— Та-ак, начинается. Что это ещё такое? Ты сбрендил? С каких пор пошли отклонения от сюжета? — С тех пор, как вмешалась ты. Эпизод девятый, сезон первый. Из разговора Роше и Арьи.
Ты изгрызен и переломан, Перемешан в кровавом меле… Крысы помнят, о Мастер Гофман, Как все было на самом деле… Канцлер Ги «Страшная сказка»
Король бился головой об стену и жалобным голосом причитал: — Ах я несчастный монарх! Теперь король, казалось, мог бы понять, что лучше было съесть колбасу без сала. Амадей Гофман «Щелкунчик и Мышиный король»
Записки Зеррита
«Зачинщица» изыскала возможность сбежать от нас. После моего последнего наставительного разговора с ней она исчезла. Вместе с Белым Волком они скрылись во мгле. И, не смотря на весь её нелепый вид и предосудительное поведение, я, кажется, начинаю испытывать подобие скуки по её сумасбродству. Просто думаю, что время, проведённое мною в компанейских отношениях с этими двумя носителями патологий («зачинщицей» и Белым Волком), приучило меня оценивать вещи по иной шкале, нежели той, которой я пользовался всю жизнь до встречи с ними. Сообразуясь с нашим скверным положением, «она», как внезапно возникшая язва, принялась разъедать наш тыл. Мы же, истощив терпение в бесплодной борьбе с её решимостью, были вынуждены насильственно улыбаться. Возможно, именно в этот момент у меня было и схватилась надежда. Когда я видел, как она ведёт себя с нами, мне становилось смешно. Но я так же видел, что она может не меньше своего, если не больше. У неё есть скрытая цель, она одержима ею, как и одержима жаждой жизни. Мы не можем взять на себя обязательство гарантировать её безопасность. И даже сознавая наперёд никчёмность этих попыток, я начинаю понимать, что мысли мои идут враздробь с действительностью. Иногда мне кажется, что вся эта мытарящая сосущая тоска, вся эта сломленная надломленность вызвана «её» появлением. Всё это является только эрзацем по сравнению с ощущением жизни, но я не могу выбросить из головы всё то время, проведённое вместе с ней. Я надеялся, что эта «зачинщица» научит меня жить. Однако счастье — вероломно, нас норовят взять в тисы со всех сторон. А вспыхнувшая надежда уже успела погаснуть на ветру. На ладонях — нервный зуд. Сапоги ссохлись и жмут. Мы дали Нильфгаарду обдурить нас, как последних фраеров. Остаётся только истощать силы в борьбе со временем и сидеть подобно нетопырям в этих пещерах. Лето велит ждать. Иногда он покидает убежище и исчезает, но возвращается совсем скоро. Сомневаюсь, что он так часто проверяет силки, а ещё сомневаюсь, что он показывался «зачинщице» или Белому Волку на глаза с того момента, как вернулся в катакомбы. Долгое время нам удавалось водить «зачинщицу» за нос, возможно, она и сейчас не предполагает, что Лето с давних пор находится по эту сторону мглы. Её пророчествующие слова не произвели на Лето должного эффекта — он по-прежнему придерживается нашего старого плана. Добыть голову Хенсельта — наша первостепенная задача. А если Нильфгаард действительно водил нас всё это время за хомут, то мы будем готовы к последствиям. Но мне думается, что благодаря вмешательству «зачинщицы» мы всё-таки перестали быть слепым орудием в руках империи. Теперь мы с «зачинщицей» горим одним полымем. Не думаю, что ей удастся сбежать. Рано или поздно они с Волком вернутся, и тогда нам больше не придётся выигрывать время. Смерть сыто сведёт свои челюсти: король будет мёртв, среди людей начнутся бои. Нильфгаард возьмёт в намёт разрозненное королевство. Я не могу выразить словами, какие чувства всё-таки вызывает у меня эта «зачинщица». Её поведение порой заводит в тупик. Когда она не смогла отыскать солдата, которого нам удалось отбить у призраков на берегу, мы решили преподать ей урок. Мы не стали убивать того человека. Мужик просто-напросто обдристался от пережитого и пошёл топить горе в кружке. Мне думается, что ушёл он основательно, раз девчонке не удалось его сразу отыскать. Эта ситуация сыграла нам на руку. Мы инсценировали славную кончину того солдата. Пускай она перестаёт вести себя столь беспечно. Ложная гибель того человека должна была остудить её пыл, ведь порой её инфантильное притворство перерастает в сумасшествие, достигая точки, где кончается человеческое разумение — оберегать её от опасностей становится только сложнее. Это забота? Я думаю, что последнее время мы стали вкладывать слишком много напрасных сил в эту «зачинщицу». Чего только нам стоила денная и нощная слежка за ней. А с её нелепыми просьбами и вовсе оскомину набили. Последний раз она просила у меня перья гарпий. И куда мне теперь девать эти перья? Иногда развлекаю себя тем, что приклеиваю её перья соком берберки на Эгана. В такие моменты мне думается, что влияние «зачинщицы» на нас не прошло зря. Порой я начинаю натужно улыбаться, вспоминая её глупые просьбы. «Зеррит, Зеррит, давай так: ты меня бросаешь, а я делаю сальто!». Интересно, в таких случаях она говорит серьёзно или всё же пытается оригинальничать?***
— Для тебя отдельный котёл в аду приготовлен, слышишь, Иорвет?! — Ire lokke, ire tedd, — стыло отозвался атаман, удерживая взгляд в стороне. Отходняк после пьянки у меня выдался драконовским, будто бы и в самом деле топливо вчера хлестала, чтобы смочь взлететь над Вергеном. Ухайдакали меня славно: суставы распирало от боли, от озноба трясло, а глаза и вовсе слиплись, как сдавленные сливы, благо, за очками кота Базилио моих щенячьих зенок было не видно. Догадываюсь, что и воняло от меня, как от Одрина, если не пуще него. Двое бойцов Иорвета уверенно держали меня под локти, позволяя сомнамбулически шататься взад-вперёд. Я готова была разрыдаться от чувства дурноты, хотелось лечь и заскулить. Сознание сумбурно хлестали голоса и звуки, а тонкое единичное брюзжание мухи, взявшейся поблизости, звучало особенно громко. Глаза у меня увлажнились слезами. Я приготовилась реветь. Но вдруг вспомнила о несчастной Жозефине, попавшей под перекрёстный огонь, и пьяная моя капризность сменилась пьяной злостью. Издав коровий мык, я попробовала пнуть Иорвета. Со стороны это вышло так, как будто я попробовала станцевать с удерживающими меня эльфами канкан, но те вдруг не поддержали моей затеи. Я понуро покачнулась. — Стервюги! Холера вам в бок! Обождите! Эй! Кума! — кликушески заголосил какой-то краснолюд в колпаке, подбегая к эльфам. От его дребезжащего позыва у меня затрещала голова. Я поморщилась, попробовала спрятать нос за плечом удерживающего меня эльфа. Тот не стал сопротивляться, и я утёрла о его сарафан слюнку. — А ты ещё кто такой? — прищурился Иорвет, но краснолюд на атамана даже не взглянул. Маслеными глазами, полными хмельного восторга и туповатой сытости, краснолюд глазел на меня. Из клочковатой бурой бородки поблёскивали смазанные жиром губы. — Покеда не ушла, кума, забирай свой выигрыш! — А-ась?! — я настороженно повернула голову, прекратив вытирать лицо о руку смирного эльфа. — Какой ещё нахрен выигрыш? — Тю! Неужто запамятовала? — с подтрунивающей весёлостью отмахнулся краснолюд. — Ох, и гнёшь! — Разъязви вас всех в душу! Что тут происходит?! — к нам уже спешил Золтан. — Чего кулачья сучишь, эльфский блуд?! На какую надобность девку опять прёшь?! — Не вздумай лезть не в своё дело, краснолюд, — оскалился Иорвет, но я не дала атаману докончить свою увещевательную фразу. — Какой, блять, приз?! — Ахнула вчера вовсю! — восторженно провозгласил безымянный краснолюд, вскидывая руки в хвалебном запале и топая. — Королевой пьянки тебя, кума, избрали! Ох! — Коро… та-ак. Пиздишь, — я попробовала сосредоточить внимание на бородатом гонце. — Тю! Все ноги сбила вчера, эк отплясывала! А уж сколько выхлестала, нутро твоё бездонное! — Что?! Какое ещё нутро?! Золтан, что вчера… — Да заткнись ты, пустобрех, — Хивай отвесил топтыгину подзатыльник. — Пьянее грязи вчера ты была, вот что. Но в целом без эксцессов, кхм. — Cuach aep arse… — выдохнул Иорвет. — Перчатки, — пригибая голову, продолжил топтыгин, — трубка, бриаровая, ни хухры-мухры, да табак-самосад, ещё чеснок, зерно, рогатка, мурмолка ну и котомка в придачу. Ах, ещё свёклы кто-то кинул! — Какой, блять, свёклы?! — Не сепети, — успокоил меня Золтан, — ты вчера как допилась до чёртиков, так и давай морось разводить. Уселась посередь зала и давай рыдать, дескать у тебя бобра с головы того затраханного отобрали. Ну, мужики-то у нас отзывчивые, особенно когда тут королева пьянки орёт, ну и скинулись тебе всем дружным коллективом, снабдили всем необходимым. Кто-то вот даже шапкой своей пожертвовал, только вот, думаю, к утру уже опомнился и сейчас пойдёт эту самую шапку искать. Я, полностью огорошенная, умолкла, тщась согнать мысли в кучку. Но они разбегались, как таракашки, опылённые дихлофосом. Внутри меня начинало закручиваться в тугой узел волнение, а от ощущения полной прострации и непонимания происходящего хотелось вопить. И я завопила: хрипло, негромко. — Почему я вообще здесь с вами торчу?! Я хочу домой! Кто-нибудь, отведите меня домой. Я заебалась тут в вашем балагане! Сколько можно? Господи, да когда же это всё закончится?! — Ничего ещё и не начиналось, — заверил меня Иорвет. Краснолюд-топтыгин косолапо ступил ближе и протянул мне холщовую котомку. Эльфы ослабили хватку, выпуская меня для того, чтобы низкорослик смог перекинуть мне за голову сумку с «призами». Я покачнулась, но на ногах устояла. Артачиться сил не было вовсе. Один из эльфов подхватил с пола мой камень снов, и только тогда я дёрнулась, выхватывая артефакт у него из рук. Скояʼтаэль оскорблённо набычился. Я попробовала затолкать камень в сумку, но руки предательски тряслись, а очки неприятно затемняли взор. Краснолюд-топтыгин любезно помог мне упаковать котомку. — Куда эти сволочи тебя волокут на сей раз? — взыскательно обратился ко мне Золтан, сурово хмуря лоб. — Эй, думаете, Геральт это так просто оставит? Да ведьмак с вас шкуру живьём спустит! — Вместо того чтобы скотничать в этой харчевне, лучше бы высунул нос во двор, краснолюд, — оскалился Иорвет, туша злобу в каждом своём слове сдержанной стынью поведения. — Идём, — один из его высоких бойцов кивнул мне в сторону. — Погодьте, — я завела руку над головой, согнув её в локте, и принялась недотёписто ворошиться у себя за пазухой. — Что за фокусы на этот раз? — озлобился Иорвет. Я технично извлекла из-за пазухи сухой веничек. Атаман удивлённо поднял бровь. Золтан огладил свою бороду и издал глухое «эх, нда». — Для «вейности», — устало продекламировала я и остервенело затолкала ломающуюся сухую траву в котомку, следом уже осторожней складывая натёршие мне переносицу профессорские очки. — И не подумай, что тебе, дед Иорвет. Конскую тебе залупу на воротник, ага? Ну-ну. Атаман учтиво пропустил мою последнюю реплику мимо своих вытянутых ушей. Золтан хотел было что-то мне сказать, но взгляд его недовольно скользнул по эльфам, и бородач вынужденно промолчал. Краснолюд-топтыгин провёл утиркой по лбу, сглаживая выступивший пот, с виноватой корявостью поглядел в нашу сторону и тихонечко пробормотал: — Уж если на то пошло, кумушка, то уж изволь восхищение моё выразить, за песнопения… — Довольно, — Иорвет жестом велел бойцам трогаться с места. — Золтан… моя курица! Пригляди за ней! Отнеси её ко мне в комнату, — торопливо заговорила я, толкаемая скояʼтаэлями прочь. — Тьфу! Стрюхня вам, эльфы, в рот…***
— Геральт?.. Ведьмак свёл в нашу сторону свирепо-обвиняющий взгляд. Вначале мне показалось, что поведение его выглядит странным из-за дымки в моей голове, и мне это всё мерещится. Но заглянув Геральту в лицо поближе, я вдруг с глухо сбившимся сердцем поняла, что мне вовсе не показалось. Меня будто пронзило током. — Геральт. Ты как? Когда скояʼтаэли вытолкали меня на улицу, а солнце уже успело прижечь мне зудящие глаза, меня вдруг посетила мысль, что моё присутствие было востребовано пробуждением Саскии. Однако совсем скоро я поняла, что ошибаюсь. В городе творилось нечто странное, но это не было вызвано радостным известием о спасении Девы. Скорее можно было предположить, что произошло нечто скверное, мутящее устаканенный образ жизни здешних обитателей. Пока мы поднимались в гору, я из последней могуты пыталась прийти в себя. Но смотреть перед собой на дорогу было невыносимой пыткой: глаза жгло от дневного света, хотелось пить, а всё тело ломило, как будто бы меня всю ночь трепал Роше. Я пробовала сосредоточиться на задниках сапог впереди идущего эльфа. Но совсем скоро от мельтешащего шага конвоира меня замутило ещё жёстче. Геральт ожидал нас на вихлявом мосту, ползущем вверх по склону к замку Трёх Отцов. В дневном охристо-жёлтом свете скалистые своды замкового сооружения выглядели сущностно спокойно и величаво. Но что-то в их громоздких навесах казалось мне тревожным и давящим. И я была бы не прочь рассмотреть все архитектурные контрасты и изыски сего здания, но моё нездоровое состояние вынуждало меня отвлекаться. К тому же эта самая тревожность меня пугала и вызывала неприятное волнение. Анализировать обстановку не было сил, я беспомощно волоклась за эльфами. И столь же беспомощно встретила суровый взгляд ведьмака. — Только не говори, что собираешься втягивать нас в это дело, — Геральт обратился к Иорвету. Атаман кощунственно осклабился, сдержанно указал рукой на замок. — То, что здесь сейчас происходит, vattʼghern, в значимой мере затрагивает твои интересы. Раз уж ты оказался под рукой в столь удачный момент, изволь принять непосредственное участие в сотворении судьбы Севера. — Мне нет дела до судьбы Севера, — опасно проговорил ведьмак, не сводя пристального взгляда с атамана. — Я выполнил часть оговорённой сделки, но мне ещё многое необходимо успеть. Зачем тебе я сейчас? Чего ты хочешь, Иорвет? — Разве ты забыл, — вполне серьёзно отозвался атаман, сжимая набалдашник своего кинжала на поясе в злобной решимости, — частью твоего обязательства является добыча королевской крови. Так что ты должен быть мне признателен. Я сузил круг твоего поиска, привёл тебя к единственному доступному носителю искомой крови. — Только не говорите, что там сейчас дрючат принца Пениса, — устало выдохнула я, массируя лоб. Атаман показательно склонил голову, невесело улыбаясь, и молча указал ведьмаку на меня пальцем, дескать сам погляди, ведьмак, да эта dhʼoine и без подсказок до всего догадывается сама. — Я что? Угадала?!.. — Блеск, — буркнул Геральт. — Ты избавила нас от лишних объяснений, — согласно отозвался Иорвет. — А теперь я предлагаю тебе возможность высказать своё тенденциозное мнение. Да-да. Можешь смело болтать всё, что тебе вздумается, weddin. Потому что если твои слова подтвердят виновность этого ублюдка, то сегодня прольётся кровь одного из венценосцев. — Ага, значит, ты просто так возьмёшь и поверишь моим словам? — от удивления я позабыла об усталости. — С чего вдруг? Иорвет навис надо мной грозовой тучей, давящим взглядом вынудив меня молча оцепенеть. — Потому что меня ничего не сдерживает, — ляскнул зубами атаман, — и ради спасения Саскии я готов пожертвовать спокойствием среди людей. Времени слишком мало, чтобы искать обходные пути. А если принц действительно виновен — то уж тем более я не стану сдерживать стаю этих голодных шакалов. — Постойте… но разве он не должен был погибнуть до этого? Да! Точно! Если же Геральт пошёл с Роше, то принц должен был умереть на поле! И Саския… Как так вышло?! При упоминании Роше лицо у атамана заиндевело окончательно. Во взгляде его вспыхнула давнишняя жестокость. — Хочешь сказать, что всё могло зависеть от того выродка? — Какого ещё выродка? — я, поглощённая своими мыслями, упустила суть предложения. — Вернона Роше. — Сам ты выродок! — огрызнулась я, но тут же встревоженно притихла, сделав вид, будто вновь занята размышлениями. Иорвет свирепо ощетинился. — Не зли меня, человек. Какое отношение Вернон Роше может иметь к принцу? Они заодно? Темерский выродок заодно с Аэдирном? Я в последний момент сглотнула выплеск злости — кулак, занесённый на атамана, я притворно свела вниз, делая вид, будто я показательно решила опереть подбородок о согнутую кисть. Моё неврастеничное поведение не ускользнуло от цепкого внимания Иорвета. Эльф опасно прищурился. — Нет. Вовсе нет, — сцепив зубы, выдавила я из себя спокойным тоном, — всё слишком сложно. Это долго объяснять. Если коротко, то принц должен был погибнуть на поле с призраками, потому что Геральт так и не пришёл к нему на помощь. Да и ты, Иорвет, задержался. Как ему удалось выжить, хер знает. Но он живой, и сейчас он тут. И это прекрасно. Саскию разбудить можно, а вот оживить дохлого монарха — уже нельзя. Поэтому нельзя убивать Пениса. Ар-р, Стенниса, я хотела сказать. Угу. — Так он виновен в отравлении Саскии, — вопрос атамана прозвучал как скоропалительный вывод. — Да, но… — Это всё, что нам следовало знать. — Что?! Нет! Иорвет! — я ухватила атамана за руку, но тот порывисто стряхнул мою хватку. — Не смей делать со мной неосторожных движений, — заявил Иорвет. — И даже не смей лезть мне под ноги. — Геральт, — я вновь обратилась за помощью к ведьмаку, но его угрюмый, мрачный вид вынудил меня искать помощи лишь у собственного рассудка. А рассудок мой давал сбой. Система замкнулась, и болезненные искорки в мозгу нудили меня бестолково морщиться, заламывать руки и слёзно поглядывать на небо. Геральт выглядел измученным. Две сюжетных ветки он не осиливал ни физически, ни психологически. Сказывались перегонки со временем: ведьмак не мог перестать думать о Трисс, и с каждым днём чаша его терпения расплёскивалась через край. Из-за моей дурацкой эскапады он был вынужден батрачить на два фронта, не имея возможности ни отдохнуть, ни перевести дух. И я в тот момент почувствовала такой наплыв вины и стыда, что сдерживать нервозный зуд в суставах стало невыносимо — я стояла, зажатая между эльфами и ведьмаком, и беспомощно ломала себе руки, будто бы через эти никчёмные жесты показывая им, что я принимаю справедливость навалившихся на меня упрёков. Вместо того чтобы поддерживать Геральта, помогать ему в решении сложившихся проблем, я надралась в говно в местной таверне, навела шуму и не сделала ничего такого, чем можно было бы гордиться. Спасла курицу, украла шапку, устроила местным пьяницам весёлый пир. — Говори, Арья, с этим незачем тянуть, — строго произнёс ведьмак. Я поняла, что соврать мне не удастся. Не в том я была состоянии, чтобы нагло лгать ведьмаку и Иорвету в лица. Но допускать гибель принца было нельзя. Хоть этот мудак и стоял за отравлением Саскии, но от его жизни зависела судьба целой страны. Если принц будет убит, Север потонет в крови… — Дело в том, что… — Арья, если ты хочешь поскорее вернуться обратно, то говори, — сказал Геральт, и голос его прозвучал без должной теплоты или заботы. Лицо ведьмака было покрыто грязью и чёрной гарью. Из застылой царапины на щеке виднелась ссохшаяся кровь. Взгляд его будто бы был припорошен пеплом, и только янтарные искры всё ещё живо и люто мерцали на его сухом и обветренном лице. «Обратно к Роше», — мысленно договорила я. — Его нельзя убивать, — голос мой дрогнул. — Он нужен. — Кому? Кому он нужен, Арья? — Северу. — Откуда ты можешь это знать? Ты предвидишь все исходы? — Нет. — Тогда: откуда? Откуда твоя уверенность? — Я знаю точно, без сомнений, что если он умрёт, то Аэдирн будет почти что уничтожен. — Кем? — Начнётся гражданская война или… — Война уже идёт. Всё. Ты сказала достаточно. — Меня притащили сюда за этим?! Иорвет! Эй! Ты притащил меня сюда за этим?! — вскричала я, бросаясь вслед за атаманом. Атаман шквалисто развернулся, сметая меня своим гневным взглядом. — Если желаешь, тебя отведут обратно мои солдаты. Только прекращай делать то, чего от тебя не требуют. — Так ты сам меня сюда приволок! — в сердцах воскликнула я, чувствуя нарастающую панику. — От тебя требовалось лишь выступить в качестве убеждения для своего приятеля. Теперь последние сомнения сметены. Возвращайся на своё место и не высовывайся. Я не берусь обеспечивать твою безопасность, если тебя кинется разрывать разъярённая толпа. Народ и без того наполнился гневом — я со своими силами уже не в состоянии ничего с этим сделать. Суд состоится. И он состоится прямо сейчас. — Геральт! Ведьмак вместе с атаманом скорым шагом двинулись вверх по склону. Я дёрнулась им вслед. — Ребят! Эй! Нет! Только не так! С таким настроем вам туда нельзя… Пожалуйста. Я не могу просто так всё испортить. Геральт! Прошу, не допускай этого! Ведь… ведь толпа не может вершить самосуд над особой благородного происхождения просто так! — козыряя последними доводами, я тщилась не отставать. — Значит, для тебя правда не имеет значения, — сухо будто бы констатировал Геральт. — В этом я с тобой не соглашусь. — Мне всё одно, — оскалился Иорвет, — мужик или господин. Надо будет — всех перебью. — Да стойте же! Я не сказала, что мне неважна правда! Просто. Просто не забывайте, что существует незыблемый порядок вещей, который… — Который допускает несправедливость, — резанул в ответ ведьмак. — Смерть предстоит всему: она — закон, а не кара, — вдогонку высказался Иорвет, и во взгляде его ворохнулась терпкая горечь. Я в ужасе схватилась за голову. Что я только что наделала? Если народ растерзает принца, Аэдирн сгорит! А значит — огонь и на Темерию перекинется! Весь Север вспыхнет! Я только что подожгла фитиль, ведущий к пороховой бочке. И мне нужно было затушить его, во что бы то ни стало, даже пускай голыми руками. Я не хотела больше создавать неприятностей для этого мира. Не хотела подвергать Синих Полосок случайным опасностям. Хотела всё исправить. А в итоге смела всю шахматную доску одним лихим махом. — Закон?! Иорвет! Вы с Роше у кого вообще учились юриспруденции?! Я бросилась вслед за ними.***
— Бабам тут не место! — Да иди ты на хуй, блять, — для вящей надобности я показала смерду фак. — Изыди! Середь крепких сводчатых стен коридора крикливо роилось сборище бестолковых франтов-дворян и чахоточных смердов. Аэдирнцы старались держаться разрозненными группами, придерживаясь тенденции классового неравенства, но в ходе пагубных споров им всё же приходилось сбивать свои противостоящие ряды. Краснолюды, как представители местного населения, недовольно держались на задворках, бросая на людей хмурые взгляды исподлобья. — Мужикам с господами никогда по одну сторону не бывать! — сотрясал кулаками краснолюд в меховой шляпе. — Для людей самое важное — который из них на высоком троне гузно своё пристроит, — охотно кивал его приятель. — Да, а Хенсельту только этого и надо! Как начнут они щаз друг другу башки сносить, так придётся краснолюдам одним выходить против всей силищи Каэдвена! — поспешил высказаться третий представитель от горцев. — Огня с водой не сведёшь. — А Саския свела! — с откровенным недовольством ругнулся краснолюд в шапке. — И вот смотри, что с ней сделали, — с обвинительным сожалением в голосе покачал головой его приятель. На каждом шагу чадили очаги брани и жёстких споров, самый же бурный пожар полыхал в тесном конце коридора. Представители дворянского сословия из последней своей могуты сдерживали натиск рассвирепелых крестьян. Последний рубеж готов был пасть. Я отошла к компании краснолюдов, теснясь скрыться от случайных происшествий или выпадов. Геральт и Иорвет уже прорубали себе путь в самый эпицентр бедствия. — Иорвет! — Белки! — слышались со всех сторон испуганные голоса подмятых анархистов. Однако восставшие не спешили бросаться врассыпную. И даже грозный вид атамана белок не вынудил их отступить. — Да дайте ж сказать! Пропустите! — из гурьбы людей послышался голос Скалена Бурдона. — А ты тут чего?! — всплеснул руками ярый представитель из числа крестьянских зачинщиков, седовласый человек в жёлтом мясницком фартуке. — Я Скален Бурдон. Слежу за порядком в Вергене, — деловито заявил рыжебородый краснолюд в синей франтовской шляпе. — Ну ты ж и проследил! — с кулаками бросился на того седой. — Где ж ты был, когда Саскию отравили?! Полуголый крестьянин, важно выстаивающий возле седого в одних подтянутых трусах-шортах, призывающе заголосил, всплёскивая слабыми кулачищами: — Давайтя прынца! Под цепы его! Иорвет коршуном влетел в самое полымя, и напуганные люди поспешили ворохнуться в разные стороны, будто бы поддетые шквалистым ветром. Казарменный голос Иорвета громыхнул как гром в шуме ливня. — Стоять! — лютым голосом осадил людей атаман, обводя собравшийся скот испепеляющим взглядом. — Если хотите уйти целыми, держите лапы подальше от оружия. — Виноватого надо судить! — воззвал кто-то из представителей дворянства. Беспорядочный гул под сводами начал стремительно редеть, сосредотачивая основные силы у дверей покоев принца. — По вашему закону?! — вскипели ряды крестьян. — И что вы ему сделаете?! Штраф наложите и по гузну отшлёпаете? — Мы его сами отшлёпаем! Секирой по горлу! — с хрипотцой в срывающемся призыве вторили из толпы. — А что принц запёрся? Что не выходит, ежели не виновный?! — Хватит! — Иорвет порывисто взмахнул рукой, и в предостережении его заскрежетали надсадные свирепые ноты. — Если кто возьмётся за оружие, вначале прострелю руку. Потом полетят головы. — Нас больше! Со всеми не справишься! — бесстрашно завопил кто-то из анархистов. Иорвет прицельно выхватил взглядом в толпе крикуна и рьяно возвёл на него карающий перст. — Ты будешь первым! — заявил атаман. Мне думается, что оратор после этакого заявления Иорвета не мог больше оставаться в чистых портках. Так как от свирепого крика атамана и у меня задница вспотела. — А теперь расходитесь, — уже спокойней велел Иорвет. Но сброд и не думал расщепляться. Пересуды возобновились, однако теперь уже никто не смел драть глотку, как на базаре, опасаясь схлопотать стрелу в лоб. Я увидела, как Геральт с Иорветом о чём-то переговариваются, но из-за разделяющих нас спорящих аэдирнцев расслышать, о чём они толкуют, было решительно невозможно. Кто-то схватил меня за котомку за спиной и горячо одёрнул в сторону. Я едва успела перебрать ногами на месте, чтобы не удариться плечом о стену. Сердце у меня гулко забилось где-то у самого горла. — Тише, — Цинтия толкнула меня спиной к стене, подступая спереди. Прежде чем я успела опомниться, магичка преподнесла к своим губам указательный палец, веля мне не шуметь и быть хорошей девочкой. — Тише, — порицательно повторила она тихим недовольным голосом. На этот раз чародейка оказалась принаряженной, и потому я не сразу признала в ней недавнюю знакомую: на ней была белоснежная рубашка с расклешёнными рукавами и чёрный приталенный жилет, на тонких ногах — брюки в обтяжку и сапожки с высоким голенищем. И я вполне могла в тот момент позавидовать её ухоженному и красивому внешнему виду, если бы не проницательный злой взгляд магички из-под капюшона. Наверное, Цинтия ждала, что я закричу. Но я продолжила нелепо молчать, и чародейка согласно кивнула: — Предлагаю заключить сделку. — Да пошла ты, — спокойно ответила я, вторя её примеру и не повышая голоса. — Сделка — это лучшее, на что ты можешь сейчас рассчитывать, — флегматично пожала плечами магичка. — Если и будет какая-то сделка, то не на твоих условиях, — невозмутимо фыркнула я. — Стоило прикончить тебя, когда была на то возможность, — задумчиво проговорила магичка, оценивающе рассматривая меня вблизи. — Ещё бы чуть-чуть. — Выслушай меня, — Цинтия подступила ко мне ещё ближе, обрезая и без того фамильярную дистанцию. — Ты рассказываешь мне обо всём, что известно ведьмаку и вашей разведке. Я оставляю тебя в живых. Думаю, вполне выгодные для тебя условия. — Э-э… — Ты ведь уже знаешь, кто я? Не так ли? — Ну да. Только мне кажется, ты что-то не так поняла… — Мне некогда долго здесь с тобой находиться, — рассерженно сжала зубы магичка, — поэтому говори быстрее. «Ну да, иначе Филиппа надаёт тебе по попке», — усмехнулась я про себя. Тут же мне последовал вполне реальный ответ — чародейка ущипнула меня за руку и деловито прищурилась. — Не вынуждай меня залезать в твою голову, — с чистой совестью заявила магичка. — Тебя никто не вынуждает, ты сама лезешь… — Неужели у Темерии и в правду всё настолько плохо с разведкой? — Цинтия с презрением окинула меня с ног до головы разочарованным взглядом, отступив при этом на шаг назад. — Почему ты мне тогда руку вылечила? — Захотелось. — Захотелось сделать доброе дело напоследок? — Захотелось тебя возбудить, но потом мне расхотелось. Люблю пробовать что-нибудь новое, но заниматься сексом в сауне это, наверное, так мучительно. Я приофегивающе заткнулась. Мне будто бы подарили валентинку, а я оказалась уже забронированной на вечер. — Я больше по мальчикам, по морякам там, — без особой уверенности выдавила я. — Выкладывай всё, что знаешь, иначе… — Иначе ты наколдуешь мне на манде жабры? — Хм. — Прости, просто был как-то случай…* — Ты не станешь выдавать меня, потому что иначе раскроется, что и ты работаешь на разведку, — рассудительно сказала магичка. — Но ты ведь даже не владеешь магией. Кто ты такая? Мне не приходилось читать о тебе в рапортах… — Я недавно на службе, — похвалилась я. — По тебе видно, — улыбнулась Цинтия. — Послушай, — я сбавила голос до заговорщицкого шёпота, — я не хочу с тобой никаких тёрок, ок? Представь, что я медиум. Я вижу будущее, поэтому ведьмак меня таскает повсюду с собой. Так вот, если Трисс сейчас у тебя… По лицу чародейки пробежалась лёгкая тень, в тёмных глазах вспыхнула опасная догадка. — A dʼyeabl aep arse, — с нильфгаардским тёртым диалектом выдохнула магичка. — Трисс? — Меригольд, ну. Если она у тебя, то лучше передай… передай её мне. Иначе тебя поймают, когда ты будешь переходит мглу, и убьют! Да-да. Ведьмак в порыве злости и кокнет. — Ты врёшь, — зло сказала Цинтия, и по её суровому взгляду я поняла, что любовь её ко мне прошла. — Ты ведь знаешь, что Филиппа придумала для Саскии? Так вот, их ведьмин план не удастся, Филиппу схватят, а… — Кто её схватит? — А ещё ослепят и… — Ты говоришь какой-то вздор! — шикнула на меня магичка, до боли хватая за предплечье. Прежде чем я успела заартачиться как следует, рой аэдценцев на этаже пришёл в движение — тревожно ворохнулись голоса, зазвенели уготовленные для расправы вилы. Мы с Цинтией одновременно оглянулись. Из охраняемых покоев принца, хищно угнув голову, быстрым шагом вышел Геральт. Народ встретил его встревоженными выкриками. Вслед за ведьмаком показалась стража принца. «Геральт переговорил с Пенисом», — догадалась я, и тут же Цинтия вопросительно поглядела в мою сторону. Она вновь словила мои мысли. Я, устыдившись, сделала вид, что зла на чародейку за её бессовестность — попробовала высвободить свою руку из её хватки. — Саския в мороке! Хенсельт у ворот! Ещё эти призраки. А мужики с дворянами силами собрались меряться… Вот здорово! — я узнала хриплый баритон Золтана. — Трюфель! — Я не знаю, где сейчас находится Меригольд, — успела прошептать магичка. Цинтия резко свернула в сторону, низко одёрнув капюшон на лицо, и зашагала прочь, воровски пригнув голову. Я тревожно глянула ей вслед: магичка шла быстро, решительно, но в то же время чертовски элегантно. Мне бы так не удалось — я бы утопала, как слон, вихляя бампером. И как только Роше на меня клюнул? Наверное, ему действительно было всё равно, в кого вставлять… Хотя, с другой стороны, поблизости всё же находился лагерь проституток. Может, он решил, что я буду почище и девственнее? Этакая нетронутая Дон Блатанна. Ведь сколько в жизни огорчений от мимолётных увлечений… Стоп. Она только что сказала, что Меригольд сейчас не лежит в виде статуэтки где-то в её сундуках? Тогда, где Трисс? От излишних тяжёлых и совершенно абсурдных размышлений меня отвлекла курица, подскочившая ко мне впритирку и клюнувшая в носок сапога. Я пригляделась и с испугом узнала в ней Жозефину. — Вы, блять, серьёзно?! — крикнула я на Сайлеса, подоспевшего следом. Выглядел полуэльф как только что очнувшийся после попойки. Возможно, так оно и было: наспех вздёрнутый воротник, ослабленный ремень на поясе, всклоченные волосы, возбуждённый взгляд. — Что здесь происходит? — накинулся на меня с вопросом полукровок, на ходу вздёргивая за плечом колчан со стрелами. — Зачем ты курицу сюда притащил?! Сбрендил?! — я, не зная, куда выплеснуть скопившуюся за всё утро злобу, рьяно ударила Сайлеса по плечу. Полукровок покачнулся, будто я его окованной рукавицей вдарила. — А?! — А этот что тут повис, как тяжкий дух в краснолюдской халупе?! — послышался чей-то осоловелый голосок. Я отвернулась от Сайлеса и глянула в сторону, где всё ещё находился Геральт. Крестьяне указывали на ведьмака пальцами, голосили: — У ведьмаков, у них только деньги на уме! — И энтот, поди, скажет, что прынц невиновен! Я почувствовала, как у меня кровь от сердца отхлёстывает. Значит, Геральт всё-таки послушался моих уговоров и решил последовать разумному выбору. Он ведь всегда оставался сообразительным ведьмаком. — Девка, а ну, что мы упустили? — одёрнул меня Золтан. — Геральт только что говорил с принцем… Сейчас они будут судить. — Кого будут судить? — тряхнул головой Сайлес, тщась собраться с мыслями. — Стенниса. Сейчас эти люди будут его судить. Геральт скажет, что принц не виновен, и тогда… Толпа у входа в покои пришла в движение. Кто-то пронзительно закричал: — Хватит! Хватит балагана! Скален Будрон вновь предпринял попытку утихомирить собрание. — Люди! Возьмитесь за ум! Сядьте и поговорите спокойно! Ответ тому последовал незамедлительно. Кто-то из кметов, захлёбываясь собственным воркочущим голосом, выступил на краснолюда: — Наговорились уже! Давай, кумовья, вынимать прынца из халупы! На пути у мужиков встал Геральт. Тон у того не оставлял сомнений, что ведьмак готов был вдарить первому попавшемуся. — Верген — это не нужник, куда каждый насрать может, — утвердил он, вступаясь за несчастного краснолюда. — Надо соблюдать законы, а за их исполнением следит Скален Бурдон. Слово попробовал взять представитель дворянства, некий молодой хлопец с кустистыми бровями и тоскливыми слезящимися глазами. — Нет такого закона, чтобы холопы грозили потомку короля! Это говорю я, Зильгарт, брат Зельткарка, величайшего рыцаря на аэдирнской земле!.. Геральт перевёл на самодура тяжёлый взгляд, и дворянин был вынужден примолкнуть. — Хватит спорить о том, кто родился в замке, а кто в хлеву, — прорычал Геральт. Сайлес с тревогой обратил взгляд в мою сторону, тихо позвал, но я не откликнулась. — Стеннис — тряпка-а! — сдавленно продекламировал кто-то с галёрки. — Куда ветер подует, туда и повернёт! Все это знают! — Гля! Дверь покоев раскрылась, и со ступеней сошёл сам принц. И хоть я и не занимала место в первых рядах, но прекрасно могла видеть Стенниса во всей красе. Это был ещё совсем юный мужичишка, и лицо его, имеющее правильные, гладкие черты было замарано выражением исподнего страха. Монарх Аэдирна вряд ли мог похвастаться бравадой в этот момент, но актёрского мастерства ему было не занимать. Маска лицемерия трещала на нём по швам. Да, это он, без каких там ни было сомнений, отравил Саскию. Он подлый трус и шарлатан, лицемер, сухарь и просто сволочь, но в тот момент мне стало до боли его жаль — как не посчитать его с горем пополам святым, когда живёт он среди прокажённых? Ведь сними с него эти парадные золотые доспехи, что там под ними окажется? Это сейчас он выглядит как майский жук. Но если его раздавить, останется такое же мокрое пятно, как и от любого живого существа. И неважно, что след его крови мог воздействовать на создание эликсира. — Ваше величество! Это небезопасно… Стеннис, невозмутимо представ перед собранием бунтовщиков, с осознанием собственного достоинства выдержал свой непоколебимый взгляд на головах смердов. — Я не боюсь, — не дрогнув голосом, заявил монарх, — страх — это свойство простых людей, но не того, в чьих жилах течёт королевская кровь. Геральт стоял возле принца, пристально вслушиваясь в его увещевающую речь. Стеннис перевёл на ведьмака свой взор, и лицо его исказилось выражением бешенства. — Чего вы добиваетесь? Осудить мою особу? Или принц, по-вашему, не отличается от ярмарочного вора? — он возвёл руку, будто бы повелевая стенам обрушиться на головы собравшихся грешников. — Вы стоите перед королевским высочеством! И смеете посягать на него! Есть на свете преступления, которые можно простить, а есть такие, которых прощать нельзя! Также как нельзя простить мать, которая убила своего ребёнка, или мужчину, который перерезал горло собственному брату… Так нельзя простить преступление против того, кого поставили на престол сами боги! Кто поднимет руку на помазанника божьего, тот не может ступать по земле. Я дивилась тому, как в принца всё ещё не кинули тухлым томатом. — А тот, кто отравляет девицу, он кто? — выкрикнул седой мужчина. — Во-первых, Саския жива, потому никто не может обвинить меня в её смерти. Во-вторых, у вас нет никаких доказательств, что я пытался её убить. А в-третьих, я заверяю всех здесь собравшихся, что я не преступлю закона. Но судить меня может только она — Дева из Аэдирна. — Какой деловой! А ежели Саския помрёт, кто ж тебя осудит? — Я верю, её удастся исцелить! — заявил монарх, раскрывая перед народом свои верноподданнические благие намерения. — Но если боги решат иначе, мы соберём совет мудрецов, который вынесет справедливый приговор. — Вот слова настоящего владыки! — услужливо склонил голову близ стоящий дворянин в лиловом сюртуке. Публика негодующе гомонила. — Ибо я обязан служить для вас образцом! — воодушевлённо провозгласил Стенис. — А мои поступки да станут пламенем, что рассеет тьму! В туго натянутой тишине, в возникшем после слов принца затишном молчании, особо чётко прозвучал тусклый тембр голоса ведьмака: — Ты уже забыл, как пытался меня подкупить? Внутри меня всё похолодело. Что ты такое говоришь, ведьмак? Зачем подначиваешь этих «шакалов»? Тебя снесло не в то русло, дружок! Греби обратно! Греби, Геральт! — Что скажешь, свиное рыло?! — провоцирующе издал крик кто-то из смердов. — Его хотят оговорить! — свора дворян с хлипкой трусостью попробовала обступить ведьмака, однако никто из них так и не набрался смелости, чтобы оттеснить того прочь от монарха. — Никто этого не слышал, ведьмак, — надменно улыбнулся принц, но его деловитый прищуренный взгляд говорил всё за него. Геральт повернулся корпусом в сторону принца, слегка вызывающе склонил голову набок. Рот ведьмака растянулся в сердитой гримасе отвращения. На теле у меня выступил стылый пот, сердце последний раз предательски дрогнуло. Нет, Геральт, нет. Что же ты такое делаешь? Конечно, Стеннис нахамил тебе во время аудиенции и даже в грубой форме высказал своё нежелание сдавать на анализ кровь, но с чего вдруг ты воспринял это столь близко к сердцу? Не может же такого быть, что из всех предложенных вариантов*, ты бы на самом деле выбрал тот, где выносишь принцу приговор — виновен. Не тая издёвки в голосе, ведьмак нарочито громко изрёк: — Ты ни единым словом не вспомнил о своей вине или невиновности. Ты требуешь справедливости. Хочешь созвать совет мудрецов. Но я спрашиваю: кто войдёт в состав совета? Найдётся ли там место для крестьян? Нет. На скамьях сядут люди, которых ты выберешь сам. — Нет-нет-нет, — я сделала неверный шаг вперёд, схватилась за чьё-то плечо, попробовала оттеснить стороннего человека в сторону, чтобы пройти, но тот даже не сдвинулся с места. — Остановите его! Золтан! Помоги! Твою мать, Гер… А ведьмак тем временем продолжал, распаляясь с каждым мигом. Последние безжалостные, грозные слова он уже жестокосердно ляскал, свирепо скаля зубы. — Благородные господа, которым за «правильное» решение ты даруешь земли и имения. Сам этот суд лишь усугубит твою вину. Потому что ты виновен, принц. Судейский жребий был сломлен. Мой горестный зов утонул во взрызнувшем вопле толпы. Дворяне более не могли занимать свои позиции — пряча головы от лихих взмахов палок и дубин, аэдирнцы-консерваторы ринулись вон. Кровожадную, грохочущую толпу смердов больше ничто не сдерживало. Плотный, тугой поток людей сжался, а после разошёлся на две стороны, образуя промеж столпотворения место для суда. — Девка! Назад! — окрикнул меня Золтан. Я опрометью бросилась к принцу, но на пути у меня уже возникла плотная стена из крестьян. — Люди! Нет! Нет, стойте! Это ложь! Не надо! Позабыв о собственном страхе, я принялась ожесточённо расталкивать чьи-то плотные, разгорячённые тела. Кто-то заехал мне локтем под дых. Я упала, но тут же перебралась на четвереньки и попробовала пронырнуть снизу. Мне сразу же отдавили руку, даже сквозь рёв толпы я услышала, как хрустнули косточки. Боль ослепила и помогла мне набраться сил, чтобы выскочить вперёд. Стенниса, обвязанного верёвкой, уже толкали навстречу кметам. — Стойте же! Суки! — я вцепилась в какого-то разъярённого оборванца, но тот на меня даже смотреть не стал — просто оттолкнул в сторону, едва не съездив мне палкой по челюсти. Меня отшвырнуло как раз в тот момент, когда принцу приложили по спине увесистой палицей. Подобно смятой жестяной бочке громыхнули сминаемые латы. Я увидела, как принц беспомощно падает на колени. — Трюфель, bleode… Сдурела?! Сайлес скрутил меня со спины, позволяя мне лишь бестолково и истошно пинать перед собой воздух. — Нет! Геральт! Только не… Прежде чем Стеннис успел потерять равновесие и свалиться оземь, к нему уже подскочил кто-то из толпы и замашистым ударом хлобыстнул принцу по затылку. Раздался мосолистый хруст, голова Стенниса неестественно мотнулась в сторону. Затем его грузное тело рухнуло, гремя позолотой, и неутишным скопом, жадным, цепным, упоённым, над ним взвилась толпа кметов, крючьями и баграми принявшаяся истерзывать монаршую плоть и скованный панцирь доспех. Тело, некогда бывшее принцем Аэдирна, несколько раз дёрнулось. Живой стон, прерываемый предсмертной икотой, стих почти тут же — из горла принца забулькала кровь, а после долго ещё звенело тягуче-хриплое неживое дыхание из ощеренных, залитых кровью зубов. Я завизжала, но мой визг был и вовсе не слышим в сплошном эхе голосов. Сайлес порывисто попробовал скрыть мне глаза рукой, развернуть и прижать к себе, но я из последних сил заспесивилась, попробовала вырваться. Из плотного панциря позолоченных доспех брызгала убойная чёрная кровь, окропляя серый камень. Чвакающие звуки расторгнутой плоти и сочные хрусты растолчённых сухожилий вязли в общем гвалте. Я увидела Иорвета, бросилась к нему. На бегу попробовала замахнуться, но разум враз померк, и я оступилась. Ударить атамана мне не удалось, и я лишь ухватила его за ворот. — Что вы с ним наделали?! Иор… — Король или бродяга, разницы никакой, weddin, — Иорвет сдержанно свёл с себя мою судорожную хватку. Я бросила взгляд в сторону, где всё ещё находилось растерзанное тело принца. Упоённая кровью и солёным духом толпа пыталась стащить ещё не остывший труп с помощью крючьев. К тому месту, где раньше находилось голова принца, подскочил кто-то из кметов и, взмахнув багором, всадил крюк трупу в шею. Зачем он это сделал, я поняла лишь тогда, когда толпа принялась приподнимать мокрое, ослизлое тело. — Внакат укладывай! — Руби! Руби! Я увидела Геральта. Ведьмак грубо растолкал сползшихся падальщиков, склонился над трупом принца. Напрасно у меня зарделась надежда о том, что он разгонит этих стервятников и не даст им больше глумиться над телом — ведьмак опустился на одно колено и быстрым, бесстрастным движением собрал с пола липкий сгусток крови. Затем он встал, даже не глядя на обезображенный труп, и пошёл прочь, оставляя останки Стенниса на дальнейшее поругание. Я увидела, как вновь над телом смыкается плотный круг людских взмыленных спин и горбов. — Развалился, как падло! — Руби! Руби! За свобо-оду! — Короля теперича нет! Верно, в Аэдирне больше нет короля. Править некому. Хотя, кому до этого есть дело?***
Туловище Жозефины со стороны напоминало собой четырёхугольную форму: гребешок, грудка, хвостик и лапки. Голова у неё была широкой и большой, маленький клювик был слегка загнут, а малинового цвета гребешок сломано свисал набекрень. Оперение у неё было грязно-серебристого цвета, и только грудка будто бы испачкана вкраплениями коричневых полосочек. В целом и в общем это была обычная курица. Я попробовала сосчитать ей пальчики на ножках — их оказалось пять на каждой лапе. Но курица вела себя как-то странно: она носилась по кругу, верещала и периодически пыталась меня клюнуть. Я с усталым видом наблюдала за её паранойей, и у меня возникало смутное, приглушённое чувство, будто бы я что-то подзабыла. Жозефина, выдохнувшись, устало бухнулась в трёх шагах от булыжника, на котором в позе мыслителя сидела я. Наверное, курица была просто возмущена тем, что я вышла за ворота Вергена. Я отвлеклась от курицы и глянула в сторону, переводя встревоженный взгляд на распахнутые ворота. Мне всё казалось, что вот-вот на дороге должен был появиться кто-нибудь из моих знакомых. Но либо я на хер никому не была нужна, либо никому и в голову не могло прийти, что я просто могу взять и выйти за ворота. Длился всё тот же роковой день. Солнце всё ещё балансировало на краю ущелья, осветляя булыжную тропу и редкие проросты травы. И только городские ворота, сжатые между скал, будто бы тонули в синей тени. Мне казалось, что весь Верген разом утонул под периной тени. После того, как мне выпал случай поприсутствовать на линчевании принца, Сайлес отволок меня обратно в «Котёл». Этот промежуток времени помнился мне плохо, потому что я всё ещё пребывала в лёгком шоке после произошедшего. Сказать, что моя психика была порушена, значило ничего не сказать. Самое интересное, что после пережитого я, кажется, претерпела кое-какие изменения не только внутренне, но и внешне. Когда я сидела в таверне, ожидая, пока вернётся Сайлес с выпивкой, какой-то незнакомый мне краснолюд, проходя мимо моего стола, махнул в мою сторону рукой, кликушески позвав: — Рад сызнова тебя видывать, седая! От изумления я не сразу приняла того факта, что бородач обратился именно ко мне. Зеркал под рукой у меня оказаться не могло, и я принялась оттягивать на себе волосы, поднося их кончики к носу, силясь разглядеть в них подчёркнутую «седину» косым взором. Успела увидеть пару обычных локонов, когда вернулся Сайлес. — Сайлес, я что, седею? Полуэльф вопросительно поглазел на мою макушку, пожал плечами, заметно разнервничавшись: — Не сказать, что вовсе… — Что?! — Ты пестроватая, как… птичка. — Какая ещё, блять, птичка?! — Как крикливая пичужка. Довольна? Я схватилась за волосы, оттянула длинный локон, присмотрелась. Действительно, будто бы седые ниточки налеплены. Можно принять за косоёбистое мелирование, если не учитывать того факта, что к цирюльникам я так и не сходила ни разу за всё то время, проведённое мною в этом мире, и того, что мелирование в средневековье особым спросом не пользовалось. Ещё не хватало, чтобы за мной ходили какие-нибудь пьяные охламоны и тыкали в мою сторону пальцами: «Эй, седая, а ты чего такая седая. А снизу ты тоже седая?».* Совсем внезапно провелась параллель с давнишним моим разговором с Лютиком. Бард как-то впопыхах сказал, мол, мне нужно испытывать меньше стресса, а то уже первой сединой побитая хожу… В тот раз я не придала его аллегории особого значения. Но теперь мне стало не до шуток. В какой момент я начала седеть? После того, как переспала с Роше?! Темерец ускорил мне развитие? Или просто-напросто хорошенечко так проклял, отомстив за мои подтрунивания?! Чтобы как в той песне: «Бабушка рядышком с дедушкой, словно жених и невеста!»?! Вскоре в таверну вернулись краснолюды. Хивай с какой-то поспешной злобой положил передо мной прямо на стол меч. Я удивлённо уставилась на бородача, и тот поспешил разъяснить свой поступок: — Хватит, достаточно я сегодня нагляделся. От этих сволочей ждать можно чего угодно. Стоило отдать тебе его ещё утром, но подумал, что ублюдки те не станут любезничать и отберут. Я с тревогой вспомнила, что Золтан обещал мне что-то принести. Он имел в виду оружие? — Золтан, ты про меч? Я же его даже поднять не смогу! Зачем? — Значит, учись поднимать! Оно дело нехитрое, особенно когда вокруг такая херотень творится, — хлопнул кулаком по столу Золтан. — В драке, оно ведь, любая палка сгодится, — охотно согласился Ярпен. — Даже, пускай, в говне измазанная. — Ты называешь мой меч говнястой палкой? — возмутился Золтан. — Да ты погляди, сволочь, какой работы эта палка! Ну! Глянь. Чернобородый краснолюд оценивающе взвесил в руке сталь, повёл усами, хмыкнул. Щеря взгляд, выдал: — Хороша уж больно палка, не для этой. На кой ей твой меч, если она им только махать сможет? — Пускай хотя бы машет, — разгорячённо выдал Золтан. — Уж что-что, а зашибить и покалечить она запросто сможет, ей это с рождения дано. — Хм. Знаешь, Хивай, когда поблизости трётся женщина с оружием, трудно не занервничать. В особенности, если, как ты говоришь, ей с рождения дано «махать». — Слыхала, девка? Так что, давай, по возможности неприятности обходи, — высказался Снаггс. — Обойти можно коровью лепёшку на лугу, и то не всегда, — доложил Ярпен. Я попробовала воспротивиться, чураясь столь ценного подарка, который явно провисит у меня без надобности, но Золтан без долгих мытарств привязал на меня меч и остался этим лично доволен. Как «запасной» вариант он вручил мне женский мини-арбалетик. Если это недоразумение вообще можно было обозвать «арбалетиком». Самострел представлял собой уменьшенную в размерах модель арбалета Роше и мог умещаться в одной руке, активизируясь одним лишь нажатием пальца. — Ты купил мне пистолет? — я правда была удивлена. — Это «гавриил»*. — Чего?.. — «Гавриил», — вступился с объяснениями Зигрин. — Изобретение некого ремесленника Гавриила из Вердэна. Ещё старая, первоначальная модель. Рекламировал он их словами: «Защити себя сам. Не выходи из дома без карманного самотресла марки „Гавриил“. Гавриил — твой защитник». Так что вскоре исключительно удобными при нападении «гавриилами» вооружились все бандиты Севера. — А-а, я, кажется, вспоминаю. — кивнула я. — А чем стрелять-то? Пули где? — Какие ещё пули? Вот, — Золтан отдал мне мешочек с арбалетными болтиками. — Сейчас покажу, как пользоваться… — Я умею, — заверила я краснолюда, вспоминая уроки стрельбы в лагере проституток. В итоге, Золтан оказался щедрее Роше. Я уже серьёзно начинала задумываться, а не лоханулась ли я с выбором мужа? Ведь Золтан не только заботился о моей гигиене и защите, но и снабжал меня дорогими подарками. В отличие от Роше. Тот ограничился одним парным червяком и даже пса мне не разрешает оставить. С другой стороны, у капитана всё-таки сейчас кризис, с работой не ладится, не стоит на него серчать. Ещё покажет мне Темерию в алмазах. Если я, конечно, не перестану вовремя седеть. — Иорвет, он… изменился, — задумчиво изрёк Сайлес, облокотившись о край стола. — А что такое? — удивился Золтан, поглядывая на полуэльфа с деланной весёлостью. — Отъел себе задницу на саскиных харчах? Сайлес злобно вспыхнул, ворохнулся с места, но прежде чем успел вступиться за атаманову задницу, слово выхватил Ярпен: — Не меняются только гарпии. Я в эльфах не разбираюсь, но, по-моему, он от Саскии голову потерял. — Иорвет? — с подозрением усмонился Сайлес. — На совете стоял покорный, как барашек, и знай косился на её сиськи, — возмутился Золтан. — А как только она с ним заговорила, так у него рожа стала, как у идиота, которому за ухом потрепали. Хех, тебе ли, кошара сутулая, не знать? Мужики сели выпить, я же, отговорившись тем, что собираюсь пойти наведаться к торговой стойке, вовсе покинула «Котёл». С моим подавленным состоянием я и думать не могла ни о еде, ни о выпивке. В ушах всё ещё гудели голоса аэдирнцев, а стоило мне закрыть глаза, как перед внутренним взором мелькали взмахи крючьев. На языке всё ещё чувствовался солонцеватый привкус крови. Спокойно прогуливаясь по полупустым улицам Вергена, я, подобно изгою-маргиналу, беспрепятственно вышла за черту города. После утренней «казни» люди будто бы попрятались по домам, устав и устроив себе за этим тихий час. Нелюди же, потрясённые соседством столь буйных сожителей, тоже не спешили выказывать носов за порог, ожидая, пока буря, наконец, уляжется, а пропитанный кровью воздух посмирнеет. И вот я уже какое-то время сидела на дороге, ведущей в Верген, и довольствовалась обществом Жозефины. Курица всё это время неустанно следовала за мной, как преданный пернатый соратник. Я начинала подумывать о том, а не сделать ли мне заказ в местной кузнице на изготовление маленького шлема для хохлатки. — Значит, я ещё до Вергена седеть начала? — замученно обратилась я к курице. — Но Шеала ведь одалживала мне зеркало, и выглядела я тогда нормально… Чёрт. Да какое это вообще сейчас имеет значение? Цинтия сказала, что Трисс до неё не дошла. Думаешь, это правда? Курица с негодованием покосилась в мою сторону. Клюв её возмущённо приоткрылся, будто бы хохлатка собралась со мной спорить. — Не знаю, — словно опережая догадки Жози, продолжила я. — Но если это так, то где Трисс? Лето же не стал бы её убивать? Он же всё-таки товарищ Геральта. Их многое связывало. Хотя Седрика он же убил… Но он же не знал. А? Жозефина обречённо закатила глаза. Я сняла со спины набитую барахлом котомку, ножны с мечом и принялась без особого интереса разглядывать свой «инвентарь». Теперь, когда вокруг меня воцарились тишина и спокойствие, я наконец-то заинтересовалась мечом. Ножны выглядели изношено, но сам меч представлял собой довольно интересный экземпляр, и не только потому, что имел краснолюдскую надпись, указывающую на его принадлежность, но и потому, что на перекрестии он имел защитное кольцо. Выглядело оружие заманчиво, хоть я и не представляла, как им обороняться. Лучше бы мне подарили щит. Я извлекла лезвие из ножен, убедившись его скромной величине. Меч оказался одноручным и вполне мог работать в одной руке. Я взялась за рукоять и принялась недотёписто водить мечом перед собой. «Положи. Не хватало, чтобы ты уронила его себе на ногу», — я вспомнила хмурый голос Роше и встревоженно прекратила огульно размахивать клинком. Но на смену стыдливости пришли бессилие и злоба. Я стиснула рукоять меча и, недовольно прищурившись, прошипела: — Не строй из себя заботливого папика, Роше: у тебя это хуёво выходит. Я торопливо убрала меч в ножны, не с первого раза вдев лезвие в щёлку: мысли мои были заняты представлением того, как бы капитан мог мне ответить: «У тебя тоже много чего хуёво выходит». Оставив меч на коленях, я следующим делом полезла в свою котомку. В сумке оказалось, и правда, много интересных вещей. Первой извлеклась вместе с раскрошённым веничком круглая парчовая шапка с меховым отворотом. По сравнению с бобровой шапкой Зывика эта выглядела бедно, но мех на ней явно был настоящим: сомневаюсь, что в нынешнюю эпоху существовали чебурашки-заменители. Я взъерошила мех на отвороте шапки, оценивающе покрутила её у себя на руке и, пожав плечами, натянула её на голову. Пускай хотя бы седину мою скроет, если на голове действительно она присутствует… Я попробовала вытряхнуть развалившийся веничек из сумки, но на землю всё равно высыпался не весь сор: что-то прилипло на дне котомки. Затем я достала профессорские очки и, боясь оставлять их в сумке, дабы иметь возможность их случайно раздавить, нацепила их себе на нос. Ещё в сумке обнаружились кожаные перчатки. Прежде чем натянуть их себе на руки, я с сожалением оглядела свои ногти — выглядели они просто ужасно, мне не помешал бы маникюр. Мало того, что они отросли и под ними набрались целые залежи грязи, так ещё и многие из них слоились или того хуже — были обломанными и могли процарапать до крови. Я торопливо натянула на руки перчатки. В сумке остались только камень снов, несколько плодов немытой свёклы и раскрошенные зёрна с сором травы. Мини-арбалет с болтиками лежали во внутреннем кармане куртки. Я убрала котомку обратно за спину и вновь взялась за меч. Не дожидаясь, пока совесть моя вновь очнётся и заговорит голосом Роше, я встала и с чёткой отверженностью извлекла из ножен меч. Попробовав вспомнить уроки в лагере Полосок, я изобразила удобную нескладную стойку. Что-то в этой стойке было неправильным и явно абсурдным, но в тот момент мне казалось, что я грозна и внешне полна решимости. Жозефина охреневающе покосилась в мою сторону. Я навела на неё конец меча. Физиономия у курицы потешно вытянулась, правый глаз отстал от левого, и его зрачок взлетел испуганно вверх, когда правый остался смотреть в сторону. Кажется, курица пыталась подспудно разглядеть путь к бегству. Я стиснула плотно сжатые губы. Меч в моей руке напряжённо задрожал — Червяки. Что потом? Потом должна была быть курица? Между червяком и человеком, скажи, должна была быть курица? — дрогнув голосом, спросила я у фантома. И в этот момент Жозефина, наверное, поняла, что ей — пизда. Мысленный образ «Роше» молчал и будто бы мрачно давил на меня своим посторонним взглядом. — В этом мире жизнь ничего не стоит, — рявкнула я на курицу, — так почему меня всё ещё это заботит? Почему я просто не могу делать всё так, как нужно? Что мне мешает? Просто ударить. Ведь нужно просто ударить. Иначе от меня так и не будет никакого толку. Жозефина была готова лопнуть от напряжения. — Бесполезная дура, — процедила я сквозь стиснутые зубы, — тупая, безмозглая, бесполезная проститутка! Если проститутка вообще может быть бесполезной! Я даже бесполезней Зоси… Курица распахнула клюв в безмолвной истерике. — Даже Седрика спасти и то не смогла. И Киарана. А теперь ещё этого уёбищного принца. Кто потом? Трисс? Полоски? Кого ты будешь винить больше, когда они умрут — себя или меня? Конечно же, меня. Потому что я заебалась. Слышишь?! «Хватит, не кричи» Я взмахнула мечом. Жозефина заверещала. Зарычав, я порывисто рубанула по воздуху, отводя по инерции меч в сторону. — Твою, сука, мать! Я даже курицу не могу прикончить! Аллё! О каком героизме вообще речь?! — закричала я в небо. «Прекращай устраивать мне здесь истерику, дьявольщина» Жозефина жалобно икнула и упала в обморок лапками кверху. Прежде чем я увидела, что курица моя в отключке, я успела ещё несколько раз полоснуть мечом по воздуху, рассекая невидимых противников. Я обернулась, прерывисто дыша и злобно хмуря брови, глянула на землю и повержено опустила меч. Я захныкала. — Да ёп-твою-мать, Жозя-а, прости, — приседая возле курицы, я осторожно отбросила меч на землю. — Господи, Жозя, солнышко моё, прости! Прости, что напугала. Любовь моя, не помирай! «Юродивая» Я взяла курицу на ручки и принялась её бережно убаюкивать. Жозефину передёрнуло, она как-то мученически кашлянула и крылышки её дохло обмякли. — Сука, Роше… Я стиснула хохлатку, отчаянно прижимая её к груди, как сломанную игрушку. — Ты доволен?! Ты, блять, доволен?! Я прикончила её! Я её прикончила! Сука, это всё из-за тебя… Я же просила. «Дьявольщина! Ты сейчас серьёзно?! На кой, блять, тебе эта курица?» — Дело не в ней, — захныкала я, тетёшкая курицу, — а во мне. Жозефина слабо колыхнулась, и я взволнованно отодвинула хохлатку от себя, разглядывая её перекошенный клюв. — Жозя! Жива! Солнце моё, держись… кто-нибудь. Чёрт. Я тяжело поднялась на ноги, одной рукой придерживая курицу, а второй подхватывая с земли меч. Переведя дыхание, огляделась. В какой-то краткий момент взгляд мой зацепился за нечто красное. Я сделал шаг в сторону, заглядывая за поворот. В левой излучине дороги в зарослях травы виднелась красная крыша фургона. — Да ла-адно?! — от волнения у меня очки сползли на кончик носа, но поправить их у меня не было возможности — руки мои были заняты. Последний раз глянув на землю и убедившись тем самым, что я ничего не оставила, я поспешила к фургону. Скальный выступ ограждал от косвенного внимания лужайку, на котором обустроилась торговка. Лишь забежав за угол, я убедилась, что торговка действительно на месте. Эльфка сидела возле прилавка и была занята тем, что сплетала ивовые прутья в корзинку. При моём суетливом появлении она удивлённо подняла голову, глядя на меня с нескрываемой тревогой и недружелюбием. Ну, конечно, у любого разумного эльфа должны возникнуть чёрные мысли при виде человека в шапке, непонятных фиглярских очках и курицей подмышкой. — Извините… — обронила я, спеша рассеять напряжённую атмосферу. У эльфки было худощаво-скуластое лицо, тёмные выразительные глаза смотрели на меня с недоумением. Она медленно встала, продемонстрировав в какой-то момент мне свою неприкрытую ложбинку на груди. Видимо, у эльфок шла мода на распахнутые рубахи. — Мне нужна помощь, — повторила я. Вдруг, эльфка обрадованно улыбнулась, растянув розовые губы в приятной нежной улыбке. Она заправила светлые локоны за уши, отводя с лица заслон, и открыто посмотрела на меня. — Приветствую тебя, ailm. Я рада новой встрече. Я напряжённо застыла, сжав курицу. Неужели, меня с кем-то перепутали? Хорошо ли это или плохо? — Мы уже встречались? — удивилась я. Эльфка расстроено развела руки и, будто бы спеша оправдаться, заговорила, спешно, тщательно подбирая слова: — Ты спасла меня во Флотзаме. В тот день, когда умер Лоредо. Вы спасли меня вместе с остальными… Это ведь была ты? Та девушка в разорванной одежде? Что помогла Мориль? — Как ты меня вообще узнала?! — удивилась я, глядя на торговку поверх сползших солнцезащитных очков. — Ты ничуть не изменилась, — улыбнулась она. — Впрочем, это неважно. Это я перед тобой в долгу. Мы помолчали, с приятной неловкостью поглядывая друг на дружку с расстояния. Наконец, я указала ей на курицу. — Прости… ты не умеешь оказывать первую помощь?***
Эльфку звали Рианнон*. Как Рианнон Фиш, только без Фиш. Мы сидели на крыльце её квартирки. Жозефина покоилась у неё на коленях, и Рианнон аккуратно вливала ей в клювик маковое молочко из малюсенькой плошки. В одной руке, негнущейся, я держала круглое зеркальце, в другой — косметическую кисточку. Складная деревянная коробочка-косметичка, одолженная мне эльфкой, держалась у меня на коленках. Но я всё никак не могла приступить к нанесению макияжа. Я с ужасом разглядывала свою голову. Шапка лежала на земле возле моих ног. — Не расстраивайся так, ailm. Серебро в волосах ничуть не портит твоего внешнего вида, — заверила меня эльфка. Я свела брови домиком. Не портит? Ты серьёзно?! Да у меня пол башки как будто в бетонной пыли! Я выгляжу, как леденец! И если бока ещё молодецкого цвета, то на затылке у меня и вовсе был отстой. При разном освещении это, разумеется, и смотреться должно было по-разному, но факт оставался фактом — я седела. — Как ты меня назвала? — тщась отвлечься от дурных мыслей, спросила я у эльфки. — Ailm. Рябиной. В день нашей первой встречи цвела рябина. Я с опаской покосилась на Рианнон. Что это, очередной подкат? Откуда вдруг повеяло рябиной? Я настолько похожу на лесбиянку? Нет, подруга, эти фокусы только с Геральтом работать могут. Я у вас тут по Вергену карточки собирать не намереваюсь.* А про рябину стоит запомнить. Так Роше и скажу: «В день нашего первого несостоявшегося траха цвела рябина! Неужели ты не заметил, пока жал меня за особняком Лоредо?». Тряхнув головой, я вновь посмотрела в зеркальце. Что-то было не так, но что — я никак не могла понять. — Если рассуждать логически, — тихо сказала я, обращаясь скорее к собственному испуганному отражению, нежели притихшей эльфке, — то седина появилась ещё в лагере Полосок. До того, как меня убил драуг, до того, как я истекла кровью. — Что? — Рианнон встревоженно округлила глаза. — Последний раз в зеркало я смотрелась у Шеалы. А это было и вовсе до того, как мы переспали. — Хм. — Первый раз Лютик сказал мне про голову, когда… чёрт, так просто не вспомнить. Я умолкла, подперев рукой подбородок. Взгляд мой натужно уставился в зеркало. Я с горестью отметила, что лицо у меня за последнее время успело исхудать и осунуться. За счёт этого ярче и больше по размеру казались глаза, но всё равно что-то нездоровое в моём обличии присутствовало. Может, седина? Или грязный загар? Или заметно ощутимый недостаток косметики? Жозефина закашляла, приходя в сознание. Хохлатка, разморившись от макового молочка, вытянула шею, ощетинив пёрышки от потягивания. Рианнон что-то пробормотала, но я её слов не расслышала. Я резко поднесла зеркальцо к самому носу, пальцами потянула себя за щёку. — Ну, конечно! Наверное, из-за этого! Сколько?! Сколько раз это со мной происходило?! — я глянула на эльфку, ожидая поддержки, но та ответила мне беспомощно-досадливым взглядом. — Первый раз на «Персифале». Второй раз — у ведьмаков в пещере. Зеррит же говорил, что я дух испустила! Потом, когда выпила эликсир. Может, это началось с эликсира? Потому что следующий раз был уже во мгле. А потом — когда меня вывели из тюрьмы. Последний раз был самым сильным. Вначале я тонула, а потом и вовсе едва не проснулась. Если бы не Володя. Рианнон закрыла глаза, силясь обмозговать информацию. Жозефина у неё на коленках ещё разок потянулась, напрягая лапки, и обмякла, погружаясь в сладкий куриный сон. — Из-за Володи. Это всё из-за него, — разозлилась я. — Он всё-таки меня убил. Поэтому я седею. — Прости, я не понимаю, — покачала головой эльфка. — А что, если моя голова — это индикатор?! — я хлопнула себя по коленке. — Да! Точно! Когда я стану как Геральт, то проснусь! Или умру? Или просто мне придётся обращаться к цирюльнику? — Тебя подстричь?.. — А как я такая Роше покажусь?! — я зажмурилась. — Он ведь ко мне не притронется теперь! Я и до этого не айс была, а теперь вообще чувырло. Это я ему в верности клялась, что даже лысым полюблю, а он ведь молчал, Герасим херов. Только свиньёй называл. Знаешь, мне это не нравится. Так не пойдёт. Отстой. — Если я могу чем-нибудь помочь… Я вернула эльфке зеркальце, подняла с земли свою шапку и поспешно нахлобучила её себе на голову, скрывая позорную гибельную седину. Рианнон удивлённо посмотрела на меня настороженным взглядом. — У тебя ведь ещё есть ключ от шахт? — спросила я. — Ты говоришь про старые шахты? — она недоверчиво склонила голову на бок. — Вон те. — Да. Есть. Если тебе он нужен, то могу отдать. И косметичку забирай. Как подарок на память, — улыбнулась Рианнон с осторожной неуверенностью. Она явно ко мне подкатывала. У всех баб в округе был жёсткий недотрах. Их следовало немедленно перевести через мглу и представить Эгану. — Спасибо, вот чего-чего, а качественной эльфской косметики мне тут явно не хватало, — я приняла у неё из рук дремлющую курицу. — Ах, да, могу я тебя попросить найти мне ещё одну сумку? Рианнон встала и скрылась в своём жилище. Совсем скоро она вернулась с нужными мне вещами. Я накинула подаренную мне эльфкой котомку себе через голову, но выставив её не за спину, где висела котомка с камнем гарпий, косметикой и ножны, а к себе на живот. Затем я взяла Жозефину и, как младенца, сунула её жопой в котомку у себя спереди. Курица сонливо свесила клюв. Рианнон охреневающе уставилась на мою затейную конструкцию. — Позволь поинтересоваться… — осторожно начала она, — зачем тебе понадобилось проникать в шахту? Я поправила котомку с курицей у себя спереди. Хохлатка сидела идеально. — Мне не в шахты нужно, — ответила я с важнецким видом. — Мне нужно просто сократить дорогу. Я иду искать Трисс. Она должна быть здесь. Иначе я не знаю, где она может вообще находиться. Но если она всё же тут, тогда всё изменится. Я всё исправлю. И Геральт больше не будет на меня злиться. И ещё я не дам никому больше пострадать. Рианнон выдержала на мне долгий сочувствующий взгляд. Затем сказала, не скрывая сожаления в голосе: — Во имя любви к себе порою стоит побороться… с собой. — Э? — Береги себя, ailm. Никто не может справиться с испытаниями двух дорог одновременно. Всегда приходится выбирать один единственный путь. Спрятав руку под ворот куртки, я извлекла наружу кулон с куропаткой, нарочито уложив его сверху на воротник, как талисман. Затем я деловито опустила пальчиком очки у себя на носу и поглядела на Рианнон поверх стёкол. — Это только что прозвучало, как вызов. Что ж, мне тут с вами не привыкать. Как говорится: что нас не убивает, то делает нас сильнее. А если теперь ориентироваться на мою голову, то я, кажется, ещё пару разков могу смело гибнуть. Ведь ещё половина волос у меня нормальная. Так что есть ещё порох в пороховницах и ягоды в ягодицах. Кхм, ну, я пошла. Алаверды, подруга! — Va fail.