Угнала тебя, угнала, Ну и что же тут криминального? Ирина Аллегрова — Угнала тебя
Я знаю пароль, я вижу ориентир, Я верю только в это, любовь спасёт мир. Я знаю пароль, я вижу ориентир, Рекою разноцветной любовь спасёт мир. Вера Брежнева — Любовь спасет мир — Никому не понять моей несчастной души! — Но ты же вылечила меня! — И устроила из этого балаган! — плакала Баба-Мора. — Неужели ты думаешь, что я не вылечила бы тебя без этих выкрутасов? Всё это сплошной цирк. Просто мне хотелось показать, какая я замечательная колдунья. Айно Первик «Баба-Мора»
Клочок бумаги из тубуса Лютика (почерк путанный, разгонистый) Variatio delectat. Ad futuram memoriam 1274, ночь с 8 по 9 месяца Велен
И верно, мои догадки не были лишены оснований почём зря. Солнце уже давно исчезло за острогами гор, и серые тучи заняли весь небосклон, отсеивая на землю призрачный свет луны. Я находился в лагере утех, уже который час прячась, как перепела от коршуна, от командира Синих Полосок. Но так как оный аспид не изволил явиться самолично, я, преисполненный храбрости, спокойно разгуливал вдоль брода, размышляя над созданием новой поэмы, которую я надеялся назвать «catena canis». Но моя неосторожность сыграла со мной скверную шутку. — Дьявольщина! — донёсся до моего слуха сей знакомый голос. — Прекращай за мной шныряться, или я забью кол тебе в зад. Я говорю: болт тебе в ухо пущу, сука, если не оставишь меня в покое. Как она к тебе вообще прикасалась? Ты видел себя со стороны? Да ты как заблёванное говно выглядишь. — Гав… — был ему ответ. — Да-да, помню, как она пыталась отстирать тебя в реке. Думаешь, похорошел с тех пор? Ни хуя. Только говно на шерсти набрякло. Пшёл вон, блять! Я рухнул на живот, надеясь врастись в землю. Благодаря темноте у меня был шанс остаться незамеченным. По воде топал сам Вернон Роше собственной персоной. Вслед за ним семенил пёс Арьи. Я не смог поверить ушам, но командир обращался к псу, ибо никого другого рядом находиться не могло. Смею предположить, что и он рассчитывал оказаться без посторонних свидетелей. Так что я если бы я вдруг имел неосторожность выдать своё подлое присутствие, боюсь, одним бы «колом» в задний проход капитан не обошёлся. — Ваф-ф, ва-аф, фр, — резонно заметила псина. — А-а, тебя она ведь тоже с собой не прихватила. Значит, на хер ты ей не сдался. — Ву-у? — Ха-ха, могу смело делать из тебя коврик для спальни… — Гы-гы-гы… — пёс явственно насмехался над Верноном Роше. — Дьявольщина. Спальня. Да, я говорю о той самой спальне, где висела бы голова тролля. Ну, всё. Она меня доконала. Заразила своей дуростью, как чумкой. — Га-ав. — Заткни хайло, иначе я завяжу тебя в морской узел. Капитанские размашистые шаги вспенили воду у берега. У меня возникла мысль, что Вернон Роше пошёл топиться на мелководье. Возможно, в пылу разговора он вовсе не различал дороги. Он периодически оборачивался и смотрел на пса, верно следовавшего за ним. — Ву-у, вуф! Тявк, — отзывался пёс. Вернон Роше ударил ногой по воде, обрызгивая лохматого собеседника. Пёс встрепенулся, хлопая ушами. — Почему я точу лясы с каким-то шелудивым псом? Ша! Пшёл вон, сука. — Гав! Р-р. — Иди, сношайся с чьим-нибудь сапогом! — Воу-у? Гав. — Представь себе, тоже, блять, иду сношаться! Трахать женщину, а не это недоразумение, которое считает себя не мешком картошки… Пёс не верил и открыто издевался — вихлял хвостом, скакал, хитро щерил пасть. — У меня в мыслях развал. Я не здоров. Она меня траванула. У меня больше нет сомнений, что она подсыпала какую-то херь мне в похлёбку. Другого объяснения я не вижу. — Га-ав. — Она попалась мне под руку. И я привязался. Пора с этим кончать. Это просто похоть, нездоровое увлечение. Встал хуй не на ту, да-да! Дьявольщина! Почему я всё ещё пытаюсь перед тобой отчитываться? Я не такой, и я не собираюсь больше разговаривать с собакой. Вернон Роше уже выступал из речушки и двигался в мою сторону. Закрыв голову руками, я попробовал затаить дыхание, обращая всё своё тленное существо в подобие пня. Командир Синих Полосок, пребывая в состоянии аффекта после беседы с собакой, наступил на землю возле моего туловища, вскинул сапог, собираясь сделать последующий шаг. — Да ебись оно всё в три прогиба! — на сих словах он всё же споткнулся о моё бренное тело. Я едва удавил в себе желание горестно закричать. И благо, я этого себе не позволил. — Заёбистые каэдвенцы! Куда не плюнь, везде ваши засранные жопы валяются! Устроили паб, не просыхаете… Продолжая источать ругательства разной степени разнузданности, командир двинулся вверх по склону. Я же, ваш покорный слуга, выждав недолгое время, опасливо вскинул голову, окидывая исступлённым взором окрестность. Возле меня стоял тот самый плешивый пёс. Он с недовольством смотрел на меня, и вокруг его головы витала мошкара. Я, подавляя в себе дурноту, отстранился, перекатываясь на бок, сморщил лицо, выражая животному своё демонстративное отвращение: — Фу ты! Сгинь, нечистая сила. Не хватало мне ещё блох выковыривать. А ну! Фю! Иди, ступай. Найди себе косточку в другом месте. Пёс моему совету не последовал, остался стоять. Убедившись, что опасность миновала моей головы, я поднялся на ноги, подхватил с земли отброшенные вещи и шапочку. Aliis inserviendo consumor! И куда мне следует идти после такого?***
Сайлес, издёрганный тревогой, застенчиво вскинул взгляд на атамана, но, не встретив взаимного внимания, никло покосился в мою сторону. На голове у него всё ещё держался шишак Ли. Либо горшок действительно заклинился, либо полукровок впопыхах забыл его снять. С Барсиком мы сидели по одну сторону стола, напротив Иорвета, поэтому полукровок без стеснения толкал меня снизу по коленке. Но я, напустив на себя серьёзный вид и не отвлекаясь на его приставания, старательно изображала недотрогу. Наше с Иорветом поведение начинало уже не по-детски его беспокоить. Атаман с должной сановитостью восседал на бочке, широко расставив ноги и выставив одну руку на колено. Во второй он без суеты вертел батат, который ему подобострастно вручил до этого Ли. Для Иорвета это была жуткая компрометация и потеря лица, но он всячески жилился не терять напускного безразличия. Его внимательный взгляд был устремлён мне на лицо, будто бы я была пнём, на котором можно было сосредоточиться. В отместку я с оскорбительным недовольством глядела на него, представляя на его месте статую Вейопатиса. В наших «гляделках» не хватало только Роше с очищенным яйцом в качестве приза*. «Кому же достанется в жопу темерское яйцо?» Тихие посиделки, однако, затягивались. Сомлевшую меня нещадно клонило головой об стол: ломило всё тело, мысли заволокло густой одурью. Боль у сломанного ребра пульсировала будто бы в самом центре тела, разнося бедственные сигналы по всему организму — сидеть и не двигаться оказалось ещё невыносимее, чем ёрзать. И поэтому я тревожилась, что в любой момент смогу выдать свою слабость сопернику. У меня уже дробили зубы, как от лихорадки, поэтому пришлось свирепее стиснуть челюсти. А ещё я была сплошь мокрая. — Выглядишь хуже мокрой скисшей курицы, — резонно изрёк Иорвет. Я не ответила, привыкая к головокружению. Атаман снова помолчал, подбирая слова, но вдруг раздражённо шевельнул бровью. Сайлес, внимательно следивший за поведением командира, удивлённо поглядел на меня и догадливо встрепенулся. — Эм-м… Трюфель, не могла бы ты… вытереть нос. Вытри нос. Трюфель? Ау. Из носа у меня вгустую сочилась кровь. Я ощущала её тёплые потёки у себя на губах. Но я по-прежнему продолжала сидеть смирно, выдержанно глядя на Иорвета. Эта важная белка так просто не дождётся от меня слабины. Сайлес метнул встревоженный взгляд на Иорвета, будто ожидая от «мамки» помощи, но атаман никак не отреагировал, продолжив с заинтересованностью наблюдать за моим ступором. Тогда Сайлес снова повернулся ко мне, тревожно вскинул руки, не зная, за какое место у меня на голове хвататься, помедлил, а затем торопливо, но с растяпистой осторожностью принялся утирать мне голыми пальцами лицо. Пока Сайлес пытался привести меня в порядок, тщась не задеть ненароком моего носа, боясь его оторвать вконец, Иорвет всё же придумал, что сказать: — Что, weddin, погода давит? — Да нет. Просто я тебя как увидела, Иорвет, кровь в голову так и ударила, — хмуро отозвалась я, вытерпливая утирания по лицу. Сайлес повернул моё лицо к себе, ухватив за подбородок, внимательным взглядом окинул место у меня под носом, последний раз провёл пальцем по моей верхней губе, утирая последний штрих. Тут же он застыл, перевёл взгляд на командира и, теплея со стыда, быстренько повернул мою голову на место с неловкой грубостью. — Тяжёлый день был, ой-ей. Она всё не знает, как прийти в себя, — с напускной небрежностью выдал Сайлес, кривя линию губ. — Пускай попробует для начала моргнуть, — посоветовал атаман на полном серьёзе. Я напрягла последние силы. «Так я тебе просто и моргнула. Накуся-выкуси!», — я вынудила себя не моргать. — Смотрю, после смерти принца ты просто тронулась от горя, — с оскорбительной иронией заметил Иорвет. — Меня просто немножко ввела в ступор ваша новая республиканская система, основанная на попрании монаршей личности. Жозефина храбро подошла к сапогу атамана, деловито вихляя попой. Наверное, она пыталась произвести на Иорвета впечатление. Или даже, возможно, ждала от него очередного садистского, но брутального пинка, как в последний раз в таверне. Увы, атаман на неё даже не взглянул. — Король или бродяга — разницы никакой. — Тебе, конечно, никакой. А вот что скажет твоя Саския? Думаешь, скажет тебе и Геральту спасибо за реванш? — Предположу, что твои последние мозги утекли через нос, weddin, поэтому напомню. — с расстановкой сказал Иорвет. — Не я прикончил принца. Твои сородичи устроили расправу, — А ты просто стоял и смотрел, — сцежено выдала я. — А ещё ты привёл туда Геральта, чтобы тот вместо тебя разлил там всё то дерьмо. Только сидя на дереве храбришься, опоссум. — Трю… кхм, — Сайлес, заметно разнервничавшись, злостно попробовал меня ущипнуть. — Давай не ударяться в педантство, — спокойно ответил Иорвет, не моргнув и глазом. — Я просто ускорил отстающее правосудие. — Так ты называешь самосуд? — боль сдавила дыхание, и мне почудилось, что вот-вот сломанное ребро пронзит меня насквозь, и я захлебнусь. Прогорклый спазм сдавил горло. Я вынудила себя сидеть смирно. Радовало одно — Роше высидеть, как я, не смог, уже давно бы вскочил и прыгнул на Иорвета, как Опарыш на Вейопатиса, и попробовал бы затолкать атаману голову в задницу. — При монархии правосудие исходит от короля. При республике оно должно исходить от народа, — с невесёлой шутливостью парировал атаман. — Отстой ты, Иорвет. Просто отстой, — я исчерпала запас своего красноречия. — Ты что болтаешь? Фисштех не выветрился? — украдкой зашипел Сайлес, ощетинившись. Я ему не ответила. — И тебе нечего больше мне сказать? — вопросил Иорвет без особой острастки. — Помнится, ты как-то обговаривала красоту моих ресниц. Не хочешь добавить ничего по этому поводу? Сайлес, вытянув физиономию и обомлев, ожидательно уставился на меня. Дескать, когда это я успела шуры-муры с его командиром свесить? До того, как он сломал мне руку на допросе, или безудержная страсть пришла после? Я фыркнула, не обращая должного внимания на тягостное давление полукровка под боком: — Это было давно и неправда. По молодости всякое случается. С тех пор я успела остепениться, понял? Завяла брусничка. И если ты красивее Роше, это ещё вовсе не значит, что я буду петь твоим ресницам дифирамбы. Потому что настоящий мужик должен быть чуть красивее обезьяны. Я всё сказала. Иорвет озадаченно умолк, обрадовавшись либо тому, что я назвала его красивым, либо тому, что я обосрала темерца. К столу подбежал Ли, начал раскладывать перед нами тыквенные семечки. Сайлес рассеянно махнул рукой, спеша прояснить атаману ситуацию и при этом пытаясь отвлечь ребёнка. — Она имеет в виду своего мужа… Мы с Иорветом синхронно дались диву: страшно округлили глаза и уставились на Сайлеса впритык. Сайлес вопросительно покосился на меня, наткнулся на моё монструозное выражение лица и раздосадовано пожал плечами, не уяснив моего негодования. Мы с полукровком повернулись к Иорвету. Атаман недовольно сверлил однооким взглядом шишак. Сайлес подстрелено напрягся, вскинул руки и попробовал сорвать с себя горшок. Шишак сидел прочно, полуэльф лишь забавно вытянул шею, зажмурился, попыхтел и сдался. Сайлес деловито кашлянул, будто бы передумав снимать шишак не потому, что тот не желал сниматься, а потому, что тот ему вовсе не мешал. Затем Сайлес вальяжно облокотился одной рукой о стол, сев вполоборота. Однако взгляд командира всё равно заставлял его нервничать, поэтому полуэльф предпочёл больше на атамана не смотреть. — Какой-то amadan пожелал связать с тобой судьбу? — Иорвет изогнул бровь, наконец обмозговав информацию. Кажется, атаман так и не понял всей комичности происходящего. — Все скояʼтаэли так херово шутят? Или только в твоём отряде? — недовольно отозвалась я, вспоминая схожую реплику Сайлеса. — Я не умею шутить. Я просто не привык скрывать свои взгляды на происходящее, говорю, что думаю. В этом мы, возможно, похожи. — Один подкат — и ты кит-кат. — Essʼtuath esse. — С чего тебе вдруг взбрело в голову начинать искать в нас схожести? Тебе, Иорвет, тоже заняться нечем? Сайлес рассерженно уставился мне в ухо, надеясь расколоть мою черепушку своим пристальным взглядом. — Ты просто так интригующе сидела верхом на моём бойце, что я не смог сдержать любопытства. — Э?! — мы с Сайлесом синхронично выдохнули. — Стою, — начал своё горестное повествование Иорвет, — раскуриваю табак. Тут мимо проносится один из моих лучших бойцов, пропавший со вчерашнего дня, а ты сидишь у него на загривке и командуешь. А потом вы заходите сюда, и всё — канули. Конечно, моё любопытство пересилило моральные принципы. И вот открывается дверь, на пороге стоишь ты, как мокрая курица, и указываешь мне в нос какой-то самодельной вертушкой. А мой солдат и вовсе таращится на меня с ночным горшком на голове. Какая логика здесь должна возникнуть? — Никакой. — Вот я и желаю выяснить, что здесь, чёрт возьми, происходит. Сайлес кашлянул, привлекая наше внимание, как бы невзначай указал пальцем на горшок. — С мальцом… играли. Этим. — Наигрались? — любезно спросил Иорвет. — Д-да. — Тогда сними, наконец, этот нужник со своей головы, — учтиво посоветовал атаман с заметной ноткой раздражения. — Или я должен учить тебя тому, что за столом сидеть в горшке не принято? Сайлес судорожно сглотнул, респектабельно выдержав непоколебимый внешний вид. Взгляд его стрельнул в сторону. — Пускай сидит, — вступилась я за бедолагу. — Не только же тебе, Иорвет, модой заведовать. Дай парню покуражиться. — Ой, заткнись, пожалуйста, — болезненно поморщился Сайлес. К столу «подоспела» Бабанук. Она поставила перед Иорветом миску с подозрительным бульоном. Я встревоженно поглядела на атамана, ожидая, что тот сейчас рявкнет что-нибудь грубое, но тот, не расщепляясь на ужимки, мужицки взял миску за край и, даже не отведя взгляд, одним лихим глотком исчерпал угощение, а затем, как ничего и не употребив вовнутрь, спокойно поставил на место. Бабанук взяла миску, развернулась и «стартанула» обратно со всей свойственной ей «молниеносной» скоростью. Из ступора меня вытолкал Сайлес. Он предпринял очередную попытку стянуть с головы шишак. — Ты что, застрял? — тактично спросил Иорвет. — Нет, — Сайлес метнул на атамана косой, перепуганный взгляд. В разговорах с Иорветом полукровок потешно преображался, становился как мальчишка, боящийся отцовского неодобрения. А тут такой конфуз. — Я просто причёску поправляю. — Ну-ка, хватит. Тяни, — велел Иорвет. Я, скрипя зубами, повернулась и попробовала подсесть к Сайлесу вплотную, чтобы иметь возможность подсобить ему в нелёгком дельце. Всё-таки мы с ним в одной лодке, так что грести нам с ним в одном направлении. Не лохануться перед Иорветом — наша первостепенная задача. — Давай сюда, — задыхаясь от собственной боли, пропыхтела я. — Убери лапы. — Да не сни… — Тяни! Ну! — я начала рывками рвать шишак вверх. — Ой-ёй-ёй-ёй! Больно! — Сайлес съёжился, закрывая голову руками, поджал ноги на ящик, на котором сидел — и выглядело это чересчур нелепо. — Великовозрастный ушастый хер! — вспылила я. — Тяни! — Всё ясно. Он застрял, — констатировал Иорвет. — Это всё потому, что кто-то слишком часто моется! — зашипел на меня Сайлес. — Нет, всё потому, что кто-то слишком часто ломает из себя дурака, — с безапелляционной прямотой заявил Иорвет. — И что делать? — спросила я. — Ждать, пока у него голова не отсохнет, — пожал плечами атаман. — И долго ждать? — я горестно похлопала Сайлеса по плечу. — Неделю. Не меньше, — предположил Иорвет. В этот момент между мной и Сайлесом втиснулся Ли. Мальчонка, краснея своими оттопыренными ушами, радостно забрался ко мне на колени, едва не вызвав у меня болевой шок. — Тёта! Смотри, что эльф с пёрышком принёс! Я вопросительно опустила взгляд. Мальчонка держал горсть чёрной пыли. Порох? Зачем Иорвет подарил ребёнку порох? Лучше бы подарил ослиный хвостик, чтобы малыш мог забавляться игрой — «входит и выходит». Горшок-то у него был. Хотя горшок всё же был под вопросом. Прежде чем я успела принюхаться и понять, о чём идёт речь, Ли вскинул руки и восторженно закричал, радуясь фейерверку. Я успела порывисто отвернуться и зажмуриться. — Эге-ей! — заверещал мальчонка, вскакивая с ящика и ныряя под стол. Чёрный молотый перец, — а это был конкретный чёрный молотый перец, — сдуло прицельно на Сайлеса. Полукровок скривился, сморщил нос. Брови его трогательно сложились шалашиком. — Bleode… чхи! — он дёрнулся. — Будь здо… — я не успела договорить. — АПЧХИ-И! — сурово рявкнул Сайлес так, что я аж подпрыгнула. Полукровок мотнул головой, но слишком сильно поддавшись при этом вперёд. Он со всей одури нокаутировался лбом об стол. — Сальса! — мне самой стало больно за друга, и я поспешила заботливо погладить его по плечу. — Ты как? Сколько пальцев я показываю? Хера себе ты ёбнулся. Звякнул, аж глушно стало. Ну? Сколько пальцев? — Ceateir… — оглушено обронил Сайлес. — Какой ещё катетер*?! Иорвет, у тебя в отряде потеря. Ещё один контуженный. — Neen. С меня довольно, — Иорвет решительно встал. — Caemm a me. Сайлес, всё ещё не в состоянии контролировать свою двигательную систему, попробовал встать. Пол под ногами у него будто бы зыбился, не давая полукровку возможности сосредоточиться и вернуть себе нормальную кондицию. Он начал неосторожно перелазить через меня. Мне пришлось с большим трудом встать и отойти. Благо, я успела натянуть себе трусы за шкафом, когда Иорвет только-только пришёл. Иначе бы атаман узрел мою голую задницу, а не мои парадные трусы, которые были старше ещё наших с Роше отношений, потому что, вставая, я недотёписто наклонилась. Сайлес исступлённо уставился сзади на мою жопу, вернее на затейливые трусы. — Дерьмо. Мне мерещится или у тебя на заднице нарисован огромный муравей? — он попробовал наклониться, чтобы повнимательней разглядеть рисунок. — Это Микки Маус, блять. — Weddin, скажи, ты делаешь это специально? Скольких ещё бойцов ты мне дестабилизируешь? — Иорвет сцепил руки на груди, с хмурым недовольством поглядывая в нашу сторону. Сайлес ворохнулся, торопливо вылез из-за стола и, покачнувшись последний разок, смог понукнуть себя и встать перед командиром ровно. Полукровок с готовностью кашлянул, одёрнул вниз края одежды, поправил ремень. Ему осталось вскинуть руку и отдать атаману честь. Я вальяжно подошла к ним и насмешливо выглянула из-за спины Сайлеса, глядя при этом на Иорвета и парадируя его позу — удерживая руки скрещёнными. — Нужна смазка, — высказался беличий атаман. — М-м, яой? — криво усмехнулась я. — Что? — А без смазки слабо? — подтрунила я, на всякий случай отходя. Иорвет напряжённо перевёл взгляд на шишак. Сайлес застыл и, кажется, даже перестал изнурённо сопеть. Наверное, у Барсика от взгляда атамана подхвостница вспотела. — Открой рот, — вдруг велел ему Иорвет. — А?.. — Открой свой рот. — Ой, Иорвет, ты чего, я же шутя… — я попробовала оградить Сайлеса от эльфа. — Зачем же из крайности в крайность. А как же Рош… Хотя, ладно. Довольствуйся этим. А тем буду довольствоваться я. — Трюфель, ты о чём вообще талдычишь? — О своём, о девичьем. — Рот, Сайлес. — Иорвет, опять ты что-то хочешь кому-то в рот вставить… — я с волнением вспомнила своё видение, в котором за мной гонялся атаман, угрожая мне кинжалами. Сайлес, явно напуганный моим замечанием, тревожно покосился в сторону на меня, затем вновь перевёл горячечный взгляд на атамана. И всё-таки медленно, но исправно, свесил челюсть. Атаман архиерейски возвёл руки, будто намереваясь освятить шишак. Прежде чем я успела пульнуть в него очередной ядовитой шуточкой, Иорвет свирепо схватился за горшок и, шевельнув желваками, начал остервенело откручивать Сайлесу голову. Ни я, ни Сайлес не успели болезненно заверещать, как горшок с гулким «пум» снялся с его головы. И минуты не прошло. Нужно было просто покрутить туда-сюда. Какие они с Роше скорострелы. Иорвет, не отводя со своего опешившего от удивления бойца сурового взгляда, передал шишак Ли, который уже успел подскочить к атаману и протянуть ручонки. — Думаю, нам пора, — тоном, не принимающим отнекиваний, изрёк Иорвет. Сайлес ощупал свою голову, будто не веря в собственное освобождение. Он огляделся по сторонам, разглядывая открывшийся ему мир. Но тут же полукровок застыл, внимательно посмотрев на командира. — Нам? Иорвет глумливо приподнял бровь, демонстрируя своё хладнокровное недоумение. Во взгляде у атамана всполохнулась тень недовольства. — Или ты и дальше думал бездельничать в компании этой женской особи? А в патрули и без тебя найдутся добровольцы? — А-а… — Сайлес издёрганно поправил на себе в очередной раз ремень, одёрнул край куртки. — Нет, я так не думал. Да… Виноват. Я виноват. Иорвет выдержал на нём долгий, задумчивый взгляд, а после повернулся и обратился уже ко мне, скрывая в голосе неприятную насмешливость: — А ты, weddin, вовсе не следуешь моему совету. Я велел тебе больше не показываться мне на глаза. А ты как нарочно ходишь по округе, человек-погремушка. — Я снимаю в этом районе хату, — я обвела халупу рукой. Атаман опасно прищурился, внимательно разглядывая моё лицо. Затем сказал, с каким-то потаённым раздумьем: — Va fail, weder`candel. И не создавай этим двум неприятности, умирая у них в доме. Сделай что-нибудь со своими ранами и прекращай столь нелепо истекать кровью. После этих слов он развернулся и сделал шаг в сторону двери. Сайлес ворохнулся вслед за атаманом, как привязанный, но тут же оступился, посмотрел в мою сторону. Взгляд его встревоженно застыл на рукаве моей рубашки — кажется, от неосторожных движений у меня разошлись швы, потому что весь рукав набряк от крови. Собрав волю в кулак, я обычным скромным движением обхватила влажный рукав здоровой рукой, тщась спрятать от Сайлеса расползающееся красное пятно. Улыбнулась, мысленно вопя от боли. — Всё пучком, старина. Выпьем ещё как-нибудь вместе, затусим. Иди, а то со службы выгонят. А служба — это дело серьёзное. Ведь у тебя профессия, того — родину защищать. А это святое. Сайлес без единого слова посмотрел мне в глаза. На надсадно застывшем лице его выразилось виновато-горестное переживание. Он выговорил, будто бы оправдывая свой вынужденный уход: — Отдохни, как следует, трюфель. Покажись лекарю. И не выходи больше из города, ты ведь понимаешь, что это всё не шутки? Я скажу ведьмаку, где ты. Ты только будь здесь. Сайлес запальчиво отвернулся и последовал за атаманом. Дверь за ними надсадисто захлопнулась, расшатав притолоку. Я тоже покачнулась. — Тёта, ночлежничать останешься? — Боюсь, что да. Я устало присела на бочонок, на котором до этого сидел Иорвет. Ко мне тихонько подошла Бабанук, мановением руки велела показать рукав. Я не стала препираться. Когда рана у меня на руке покрылась квёлой лечебной кашицей, а Жозефина притомлёно устроилась под столом, Ли уже успел обустроить для меня место. — Залазь, тёта! Я с тобой залезу. Мы умессимся. — Что скажет на это твоя бабушка? — я с беспокойством посмотрела на Бабанук, но та лишь молчаливо улыбалась, отмывая миску в затхлой воде. Я осторожно взобралась на стол. Скатерть, которую подстелил для меня Ли, вовсе не создавала мягкости. А ещё стол оказался до жути тесным — мне пришлось сворачиваться крупной личинкой и подгибать ноги. Под голову я уложила свёрнутую куртку. Ли, сопя от натуги, взобрался следом и попробовал устроиться у меня под мышкой. Я болезненно прикусила губу, стойко выдерживая его толкания. Наконец, мальчонка улёгся, едва егозя пятками. — Тёта, расскажи сказку. — Может, потом… — Тёта! Тёта, ну. — Лучше песенку? — Ага! — Ой-ли, лю-ли… что-то там. Ветер буйный. Ли перестал ворочаться, уткнулся носом мне в руку, затих. Я почувствовала, как подрагивают его ресницы. Мальчонка внимательно прислушивался к моей переделанной песне, узнавая в ней мотив колыбельной, которую напевала ему Бабанук. — Станем думать мы, гадать, как с тобою нам поспать. Кхм. Спи мальчонка, спи хорёк. Спи мой маленький волчок. — Спи, волчонок, ой-лю-ли-и… Вой же, ветей, не молчи, — подхватила Бабанук. Я легонько повернула голову, опустила взгляд на Ли. Мальчонка лежал с закрытыми глазами. Я тоже сомкнула веки и тут же, утратив притяжение реальности, скатилась в дрёму. Проснулась я редким толчком, обвела испуганно потолок забывчивым взором, попробовала привстать. Под боком ворохнулся Ли. Придерживая его головёнку, я аккуратно убрала у него из-под уха свою руку. Бабанук дремала в уголке, сидя на ящичке и прислонив голову к стенке шкафа. Я свесила босые ноги со стола, хворая от боли, соскочила на пол. Жозефина, перед которой возникли мои пятки, недовольно булькнула. Стараясь не шуметь, я отыскала свои сапоги, сумку и меч. Куртку тоже пришлось забрать, осторожно отняв её у спящего Ли. — Пойдём, — позвала я тихонько курицу, отворяя на улицу дверь. Жозефина ворчливо поднялась на ножки и засеменила следом. Над Вергеном сияла, как новенький полтинник, полная луна. Я залезла рукой во внутренний карман куртки и с сожалением извлекла оттуда сжатые, расколотые профессорские очки.***
— Выглядишь, как торфяная шишимора, — Золтан бдительно помолчал, с прищуром разглядывая мою физиономию. — Где тебя черти носили? Хм. Точно сквозь землю провалилась, Геральт ушёл тебя разыскивать. А ты просто так являешься сюда. Ты что, тифом занедужила? — Рвота? Апатия? — уточнил Скаггс. — Тю, выглядит, как приведение из шахты увидала, — высказался Сесиль Бурдон. — Ну, чего притихла? Хм, кто тебе по носу съездил? С чего вдруг у тебя из ноздрей моросит? Я моргнула, приходя в сознание, торопливо утёрла кровь под носом рукавом куртки. Краснолюды выжидающе молчали, поглядывая на меня из-за стола. — Пустяки — в переулке какой-то пидор напал, — щерясь в улыбке, отмахнулась я. — Это ж как так? — подивился Скаггс. — Кто взял на себя смелость?! — А Геральт? Где в это время был Геральт? — возмутился Золтан. — Ну и где это дерьмо собачье, что на тебя напало? Яйца ему вырву. С корнем! Я, желая утихомирить горцев, протестующе зажестикулировала, призывая товарищей за столом к порядку. Затем туже запахнула куртку, тщась спрятать изгвазданную рубаху на теле, и демонстративно указала на черенок меча за затылком. — Твой меч пришёлся как раз кстати! Я ему ка-ак вдарила, он ка-ак пизданулся. — Зарубила?! — подивились бородачи. — Кровину пустила? — Не, шугнула и всё. Я сегодня добрая. А Геральт ушёл в ущелья, платок искать. Одна троллиха унесла с собой платок Трисс. Краснолюды недоумённо помолчали, переглядываясь. Ярпен почесал себя за ухом, хмыкнул, сводя кустистые брови на переносице: — Вон там какое веселье оказывается. А мы и сидим тут, как дундуки. — Значит… — Золтан усердно пытался додумать мои слова. — Геральт, этот сучара, ломанулся в ущелья? За троллихой? А кто на тебя-то напал? Что, прямо по мордасам тебе дал? — Это не так важно, — дыхом выдала я, осторожно забираясь рукой в карман куртки. — Гер придёт, всё сам расскажет. А я пойду наверх, устала маленько. Только тебя, Золтан, попросить ещё хочу кое о чём. Найдёшь кого-нибудь, кто сможет это починить? А? Я передала на стол размолотые профессорские очки. — А это ещё что за вычура? — вопросил Ярпен. — Зады для стёкол, — со знанием дела сказал Снаггс. — Чего? — Ну, гляделки такие. Их на нос ставишь и глядишь. — Окуляры ты имеешь в виду? Вот это девка их и саданула. — Из ваших кто-то напал? — не унимался Золтан. — Да какой-то голозадый пьяный кмет, — заверила я бородача. — Ничего такого. Так что с очками? Спросишь у кого-нибудь? — Ты, девка, не дури. — Гля, — Скаггс глянул под стол и указал пальцем на Жозефину. — Опять-таки курю приволокла! Я едва заметно пошатнулась. Хотелось лечь, пускай даже на пол. Лишь бы в тишине и спокойствии. — Я пойду наверх. Посплю немного, — сказала я. — Детское время, — фыркнул Ярпен. — Разве можно в такое время хотеть спать?***
Заперев дверь, я осторожным, стеснительным движением стянула с себя куртку и, не тратя сил на то, чтобы сложить её в аккуратный кулёк, бросила на пол. Перешагнув через ворох одежды, я изнеможённо сделала неверный шаг по направлению кровати. Стены пошатнулись, ворохнулась тень от лампадки на столе. Я отчётисто выбросила шаг в сторону, предотвращая преждевременное падение. При давлении на повреждённую ногу мышцы свело острой судорогой. Жозефина с пугливой осторожностью подбежала ко мне и тревожно посмотрела на меня своим повёрнутым глазом. — Всё в порядке, — с прогорклым бессилием сказала я, делая следующий шаг. — Сейчас полежу, и всё будет хорошо. Курица издала горестный звук. Ей явно было меня жаль. Добравшись до койки, я, закрыв глаза на боль, неуклюжим кувырком свалилась на матрац. Раны последний раз будто бы «огрызнулись», потревоженные моим шевелением, и продолжили «сгрызать» меня заживо. Я улеглась на спину, уложив руки по швам. Сознание бессильно прело в полыхающем болью теле. Если лежать и не двигаться, то эта пытка закончится, «остынет», раны засохнут, а кровь восстановится. Поем, попью — восстановлюсь, никуда не денусь. Я понимала, что этого не случится. Меня, пребывающую в горячке, зацепил посторонний звук. Я слабо приоткрыла слезящиеся, разгорячённые глаза, попробовала перевести взгляд в сторону двери. Звук мне не померещился — он донёсся прямо в комнате, с тревожным резким скрежетом. Замо́к. Я успела подумать, что вернулся Геральт и испытать смешение разного рода эмоций: радостное волнение и горестную тревогу. Если это действительно ведьмак, то он обязательно попробует сделать что-нибудь с моим никудышным состоянием. Если это он — мне будет стыдно перед ним за свою никчёмность. Дверь открылась, не сказать, что шквалисто, но и не сказать, что воровски медленно. Человек вошёл в комнату решительным размеренным шагом. Вновь лязгнул замок. Мне показалось, что я вижу лиловое сияние. — Вижу, я пришла вовремя и не отвлеку тебя ни от каких серьёзных дел, — голос принадлежал женщине, и она явно ехидно усмехалась. Я не ответила, но и слабого взгляда не отвела. Цинтия сделала лёгкий шаг к кровати, сцепляя руки на груди. Она деловито встала надо мной, выставив элегантно бедро. Но, рассмотрев поближе мою неподвижную, бледную, да к тому же потную физиономию, магичка хмуро свела брови. — Продолжишь строить из себя спящую княжну? — недовольно поинтересовалась она. Мой блеклый взгляд сказал ей всё без лишних слов. Цинтия с едва ворохнувшейся скрытой тревогой провела по моему остальному телу придирчивым взором, увидела кровь. Сбившись с толку, опустила руки, выпрямилась, глядя на меня с недоверием. — Выглядишь просто отвратительно, — с издевочным отвращением сказала она. — Кто это с тобой сделал? Я не ответила — не оказалось сил, лишь закрыла глаза и попробовала провалиться в нирвану. Пока я «наслаждалась» лихорадочным ознобом и жгучей болью, возле меня послышался шорох. Когда я вновь вынудила себя поднять веки, магичка стояла одним коленом на краю моей койки, закатывая себе рукава. Свою жилетку она повесила на спинку кровати. «Ну и что ты собираешься делать?» — устало подумала я. — «Вскрыть меня хочешь?» Магичка закончила свёртывать рукава, вскинула руки, собирая блондинистые волосы в пучок на затылке. Хитро улыбаясь, она удерживала между губ шпильку. — Вначале думаю заняться изучением твоей внешней оболочки, — пробормотала магичка, после взяла шпильку в руку и сноровисто пристроила её у себя в пучке на затылке. «Опять мысли читаешь» — поморщилась я. — Угу. «Что ты делаешь?» Магичка легко уселась на меня верхом, слегка подалась вперёд и начала развязывать лямки рубахи на моей груди. Вполне сосредоточенным, едва ли не строгим голосом она заявила, вслух (отвечать мне мысленно она упорно не желала): — Хочешь, чтобы я лечила тебя через одежду? Мне это будет немного неудобно. Потерпи. Я ведь знаю, как ты не любишь, когда на тебя смотрят голышом. «Ещё одна», — я мысленно закатила глаза. — «Уже все, кто мог, наверное, видели меня без наряда! Так что теперь мне всё равно. Валяй. Можешь делать со мной всё, что вздумается. Я теперь Франкенштейн. Я ничего не чувствую». — Какое уверенное заявление, — хмыкнула магичка, плавным движением потягивая края моей рубахи мне к подбородку. — Привстань, ветошь, не строй из себя труп. Я попробовала изогнуться, чтобы магичка смогла снять мне через голову рубаху, но боль выстрелила в бок и я, задохнувшись, вновь рухнула пластом. — Превосходно. Цинтия склонилась ближе, ложась надо мной в воздухе. Её грудь оказалась напротив моего лица. Я недовольно нахмурилась. От её тела исходил настырный запах нарцисса. «В моей сумке есть фисштех», — зачем-то сообщила я. — «Мне бы анестезия не помешала». Цинтия чуточку грубовато стянула наконец-то с меня рубаху. Вот я и оголилась по пояс. Прости, Роше, наши с тобой сиськи видели уже все, кому не лень. А ещё мои парадные трусы с Микки Маусом — я не сомневалась, что и они были на очереди. Цинтия издала недовольный, протяжный стон, порывисто приподнялась, соскочила с кровати. Когда она возвратилась ко мне, в руках у неё уже был глиняный пузырёк, тот самый, который пробовал незнакомец в шапероне. — Сомневаюсь, что у нас с тобой много времени, — заявила мне Цинтия, запуская палец в фисштех. «Ты куда-то торопишься? Я нет», — угрюмо высказалась я. Магичка гибко, по-кошачьи, вытянулась мне навстречу. Здравствуй, сногсшибательный аромат нарцисса. Цинтия заглянула мне в глаза с искусной, плутоватой улыбкой. «Keep calm and let’s try», — я пораженчески расслабилась. Не успела я вновь закрыть глаз, как магичка коснулась своим едва влажным, облепленным смоченным фисштехом пальцем моей верхней губы. Я с недовольством посмотрела на неё. Её тонкий, осторожный палец оказался у меня между губ, доверчиво коснулся верхних зубов, свёлся к дёснам, оставляя безвкусный фисштех. «Давай побольше», — попросила я, обессилев от ломки. — С бóльшим придётся потерпеть, — заверила меня магичка, проводя пальцем по моему языку. — Ты ведь сказала, что я могу делать с тобой всё, что сочту нужным. Я подалась языком навстречу её прикосновению, робко лизнула кончик её пальца. Почувствовала, как всё ещё скрежещут крупицы фисштеха, и с испуганным волнением попробовала сомкнуть губы, втягивая её палец с наркотиком, как чупа-чупс. Магичка улыбнулась, склонила голову и ласково коснулась губами моей щеки. Мне подумалось, что начал действовать фисштех. Разум начинал мертветь. Боль отстранилась дымчатым размытым светом на задний план. По вискам потекли слёзы. Цинтия отстранилась от меня, но я этого уже не почувствовала. На языке осязался вкус нарцисса — сладковатый с небольшой горечью. Лёжа с закрытыми глазами, я лишь ощущала, как руки магички скользят по моей шее, вклинивая на моей коже рассчитанные, поспешные поцелуи. Нильфгаард начинает захватывать территории. Уже расставляет пограничные столбы и измеряет гектары. « — Это ведь… корабль, да? — Верно, ты на корабле. Ты помнишь, как оказалась… в реке? — А вы… Вы помните?» Я ощутила, как жилы моего тела начинают млеть от неги. Магичка с пылкой упоённостью провела ладонями по моим рёбрам, свела касание ниже, огладила живот. Дыхание моё взволнованно сбилось. Боль слабо встрепенулась у нижнего ребра. « — А вот и наша Утопленница. — Ух ты! Вернон Роше, да?! — Ну, допустим.» Магичка сильнее обхватила меня бёдрами, приподнялась. Её сухая ладонь нащупала на моём напряжённом теле солнечное сплетение. Она, будто проверяя прочность моей грудины, надавила в самый центр сплетения. Я встревоженно дёрнулась, но слишком слабо, трусливо. « — Замолчи, дура! Откуда тебе известно о… — Слушай внимательно, темерец без страха и упрёка. До встречи с тобой вживую ты был моим любимым… героем! Хоть с тобой и не всегда было интересно, мужиком ты оставался наглядным! И я даже всплакнула, когда…» Магичка пригладила меня по рёбрам, окладисто останавливая касание на каждом перегибе. — Нижнее справа. Я поняла, — обращаясь к собственным мыслям, произнесла Цинтия. « — Допрос? — Законное любопытство.» Тихое, но решительное скольжение. Цинтия припала губами к моей груди. Я попробовала сделать неглубокий вздох. Мне не хотелось сопротивляться, но в то же время внутри меня в отчаянном, жутком пламени изгорала последняя боль. « — …если я испорчу ход „игры“, то всё может испортиться. Кто-то может умереть. А так никто не должен, кроме… — Тогда, на корабле, когда мы пересекали Понтар, ты говорила, что я как командир явно подкачаю в скором будущем. Говори. Говори, ведунья, не вынуждай развязывать тебе язык ножом.» Сознание мрело, стыд во мне зыбился и рассыпался на крохотные искры. Это ведь ещё не секс? И даже не возбуждение. Лишь волнительное колотьё во всём теле, жадная ломка и волнение. Я просто под фисштехом, меня просто разморило… « — Ах ты ж паршивка дрянная. — Не спорю. Но всё же, не следуйте за Хенсельтом. Спаси лучше детей. Детей Фольтеста. А точнее одну Анаис. Потому что Бусси уже мёртв. Чёрт, Роше, как ты мог додуматься оставить с детьми одну кудлатую бабёнку?!» Цинтия чуть резче склонила голову, едва приоткрыла рот, согревая мне кожу в ложбинке между грудей своим глубоким вздохом. Она качнулась всем телом, будто извиваясь от возбуждения. — А вот это уже интересно, не находишь?.. — с приглушённой пылкостью прошептала магичка, и по её интонации я смогла угадать, что она довольно улыбается. Прежде чем мысли мои успели выстроиться в чёткий ряд, Цинтия коснулась рукой моей груди и по лёгкой спирали начала суживать поглаживание. « — Вернон! Верно! Этого ведь ещё не случилось! Это… ох, и что же теперь? Но даже если Бусси останется жив, Нильфгаард всё равно… — …считаю до трёх. — Я не помню! Не помню, кто отправит карету на ложный маршрут! Но в лесу на детей нападут, Бусси убьют, а этот старик… Этот старик-маг, я забыла, как его зовут…» — Сейчас придётся немного потерпеть, — радетельно выдохнула магичка, прикладываясь губами к моей груди. «Твою мать, нужно было больше фисштеха!» — от переживания и аффекта я не знала, на чём сосредоточиться и какое выражение лица принять. — Не делай глубокого вдоха… Наверное, магичка глумилась надо мной по полной программе. После того, как она прижалась ртом к моему телу, не сделать глубокого порывистого вдоха было просто невозможно. Я распахнула глаза, устремляя слепой взгляд в потолок, разламываясь и рвясь всем телом то вверх, тщась вырваться с кровати, то вниз, вжимаясь всем телом в промокший матрац. «Сука! Прекрати!» — Хочешь, чтобы я прекратила? «Да!» — Прости, но я уже начала. Думаешь, так просто сращивать кости? «Мне похуй! Твою дивизию… за что?!» — За Нильфгаардскую империю. «Ты серьёзно, блять?!» Меня пронзила крупная дрожь, я попробовала взвыть, но челюсть свело студёной судорогой. Из грудины, прямо изнутри, шёл отвратительный, скрежещущий гул. А магичка тем временем пыталась скрасить мои страдания своими поглаживаниями, будто оттого, что она погладит мне пупок, модулирование в моём теле будет происходить не столь болезненно. У кошки боли, у собачки боли, а у Дашеньки не боли… «Тварь!» Цинтия приблизилась к моему лицу и спешно, с продуманной меткостью, поцеловала меня в висок, стирая слёзы. — Хочешь меня разозлить? Глупо. Глотай. Пока я пыталась сосредоточить в уме всевозможные вариации того, что я могла бы глотнуть, магичка сдавила уголок моих губ какой-то стекляшкой. Я плотно стиснула губы, и тонкая жидкость заструилась у меня по краю подбородка. «Да пошла ты!» Инстинкт выживания всё ещё меня выручал. Магичка огрызнулась и, словно разозлившись на моё упрямство, схватила меня за волосы над ухом, легонько качнула, горячо шепча мне в лицо: — Ну, тогда и терпи, дура, пока твои внутренности не расплавятся от магии! «Слезла с меня!» Цинтия резко выпрямилась, и я увидела, как она вскидывает голову, размётывая локоны волос на висках, натужно вытягивая шею вверх. Затем она бойко склонила голову, глядя на меня злым, мерцающим взглядом. Во рту она удерживала эликсир, губы у неё были влажными от растёртых бесцветных капель. «Только попробуй, су…» Цинтия обрушилась на меня, как брукса, припадая всем телом. Наши контуры губ растёрлись, я попробовала мотнуть головой. Магичка решительно придержала меня за шею, отёрла пальцем изгиб у меня под ухом. «Мразота…» Распаляясь в алчном, агрессивном поцелуе, Цинтия попробовала прижать моё дёргающееся плечо. Я повиновалась, но вовсе не потому, что ей удалось прижать меня к постели — нагретый эликсир уже проникал мне на язык, стекая вглубь. Я попробовала задержать дыхание, чтобы не захлебнуться. — Мне всегда было интересно, — Цинтия порывисто отстранилась, с любопытством осматривая моё искажённое ненавистью лицо, — какой эффект произведёт на человека смешение этого лекарства и фисштеха. «Надо было тебя всё-таки убить в игре…» — Кто тут с кем играет, м? «Отрываешься на мне за Филиппу?» Лицо у Цинтии посерьезнело, в глазах ворохнулась злость. Но она не успела ничем мне ответить. Магичка заметила, что со мной начинает происходить ответная реакция на её препарат. «Что ты… сделала?» — Имела неосторожность смешать разбавленную «белую чайку» и фисштех. Ещё щепотка гангрены. «Ты спятила? Я не ведьмак, я ж сдохну» Мне показалось, что взгляд мой начинает задевать дымчатый свет. Я попробовала переключиться с внутренних ощущений на внешние. Ну, конечно, снова эта чёртова магия. — Не в мой час, — сказала Цинтия. Я перестала сжимать мышцы тела, расслабила спину. Скрутив шею, слегка закинула голову. Вырвался отчаянный глубокий вдох, но рубленной боли не последовало. Будто бы решаясь на отважный поступок, я вновь вобрала в себя воздух, вытягиваясь всем телом и напрягая верх туловища. Эликсир уже заполонял меня изнутри, разжигая и скручивая тугой стержень зуда. — Думаю, теперь процесс пойдёт быстрее. Ну же, кончай упрямиться. Если продолжишь сопротивляться, станет только хуже. « — В тавернах будут свободно вешать гербы Темерии. Пить за процветание государства. А ты будешь стоять на коленях перед дочерью Фольтеста. Если тебе удастся всё же её спасти. А в этом я не сомневаюсь…» Я напрягла мышцы живота, словно надеясь зажать пульсацию тёплых наплывов в теле. Попробовала слабо шевельнуть рукой, согнула её в локте, тщась ударить Цинтию по плечу, но сил оказалось недостаточно. Магичка сжала мою ладонь своей, пригнула вниз, вдавив в кровать. Она немного отстранилась, взгляд её скептически скользнул по моему выгнутому предплечью. — Тебя уже кто-то пытался зашить? Ну что за варварство. Руки бы оторвать таким мастерам. Но при всём твоём жалком виде от тебя так несёт кровью, что мне нравится. Я дёрнулась, но вовсе не потому, что пожелала вырваться. По моему телу будто пустили слабый, но внезапный заряд. Сковало всё тело. Цинтия любовно попробовала успокоить меня поцелуем в губы, влажным и едва ощутимым настолько, что когда она отстранилось, я беспомощно потянулась вслед за ней, не успев даже ощутить давления. Магичка глумливо усмехнулась, но возвращаться ко мне не стала. Всё ещё сжимая мою ладонь, она начала медленно притягиваться губами к моему предплечью. Место раны обожгло тонким колотьём. Я шевельнула головой. В ушах тем временем начинал возникать виброшум — настойчивый, гулкий, раскидывающий по позвоночнику неприятное эхо. « — Только ты… только ты так могла встрять! — Ты мне не отец. Не смей ругать меня. Ты хоть знаешь, кто мой папка, Роше? А вот не скажу. Пусть интрига будет… — Я точно ударю тебя. Помяни моё слово. Как только придёшь в себя, я тресну тебе. Рыдать будешь, но тресну. Может, даже несколько раз. Пока не вправлю мозги. Они же должны как-то у тебя вправляться на место… — Ударь. Ударь сейчас. Ударь, чтоб я больше не плакала. — Ты не посмеешь мне тут сдохнуть. Ведьмак и ведьма с меня шкуру спустят. Поняла?» Когда я вновь выплыла из омута горячки, Цинтия уже выпустила мою руку и теперь спускалась вдоль моего тела к низу, обводя продолговатым поцелуем поверхность моей кожи на животе. Я задышала чаще, будто её близость вызвала во мне страх и нежелание того, чтобы она так просто могла касаться моего туловища. Захотелось вжаться в кровать, усохнуть, застыть, пожухнуть, как лист. Магичка остановилась у края моих штанов, осторожно отвела их вниз на тазобедренной косточке, с ожиданием поглядела мне на лицо. «Нога», — будто бы оправдывая подступающее намерение, подумала я. — Нога, — с надменной усмешкой согласилась Цинтия и мягкими рывками начала стягивать с меня низ одежды. Стоило исчезнуть плотно прилегающей ткани, как тела будто бы коснулся холодок. Я почувствовала нагую пустоту, тут же попробовала перекинуть одну согнутую ногу через другую, скручиваясь в жгут, но Цинтия требовательно ухватила меня за колени. — Ведёшь себя, как невинная овечка, — она провела ладонью по внутренней стороне моего бедра, плавно отводя мою согнутую ногу в сторону. « — Доигралась?! Доигралась? Думаешь, это смешно, когда ты себя так ведёшь?! Продолжаешь глумиться надо мной? Ты меня достала. Достала, я готов тебя удавить. Что тебе от меня нужно? Что тебе вообще нужно?! Ты продолжаешь привлекать к себе внимание, продолжаешь вести себя как потаскунья. Продолжаешь лезть ко мне. Чего ты от меня хочешь? Ты хочешь, чтоб я тебя трахнул? Ты…» — Интересные подробности, хоть и не совсем то, что мне было нужно. Чем ещё меня удивишь? « — Не выплёскивай воду. — „Не выплёскивай воду“?! Ты серьёзно?! Какого хрена ты ко мне залез?! Роше, вылез. Вылез неме… — Я тебя купил, так что соизволь не возмущаться.» — Кто бы мог подумать, — отрешёно пробормотала магичка. «Нога, она ниже…» — Тише, не всё сразу. Пальцы её скользнули вниз и требовательно легли на последний рубеж. «Вдохнуть и не дышать!» — Дышать ты будешь вынуждена, — на этих словах она плавно начала проникать внутрь, трепетно касаясь моей трепещущей плоти кончикам пальцев. «А как дальше?..» — испугалась я. — Будто ты и сама не знаешь. Чёрт возьми, Вернон Роше, сделай же что-нибудь! Нильфгаадские хакеры проникают в систему, охранка уже полетела, сейчас начнут сливать файлы, активно нажимая на кнопку мыши… Я зачем-то попробовала сесть. Голова залилась тяжёлой болотной мутью, я подавленно задержалась, привстав на локтях, тщась справиться с давлением. Нильфгаард, не дожидаясь, пока Темерия начнёт разворачивать контрнаступление, и не прекращая оказывать давление на главную стратегическую точку, кинулся в атаку. Цинтия, не отнимая руки, метнулась ко мне, ловя мои губы страстным, сметающим поцелуем. Я, откинувшись назад, исступлённо обомлела, поддаваясь непериодичным движениям. Ощущая, как магичка сосредотачивает в поцелуе своё желание, я почувствовала подобие гордости — не каждого ведь целуют с таким упоением, в особенности умудрённые опытом чародейки. А тем временем темерский антивирус летел ко всем чертям. Ласкательные, напорные вождения пальцев магички действительно начинали рождать волшебство. В моём теле. И хоть чувства к Цинтии коренным образом отличались от моих чувств к капитану темерского специального отряда, возбуждение возникало столь же остро и горячо, стремительно растекаясь по жилам, губя стыд и совесть. Но если при содействии Роше я испытывала всё же какой-то звериный, инстинктивный порыв, то при «игре» с магичкой дело обстояло куда поверхностей, даже проще. В её ласках не было механической грубости, как и не было любовного трепета. Лишь операционная слаженность действий, сбавленная собственной прихотью и желанием ухватить удовольствия. Цинтия прервала поцелуй, рассматривая моё лицо вблизи. Но я уже не могла ничего с собой поделать, лишь смирно лежала, страдая от позорного наслаждения. Я старалась не смотреть ей в глаза, но её кичливый, гордый взгляд душил, резал по горлу. Словно учуяв мои опасения, Цинтия несильно сжала меня за горло. В этот самый момент я рефлективно подалась навстречу её второй руке, работающей внизу. — Всё ещё сопротивляешься. « — Dis moi que je suis pour toi plus quʼun ami?.. — Дьяв… Слишком быстро. Я не…» — О, Сила! Ты непробиваемая. Ну же, расслабься, тебе всё равно не удастся выдержать. Не закрывай от меня мысли… Из горла вырывался сдавленный, плаксивый стон. Я попробовала ухватить Цинтию за край одежды, но та уже отстранилась, последний раз оглаживая моё тело. Так не доставайся же ты никому! — наверное, так подумал нильфгаардский камикадзе, крутя руль и держа курс оземь. Магичка падко прильнула к моим бёдрам, смыкая покус у меня между ног. Я рванулась, будто меня жестоко укусили. «А-а-атстань! Только не так!» Цинтия смяла моё бедро, не отвлекаясь от смакования «темерской начинки». В этот момент я почувствовала себя моторной лодкой, «Персифалем», у которого нильфгаардский воришка выкачивает бензин. Ртом. «Если извернуться, то смогу боднуть…» «Только осмелься, и я опробую на тебе женское обрезание», — властный голос магички апперкотом вдарил мне по сознанию. — «Чего тебе всё не хватает? Быстрее?..» Я почувствовала, как сильными, редкими толками бьётся моё сердце. Если она, в самом деле, поддаст скорости, я отключусь, рехнусь и просто сойду с ума. Но все мои эмоции были у ведьмы как на ладони. Я лишь услышала, как Цинтия с готовностью меняет позу. А потом искра обожгла свечу зажигания. Внизу тела вспыхнула топливная смесь. Накопленная внутри меня энергия, всё это время контролируемая ведьмой, разорвалась по жилам, пронизывая колким током двигательную систему. Зудящие импульсы начали прокатываться по всему телу — от напряжения начали судорожно сокращаться мышцы, ускорилось дыхание. «Персифаль» завёлся, поздравляю, Нильфгаард. У меня вырвался восхищённый возглас, но я тут же попробовала его сглотнуть, дабы не совсем уж выдать свою ломку. Но вот горячо елозить я не прекратила — меня скручивало, выворачивало, позывало вытянуться, изламывая поясницу. А растворившаяся в крови жгучая пульсация уже схватывала дыхание, распространяясь на шею. Я боднула головой в сторону, жилясь отвернуться от того, что никак не могло меня покинуть, потому что происходило внутри меня. «Чёрт тебя дери! Хватит сопротивляться! Стонешь и без того, как темерская шлюха…» Но я уже не сопротивлялась. Я прогнулась, будто желая податься к ней навстречу. Ведьма до боли сжала мою кожу на бедре. «— Я же говорю: Нильфгаард припрётся. Он займёт почти весь Север. А может, и весь. Ну и ну. Так вот. Вначале заключишь мир с Дийкстрой, там грохнете Радовида. Вместе с Филиппой. Она к тому времени будет ну очень зла на своего маленького принца. — Филиппа Эйльхарт? Ты говоришь об этой реданской ведьме? Холера… — Радовид велит её обезглазить. Не суйся в это дело без Геральта.» «— Надо будет брать тебя на переговоры с Нильфгаардом — надеюсь, ты дотянешь к тому времени. Ты из любой темы находишь повод поговорить о своей заднице? — Угадал! А о чём же мне ещё говорить?! Моя жопа…» «— Шеал… Шеала де… Шеала. Она вас двоих убьёт. А если пойдёте Хенсельта… за ним если пойдёте, то тебя Геральт убьёт. Поэтому Лето… Как он только вернётся, уходите. — Хреновое дельце, эй, Эган… Слыхал? — Геральт, он… он потом всё вспомнит. А пока не надо. Не лезьте к нему…» «— Вы хороший дядька, Лето из Гулеты, но за Фольтеста всё равно обидно. Ещё я знаю, что вы работаете на Эмгыра. Но он тоже славный дядька. — М-м, ты даже об этом в курсе? — Да, а ещё… Я хочу сказать, что как только Шеала вас использует, то попробует убить. И убьёт. Она убьёт Эгана и Зеррита. А про восстановление Школы Змеи — так это всё враки.» «— А что если… А давайте так. Давайте я помогу вам с Хенсельтом? Будет весело. Наверное. А если меня убьют, я хоть проснусь. Вы только меня назад доведите. — Учти, детка, мы будем следить за каждым твоим шагом. В случае твоей нечестной игры мы всадим тебе нож в спинку. Поняла?» «— Саския… ты спас её? — Тебе было известно это с самого начала… — Что? Не?! Не спас? Не успел? Ты не успел, Иорвет, да? Значит… сейчас она без сознания? Ты позволил ей выпить яд? Я пришла к тебе сама, чтобы рассказать всё, что мне известно. Чтобы спасти дракона…» «— Саския? Обычная баба. — Обычная баба? Ну-ну. Да она тебя вверх ножками откинула! — Та-ак. — А-а, ну да, вы ж не в курсе…» «— А что стало с рыжей женщиной? — Было ей плохо, так она была. Стало хорошо, так ушла. Ночью. Спал я. Пусто. — Значит, Цинтия соврала…» «— Цири — дочка императора, она может вновь стать принцессой… или нет. Только нужно, чтобы Геральт победил её, играя в снежки.» «— Арья! Блять! Хватит! Жё тэам или как там… Хватит! Это я, мать твою… Жётэм! Жётэм, ведьма! — Сука! Роше! Я тебя тоже жётэм! Отведи меня домой! Хватит с меня! С меня хватит приклю…» Мгновенный выстрел. Меня будто приложили дефибриллятором. Разряд высокого напряжения. Я закричала. «Я не ведьмак, я же сдохну!» «— Но кукушки не поют. Они говорят „ку-ку“. — Ты не понимаешь, luned. — У нас обычно говорят так: „Кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось?..“».***
Цинтия склонила голову вбок, прикладываясь губами к покату моего плеча со спины. Я недовольно повела плечом, попробовала смахнуть назад волосы, чтобы те забились магичке в нос. — У тебя по плану моя нога, — огрызнулась я. — Хватит меня вылизывать. Мы сидели в позе лотоса, только я жалась к чародейке спиной. Цинтия уже давно избавилась от своей одежды и теперь я была вынуждена тереться о её нагое тело. Это заводило, но я старалась не показывать виду. Я и так унизилась перед ней по полной программе. Магичка призывающе огладила меня по отлогу бедра, сводя ладонь мне на низ живота. — Думаешь, лизание доставляет мне удовольствие? А с тобой оказалось скучнее, чем я думала. Словно утратив ко мне интерес, она перевела касание на мою повёрнутую ногу, прижимаясь ко мне вплотную со спины. Я опустила взгляд и увидела слабое свечение, исходящее от раны на своей голени. — Навык лесбомантии у меня не прокачен, как-то не до него было, — я стыдливо отвела взгляд в стену. Цинтия усмехнулась. — Не пытайся свалить всё на то, что я женщина. Взгляни правде в глаза. Ты сабмиссив. — Кто?.. — Подчиняешься доминанту. — Тебе что ли? Ты меня отравила. — Не только мне. О, Сила, кто же так хворает с мужчиной во время секса? — Чего?! Кто тебе давал право изучать мой секс… — я попробовала дёрнуться, обожжённая неловкостью, но магичка успокаивающе поцеловала моё плечо, останавливая. Я помолчала, надув обиженно губки. Затем буркнула, стараясь не прислушиваться ощущениями к её близкому присутствию за спиной: — От него претензий не поступало… — Довольствовался предложенным. — А что мне нужно делать?! Занимать позицию сверху? Прыгать и кричать «но, Плотва!»?! Цинтия закончила колдовать с моей ногой, наконец, отторглась от меня, немного отползя в сторону. Я скосила взгляд, разглядела её нагую грудь и, кривясь от недовольства, отвернулась. У ведьмы грудь оказалась больше, чем у меня, эстетичнее. — Это уже дело вкуса, — ответила Цинтия. — Но вот встречная реакция от тебя поступать должна. — Я научилась стонать. — При чём тут это? — Ответная реакция, ну. — Я говорю про взаимные телодвижения, глупая чучундра. Я отёрла лицо рукой: глазницы зудели, глаза слезились. Внутри клокотала бодрость, пронизанная иглами злости и агрессивности. Пора было завязывать с фисштехом. — Заткнись, — рыкнула я, издёргано хватая себя за плечо. — Мало я от тебя всякой хуйни наслушалась? Вылечила меня? Довольна? В мозгу моём порылась? Ну, так и вали. И фисштех забирай, можешь им себе между ног посыпать, чтобы при ходьбе не натиралось… Чёрт. Я схватилась за голову. После короткой передышки и эйфории вновь образовалась ломка, запульсировала боль в голове. Хотелось схватить какой-нибудь жёсткий предмет и въебашить им об стенку. Я сгорбилась, закрывая лицо. — Нездоровится? — насмешливо полюбопытствовала Цинтия, расслабленно ложась на спину и вскидывая одну ногу на другую в вальяжной позе. — Да пошла ты… — Опять меня куда-то отсылаешь. Но Нильфгаард с захваченной территории так просто не сгонишь. Ползи сюда. Я метнула на магичку рассерженный, горячечный взгляд. — Темерия только и может, — выдохнула она, — что раздвигать перед Нильфгаардом ноги? М? В груди взрызнула желчь, ядовитость. Не видя перед собой чёткой картинки, я ворохнулась к магичке, бесстыдно усаживаясь на неё сверху. Схватив её за руку, попробовала скрутить, надеясь причинить ей боль, но Цинтия лишь пародийно заохала, глумливо насмехаясь над моим патриотичным порывом. — Давай, — поддразнила ведьма, — ещё тявкни на меня. Злая болонка. — Да я тебе ухо оторву, зубами, нахрен. Цинтия выставочно предъявила мне своё ухо, кося свой хитрый взгляд. — Может, вначале лизнёшь фисштеху, для храбрости? — предложила она. Я вспыхнула, в груди гулко ёкнуло сердце. Разорвав последнюю нить, связывающую меня с разумностью, я прислонилась к магичке, тянясь к её уху. Цинтия звонко засмеялась, тут же начала тереться щекой мне о подбородок, будто бы играючи мешая мне поймать её ухо. Я свирепо стиснула кулаки, надавила на ведьму рукой и, наконец, цапнула её за ухо. Но не зубами, как планировала до этого, а одними лишь губами. Попробовала пожевать, обслюнявить. Магичка обхватила мою талию. — Может, ещё повиляешь хвостиком? Нет? — засмеялась она. Я разомкнула губы, выпуская её ухо, и рывком скатилась вниз по её шее к плечу. — Что ты делаешь? Только не говори, что пытаешься поставить мне засос. Ах, ха-ха, только не говори, что ты не умеешь ставить засосы… Я попробовала изобразить пылесос. Но, видимо, вместо пародии на солидный втягивающий аппарат у меня получился пылесосик из мультика про телепузиков, который способен всасывать в себя лишь пузиблинчики. — Брось! — вдруг разозлилась магичка, хлопнув меня по голове. — Мне не нужны следы на теле… «Филиппа», — подумала я и со злорадным упоением втянула кожу на участке её шеи в крепкий засос. — Стерва, — магичка попробовала ударить меня локтем, но я вовремя отстранилась. На лице у меня застыла безумная улыбка. По вискам градом осыпался пот. Меня штырило по полной. Я накрыла её губы своими. «Суй язык глубже!» — велела Цинтия. «Не указывай мне, как целоваться! Я умею!» «Ты не умеешь, ты просто разеваешь рот. Работай, напирай! Куда ты суёшь? Ты мне свой язык ещё в нос засунь.» Я попробовала сосредоточиться, но сама близость магички не позволяла мне этого сделать. Я попробовала расслабиться, мягче растягивая поцелуй. «Неплохо», — одобрила Цинтия. Я попробовала спуститься ниже, крадясь по вражеской территории. Караульный, скептически изогнув бровь, следил за моим передвижением. Стараясь не растягивать слишком и не медлить, я принялась рассыпать ласкательные поцелуи по её телу. Грудь её я решила не трогать, уж больно тревожно она вздымалась. Цинтия издала подбадривающее тихое урчание, опустила мне на волосы руку, словно трепля меня в знак поощрения. «Твои малышовые поцелуйчики просто прелесть», — поощрила она. «Какие ещё малышовые! Я же сказала, я умею…» «Думаешь, два раза тебя поимели, и ты сразу же познала все аспекты и можешь гордо считаться академиком по сексологии?» Я лизнула магичку по пупку. «Мило», — растрогалась Цинтия, запуская свои пальцы мне в волосы над ухом. «Вовсе не мило!» «Тогда поднажми! Твой мужчина должен почувствовать себя с тобой в постели неопытным щенком! А не так, будто по нему младенец ползает!» Я представила себе Роше, стоящего на четвереньках и с благоговением смотрящего на меня снизу вверх. Комиссар Вернон, ёптыть. «Ты не мой мужчина!» — психанула я. «Я могу себе примерно представить, что бы он чувствовал…» Я резко выпрямилась, бросая свирепый взгляд на Цинтию. Магичка дурашливо показала мне язык. Забыв о принципах, я запустила той руку между ног. — Ну и где?! На что жать? — разозлилась я. Цинтия, чьё выражение лица красноречиво высказало всю её неготовность и исступление в этот момент, запнувшись, отозвалась: — Ты меня спрашиваешь? Мы обе женщины, пораскинь мозгами. Я попробовала нащупать заветную кнопку. «Да здравствует прозрение!» — истомно выдохнула магичка, закрывая глаза и задирая голову назад. — Как… — я заткнулась, не в состоянии выговорить слова вслух. «Как я пойму, что тебе нравится?» Цинтия схватила себя за грудь, гибко изогнулась, смотря на меня мерцающими глазами. «Следи за телом.» «Я будто нажимаю пробел, а Геральт не прыгает!»* — возмутилась я. «Ползи сюда…»— велела она. Цинтия взяла меня за руку, попробовала притянуть к себе, но я не двинулась с места, продолжая пытаться активизировать нильфгаардскую атомную бомбу Поняв, что я к ней не брошусь, магичка пылко присела, пододвигаясь ко мне вплотную и переплетая наши бёдра. Её рука скользнула вниз по моему телу, второй она попридержала меня за поясницу. «Темерии придётся пойти на уступки Нильфгаарда», — она смяла моё тело. — «Повторяй за мной, нелепое создание… И не забудь вилять хвостиком. Меня это возбуждает.» «Зачем? Я ведь уже кончила до этого… Ещё раз, думаешь, смогу?» «Один оргазм за день — твой рекорд?» «А его может быть больше? Ух ты-ы…»***
Пробудиться мне далось один раз. Я лежала на боку, свернувшись и прижимая к груди собственную куртку. Не отнимая головы, я наблюдала сквозь полуопущенные влажные ресницы, как Цинтия, стоя у двери, завязывает на себе чёрную кожаную жилетку и быстрым движением поправляет свои забравшиеся за воротник волосы. На меня она даже не взглянула. Отвернулась к выходу, очертила по воздуху магический знак. Лязгнул замок. Магичка ушла, любезно хлопнув напоследок дверью. Я ничего не почувствовала. Мне хотелось спать. И я заснула, даже не заметив, как из-под стола, крадучись, выбралась охеревшая Жозефина.***
Проснулась я, лёжа на спине, голышом, раскидав руки. Воспоминания расцветали поочерёдно, но меня удивили больше не они, а моё собственное состояние в этот момент. Я чувствовала себя превосходно. Не было ни боли, ни усталости, ни тяжести. Я вскинула руку, пробуя движения собственного тела. «Наверное, это не есть хорошо», — успела подумать я. Перекатившись ловко на пол, я выпрямила колени, встала, потянулась, урча от удовольствия. Если не считать того, что мёрзли босые пятки, то физическое состояние у меня больше не вызывало сомнений. Меня не только вылечили, но и увеличили шкалу здоровья и маны, повысили какой-то важнецкий навык, какую-то непонятную характеристику. Я пожалела о том, что так и не обзавелась зеркалом. В углу, однако, всё же оказался тазик со слегка прогорклой водой, и я, спеша поскорее привести себя в порядок, не стала воротить нос и торопливо ополоснула верх туловища, неосторожно пролив воду на пол и себе на пятки. Жозефина, каким-то чудом взобравшаяся на стол, глядела на меня с ужасом, скомкивавшись в пернатый шарик-козюльку. — О, Жозя, как думаешь, сейчас утро? — бодро спросила я у «подруги». Курица втянула голову в плечи, обращаясь в шар для боулинга. — Хм. Я оглядела собственное, всё ещё нагое, тело, ощупала рёбра. Единственные следы, напоминавшие о пережитых невзгодах — белые продолговатые рубцы на руках и ноге. — Жозя, слушай, мне кажется, что Эльтон может быть жив. Надо найти Геральта. Или Сайлеса. Я хочу узнать, что с ним стало. Теперь я буду осторожней. А ещё Цинтия… Мне нужно поговорить с Геральтом. Он что-нибудь придумает, скажет, как поступить. Без его согласования я теперь ничего не буду делать. Не прекращая выстреливать в курицу словами, я пробовала быстро собраться, поднимая с пола собственные вещи. Одевшись, начала складывать котомку, вешая подспудно на себя ножны с мечом. — Знаешь, что я подумала… — я с каким-то нелепым радостным восторгом посмотрела на курицу. — А ведь меч-то выдержал, не сломался. А ещё он смог убить гарпию. Значит, примесь серебра в нём есть какая-то. Ага? Точно! Вот и я про тоже: меч Золтана — что надо! Хочу ему имя придумать. Да, а что? Дают же мечам имена… Хм, давай-ка подумаем. Жозефина вряд ли пыталась думать. Она смотрела на меня всё с той же тревогой, и даже клюв опасалась приоткрыть. — Зарубила гарпию… Может, «гарпия»? Не, плохая ассоциация. «Игла», как у настоящей Арьи? Не, попахивает плагиатом. Ладно, пускай будет пока «Гришей». Хохлатка в недоумении булькнула. — Что? Что за стереотипы, мол, у мечей должны быть женские имена? Пусть будет «Гришкой». Мы с курицей немного помолчали. Я встревоженно почесала себе за ухом. До меня только что дошла вся неловкость сложившейся ситуации. — Слушай, а ты… ты всё это время была в комнате? — К-ко… — И ты… видела, чем мы тут занимались? — … Я растерянно посмотрела на хохлатку. Жозефина моргнула. Да что со мной? С каких пор меня начало тревожить соседство с курицей? И все же, словно спеша стушевать стеснительность, я пробормотала, недотёписто ероша себе на голове волосы: — Хех… ну, это. Хорошо она хоть не оставила на мне автографа, верно? Кхм. А то темерская лилия с нильфгаардским солнцем бы не ужились по соседству. Мда. Эх, неловко как-то получилось. Я обычно так себя не веду, Жозь, поверь. Я замужняя женщина… — Ко-ко. Курица явно была недовольна моим поведением.***
Перед носом у меня пролетела какая-то дребезжащая жужелица. Я удивлённо моргнула, попробовала отмахнуться, но насекомое уже улетело. Я раздосадовано поправила на голове шапку, не прекращая жевать ягоду. — Кудах-тах-тах, — пожаловалась Жозефина. — Всё чисто, — заговорщицки ответила я, сглатывая прожёванную ягоду и привставая с корточек. Высоко поднимая ноги, я вышла из зарослей малины. Окрестность была чиста — гарпий поблизости не наблюдалось. Курица спешно выскочила вслед за мной, неуклюже растопырив крылышки. Я затолкала в рот последнюю горсточку сорванной малины, огляделась. Почувствовав прилив бодрости и хорошего настроения, сказала, обращаясь к Жозефине: — Знаешь, мне кажется, сегодня будет чудесный денёк. Ты глянь на солнышко, как шпарит. Если найдём Эльтона живым и здоровым… Хм. Жозя, что это такое на земле? Ну-ка… Я присела на тропинке, разглядывая воткнутую в песок палку. Мы с курицей удивлённо приблизили носы к удивительному предмету. Не похоже было, что палка сама встряла в землю под углом в девяносто градусов. — Ко-о… — Жозефина первой почувствовала подвох. Я осторожно взялась за палку и дёрнула её вверх. Ветка оказалась стрелой без оперения. — Ась? Кто такой идиот, что воткнул стрелу в землю? — подивилась я. Я услышала, как ворохнулась чья-то поступь. Подняв взгляд от земли, я, всё ещё сидя на корточках, увидела лезвие мачете, направленное мне в нос. Над нами с курицей возвышалась чья-то грозная тень. — Aehon teip, — с ненавистью тихо произнесла Елена, сощурив острый взгляд. — Наконец-то ты попалась мне без лишних свидетелей. — Э?! — Ко-ко-о?! — Wett heegen. Мы с Еленой немного помолчали, толкая друг дружку взглядами. Что ж, я теперь стрелянный воробей, и у меня уже есть одна эротическая карточка… Я зажмурилась, скрутив губы трубочкой для поцелуйчика и вытянув шею, как индюк, вверх, по направлению к эльфке. Но женская одноглазая версия Иорвета моего флирта не приняла — лишь съездила мне сапогом по роже.