрением глянул в мою сторону. Я удивлённо уставилась на жука. Чёрный жук погрозил мне усиком.       — Баба! Баба! Чёрный таракашка! — обрадовался Ли, приседая на пол возле таракана голой попой. Наверное, трусы у мальчонки имелись в одном комплекте.       — О! Чёйный талакан! — воодушевлённо вторила Бабанук, пытаясь не расплескать мимо плошки суп из котелка. — Славно, мнучок. Славно.       — Тёта, видала? — Ли указал пальцем на таракана и с весёлостью поглядел на меня с пола.       — Боюсь даже спрашивать, почему вы ему так радуетесь, — заискивающе отозвалась я, с недоверием косясь на таракана.       — Бабушка говорит, чёрные таракашки — к везению!       — Сомневаюсь, что чёрные таракашки выступают катализатором рецидива везения.       — Э-э… Тёта, я бы съел морковку. Или рулетик.       — Не болтай, лучше помоги бабушке налить суп.       Бабанук велела мне усаживаться на бочку, Ли уселся на плетёную корзину. Я попыталась проявить вежливость и участие в накрывании на стол, но Бабанук страшно округлила глаза и пригрозила ударить меня всем своим набором деревянных ложек, если я посмею вставать с места.       Пока Бабанук с замедленной скоростью поворачивалась к котелку, Ли высыпал передо мной горсть тыквенных семечек.       — Тёта, на. С них какается лучше. Бабушка говорит.       — Я, пожалуй, оставлю их себе на десерт.       — Ешь тут! Тут ешь! — разозлился голопопый мальчишка.       Я вздохнула и с тоской поглядела на Ли. Горшка на голову он так и не надел и теперь сидел, как лысый надутый головастик. Нелепые крупные уши и вовсе смотрелись на нём несуразно.       Будто бы подтверждая мои опасения, он поковырял в носу и вытер козюльку о голую ляжку. Гоняемый и взрослыми и детьми, не удивительно, что он слегка запаздывал в развитии.       Я вдруг представила себе маленького злобного Роше, бегающего с голым задом по улицам и кричащим: «У попа была собака! Он её убил…». Да, о чём ещё может фантазировать женщина, у которой уже есть брутальный муж? Только о том, как он бегает голозадым мальцом по лужам.       Не сдержавшись, я прыснула со смеху.       Бабанук, чьи сухие руки дрожали, как от сильного ветра, осторожно поставила передо мной на стол деревянную плошку с похлёбкой. От моей порции пахло, как от живой немытой курицы, а цвет и вовсе был подозрительного серого цвета.       — Подавилась? Эх! — покачала головой бабуся, приняв мой сдавленный смех за судорожный кашель.       — Тёта, тебя вша не гложет? — Ли поскрёб попу.       Я зажмурилась, вереща в молчаливой истерике. Мамочки, какого рожна я вообще вышла из гостиницы?! Какого чёрта я вообще попёрлась с Геральтом через мглу?! Приступ отчаяния был близок.       Бабанук ополоснула в бочонке с водой связку лука и положила на стол возле светильничка. Не обсохшие капельки влаги слабо забелели при свете свечки. Я какое-то время понаблюдала за игрой света за столом, а потом вынудила себя взять в руку ложку.       Доски стен хибары в кое-каких местах расходились, образовывая обзорные щели. В одну из таких щелей у самого пола начала протискиваться серо-коричневая хохлатка. Кажется, бедолажка застряла башкой в щели, потому что она не преминула забиться в пугливой истерике. Я накренилась в сторону, чтобы лучше видеть её мучения. Птица, вытаращив глазёнки в разные стороны, пыталась вытеснить свою шею между досок. Перья её ощетинились и потихоньку стали опадать в разные стороны, будто курица начала лысеть от стресса. Когтистые лапки с мерзким громким хрустом скребли доски.       — Птица хохлиться, — довольно закивала Бабанук, причмокивая похлёбкой, — к непогоде…       — По-моему, она просто застряла.       Тем временем на помощь дурной курице прискакал петух. Каплун в недоумении поглядел на тёлку и, решив долго не загоняться, клюнул её по заду. Хохлатка истерично выругалась. Петух, оскорблённый в своих благих чувствах, рассерженно закукарекал.       — Ох-ох!.. Петухи распелись. К вестям, — заявила Бабанук, смачивая сухарик в бульоне.

***

      Одевать Ли мне пришлось вприсядку. Я потянула порточки на мальчонке вверх от его коленок. Сопляк замахал ручонками, вовсе как тот утёнок, которого поймал Роше.       — Тёта! Ай-яй! Кокушки сплющила!       — Какие ещё кокушки?! — я принялась завязывать тесёмки у него на пузе.       — В штанах каковые.       Я испуганно ухватила мальчонку за плечи и отстранила от себя, тут же принялась встревоженно его оглядывать, будто бы выискивая на нём поломки. Ли был цел и только недовольно оттягивал себе на попе порточки.       — Ишо б до ушей натянула!       — И натяну в следующий раз, если сам не научишься одеваться! Тебе сколько лет?! Не стыдно, что взрослые тёти тебе трусы натягивают? Ты же мальчик!       — Ладонь целёхая будет, когда позёмка заметёт.       — А человеческим языком можно? Говори внятней. Сколько тебе годиков? Зим сколько?       — Сказывал же, тёта! Дурная ты. Пять зим, — Ли приложился своей раскрытой ладошкой мне по носу.       Я устало выдохнула.       Мальчишке понравилось теребить мой нос, и он принялся с ребячливым восторгом нажимать на него, как на гудок.       — Ха-ха! Тёта, носище у тебя!       — Бип-бип, — без особого энтузиазма отозвалась я.       — Ха-ха! А ишо, тёта! Ну! — Ли едва не расплющил мне нос.       — Бип-бип. Всё. Сломал.       Я отмахнулась от его докучливых ручонок. Мальчонка злостно загоготал и прыснул наутёк. Воровски хихикая, зачем-то полез под стол.       Бабанук, стелющая постель, никак не отреагировала на странное поведение внука. Старушка и сама вела себя в тот момент подозрительно: укладывая шерстяную ткань с вьющимся ворсом на широкую горизонтальную доску на двух опорах в виде набитых мешков, она тихоньким голосом напевала какую-то жуткую, но усыпительную песенку.

Птица квовавое мясо хвать! Повадка исчезла птичья. Откуда взялась девичья стать И кйясота обличья? *

      Я судорожно сглотнула. Не имея понятия, о чём поёт бабка, я не горела желанием это вызнавать. Тем временем Ли вылез из-под стола. Ладони его были измазаны в земле, будто он рыл тоннель под халупой.       — Зачем ты туда лазил? — устало спросила я у затейника.       — Там пещера! Ничегошеньки ты, тёта, не смыслишь. Там негожие накеры водются, а я их, хворых, пужаю. И сокровища стерегу.       — И много там сокровищ?       — Не скажу! Мои сокровища!       — Не очень-то и хотелось. Жадина-говядина, солёный огурец. Чтоб тебя тараканы ночью за попу покусали.       — А-ай! Нет! Дурная ты! Тёта? Тёта, ты ночевать останешься?

Лань досталась бы гончим псам, Да, облик принявши птичий И серым соколом взмыв к небесам, Не стала собак добычей.

      Бабанук закончила обустраивать уголок, для пущей надобности натолкала под подстилку соломы. Я, встревожившись, подошла к стене и заглянула в щель. На дворе было ещё светло, но солнечный свет уже стремительно мерк, забегая за тесные переулки. Неугомонные хохлатки по-прежнему квохтали за порогом.       — Нет, тётя пойдёт к себе. Мне пора.       — Нет! Тёта, ночуй тут! Баба, баба!       Бабанук, прикинувшись глуховатой, с ленной улыбкой посмотрела в мою сторону. Я внимательно глянула на неё в ответ и решила, что возможно старушка и в самом деле туга на ухо.        Бабанук помахала рукой, будто отгоняя от себя муху. Так она подзывала внука укладываться спать. Но Ли взволнованно колебался, бросая на меня тревожные взгляды.       — Тёта! Ну! Ежели я тебе таракана словлю, заночуешь?       — Тараканы — ваши, я их у вас забирать не буду, — я щёлкнула мальчишку по лбу пальцем.       Я пожалела, что в мире этом не достаёт часов или зарядных устройств. Что-то мне подсказывало, что время было ещё не позднее. Я никогда раньше не имела дел с детьми, поэтому предположила, что в это время представителям неразвитого поколения как раз и следует укладываться. Уж тем более это относилось к Ли. У мальчика был насыщенный день.       — Тёта, скажи сказку.       — Как один созидательный человек склонных лет насрал в коляску? — я с опаской покосилась на Бабанук, но та словно не расслышала моего жаргона.       — Про деда? — фыркнул Ли. — Не. Эту я знаю.       — Серьёзно? — я удивлённо уставилась на мальчонку, шествующего в постель. — Хм. Не знала, что такая сказка и правда существует…       Ли нехотя забрался в свой закуток. Его мартышечья физиономия разом посмирнела, круглые глазёнки начали сонливо моргать. Даже его мышиные уши якобы пожухли.       — Тёта, сказку! А то дружить перестану.       — Я тебе что, Бонифаций, чтобы со мной дружить? Или Шахерезада Степановна, чтобы сказками тебя потчевать?       — Мне маманька однажды затейную песенку пропела. Эк про ветрищу злую. Могёшь такую спеть?       — Сомневаюсь. Давай, тебе лучше бабушка споёт. Она у тебя вон, какая певунья. А я пойду. Тёте твоей надо кое с кем встретиться, а она совсем забыла.       Я поздно вспомнила, что обещала дождаться Золтана в таверне этим вечером. Краснолюд обещал что-то для меня достать, какой-то подарок. Я надеялась, что это будет не мыло.       Ли заныл. Ныл он долго и упорно. Я поняла, что сбеги я сейчас, мальчишка не даст знать бабушке покоя. Бабанук, оставив внука на моё попечительство, воротилась к плетеной корзинке, доверху заложенной сухой травой, и начала плести новый веничек. А ведь что-то подвигло её заняться этим делом именно сейчас. Самое время, бабушка, самое время.       Я устало опустилась на край доски, сверху которой улёгся маленький бракованный полуэльф. Ли заегозил, принялся с весёлостью лягать меня пятками по боку. Я цепко ухватила его за щиколотку. Мальчишка засмеялся и начал вырываться, будто я пригрозила ему клизмой.       Я вспомнила Зеррита, тот случай, когда он словил меня за ногу в пещере. По спине пробежался неприятный холодок. Я выпустила лапу Ли.       — Гэй, тёта! На-начинай!       — Давай договоримся. Одна единственная песенка и всё. Ты сразу же засыпаешь.       — Ну-у…       — Не нукай.       — Добро.       — Ну, тогда слушай. Кхм. Хочешь, сла-адких а-апельсинов… Хо-очешь? Вслух расска-азов длинных… Ты уже спишь?       — Не-а. Дурная ты, тёта. А шо значится писи́ны?       — Сладость такая. И не писи́ны, а апельсины.       — Коли так, то хочу.       — Закрывай рот и засыпай. Или мне не петь дальше?       Ли торопливо заслонил лицо ручонками, тщась спрятаться от моего праведного гнева. Мальчонка капризно хрюкнул и затих. Подождал, пока обстановка вновь станет безопасной, и осторожно выглянул из-под ладоней.       — Хочешь, сладких апельсинов? Хочешь, вслух рассказов длинных? Хочешь… — я заговорщицки прислонила к губам палец. — Я взорву все звёзды-ы, что мешают спать?       Кажется, от моей небывалой песенки Ли только очувствовался. Взгляд его лихорадочно заискрился. Мальчонка обеспокоенно завозился, но уже не столь бодро. Успел притомиться за день, сопляк.       — Звёзды? Все-все?       — Угу.       — Хочу. Мы с бабушкой глядеть будем, а ты взрывай. Мне нравится. А ишо хочу аписинов. Они сдобные?       — Ещё как. Надеюсь, у тебя нету на них аллергии.       — А энтать шо?       — Ты собираешься спать? Всё. Я встаю и ухожу.       Я привстала, напуская на себя отречённый вид. На полу ворохнулась моя тень. Ли подскочил, ухватил меня ручонками за край куртки и едва не заревел. С обречённым вздохом я воссела на место.       — Хочешь, в море с парусами… Хочешь, музык новых самых…       Я пропела уже озвученные слова по кругу, дожидаясь, пока мальчонка разомлеет и начнёт сопеть. Глазёнки у Ли разъезжались в разные стороны. Он не желал засыпать.       Бабанук дремотно перебирала ворох сухих трав в своём уголке. При свете тусклой лампадки её сгорбленная фигура казалась вовсе неподвижной.       Мурлыкая себе под нос песню, я внимательно смотрела на Ли. Нет, всё-таки что-то в нём вынуждало меня обращаться воспоминаниями к Роше. Мерное, тёплое дыхание. И что-то отчаянно знакомое.       Ли, уволакиваясь в дрёму, слабо стиснул своей мягкой ладошки мою руку. Его слабые пальчики тревожно потянули меня за рукав, сползая вниз.       И тут я вспомнила.

Пожалуйста, только живи, Ты же видишь, я живу тобою. Моей огромной любви Хватит нам двоим с головою…

      Я осторожно начала отводить свою руку в сторону, боясь ненароком стряхнуть сон с Ли. Мальчишка инстинктивно сжался. Ресницы его дрогнули, сонный взгляд заблестел, как от слёз.       — Тёта, с эльфом, экий с пёрышком, не воюй и не бранись. Он хоть кудый. Добрый. Мне он ишо гостинцы давал… фазаньи пёрышки. Я их сберёг. Под столом.       Я вздрогнула, будто бы ощутив внезапную стынь вечера. Образ атамана, возникший столь внезапно, никак не желал приниматься мною за действительность. Уж кто-кто, а этот эльф вписывался в затемнённый мирок деревенской лачужки менее прочих. Атаман, протягивающий ребёнку пёрышко, был за гранью моего понимания. Хотя, мне же он когда-то вручил веточку брусники… Чёрт. Веточка брусники! Как же давно это всё было, если вообще было на самом деле.       — Да, я поняла. Спи…       — Тёта…       — М?       — Не уходи.       Щекочущее волнение схватило меня за сердце. Я немощно промолчала.       Ли заснул. Его голова устало откинулась на бочок.       Если вначале мне показалось, что это лишь моя выдумка, то теперь у меня не оставалось сомнений. Я вспомнила. Вспомнила, что сказал Роше, засыпая в тот вечер.       «Не уходи».       Бабанук остановила меня уже на пороге. Старушка мяла в руках плоский сухой букетик. Причмокивая, она какое-то время помолчала, обдумывая слова, затем подняла на меня неуместно восторженный взгляд.       — Спиячь, дочка, — Бабанук всучила мне веничек. — От злого духа. Гожая календула, чейтополох… а для вейности осока и чиёмуха*. Да-да. Для вейности.       Так и сказала — для «вейности», вместо чёткой «верности». Весь пророчествующий смысл картавости Бабанук я пойму только спустя дни.       — Оу… спасибо, бабушка. Мило. Это очень мило. Кхм.       Я с досадой покрутила в руках цветистую сухую траву. Чтобы проявить учтивость перед бабушкой, которая смотрела на меня, не моргая, будто чего-то от меня ожидая, я со знанием дела понюхала веничек. Улыбнулась, закивала, мол, прекрасный запах! Бабанук приободрилась и начала покачивать головой.       Веничек ничем не пах. Только пылью.       Не прекращая махать Бабанук рукой, я сошла по дощечкам вниз от их «домика». Старушка почти сразу притворила за собой дверь, наконец оставляя меня наедине с веничком.       Я с облегчением выдохнула и с тоской поглядела на пучок травы. Девать его мне было некуда, а выкинуть его я бы не осмелилась. Придётся так и идти с ним по улицам, разгоняя мошкару.       Я потопталась на месте. Возвращаться через район эльфов мне не хотелось, но иного обходного пути не было. Решив подождать, пока хотя бы ещё немного стемнеет, я вернулась обратно к крыльцу и присела на дощечку. Ко мне почти сразу же устремилась какая-то грязная, взъерепенившаяся курица. Кажется, она хотела меня ограбить, настолько свирепо она на тот момент выглядела.       — У меня с собой камень снов, веник и деревянная куропатка, — сказала я курице. — Но куропатку я тебе не дам.*       Курица попробовала цапнуть меня за коленку. Я шугнула её веником. Хохлатка склочно закудахтала, высказывая своё возмущение.       Я утомлённо закрыла глаза, сделала глубокий вдох. Мне требовался глоток спокойствия.       Из-за тонких стенок хибары слышался глухой шепчущий голос Бабанук.

Ой лю люли, люли… Слышим ветей буйный. «Стану думать, йа, гадать, Як бы вас с собой забьять»… Сухий пол, мейкнёт лучина, За двейю скьебёт кьючина… Ой лю люли, люли… Спи, мальчишка, спи внучок… Спи мой майенький сынок.

      Грязная курица, устав мне докучать, улеглась возле моих ног, как если бы это была не птица, а кошка. Хохлатка прикорнула на последних лучиках дневного солнца. Пёрышки её ощетинились и торчали в разные стороны, и выглядела курица в этот момент, как горка мусора.       — Хорошая курица, — я склонилась и легонько почесала хохлатке в районе шеи (если у этого нелепого создания вообще она имелась).       Хохлатку разморило, глаза её ужасающе закатились, клювик приоткрылся. Курица была в экстазе. Я пригляделась к ней и решила, что это та самая барышня, что застряла головой между досками.       Скоротав ещё какое-то время, я подумала, что пора двигаться в путь. Курица с гулким квохтаньем завелась, как маленький трактор, а после вскочила и ринулась за мной. Я подумала, что не стоит обращать на неё внимания, отстанет, когда я ей наскучу.       Заплутав в тесных извилистых промежутках окраин, я уж было испугалась, что буду вынуждена потратить на обратную дорогу до таверны слишком много времени. На помощь мне явилось, воистину, чудо.       — Хей-гоу, хей-гоу! С рабо-оты мы идём! Хей-гоу! *       На дороге показалась колонна в составе семи краснолюдов с кирками.       Плюнув на расчёты о том, куда могла шествовать эта сказочная шайка, я осторожно двинулась за ними. Пристроившись скромно в конце колонны, с их помощью я совсем скоро вернулась на знакомый мне закуток площади. Тут мне пришлось замедлить шаг, дожидаясь, пока краснолюды отойдут на достаточное расстояние. Ещё мне не хватало, чтобы кто-нибудь из местных жителей признал во мне светскую озорницу.       Я отошла в тень у стены, прислонилась плечом к какой-то рельефной глыбе. Не успев заскучать, почувствовала, что в ногах у меня что-то шебаршится. Я испуганно подскочила, едва не раздавила курицу, преследующую меня от самой окраины города.       — Ты что тут делаешь?! Пшла вон! Фу! Фу! — я попробовала отмахнуться от курицы веником.       Хохлатка в панике забегала кругами, затем, забыв о причине своего волнения, врезалась в мою ногу и там и осела, вновь скомкивавшись в пернатый мячик.       — Эй, чё за дела?! — я легонько хлопнула наседку веничком по хвосту, но та лишь недовольно заурчала.       Я встревоженно огляделась по сторонам. Ещё не хватало, чтобы меня посадили за кражу скота!       Веник в руках начинал меня уже подбешивать. Чертыхаясь в темноте, я попробовала запихать его себе за пазуху под куртку. Сухая трава осыпалась мне на спину и неприятно колола, но стоило мне прижать её как следует курткой, колкое ощущение притупилось. Решив, что оброни я этот гербарий по дороге — не велика потеря, я одёрнула на себе края куртки.       Курица отставать от моей ноги не желала, а её несчастный грязный вид вызвал у меня даже подобие жалости. Как это говнецо доберётся до своего дома? Она же заплутает в темноте.       — Эй, идём… Или шуруй сама отсюда! — я попробовала перешагнуть через курицу.       Краснолюды уже давным-давно ушли. Вокруг никого не было, но мне всё равно было боязно, что кто-нибудь заметит меня наедине с этой курицей.       Трусливо приобняв себя за плечи, я пошла прочь. Курица пыталась поспевать за мной, отчётливо слышался цокот её коготков. Периодическое «кудах» заставляло меня всякий раз вздрагивать.       Наконец-то не выдержав, во время очередного её «кудах», я злобно обернулась, будто намереваясь наорать на хохлатку за её голосистость. Но не успела я даже разглядеть эту мерзкую преследовательницу, как кто-то неожиданно налетел на меня спереди. Грубого столкновения не вышло, прохожий вовремя успел отстраниться, но наши плечи всё равно тесно оттёрлись друг о дружку.       — Прошу прощения! — выпалила я, невпопад крутя головой.       Взглянув на жертву моей неосторожности, я на какое-то краткое время оцепенела. Вначале мне показалось, что передо мной стоит Роше, и что вот-вот он зажмёт мне рукой рот и утащит в подворотню. Но это оказался вовсе не он.       — Извините, — уже спокойней повторила я, вглядываясь в лицо незнакомца.       Было уже темно, но разглядеть незнакомца вблизи не доставило мне особого труда. Высокий худой мужчина в шапероне, смутившем меня вначале, и длинном бордовом подпоясанном кафтане. В тот момент мне подумалось, что у меня за день устали глаза, потому что как бы я не начинала вглядываться в лицо незнакомца, черты его будто бы расплывались. Я прищурилась, попробовала сосредоточиться. Узкое длинное лицо, чётко очерченные скулы, кажется, тёмная бородка. И проницательный раскосый взгляд. Взгляд, как мне случайно показалось, отразивший свет от жаровен, свет бурый, едва дымящийся. Тут же я сообразила, что поблизости никаких светоизлучающих жаровен нет, и глаза у человека просто сами по себе завораживают.       Незнакомец, не спеша отходить от меня, как того требовали бы правила приличия, затейливо улыбнулся, проявляя свою беспринципную харизму. Прежде чем я успела отметить для себя его улыбку, рассмотреть его глаза повнимательней, как образ его вдруг смазался, будто упади на нас в одно мгновение в этом чёртовом переулке с неба ночь. Мужчина поспешно принюхался, и во взгляде его тревожно ворохнулось нечто потаённое. Он торопливо отступил от меня на несколько шагов назад, сдержанно прикрыл рукавом нос. И хоть незнакомец всё ещё силился держать себя сдержанно, выражение его лица и недовольный взгляд выдали его смятение.       Я со стыдом решила, что мужика сшибла исходящая от меня вонь капусты и птичьего помёта. Я этого запаха на себе уже не ощущала, но могла полагать, что он на мне ещё не выветрился.       — А-а, — пытаясь разрулить неловкую ситуацию, я покачала головой, махнула рукой, мол, прошу прощения за конфуз, — извините, весь день волонтёрством занималась. Пахнет от меня, конечно, не очень-то приятно, но… я обычно лучше пахну. Что я несу? Извините за запах, мне очень стыдно.       Мужчина в недоумении глядел на меня, и с каждым моим словом брови его ползли наверх всё выше и выше.       — Пока-пока, — я стыдливо помахала ему ручкой, пригибаясь и спеша поскорее смотаться.       Незнакомец тактично промолчал, в недоумении провожая меня мимо взглядом.       За мной, подскакивая, тарахтела курица. Представляю, какое отвращение у него вызвала наша делегация…

***

      В тамбуре таверны теснилась потная массовка краснолюдов. Стоило мне лишь войти, как в нос ударил спёртый просоленный дух. Вжимаясь спиной в стену, я попробовала углядеть под ногами курицу. Хохлатка, опешив от возникшего столпотворения, ринулась под каблук одному из мужиков. Я извернулась и вовремя словила птицу, прежде чем её успели затоптать.       Курица на ощупь оказалась просто отвратительной! Подавив в себе тошное желание откинуть хохлатку на головы краснолюдам, я сжала её под мышкой. Птичка издала жалобное «кух-кух-епта» и смолкла.       — Из-зви. Извините! Прошу прощения! Срочная доставка курицы! Дорогу! Будьте любезны уступить дорогу! Благодарю, вы очень добры… Дорогу!       Выставив перед собой курицу, как некий реликт, я двинулась напрямик, вклиниваясь в горсть шумных зевак. Краснолюды сторонились, неохотно, но и без пререкательств. Все они были больше увлечены светской беседой, нежели какой-то наглой доставщицей куриц.       — … Саския в мороке! — моего слуха достиг чей-то взбулгаченный хрип.       — Дурень! — откликнулся кто-то из толпы. — Она без чувств пала, Белый Волк её спасёт!       Я крепче прижала к себе курицу, осторожно глянула через плечо. В общем гвалте было не различить, откуда доносились голоса. Хохлатка недовольно забулькала, как самовар.       — А я слыхал…       — Так и не трепи, коли наверняка не знаешь!       Я толкнула плечом дверь и ввалилась в таверну. Обстановка в зале оказалась благостней, нежели в тамбуре, здесь уже не было столь тесно и запахи витали куда сдобнее. Но тщательно принюхиваться всё же не стоило: можно было уловить душок мужского смолистого пота и чью-нибудь отрыжку вкупе.       — Гля-кось! А вот и ты, безделушка. Петуха на кой-то хер припёрла. Здрасти-мордасти, — первым меня заметил Зигрин.       Тайком сжимая курицу под мышкой, я устало махнула рукой. Грузин-краснолюд оглядел меня недоверчивым взглядом. На вогнутом носу у краснолюда алела ядрёная ссадина, а между торчкастых чёрных бровей теснилась привычная складка мужицкой суровости. Он кивнул, будто бы удовлетворившись моим видом.       — К сроку пришла, иждивенка. Дружок твой нам уже всю плешь выел, мозги выеб, — Ярпен удивлённо посмотрел на курицу, и хохлатка ответила ему опасным щелчком клюва. — Хм, на кой-прах петуха притащила?       — Какой ещё дружок? — вопросила я.       Грузин-краснолюд погрозил моей курице «козой», как несмышлёному ребёночку. Птица нахохлилась, оскорблённая сим поведением со стороны краснолюда.       — Фу ты, сволочь, — плюнул Зигрин, затем наконец отвлёкся от курицы и посмотрел на меня. — Какой?! Ха! Да тот, рыжеголовый хуй с ушами. Ну.       — Сайлес? — я в недоумении уставилась на краснолюда сверху-вниз. — А что с ним?       — Восвоясы дунул, сукин кот, — пояснил мне Зигрин. — Сидим, значит, в орлянку играем, шнапс пьём. Тут этот (поносник) является. Взял бурав и давай хлестать! Пьёт не напьётся, прорва. Огненное нутро!       — Не совсем поняла, — осторожно прервала я краснолюда, — хотите сказать, он напился? То есть, пытается напиться?       — А ещё глотку дерёт, сволочь, мол, выпивка тут бодяжная! Вдарить бы его, сукиного сына, да с него станется. Учти, если сволочь этот полезет в драку, его как собаку прикончат. Я же и прикончу. Он уже у меня в печёнках сидит. Мочи нету его тары-бары-растабары выслушивать.       — Ясно… — я растеряно прижала курицу к груди, отчего хохлатка жалобно булькнула. — А Золтан тут?       — Хивай? А хуй ли, где-то муздыкается. Ай-да за мной, чего стоим-то?       Грузин-краснолюд привёл меня к тому самому столу, где днём ранее мы вместе трапезничали. Шелдон Скаггс и Сесиль Бурдон держались поблизости. Мимо периодически прохаживали прочие посетители таверны, приходилось каждый раз сторониться или отодвигаться, вжимаясь в стены.       — Вечер добрый, — поздоровался староста, раскуривая трубку у камина.       — Гой, котяра, выше лба уши не растут? Хе-хе, — подмывающе-весело обратился к Сайлесу Зигрин. — Постой-ка! Ошибся! Растут! Ха-ха!       — Эй, ты чё тут творишь?! — стискивая курицу, шикнула я на полуэльфа.       Сайлес даже ухом не повёл в мою строну. Сидел полукровок по-турецки сложив ноги на скамье. Перед собой в крепких объятиях, как страстную любовницу, он сжимал бочонок. Судя по глухим постукиваниям, бочонок был наполовину пуст.       — Отстань от меня, мокрохвостка, — вполне трезво отозвался Сайлес. — Переставай действовать мне… ик! На нервы!       Я пригляделась повнимательней и поняла, что щёки у Сайлеса уже пунцовеют, как от пощёчин. Либо он пытался подкатывать к местным аборигенкам, либо хмель уже вдарил ему в голову.       — За языком следи, сука. Залил зенки и несёшь подобное, — буркнул Зигрин.       — Барышня, а на кой-хрен тебе птица? Ты где её добыла? — удивился Шелдон.       — Это мой новый питомец, — фыркнула я, подсаживаясь на скамью возле Сайлеса.       Полуэльф ругнулся и потянулся за не отсохшей чаркой. Курица выскочила у меня из рук и спряталась под стол. Сайлес начал плескать вином, пытаясь набрать себе в чарку следующий глоток, старательно избегая возможности смотреть в мою сторону. Он явно был зол на меня. А ещё пьян — руки у него предательски дрожмя дрожали.       Я слабо попробовала толкнуть у него из рук бочонок, но полуэльф лишь грозно ощетинился.       — Пито-омец? — подивился Бурдон, выдыхая табачный дым.       — Зовут — Жозефина! — с серьёзнейшим видом заявила я. — Экзотическая и уникальная порода декоративных курочек.       — Хера себе, — подивился Скаггс.       Сайлес прыснул вином. Утирая подбородок рукой, полуэльф посмотрел на меня, как на ярого спорщика. Взгляд у него был недовольным, но в то же время и каким-то уязвлённым, прижученным.       — Какая ещё декоративная порода?! — закричал на меня Сайлес. — Бестолковый трюфель, неужели ты дала кому-то себя так просто обдурить?! Ты глянь на эту срань пернатую! Сколько ты за неё уплатила?!       Я с негодованием повернулась и впритык уставилась на хмельного полуэльфа.       — Взгальный хер! — высказался за меня Зигрин.       — Да не то слово, — покачала головой я.       Сайлес вспыхнул, разгорячённый взгляд у него замаслился злобой. Он порывисто отвернулся, бацая чаркой по бочке. В рюмашке оказалось немного недопитого вина, и оно опрокинулось ему на колено.       — Какое мне до тебя вообще дело? Никакого! Абсолютно. Пускай и впредь тебе на голову гадят всякие проходимцы. Мне то, что с того?! — взрызовато рявкнул полуэльф.       Злость Сайлеса будто глухо хлопнула меня нахвостником кнута по затылку. От назябшей усталости моей ни следа не осталось. Оживившись, я рассерженно уставилась на полуэльфа. Какое, собственно, право этот алканавт имеет на меня наезжать?       — Держи себя в портках, сучий хвост, — прежде меня высказался Скаггс.       Ярпен разухабисто раскинул руки, весело гыкнул. Сказал, не тая издёвки:       — Всё как красна девка! И хочется, и колется, и маменька не велит. Верно я говорю, сукин кот? Иорвет не велит, а?       Я в недоумении поглядела на краснолюдов, не до конца понимая, какое участие в депрессии Сайлеса мог принимать Иорвет. Но на меня никто не обратил внимания, потому что полуэльф показал Ярпену кукиш, скромненький такой, малюсенький.       Не то, что у Роше. Вот у того кукиш, так кукиш.       — Чирий тебе на язык, дядька, — будто бы в отвращении скривился Сайлес.       — Жозефина! Ату его! — я пнула курицу.       Хохлатка, не приняв команды, сбилась с курса и ускакала в неизвестном направлении.       — Ха-ха, кажется, твоё декоративное говно убздело восвояси, — заметил Зигрин, сгребая со стола вяленую колбасу.       — Пущай уходит, нечего с собой всяких куриц таскать, — мирно высказался Бурдон, раскуривая трубку.       Я облокотилась о край стола, устало свесила голову. Денёк и взаправду выдался суетливым. А тут ещё этот вонючий рыжий алкаш, сшибающий меня своим перегаром и пассивным биополем. Не спрашивая ни у кого из сидящих за столом разрешения, я взялась за близ стоящую рюмку со шнапсом и приподняла её, провозглашая тост:       — За удачу верного дела! *       — И сучьим детям на погибель! — с весёлостью договорили краснолюды, а затем грянул их нескладный раскатистый гогот.       — Девка-то — не проруха! — кивнул Ярпен. — Обычаи наши знает, протокол! Не хухры-мухры.       — С должным голосом тост сказать — это вам не в корыто пердануть! — подхватил Скаггс.       Я запрокинула в себя глиняную рюмашку. От шнапса пахло спиртом и абрикосом. Тьфу ты, не упаси боже — темерским.       — Вдыхай вначале! Пары вдыхай! — начал жестикулировать Скаггс, затем взял свою рюмашку и на наглядном примере начал демонстрировать мне нюхательный процесс: краснолюд принялся яростно расширять ноздри, грозясь, как пылесосом, втянуть через них шнапс себе в голову.       — Пущай воды глотнёт, а то разомлеет, — посоветовал Ярпен.       — Разомлею? Ха! Чего я в вашем мире только в себя не заливала. У меня уже, кажется, иммунитет выработался, — я утёрла рукавом подбородок. Мне померещилось, или меня действительно разогрело после первой рюмки?       — На, девка, закуси, — Бурдон подсел на скамью возле Ярпена и пододвинул ко мне миску с нарезанными ломтиками какой-то влажной субстанции.       — На дне — бурда! — опьянело заявил Сайлес, отпихивая от себя бочку.       Но так как никто из компании не обратил на него должного внимания, полуэльф решил обидеться и состроить из себя недотрогу: сел, скрестив руки на груди и свесив голову, и начал буравить взглядом пол.       После второй моей рюмки с дымкой в таверне произошёл переполох. Томаха краснолюдов раскидалась по углам, представители людского роду поспешили убраться восвояси.       Вечерять пришли эльфы Иорвета.       — Забодай меня кызел, гля, — Скаггс вытер смоченные усы.       В компании краснолюдов я чувствовала себя в безопасности, но от появления эльфов и у меня всё-таки неприятно засвербело в заднице. Пряча взгляд за приподнятой рюмкой, я тайком наблюдала за явившимися лесными насельниками. Эльфы выглядели уверено, они шумно о чём-то переговаривались, а некоторые уже оккупировали опустевшие столы.       Вдруг я заметила, как один из эльфов, с длинным ртом и синим платком на голове, вскидывает над собой, подобно боевому трофею… мою курицу.       — Garʼean! Ха-ха! — засмеялся длинноротый, сотрясая курицу.       Несколько его приятелей-эльфов громко радовались шутке, начинали экзальтированно смеяться и визгливо подхватывать, понукая своего дружка-затейника не отпускать курицу.       — Darienn! Darienn! Ху-хо!       — Hähnchen! Ard hähnche-en!       Ебанутые эльфы сошлись в центре зала. Эльф-затейник начал изображать моей курицей дракона, наверное, Саскию. Вот Саския взлетает, вот её сносит в головокружительный крен, вот она подбита и вот-вот расшибётся оземь. А, нет, вновь взлетает.       Обезумевшая от ужаса Жозефина орала во всю глотку, не смыкая клюва, и её скрюченный язык метался из стороны в стороны, как запоздалое драконье пламя.       — Вашу мать! — от изумления я обронила на себя рюмку.       Наконец эльф-пиздося опустил мою курицу, облегчённо выдохнул, будто только что справился с ручным управлением истребителя, и громко крикнул в сторону барной стойки:       — Эй! Хозяин! Приготовь-ка нам эту славную птицу!       Жозефина, в этот момент отходящая от пережитого стресса, вскинула голову, будто уловив смысл сказанных эльфом слов. У неё чуть не лопнули глаза от напряжения, настолько проникновенно она уставилась на эльфа. Затем Жозефина взревела и клацнула клювом эльфу по руке. Эльф-ебалашка выругался, но курицу не выпустил, лишь жёстче сжал бедолагу за шею. Жопка у Жозефины повисла в воздухе, будто бы надувшись.       Я провела ладонью по лицу, попробовала думать о чём-то постороннем. Но жалобный хрип Жозефины продолжал терзать мою психику.       — Ну ёбана-врот! — чертыхнулась я, вставая.       Краснолюды уставились на меня впритык, не понимая, куда я собираюсь переместиться. Шнапс брал своё: я зачем-то полезла на стол, подумав, что напрямик будет быстроходнее.       — Кума, только не говори, что пыс-пыс пошла, — соболезнующе помотал головой Снаггс.       Я тряхнула головой, расплёскивая сгустившуюся в мозгах сонную одурь, покачнулась. Услышала, как беспокойно ворохнулся за моей спиной Сайлес, шлёпнулся на пол порожний бочонок.       — Экскюзе-муа, джентльмены, сильвупле! — позвала я эльфов. — Фэр-фэр ле конверьсён! Вернон, прости, все слова повыскакивали…       — Шлёпнуть её? — засомневался Ярпен, с тревогой поглядывая на меня снизу вверх.       — Оставь прощелыгу, — фыркнул Снаггс.       — Джентльмены! Будьте так любезны вернуть курицу, — боясь свалиться, я трусливо выпрямила колени, вставая в полный рост на стол.       Кто-то из эльфов удивлённо бросил взгляд в мою сторону, но похититель моей курицы меня так и не расслышал. Я взволнованно позвала снова:       — Эй! Это мой наггетс! Эй! Я знаю, что всех вас тут в этом районе крышует Иорвет! Если вы не отпус… Эй! Если вы не отпустите мою курицу, я буду вынуждена… Эй!       — Всё, что ты тут им кричишь — им плюнуть и растереть! — покачал головой Бурдон.       — Хорошо, поняла. Э-эй! Ты, срань ушастая! Да я тебе сейчас лицо обглодаю! Моргала выколю!       — Я не совсем то имел в виду… — растеряно поспешил высказаться Бурдон.       — О-о, итить-тить, — заёрзал Снаггс, предчувствуя тёрки.       Эльф, скрутивший мою курицу, наконец отзывчиво повернулся. Его товарищи с негодованием уставились на меня, от моего неврастеничного выкрика утратив на какое-то время дар речи.       — Que? Ты мне кричишь, человек? — длиннорылый эльф указал на себя.       — Голая брехня и угрозы, кумы! — стремясь предотвратить перепалку, вставил Снаггс.       — Ага! Девку просто-напросто кандрашка хватила, ещё пьяна, — вступился Бурдон.       — Какая ещё кандрашка?! Я сказала: курицу на место поставь! — озлобленно выкрикнула я, указывая пальцем в пол.       — Пыс-пыс, слезай со стола, не доводи эльфов до каления, — пробурчал Снаггс.       — Да ты, погляжу, ходатай за курей? А, человек? — хмуро ухмыльнулся птицелов.       Я открыла рот, чтобы козырнуть своей крылатой фразой: «Ты знаешь, кто у меня муж?», но вовремя успела прикусить язык. В данном обществе мой муж являлся врагом народа и ярким супостатом, так что не стоило разглашать свою супружескую принадлежность кому попало.       Пока я размышляла, чем бы удивить ушастых кудесников, зелёные франты уже успели взять наш столик в оцепление.       Я поспешила сменить тактику:       — Джентельмены, у вас совсем плохо с чувством юмора… Это ведь шутка!       Жозефина жалобно булькнула, привлекая моё внимание, находясь у эльфа под мышкой попой вперёд. Я указала рукой на курицу:       — Но курочку, пожалуйста, верните.       — Таковы люди, — с отвращением сплюнул один из эльфов, — в чём бы ни заключался вопрос, ни за что не допустите, чтобы нам что-то досталось.       — Признайся, человекообразное, — подхватил другой эльф, — эта птица тебе вовсе не принадлежит. Стала бы ты таскать с собой курицу?       — Представьте себе — стала! — заявила я с угрюмой решимостью. — Джентльмены, по-доброму — считаю до трёх.*       — Если женщина чего-то хочет, то надо ей непременно дать, иначе она возьмёт сама, — гыкнул Ярпен.       — Весёлое настроение, краснолюд? — бросил кто-то из эльфов.       — Отлезь, — без улыбки отмахнулся бородач.       — Всё. Я забираю эту курицу. Слышите? — я потянула руки к Жозефине — птицелов удачно подступил близко к столу.       — Что она себе позволяет?! — оскорбился длинноротый эльф, отводя курицу в сторону. — Кто ты такая?       — Комсомолка, спортсменка и просто красавица! * — без ложной скромности выдала я, стыдливо вертя ножкой.       — Que?..       — Алло, курицу гони.       — В этом мире ничего не даётся просто так, человече, — глумливо отозвался эльф, сверля меня своим недоверчивым взглядом.       Мне подумалось, что без бобровой шапки я стала неузнаваемой для эльфов, как супермен в очках для простых смертных. Иначе бы лесные поселенцы не стали со мной так долго заигрывать.       — И что ты мне предлагаешь? — набычилась я, сонливо поглядывая на эльфа. — Сплясать тебе тут чечётку? Или, может, спеть?       — Если тебе действительно дорога эта птица… — пожал плечами прохиндей.       Я поразмышляла парочку секунд, взвешивая своё настроение. Присела, сгребла из-под руки у Снаггса рюмочку и скромно прополоскала шнапсом ротовую полость. Захотела сплюнуть её на эльфа, но сдержалась, сглотнула в себя.       Эльфы и краснолюды встревоженно наблюдали за моими движениями. Привлечённые сутолокой возле нашего стола прочие посетители таверны начали с ложным равнодушием подступать ближе.       Я крутанула шеей, хрустя позвонками, размяла плечи. Хотелось либо прилечь и заснуть, либо пуститься в пляс. Нужная кондиция.       — Предупреждаю, месьё, моя гастроль так дёшево, — я указала на курицу, — не обходится.       — Она принимает меня за дурака? — подивился эльф, но тут же был вынужден заткнуться.       Я зрелищно встала в позу Майкла Джексона, как в клипе «Black and white» — не хватало только шквалистого ветра, раздувающего края моей одежды. А ещё бобровой шапки.

И так стою-у… у жи-изни на краю-у.

      Я порывисто откинула ногу в сторону, присела, обводя замерший зал указательным пальцем. Взгляд мой томно устремился в потолок.

Но лик её-о… и в э-этот ми-иг прекра-асен (я пару разочков топнула в такт напряжения). И если ты-ы со мно-ой, мой друг, согла-асен… (я резко отстранилась в сторону, картинно указывая рукой на головы собравшихся) Бессмертью жизни! Жизнь! Отдай! Свою-ю!

      — Хех, — усмехнулся Ярпен.

(Я топнула ногой, вскидывая руки над головой) Как жили мы, борясь! И смерти — не боясь! (я демонстративно щёлкнула челюстью) Так и отны-ыне жить тебе и мне-е! В небесной вышине! И в горной тишине-э! В морско-ой волне и я-аростном огне-е! (я попробовала изобразить руками пышущее пламя).

      Гудение в зале таверны стихло, и голос мой отвержено звенел под потолком.       Эльфы, вконец остолбенев, вытянулись в лицах, как один. А вот краснолюды, поймав волну, стали ворошиться, выискивая предметы, по которым можно было бы смело барабанить в такт. Кто-то уже громыхал кастрюлей, кто-то начинал косолапо топтаться.

И в яростном! И в яростно-ом огне-е! А если ждут… нас годы впереди! (я погрозила в зал кулаком, и в ответ мне послышалось дружное краснолюдское «эх») И в час беды не смолкнет песня эта… («ха!») Пусть будет много в ней тепла-а и све-ета-а, До края жизни! С пе-еснею дойди-и! (я едва не задохнулась, уж шибко я расчувствовалась)

      Я оступилась, сделала шажочек в сторону, тщась не бухнуться. Тяжело перевела дыхание. Дабы не сбавлять пылу, демонстративно возвела руку ввысь. Где-то в зале таверны заиграл волынщик.       — Так, ребятки, а теперь все-е вме-есте…

(Я топнула ногой, вскидывая руки над головой) Как жили мы, борясь! И смерти — не боясь! (я так яростно затрясла головой, что едва не вывернула себе шею) Так и отны-ыне жить тебе и мне-е! В небесной вышине! И в горной тишине-э! В морско-ой волне и я-аростном огне-е! И в яростном! И в яростном! Огне-е!

      Эльфы скромно теснились, давая разошедшимся краснолюдам место близ стола — теснили их грубо и бескомпромиссно, напирая со всех сторон зала. В общем гвалте потонул истошный «кудах» Жозефины.

Нам все дано: поступок, мысль и речь, (на этих словах я начала загибать пальцы, будто бы перечисляя) И только это в нашем мире властно! (я показала залу кулак, и зал отозвался шквалистым «ва-ах!») Украсить жизнь, чтоб жизнь была прекрасна! (я раскидала руки в стороны, изъявляя страстное желание обнять всех завсегдатаев таверны в этот трогательный момент) Своею жизнью — жизнь увекове-ечь!

      — Какого… эй, что тут у вас происходит?! — к столу протиснулся Золтан.

(Я изобразила взмах невидимым мечом) Как жили мы, борясь! И смерти — не боясь! (я пнула воздух) Так и отны-ыне жить тебе и мне-е!

      — Трюфель, тебе уже кто-нибудь говорил, что ты как солнышко?

В небесной вышине! И в горной тишине-э! В морско-ой волне и я-аростном огне-е! И в яростном! И в яростном! Огне-е!

      — Вот только солнышко милей, когда оно сзади. А ты аж в глазницы лупишь, голубка.       А потом смешалось всё: эльфы, краснолюды, люди… и курица с абрикосовым шнапсом.

***

      Дальше я начинаю помнить всё лишь спорадическими фрагментами.       Вот я сижу. Не важно, где я сижу, но где-то я сижу. На скамье. Вокруг меня шурум-бурум и гам, взбодрённые, многошумные голоса. Запахи харчовки, выпивки и вспотелых тел уже успели пресытиться и вовсе не ощущаются на вкус. Не хватает только кислорода, чувствуется головокружение.       Жозефина жмётся ко мне. Курица икает, будто бы отходя после истерики. После моего выступления толпа озлобленных воодушевлённых краснолюдов отпиздила птицелова и изъяла у него мою курицу. Жозефина была спасена и возвращена мне в сохранности, но не в целостности.       — Эй, притвора, выпьем?       Вяло поматывая головой, поднимаю взгляд. Гляжу в недоумении на эльфку, сидящую у меня под боком. Сидит она ко мне впритирку, наши ноги трутся друг о дружку. Тесно. Мимо нас туда-сюда колобродят чьи-то сапоги.       — А? — дыхом спрашиваю я.       — Выпьем, говорю? На, пей!       Не успеваю понять, как в руке у меня уже возникает глиняная чарка. Эльфка салютует в мою сторону и лихо опрокидывает в себя свою порцию, с силой вытянув шею.       Дабы не показаться слабачкой, следую её примеру. Заплёскиваю в рот ядрёный глоток. У меня едва не разрывает скулы. Челюсть у меня бессильно отвисает, будто мне в щёку вкололи анестезию, но я успеваю сглотнуть, и по подбородку моему струятся лишь редкие капельки. Ядерная смесь попадает по моей глотке в пищевод, разъедая структуру моего тела на своём стремительном пути. Я понимаю, что это конец. Меня решили убить под сурдинку, угостив ракетным топливом.       — Закусить не желаешь? — спрашивает эльфка.       У эльфки зелёная косынка и тёмный, насмешливый взгляд. А ещё бесстыдно оголённая ложбинка между грудей.       От чего-то мне приходит в голову, что она издевается надо мной. С какой стати она так дружелюбно ведёт себя? Подсунула мне эту драконью мочу, а теперь потешается над тем, как я мучаюсь.       — После первой не закусываю, — напустив на себя суровый вид, твержу я, возводя чарку вверх.       Хотя даже Жозефине в этот момент понятно, что я лукавлю. Это далеко не первая моя рюмка.       Эльфка перестаёт улыбаться, лицо её вытягивается в неподдельном изумлении. Она уважительно кивает, сцепив губы.       — М-м, это достойно уважения, сестра! — а после мне в чарку бухается новая порция.       Я ошарашенно верчу головой. Откуда возникла эта добавка?! Такое ощущение, что кто-то сверху просто ссыканул мне в чарку.       — Пускай же звёзды освещают наш путь! — с весёлостью выкрикивает Гиттан, и ей вторит десяток прочих раскиданных по залу эльфов.       — Что? Не-не… — я пытаюсь противиться, но кто-то толкает меня под локоть, и чарка сама надвигается на мои губы.       Лицо моё окропляется неведомым мне пойлом. Глаза щиплет. Я делаю глоток. И снова варь и курево.

***

Й-и-иех!

      Каким-то невъебенным чудом я вновь танцую, стоя на столе. Вокруг меня рукоплещет сплошная волна краснолюдов. Меня сносит из стороны в сторону, и лишь я подступаю к краю стола, как толпа тревожно кидается меня ловить. Ноги мои подрагивают в поджилках, но голос стоек и звучит с пронзительной громкостью.

Я ж тебе пидманула, Я ж тебе, пидвыла, Я ж тебе, я ж тебе молодого, с ума разума свела!

      — Ставлю вот эти колдовские окуляры на то, что после следующей чарки она грохнется и-и расши-ибётся в дрызг! — басит чей-то голос.       Пока я силюсь отдышаться, в толпе краснолюдов разгораются тёрки. Наконец, кто-то пробирается к моему столу. Я сажусь на четвереньки. Какой-то грязный краснолюд в засаленной рубахе суёт мне бутыль.       — Смоги, девка! Пей! Эть!       Я не понимаю, что происходит. Но пить мне очень хочется. Мне жарко и сухо, будто я в аду. Я хватаю бутыль и жадно, как ребёнок к бутылочке, прикладываюсь к стекляшке.       — Смоги, девка! Не смей бухаться!       — А приз? — тихо лепечу я.       — Будет тебе приз! Во! Профессорские очки! Взаправдашние, чтоб меня мул лягнул!       Я встаю. Зал плывёт, мне кажется, я стою на палубе. Где я? Тринадцатый? Это ты? Ах ты ж чёрт бессовестный. Значит, где-то Роше. Если я упаду, он будет подтрунивать надо мной.

Я смотрела, я бежала-а от кошмаров ночных…* Я мечтала, я устала, я сходила с ума! Со скалы на дно летала, выползала сама-а!

      Меня шибко заносит в сторону. Дабы удержать баланс, я молодецки отбрасываю ногу в сторону. Кажется, достаю носком до чьей-то физиономии.       Слышится крик боли, затем — всплеск гогота.

Напиши мне свое имя на дорожной пыли! Чтоб друзья меня любили, да спасти не смогли-и!

      — Гля! Гля! Ёбнется вот-вот!       — Ха-ха! Шиш тебе на воротник, могёт!

Знаю — с ветром целовался, а дорога пуста (лукаво обвожу контур своего лица пальцами) Ты смеялся, ты скрывался в придорожных кустах (указываю куда-то вниз) Я рыдала, я металась, видя знаки в золе (я схватилась за горло). Твоё тело закачалось в несмолёной петле… (я вскинула руку).

      — Прекращай вращать бельмами! Просрал, как пить дать! Гони обещ-щенное, залепушник!       — Да провалиться тебе на ровном месте, рвачь! Забирай, на же! Тьфу!       — Девка! А, девка! Получи и распишись…       Я сижу на краю стола. Меня мутит. Кто-то берёт мою ладонь и сухо кладёт в неё какой-то тонкий, жёсткий предмет. Тщась сосредоточить внимание, гляжу на свой приз. Не пойму, что это. Очки? Быть не может. Солнцезащитные очки с круглой оправой? Очки Григория Лепса?       Я осторожно раскрываю тонюсенькие дужки, клоню голову. Надеваю себе на нос очки. Меркнет свет.

***

      Не помню, как долго, но я уже какое-то существенное время спорю с Сайлесом.       Я оглядываюсь по сторонам, одурманенно опустив ресницы. Всё вокруг меня чёрно-зелёного цвета. Кто выключил свет в клубе? Щёки пылают, как от стыда. На переносице что-то трёт. Во рту пожар. По вискам стекает пот. Грудь вспотела под слоем лифа и куртки, от чувства потливости щекотно.       Где Жозя? Где Жозефина?!       Изворачиваюсь на месте, как обкурившаяся гусеница. С курицей всё в порядке: Золтан сидит с ней в обнимку и грызёт семечки.       — … но вместо этого ты… ик! Bleode! Ты меня и в грош не ставишь! Э-у! — Сайлес пытается грубо пихнуть меня по плечу.       Я удивлённо разворачиваюсь обратно к нему корпусом, и в этот самый момент Сайлес наваливается на меня в ужратой беззащитности. Невпопад он силится приподняться на руках о скамью, но тут же силы его вконец оставляют и он валится носом на меня. Бьётся лицом о камень снов, спрятанный у меня под курткой, нокаутировано, скуля, утыкается своим носом мне в колени.       — Мамочки, Сальса, только не блюй… — пугаюсь я.       Полуэльф ведёт плечом, пальцы его цепко стискивают меня за бедро. Он будто пытается притянуть меня к себе, опустить меня на свой уровень, чтобы потолковать нос к носу.       Я хватаю его за оттопыренное ухо и начинаю оттягивать в сторону. Сайлес сдавленно шипит, приподнимает голову. Зубы у него плотно стиснуты, взгляд хищно прищурен.       — Ай-яй, пусти, ты…       — Вставай, блюй на пол, дружок.       — Прости меня. Прости, что вспылил… Я не знал. Мне, правда, жаль.       — Аюшки?       — Я не знал, что твоего мужа… Что его повесили. Всё это время ты так стойко держалась, я и представить не мог, через сколько тебе пришлось пройти…       — Что-о?!       — Твоя песня… Благодаря ей я всё понял. Мне жаль. Я был настоящим мудаком.       — Так, стой. Сто-ой. Кого повесили?! Вер… Блять, ты про что вообще?!       Сайлес привстаёт, медленно, пребывая в горячечном оцепенении. Его слезливый взгляд смотрит на меня вблизи. Сухие обветренные губы едва шевелятся.       — Я знаю, какого это — когда никого нет… но теперь я понял. Я не стану сбегать. Теперь мне всё ясно.       — А-а… так ты про песню. Послушай… ик. Никого не вешали, Вернон живой… Надеюсь. Сука, я же оставила его по ту сторону. Там же Шеала. И Зеррит, и Эган… Я должна вернуться. Сайлес, ты помог мне понять!       Сайлес качает головой.       — Отрицание — одна из стадий смирения… Поплачь, трюфель, ты должна смирится с потерей…       — Я должна была остаться. У него ж там рубашки не глаженные, портки не стиранные!       —… нельзя всю жизнь отрицать…       — Это ведь как предательство, да?       — Ты ни в чём не виновата. Послушай. Послушай меня, — Сайлес берёт в свои ладони моё лицо, пытается всмотреться мне в глаза через стёкла очков. — В том нет твоей вины.       — Он ведь меня успокаивал. И столько раз спасал. А ещё его столько раз из-за меня били. А я просто…       — Да прекрати же! — полуэльф начинает рьяно трясти меня за лицо, едва не отдирает мне голову с шеи. — Сколько можно помнить того человека? Он был настолько хорош?! Думаешь, мне с ним не сравниться?!       — Су-ука… там же Детмольд. И Опарыш. Если они убьют Опарыша? И Силаса? И Фена…       — Ну же! Посмотри на меня, во имя преисподней! Смотришь на меня, как на пустое место. Даже не узнаёшь… Ик! А это я-а! Я-а в то-от день спас тебя-а! Это я ворвался в ту чёртову парилку и выта…       — Чё-о?!       — Не было никаких низушков! Это я! — Сайлес шатается, пытается нащупать мою руку, хватает меня за кисть и зачем-то кладёт мою ладонь себе на макушку. — Ну?!       Я в хмельном недоумении гляжу на его чубчик. Нет, он мне врёт. У моего извращенца были рыжие волосы, а у него чёрные. Не сразу, но я вспоминаю, что я сижу в солнцезащитных очках, искажающих цвета.       — Так это ты-ы!       — Давай! Разозлись! Ударь меня! Вдарь! — Сайлес начинает хлопать себя по голове моей рукой.       — Ба-арсик!       — Можешь начинать злиться… А?!       — Барсик, сука, так это ты! Я знала! Я тебя сразу узнала, сучонок! — я сгребаю полуэльфа в тугие объятия. — Мой кот… моя жопа сразу учуяла, что что-то в тебе знакомое! Барся! Котя! Ты со мно-ой! Я не одна-а!       — Но я…       — Барсик, ты что, сдох?! Не-ет! Барсик, ты не мог! Ты не мог умереть вслед за мной! — я начинаю реветь. — Как ты сдох?! Ты в окно сиганул? От тоски по мне?! Да ты мой сладкий… Я тебя больше не оставлю! Барсик! Ба-арсик! Котейкин!       — Ик! Да для тебя хоть Жопокусик… — бурчит Барсик мне в грудь.       — ТЫ РЕИРКАРНИРОВАЛ! — я отодвигаю от себя «кота» и начинаю тискать за щёчки.       — Э-э… М-м.       — Зязя моя! — я смачно чмокаю Барсика в щёку.       Охуевший Барсик округляет глаза, покачивается, как неваляшка. А затем он грабастает меня за затылок и порывисто бузует на себя.       Наши губы сухо ударяются. Я погружаюсь в запах кислого взавара и солёной солонины. Барсик нажрался вискаса.       Он приветственно облизывает мои губы.       И снова включается автопилот.

***

      Когда я поднимаю голову, то лежу уже на животе, на полу. Под ладонями хрустят пылица и сор. Очки сдвинуты на самый кончик носа, но всё ещё держатся. Пазухи ушей вспотели.       — Девушка… Девушка! Девушка, боги милостивые! Неужто, мои мольбы о помощи всё ещё не слышны для вас?! О, боги, за что мне такие истязания?! — бухтит чей-то склочный женский голос.       Я медленно, пребывая в прострации, вожу головой. Вокруг разбросаны пьяные тела. Кто-то храпит, кто-то пускает газы. Эльфы, не умеющие пьянеть, сидят и переговариваются за столом, ведут скромную трапезу. Наконец, когда краснолюды «пришли в упадок», эльфы смогли поесть в тишине и спокойствии.       Я ленно поворачиваю голову, гляжу на пол перед собой. Чьи-то кривые лапки. Поднимаю взгляд выше. Курица. Жозефина. Она смотрит на меня то левым, то правым выпученным глазом. Клюв её раскрыт, подмышки крыльев подрагивают.       — Девушка! Ах! Ох! Вы пришли в себя?! Девушка!       — Жозефина?..       — Что?! Ах! Ох! Боги! Вы услышали мои молитвы! Боги, да прибудет вам моё прощение! Ах! Ох!       — Жозефина…       — Девушка! Вы должны! Обязаны мне помочь! Слышите?! Моё имя… девушка, боги, не теряйте сознания! Куда-ах!       — А?!       — Моё имя Гертруда Жозефина Жаннета Жюп-Жюп ля Кутюр де Куси! И я, о боги, боги! Нахожусь под заклятием… Я слышала! Слышала вашу историю! Вас сопровождает ведьмарь! Да! Да! Ведь. Куда-ах! О, боги, простите. Это невыносимо. Вы хоть можете себе представить, каково это — находится в теле индейки?! Девушка! Я баронесса из древнего рода Ля Бабийон, единоутробная дочь… Куда-ах! Жена барона Фернена дʼЭспиноса Сантьяго де Куси! И если вы окажете мне услугу, я щедро вас… куда-ах!       Я имитирую пердёж, подобрав в комок губы.       — Девушка! Я и мой супруг были заколдованы! Мой муж, мой барон Фернен де Куси… он исчез. Боюсь, его уже нету среди живых! И участь его мне не известна! Но я! Я ещё куда-ах!       — Фер… фернен? Фернен? Фер… Вернон? Вернон Роше?       — Что? О, боги! Нет-нет! Фернен дʼЭспиноса Сантьяго де Куси!       — Куси? Фас?..       — Де Куси!       — Фернен… куси. Я, кажется, припоминаю.       — О, боги! Куда-ах!       — Мадонна…       — Девушка! Богами заклинаю вас! Помо…       — Фернен Роше. Рошефен. Феншель. Хм. Фарш.       — Девушка! О, боги! Смертынька моя!       — Фер-нен. Фе-ернен. Ва-алли. Е-ева-а…       — Уверена, ваш друг ведьмарь сможет избавиться… хотя бы, пускай… куда-ах!       — Фернен. Ферреро. Ферреро Роше. Блять.       — Девушка, я щедро вас вознагражу! Вас и вашего друга…       — Ферреро! Твою, сука, мать! Фернен де Куси?!       — Да-да! О! Диас…       — Ахиреть не встать.       — Девушка, я верила, я знала, моё сердце подсказывало мне, что вы сможете…       — Бодяжная…       — Что? Девушка? Куда-ах!       — Бодяжная была тут выпивка…       Я ударяюсь лбом об пол.

***

      Лежу я на боку, всё на том же полу, скрючившись. Открываю глаза. Камень гарпий лежит возле меня. Я выронила его давным-давно, и вот он вновь очутился под моим носом. Я сгребаю камень и обнимаю его, как любимую плюшевую игрушку. Камень больно впивается мне в руку через куртку своими твёрдыми острыми рёбрами.       Я не знаю, что именно наводит меня на мысль о том, что сейчас происходит раннее утро. Может, разбредающиеся гуляки? Тихие пересуды людей за столом? Снаггс, приходящий в сознание возле скамьи? Бурдон, трезвый, как стёклышко, попивающий ромашковый чай на скамеечке?       Ко мне кто-то подходит.       — Что может быть отвратительней dhʼoine, валяющегося в собственном сраче? Только ты, weddin, валяющаяся тут наподобие червяка. Вставай. Или за прошедшую ночь ты истратила всё своё скудоумие? Срочное дело. Поднимайся, пока я не приказал волочить тебя силой.       Я поднимаю осоловелый взгляд и вижу Иорвета. Лицо атамана за стёклами моих профессорских очков выглядит шафранно-жёлтого цвета. Почти что чёрный, проникновенный взгляд в тёмной, обведённой тенью глазнице.       Выглядит он мертвецки страшным. За его спиной грозными тенями стоят скорбные фигуры пришлых эльфов.       Я перекатываюсь на спину, закрываю глаза, стискивая одной рукой камень снов. Другой, той самой, что вовсе недавно покалечил атаман, начинаю дирижировать в воздухе. Ещё начинаю тихонечко, монотонно напевать в потолок:       — Сеньо-ор Иорвет! Все твои 32 зуба — сверкали как алмазы! Обжигаешь красотой, ты, гламурная зараза…       — Прекращай выть, ужасное создание.       — Как ты не крути, но мы не пара-а, не пара-а… Вот такая вот у нас запара-а, запара-а. Кхе-кхе…       — Пора с этим кончать, — последние слова Иорвет злобно цедит сквозь стиснутые зубы.       — Нет-нет, ты должен был пропеть: что тебе не хватило денег, что я сгубила твои понты, что я убила твою любовь и тебе кранты.       Надо мной вздрагивает тень. Атаман склоняется, протягивает руку к моему вороту куртки.       — Сент и баста! — возмущаюсь я. — Или как бы там сказал твой эльфийский папа?..       Откуда ни возьмись, возникает Жозефина. Отважная курочка в полёте атакует атамана белок, клюёт его в сгиб руки, незащищённый бронёй, и художественно приземляется на пол. Иорвет удивлённо бухтит, тут же вспыхивает и яростно ударяет по курице сапогом.       Жозефина, раскидав крылышки, вертушкой отлетает в сторону.